Старые подшивки журналов – от «Нивы» до «Нового мира» – на пахнущем яблоками чердаке под шум дождя, тягучая «Сага о Форсайтах» в жаркий полдень под кустом смородины, русская классика за сараями с запретной сигаретой или захватывающая фантастика ночью под одеялом, – для многих из нас дачное чтение осталось связано с лучшими воспоминаниями детства. Совместно с нашими партнерами, Bookmate, в рамках их спецпроекта #людикнигидача, мы публикуем эту подборку воспоминаний, — и огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Своей дачи в моем детстве не было, но часто собирались у друзей семьями. Нормальные взрослые квасили, нормальные дети носились как угорелые, я же забивалась в сырой прохладный дачный домик, на скрипучую кровать. Рядом с кроватью стояла пачка журналов: «Парус» и еще что-то на грани науки и эзотерики, не помню названия. О блаженные часы! Выросла и перестала туда ходить раньше, чем пачка закончилась. (Оля Ко)
У бабушки на даче был ограниченный выбор книг и журналов, поэтому я читала их по нескольку раз. Больше всего запомнились «Дети подземелья» Короленко, они так резко контрастировали с действительностью: снаружи солнце, цветы и крыжовник, а я на темном чердаке читаю про мрачный и пронизывающий мир. А еще статья про сиамских близнецов, кажется, их звали Маша и Даша Кривошляповы. Почему-то помню абзац про то, как одна из сестер пила алкоголь, а вторая тоже пьянела, хотя и не хотела этого. (Дина Лях)
Подростком я была высокомерным, поэтому дружить с дачными ребятами не хотела. Оставались только книги, которые я быстро прочитала и стала скучать. Но оказывается, у нашей соседки был склад каких-то книжечек – «пусть девочка почитает». Все чудно, только эти залежи представляли собой порядка ста эротических романов разной степени откровенности. Я их прочитала за лето, после чего на словах «нефритовый», «стержень», «дрожь», «плоть» и пр. немного контрактурит до сих пор. (Yana Mezheynikova)
«Роман-газета» подшивками, выпуски 1980-х годов. Не вспомню, что там было именно, но кажется, что с тех самых пор у меня необъяснимая любовь к соцреализму. (Roman Clawien)
Дачное чтение – это лежать под деревом на раскладушке, с планшетом, и не столько читать, сколько смотреть, как бегут облака, как качаются на ветвях персики и яблоки, гладить собаку и удивляться бесконечности медовых летних минут. (Ольга Акимова)
Перестроечные газеты с чердака. Аккуратно отправлялись бабушкой на растопку. Обнаружены мной в начале нулевых. Помню, читала и чуть не плакала – столько там эйфории, свободы и надежды. (Margarita Karlinskaya)
Папины детские книжки – советский научпоп (физика, куча занимательного Перельмана, роман про геометрические фигуры и т.п. и т.д.). Мю-мезоны отлично сочетались с ранними яблоками и земляникой. (Яна Михайлова)
Я нашла на даче «Календарь Школьника» за 1988 год. Не знаю, кто его туда привез и почему оставил. Но спасибо на всю жизнь авторам. Там все было так интересно, и такие головоломки в конце, что я до сих пор на них ориентируюсь, когда придумываю свои квесты (работаю квест-сценаристом с 2014 года). Офигенные истории, офигенные комиксы, все офигенное. (Neanna Neruss)
Особая ветка была на толстой сосне, там было почти кресло, соседняя ветка была спинкой. Часами там читал «Зверобоя» Фенимора Купера, совершенно бесконечного. Позже на даче неторопливо перечитывал стопки «Химии и жизни» и рижского Родника. Еще, когда за окном дождь, а в доме уютно, листал бабушкины книги про садоводство, там самым прекрасным была систематика растений. А еще была дореволюционная книга «Дачный садъ» с гравюрами тачек и лопат и предостережением, что садовые рабочие ленивы и требуют надзора. (Константин Оснос)
У нас на даче был целый архив журнала «Юный натуралист», с 1970-х по начало 90-х. Я обожала природу, для меня Пришвин был единственный понимающий человек, поэтому этот архив для меня был подарком небес. Я забиралась на второй этаж, пахнущий душной фанерой, приносила себе яблоки или тарелку ягод и читала «Юного натуралиста» от корки до корки, номер за номером. Пропускала только первую статью, где неизменно щурился Ленин и говорилось о колхозных успехах советского народа. В летней духоте меня одолевал сон, я соскальзывала в дремоту, просыпалась и снова читала… (Александра Петуховская)
На даче оказывались самое ненужное чтиво. Стопки журналов «Юный техник», из которых вырос брат. «Мурзилка», из которого выросла я. «Домовой», который зачитала мама. А также очень случайные книги – автобиография Юрия Никулина, например. Несколько томов Пушкина. Книга о лечебном голодании. Книга о том, что люди произошли от древних атлантов – шестиметровых полупрозрачных великанов. Детские красочные книги про Ленина и пионеров. Какой-то жутковатый боевик про российского шпиона, которого обучали в тайной учебке и теперь он может сутками лежать в засаде, а потом убивает врагов голыми руками. Все, кроме Пушкина и голодания, я от скуки прочитала не один десяток раз. (Daria Amirkhanova)
На самой первой даче у моих тети и дяди я прочла старенького «Оливера Твиста» и весь огромный однотомник Лермонтова лет в десять, решительно нечего было читать. Еще у них были журналы – огромные послевоенные подшивки журналов «National Geographic» – но там смотрела только картинки. С тех пор дачное чтиво – это прежде всего журналы. Все любимые дачи – это подшивки «Нового мира», а то и «Нивы». Никогда не беру на дачу книги. Всё там уже есть, навсегда. (Maria Batova)
У родителей был садовый участок на одном СНТ с маминой сестрой, и первое время мы часто у тети ночевали, потому что у них уже построен был дом, а у нас нет. Так вот тетка вывозила на дачу кипы журналов «Новый мир», «Юность», «Звезда» (или «Знамя»?), «Роман-газета» и газету «Московский комсомолец» (сложно поверить, но тогда ее еще можно было читать). И вот там я забиралась в угол и, пока взрослые готовили ужин, читала. Точно помню, что так прочла Пикуля, «Раковый корпус» Солженицына, начала читать Алешковского, но его у меня конфисковали («не по возрасту»). (Татьяна Бронникова)
Я на нашу лесную финскую дачу без электричества почему-то стала возить книги вроде «Силы вещей» Симоны де Бовуар в оригинале, которую подобрала где-то бесплатно. В повседневной реальности даже в голову не придет такое почитать – прошли те годы, когда на это было время и ресурсы. А на даче, когда телефон разрядился, за окном гроза и горит свечка, почти поневоле открываешь ты Симону – а там у нее Сартр, друзья, вино и очень много глагола «tituber» – покачиваться при ходьбе, – и вроде читаешь от скуки и немножко со скукой, но так приятно. (Анастасия Линнала)
Когда сыну было пять лет, на даче нашел настенный перекидной календарь. Долистал он до 14 марта, дня рождения Эйнштейна, и известное фото ученого с высунутым языком потрясло маленькую душу ребенка. К тому времени он уже умел читать, но больше про Эйнштейна ничего не было. Сделали вылазку к сельской школе, но неудачно – лето все-таки. Сын этот календарь носил каждый день в садик показывать, забебал уже всех, в общем. В какой-то день забираю его, и Лева очередной жертве, чьей-то маме, показывает календарь. А она его и спрашивает, мол, ты знаешь, кто это? И сын так гордо – конечно! Лихтенштейн! Календарь давно использован на даче на растопку печи, уже и дача продается, а фото Эйнштейна в виде магнитика висит на холодильнике. (Ksusha Petryk)
Дачное чтение из детства – это книги из «Библиотечки юного ленинца», про голодных рабочих, отважных детей и босоногих скитальцев по стране. Про стачки и поднятие флага над заводской трубой, когда примеряешь все на себя и хочется нестись вскачь против несправедливости с шашкой наголо и на велосипеде. Дачное чтение – это подшивки журнала «Здоровье», обогатившие меня таким количеством знаний обо всем, что сделали самой авторитетной в дачном кругу подростков. Это стопки старого журнала «Юность», которые год за городом читались и знакомили с малоизвестными сейчас писателями. Дачное чтение – это валяться в ворохах одеял под дождем весь день и час за часом читать, задремывая, совершая набеги в парник за огурцом, и быть от всего этого абсолютно счастливой. (Татьяна Войстрик)
На даче с бабушкой и дедушкой я проводила каждое лето много лет подряд. Пожалуй, самых запомнившихся из связанных с чтением воспоминаний у меня три. Первое. На даче меня научили читать в пять моих лет. Летом, на чердаке с двускатной крышей, на кровати с панцирной сеткой, две моих бабушки сидели по бокам от меня и показывали по букварю (синему с буквой А и первоклассниками), как складывать буквы в слоги: «ма-ма мы-ла ра-му» и «мы не ра-бы». Это было начало моей свободы и моего самого большого удовольствия в жизни. Второе. На даче книг было мало, в основном не особенно ценные, всякие военные мемуары, которые дедушке дарили к праздникам как ветерану и инвалиду ВОВ. И еще были стопки «Роман-газеты» за несколько лет. Там я лет в одиннадцать нашла повесть Виталия Закруткина «Матерь человеческая». Это было потрясение. Я много всего читала про войну, про пионеров-героев, про женщин на войне. Но эта повесть настолько просто и обыденно, без прикрас и героики, показала страшное лицо войны, что стала для меня самым запомнившимся антивоенным произведением. Я нашла и перечитала ее несколько лет назад. Это странно, наверное, но она стала восприниматься еще острее. Может быть, потому, что я сама теперь мать. И третье. Летом, кроме интересных мне книг, я читала еще и все книги по программе за следующий класс, которые могла найти. Как я читала «Преступление и наказание»! Ого-го-го как я его читала! Я до сих пор помню это как наваждение. Я так погрузилась в книгу, что болела вместе с Раскольниковым, прямо с теми же симптомами. И выздоравливала вместе с ним. Никогда эту книгу не перечитывала и не буду. А вообще сидеть с книгой на подоконнике второго этажа, валяться в гамаке, на кровати, в дедушкином запорожце на «дальнем» огороде, усиливая удовольствие вишней, морковкой, яблоками, огурцами, помидорами, когда любимые бабушка и дедушка живы и рядом – это самые теплые и поддерживающие воспоминания моей жизни. Как жаль, что туда уже никогда не вернуться. (Екатерина Воронкова)
Журналы «Крестьянка» и «Работница» годов 1970-80-х. (Анна Филиппова)
«Анжелика и король», поразительным образом. Мне десять, дачный чердак, и выясняется, что на даче мама прячет от ненавидящего дачу папы «всякое такое» (в том числе «неприличную» «Любовницу французского лейтенанта» и Мопассана – папа был пурист и опасался, что я в своем книжном рвении до этого разврата доберусь). Дача, жара, чердак, пыль, взрослым нет до меня дела, почти ничего не понятно и очень сладостно. Лучшее лето жизни. (МН)
Разное время, разные дачи – и разное дачное чтение. Детство, Токсово, томик Сэлинджера на качелях под цветущим чубушником: тот самый, с репродукцией Уайета на обложке, привезен маминой подругой лично мне. Открытие. Там же, на старинном стеллаже, выцветшая на солнце «Госпожа Бовари» в лучшем переводе – Ромма; хозяйка дачи так и называла ее – «наше дачное чтение» и перечитывала каждое лето. Отрочество-юность: Мельничный Ручей – и средневековая японская литература: «Записки у изголовья» и «Повесть о Гэндзи» в четырех томах. Было ощущение, что то ли я перенеслась в условный литературный Хэйан с его ширмами, двенадцатислойными кимоно и стихосложением, то ли Хэйан вплыл в дачный поселок, и мне даже снилось, как дамы и кавалеры в кимоно и хакама стоят на платформе и ждут электричку. Все травы, роса, сосны вокруг были декорациями придворных и любовных хитросплетений и предметом стихов. А сейчас лето в Репино для меня всегда начинается с перечитывания «Ады» Набокова – с волшебным поместьем Ардис, его парком, птицами, влюбленными героями. И под занавес история о материализации книги. На даче в Комарово как-то отчаянно захотелось японской новеллы ХХ века. Не на телефон скачать, а в руках подержать и перечитать. Вот как хочется чаю определенного сорта. Я докатила на велосипеде до библиотеки, но она была заперта. Однако на веранде, на стеллаже «буккроссинга» меня ждал томик «Японская новелла ХХ века»: Акутагава, Ясуси Иноуэ, Танидзаки, словом, материализовалось то, что я хотела. По книге шел паук и собирался соткать на ней паутину, но я его вежливо ссадила и забрала себе дачное чтение. (Вера Полищук)
У нас на дачных книжных полках в основном пылилась всяческая макулатура, например, книжка фельетонов некоего Бориса Привалова, которую я от нечего делать перечитал миллион раз и помню почти наизусть. Но там же стояли и «Рассказы о Шерлоке Холмсе», так что чтение «Пестрой ленты» поздним летним вечером под завывание ветра – одно из самых страшных и сладостных моих воспоминаний. (Олег Лекманов)
Детское дачное чтение – все подряд, но именно дачными впечатались «Перевернутое дерево» Кришана Чандара (тоже змеиная тема) и азербайджанские сказки с пери и дэвами, новыми жильцами в моей голове. Наверное, именно эти две по контрасту пряного жаркого богатого Востока с аскезой подлениниградской холодно-мокро-интеллигентской атмосферы семидесятых-восьмидесятых. Ну а потом уже все по Быкову – «На даче жить, читать журналы…» Огромные стопки «Нового мира», «Иностранки», «Звезды», «Юности», позже – «Авроры». Еще позже – поход перед каникулами/отпуском в библиотеку и десяток Сартр-АндреЖид-Фриш-Пеннак-ЛоренсДаррелл-РоменГари… Да, и на даче же первая Улицкая, еще журнальная, «Медея»… Ну а потом уже киндл, Барнс-Каннингем и проч. (светлана атлас)
Дачи в моем детстве не было (были пионерлагерь и Коктебель), но дача меня настигла, когда земную жизнь пройдя до середины, я попал в село Худумекети на дачу друга в Грузии – там в гамаке с «Новым миром» и «Наукой и жизнью», ну и с чачей, естественно! (David Dector)
Я у бабушки летом на печке из года в год читала книгу «Лекарственные травы». А когда в декрете приезжала со своими детьми в бабушкин дом, подруга брала у учительницы книгу знахарки Надежды и мне давала читать эту книгу. Шесть лет подряд мы читали эту книгу. А потом 9 августа ходили с подругой собирать лекарственные травы. (Valentina Dziuba)
Я в 12 лет провела лето на бывшем хуторе в глуши Карельского перешейка. Дом был деревянный, старый, рядом лежало вечно холодное озеро. За два месяца солнце показалось на небе два раза, такое наше лето. На даче стояли тома собраний сочинений классиков, которые обычно никто не читает – последние, с письмами. Их туда сослали, бедняг, на поселение. Два месяца я читала письма Чехова и Толстого, и с тех пор у меня вот всегда щелкает в голове – дождь, веранда, плед, милая моя дуся. (Нелли Шульман)
У родственников на даче была книга по судебной медицине, 50-х годов издания, на пожелтевшей бумаге с чудовищными иллюстрациями. Самое то в детстве. (Hava Brocha Korzakova)
Собрание сочинений Чехова, прочитанное целиком, летом после седьмого класса. За месяц, кажется. И бессчетное количество журналов «Юность». (Екатерина Габер)
Дачное чтение – запойное. Никто не лезет с дурацкими требованиями сделать уроки или погладить школьный фартук. Никто вообще не лезет. Почтенная моя прабабушка, которая присматривает за мной на даче, вообще считает, что дети сами достаточно умны, чтобы приставать к ним с дурацкими советами. И можно забиться в уголок пыльного, пахнущего прогретыми досками мезонина или растянуться на траве под яблоней… и читать сутками, выныривая лишь за тем, чтобы схватить горсть смородины с куста или сбегать за куском хлеба с маслом. Что читать? А неважно! Все подряд, до чего дотянешься на полке. В том-то и счастье: в необязательности и случайности этого чтения. (Ася Штейн)
«Сага о Форсайтах» у подруги на даче. Приезжала каждый год и с удовольствием перечитывала, ощущая себя разными героинями в зависимости от ситуации в личной жизни: то Ирэн, то Динни, то еще кем-нибудь. Не менялось только отношение к Сомсу – терпеть его не могла, а подруга защищала, и вот мы вели жизненно-литературные беседы за вечерним чаем. Протяжно-туманный Лондон очень хорошо шел в жару на дачном участке, и вдруг в сцене смерти старого Форсайта произошло полное совпадение (помню не дословно): «Жара, жара! Июль… Пение кузнечиков в траве». (Анна Марченко)
Детективы и любовные романы читали взрослые, и на них была очередь, поэтому одно лето, кажется, в 7 или 8 классе, я читала толстенную биографию Родена «Нагим пришел я». Не знаю, как она оказалась на даче. Взрослые реагировали на название, переспрашивали, что это про обнаженку я читаю, но когда узнавали – хвалили за выбор книги. А сами продолжали читать бумажные книжки в мягких обложках. Было немного обидно, но при этом приятно. А еще два года пыталась осилить «Тихий Дон», но так и не смогла… (Екатерина Невелева)
Журналы старые «Нива» подписные. (Марианна Кубарева)
У нас на даче был сарай. У сарая был чердак, заваленный книгами. Они валялись там россыпью по всему полу. Я залезала на чердак и там читала. Помню только одну книгу: «Сталинградская битва». (Ксения Наумова)
Эдгар По, без обложки. (Борис Симонов)
На даче я в 12 лет прочитала подписку журнала «Юность» за 1987-92 года. Читала утром и видела в окно, как моя дачная компания подтягивается на место встречи. Но мне было так интересно, что я приходила почти к обеду. Так я перечитала всю диссидентскую литературу. А еще на чердаке сарая читала Симонова. Помню, шел дождь, и я как раз читала стихотворение про дождь, было очень романтично. Еще помню, как бабушка купила в электричке роман про дворянское семейство, пострадавшее от революции, «Опавшие листья», я утащила его на чердак и представляла себя дворянкой в изгнании. (Olga Uvarova)
Журналы «Вокруг света» – подшивка за несколько лет. Можно было бесконечно рассматривать и мечтать о путешествиях. (Елена Маслова)
У нас в семье дачное чтение было священным, и про самое лучшее и желанное говорилось: «Ну, это на дачу», – и откладывалось, как про еду: «Не трогай, это на Новый год», – чтобы читать спокойно, среди мошкары, когда каждый в своем углу со своей книжкой. Я до сих пор про лучшие книги думаю мельком: «Это на дачу», – высшая похвала, хотя дачи давно нет у нас. (Марина Нес).
Журналы! Многолетние подборки «Науки и жизни», «Юного натуралиста», «Вокруг света» и т.д. Сколько я оттуда узнала, заедая молодой морковкой и крыжовником, уму непостижимо. Иногда до сих пор выскакивает что-нибудь неожиданное, откуда?.. Да оттуда же, со второго дачного этажа, из-под затянутой старым тюлем от мух балконной двери – лежа на полу читать было прохладнее. А иногда в «Науке и жизни» попадался неразгаданный кроссворд с фрагментами, такие были только там, и его полагалось честно снести на веранду, чтобы разгадывать всем вместе за послеобеденным чаем. (Екатерина Ракитина)
Мое дачное чтение – это бесконечные подшивки журналов «Здоровье» и «Крокодил», которые выписывал мой дед, и «Советский экран», кажется, который выписывали мама и тетушка вскладчину. Были и мои «Мурзилки» и «Веселые картинки», но все они меркли перед статьями о профилактике инфаркта или карикатурами на Пол Пота. (Ольга Грудцына)
У нас дачи как дачи не было, но была обязательная летняя грядковая повинность у бабушки. «Ссылалась» я туда почти на все летние каникулы, но почему-то больше всего помнятся прочитанные летом приключенческие романы, типа «Копи царя Соломона» или «Всадник без головы». Хорошее было время, как теперь понимается.
(Maria Balitska)
На даче хранились редкие пластинки Высоцкого и принцесса коллекции – пластинка с буги-вуги. Перед отъездом в Израиль я нечаянно спалил дачу. (Raveh Neeman)
Возможно, у меня в памяти слились события разных лет, но я помню себя на даче в Малаховке, пьющим виноградный сок из тетрапаковских упаковок (это 1984 год, значит, Игры доброй воли) и читающим Куранта, основы дифференциального и интегрального исчисления, рядом с яблоней, с которой периодически падают яблоки. (Dmitry Rubinstein)
Дачи у нас не было очень долго, родители стали ее строить, когда я уже поступила в вуз. А вот в деревне дедушка по моей просьбе принес мне из библиотеки Купера. Сразу собрание сочинений, там оно не было дефицитом. «Роман внушительный, старинный, отменно длинный, длинный, длинный…» Там же прочла «Братьев Карамазовых», а у маминой тетушки – директора сельской школы – нашла Маркеса и «Тристана и Изольду» без обложки… Читала в саду или на крытом крыльце в тенечке, воруя эти часы у речки, у солнца, у неокученной картошки… (Людмила Казарян)
На лето я уезжала к бабушке. У нее была неплохая библиотека украинских авторов на украинском языке. Поэтому с раннего детства мне все равно, на каком языке читать. А еще у нее было что-то вроде летнего домика – кровать и столик, и полог от комаров. На этом столике лежала «Роман-газета» за несколько лет. Бабушка выписывала.
Вот ее я читала запоем. И Трифонова, и Думбадзе, и Олеся Гончара, и Назыма Хикмета… (Марина Максимова)
В детстве не было дачи, но был любимый и родной бабушкин дом в маленьком бессарабском городке. После обеда городок погружался в знойную тишину сиесты. Взрослые уходили вздремнуть, а я устраивалась, как в гамаке, на старой кровати с панцирной сеткой под старой абрикосой и с упоением зачитывалась «Графом Монте-Кристо» и «Спартаком». А по программе надо было читать «Молодую гвардию», но она была решительно отставлена (по-моему, я ее так и не прочитала) А сейчас на даче с наслаждением читаю чеховские письма. (Svetlana Krasovskaya)
«Два капитана». Как в десять лет летом у бабушки, спрятавшись от всех в саду, за пару дней проглотила, так вот уже двадцать лет и перечитываю. Черешня, гамак, бороться и искать. Не надоедает. (Kato Yuzefovich)
О нет, мы ничего не везли на дачу. Но там была прекрасная библиотека. И я раз в три дня брала три книжки. Потом забиралась по лестнице в свое гнездо ( трон на елке, когда из одного ствола стали расти три) и в тенечке упоенно читала, ни на что не отвлекаясь. Разве что «Дорога уходит в даль» – единственная дачная книга, которая постоянно жила на даче. (Alena Menshenina)
Для меня дачное чтиво – это пропылившиеся, в бесконечно огромном количестве журналы «Юность», «Новый мир», «Иностранка», «Огонек» и пр. Особенно сложно бывало найти журнал с продолжением чего-то увлекательного. Ах, я обожала читать журналы! Правда, моему наслаждению сильно мешала «программа по чтению на лето», в основном занудство и скукота. Книги же у нас подбирались тщательно и использовались дома. На дачу попадали Маркс в компании с Энгельсом и Лениным, с ними особенно не церемонились и уж точно не читали. (Анна Уштей)
Дивная, дивная тема! В деревне, сколько сейчас понимаю, копились дедовы запасы; ему, бедному, за бесконечным рукоделием и заботами по участку было некогда припасть. Были роскошные и нетленные приключения Шерлока Холмса годов 1950-х издания, без переплета, начала и конца – мне в руки регулярно попадалась основная часть «Собаки Баскервилей» и «Пестрой ленты». Потом еще был роман Лазаря Лагина «Остров разочарования», и меня-подростка он изрядно фраппировал тем, что писатель, оказывается, не только благодушного старика Хоттабыча изобразил, но и вот это вот, сатирическое, антимилитаристское, с нажористыми военными подробностями, союзами и антипатиями на абсолютно джеклондоновских просторах. Ну и прочие бравые красноармейцы во главе с героями Гайдара мимо не прошли. А самое приятное чтение было про «Хижину дяди Тома», именно что в антураже рязанских садов: обожал сцены с домашней жизнью Томова семейства, пассажи про его жену, кухарку Хлою – под описания ее стряпни очень круто было уплетать черный хлеб с подсолнечным маслом и солью. На дачу же действительно свозились всевозможные неактуальные издания нескольких семейств подряд. Там я проштудировал от корки до корки «Замок Броуди» (до сих пор нежно люблю этот образчик поздневикторианского романа) и поныне припадаю к затасканному до дыр собранию сочинений Агаты Кристи. А если сильно защемит хвост или просто будет время, можно и к разрозненному Льву Толстому приобщиться… (Ярослав Соколов)
Моим дачным чтением была практически вся детская литература, хранившаяся на полках, – главное, чтобы с картинками. Одним из того, что никогда не вывозилось за пределы дачи, была книга «Муфта, Полботинка и Моховая Борода», книга была явно старше меня вдвое и вскоре осталась без обложки. Будучи постарше, я нашла книгу «Прозрачность» Юрия Линника, причем в бане, в кучке хлама для растопки. Половина страниц отсутствовала, но имеющиеся я перечитала дважды. (Варя Панюшкина)
В Гатчине, на даче родительских друзей, я как-то провел несколько незабываемых дней на диване (почему-то никто меня не гнал гулять и есть овощи, необъяснимо), практически не вставая, и прочитал всего переведенного на русский язык Ремарка. Было круто. (Жека Шварц)
Книжки маминого детства про революционеров 20-х, шпионов 40-х и пионеров 60-х. Петька Деров, Тарантул, Гуля Королева, Ребята с Голубиной пади, Первый трудодень, вот это все. Страшно расстроилась, когда перед приемом нас в пионеры пионеров отменили. Прям подсекли меня в полете! (Эвелина Штурман)
Никогда не забуду, как мама читала нам вслух «Мертвые души». Слышу до сих пор ее интонации. Она любила ( и, по счастью, любит) перечитывать вслух отрывки из книг, которые ей понравились. У нас в деревне много классиков, и вывозились все журналы из дома. Я любила «Химию и жизнь» и «Науку и жизнь». «Иностранная литература» в детстве мне не нравилась, и «Вокруг света» я считала бабушкиным чтением. (Karina Kudymova)
Когда я в детстве приезжала на дачу, в старый дом, где снимались комната с терраской, я начинала перечитывать подшивки старых журналов. Сначала «Искорка», затем «Вокруг света» и «Уральский следопыт». Это был целый ритуал. И найденные на чердаке книжки без обложки, начала и конца. (Екатерина Евсеева)
Я приезжала летом на дачу в Орехово, к нашим ленинградским друзьям. Мне 12 лет, за кустами садовых роз стоит раскладушка. А на даче связки журналов «Иностранка», «Новый мир», «Искатель» с фантастическими рассказами и книжка «1001 ночь». Время на этой раскладушке было моим окном в прекрасный мир отечественной и зарубежной литературы. Мечтаю о раскладушке под розами. Но дачи у меня нет. (Алла Соболевская)
На дачу вывозили все книги, которые и читать недосуг, и выкинуть жалко, и места для них нет, причем каждый член семьи понимал эти категории по-своему. В результате на даче лет в 15 я читал какие-то дореволюционные советы молодым хозяйкам (я вообще обожаю книги с советами старые), Руссо и Чернышевского. (karabasos)
На даче папенька возвел себе man’s cave – малюсенький домик с единственной комнаткой полтора на полтора. У него там была кушетка, верстак, печка-буржуйка и полка старых журналов, которые он привез из Германии. По-немецки никто, включая его самого, не читал, поэтому все только рассматривали картинки. А над этой комнатой был чердачок, и это был мой cave. Туда закидывали всякое ненужное, всякие погнутые велосипедные колеса, части неизвестно от чего – и старые журналы «Наука и жизнь» и «Знание – сила». Я натаскала туда сена и повесила гамак. Душный пыльный чердак, гамак, кастрюля с песком, чтобы тушить окурки, – и фантастические рассказы из старых журналов, Шекли, Брэдбери, Лем, Азимов, Стругацкие, Булычев. Чистое счастье предпубертатного возраста. В пубертатном, увы, все закончилось: я стала слишком высокой, чтобы комфортно там сидеть, и слишком тяжелой, чтобы не продавливать потолок. Сидеть там мне запретили, но гамак, журналы и кастрюля все еще там. (Lilith Wolf)
Дачу мы снимали единственный раз, когда мне было восемь лет. Ничего с собой не взяли, а у хозяев была единственная книжка, Вильям Козлов про счастье. Еды там тоже не было, хлеб в сельпо завозили раз в неделю. (Евгения Риц)
Журналы «Юность», с фотографиями авторов, что меня особенно очаровывало – я подозреваю, что потом все мы мечтали напечататься в «Юности» именно потому, что там фотографии. Почему-то большинство фотографий были в позиции рука-лицо, это казалось особенно интеллигентным. Подборки «Юности» были конца 1950-х – начала 60-х , то есть я получила всю шестидесятническую литературу чохом (и ничего не поняла, так как было не с чем сравнивать). Еще среди дачных девочек (дело было под Киевом, в кооперативе э… деятелей искусства, и рядом с нами жил режиссер «Киевмультфильма») ходила из рук в руки облитая слезами и затрепанная «Чалыкушку, птичка певчая», идеальный образец турецкого дамского романа. Героиня полюбила некоего Кямрана, но узнав о его романе с неким Желтым цветком, разорвала отношения и уехала в деревню учительствовать. Подозреваю, что для Турции того времени книга была довольно смелая, почти шокинг. Но мы опять же этого не понимали, обливаясь слезами над судьбой Чалыкушку, птички певчей, она же Гюльбешекер, варенье из розовых лепестков, прозванная так за прекрасный цвет лица. (Мария Галина)
Специфически дачно-подростковое – подшивки советских журналов «Вокруг света», «Наука и жизнь», «Иностранная литература», отдельные «Искатели». Также почему-то именно на даче у нас были книги про кино и актеров – запомнились первые, их я читал и даже перечитывал: мемуары Александрова «Эпоха и кино» и сборник «Дети и кино». Читал при том, что большинства тех фильмов не видел. (Aleksandr Kuzmin)
Я перед девятым классом запоем читала Достоевского (сначала программное Преступление и наказание, потом Карамазовых), буквально прилипнув к старому дивану на веранде, а бабушка очень переживала: «Ну что ж ты все читаешь, пойди хоть погуляй!» Через 20 лет та же бабушка уже в Израиле заявила моей дочке: «Ну что ж ты все гуляешь, сядь хоть почитай!» – а я, как Винни Пух, сказала: «АГА!!!» (Julia Kuperman)
У нас на даче было огромное количество советской литературы, журнал «Мир» и пр. Хотя купили ее родители уже в 90-е. И, так как читать я не любила, выбирала книжечки потоньше, поэтому каждое лето читала детскую книжку про Ленина, где в стихах было описано, какой Ленин хороший, а Николай II плохой. Там же я, где-то лет в 9-10, прочитала первую свою серьезную (=немаленькую) книгу «Говорящий сверток» Даррелла. Похвастались этим тете, а она чуть в обморок не упала, что я так поздно начала читать, и ругалась. Ну и потом, когда к чтению меня уже приучили, классе в восьмом, я в местной деревенской библиотеке взяла собрание сочинений Эдгара По. И как сейчас помню – лето, жара, а я радостно тащу эти книжки домой, идя гордо по деревне среди коровьих лепешек. (Arina Starostina)
У нас был очень маленький дом, почти сарай с одной комнатой, плюс каждую зиму кто-нибудь влезал и шуровал, поэтому мы каждый раз все привозили с собой, включая книги. Но были старые журналы, которыми можно было перебиться, если все закончилось: «Квант» (с трудом), «Наука и жизнь», «Юность» (местами упоительно, и обложки!), «День поэзии», а потом прогрессивные «Даугава» и «Родник». У деда с бабой были толстые книги про садоводство, но это уж когда совсем крайняк. Зато в том же поселке жило много родительских друзей с детьми (с которыми мы тоже дружили, но зимой почти не виделись), и можно было меняться. Так я прочла безумного «Наследника из Калькутты», тогда еще с романтической предысторией про авторов – двух геологов в партии; а потом оказалось, что один был зэк, а другой вертухай. А еще там обменивались самиздатом, что было сильно проще, чем в Москве. В какой-то момент по рукам ходил полузапрещенный политический детектив Тополя и Незнанского под названьем «Журналист для Брежнева» в виде перепечатанных на машинке листочков. Когда он оказался у нас, мои родители вынули несколько страниц с какими-то неподобающими сценами, а остальное дали мне почитать. Я нашла страницы, все прочла, потом опять их вытащила и дала почитать приятелю. Он страницы нашел, все прочел, потом вытащил и дал моему младшему брату. Наверное, все малаховские дети в то лето его прочли, причем без купюр. Историю помню, а что было на этих разрешенных и запрещенных страницах – хоть убей. (Katya Gershenzon)
Бабушка была заведующей аптеки, так что кроме списка на лето из русских классиков, я фанатела от лекарственных справочников и книги «Лекарственные растения Верхневолжья». (Daria Utkina)
Дачное чтение самое вдумчивое, интернета почти нет, дел никаких. Поэтому отлично идет нон-фикшен. Другая категория – романы, которые хочется перечитывать, как в детстве, по сто раз. Ну, сто уже не успею, но все же. Сейчас для вывоза на дачу приготовлен толстенный Сапольский, пара толстых романов на новом для меня испанском, обожаемый «Иосиф и его братья» и первый роман Кельмана, который уже жаждет быть перечитанным. Коплю книжки на дачу загодя, любовно, отбраковывая иногда что-то, чтоб оставить место для лучшего. (Евдокия Лапина)
Я всегда была жадная до чтения. На даче мы обитали летом вместе с сестрой. Сестра как раз ненавидела читать и любила долго спать. Мы собирались на дачу с кипой отобранных книг, которые мне в школе задавали на летнее чтение, а это значит – весь курс книг на будущий учебный год. Я всегда читала с утра, пока сестра спит, и это было прекрасно! Меня никто не трогал, так как будить сестру никто не хотел. Так я прочитывала все книги к середине лета. Потом начиналась книжная «ломка», и я ждала приезда родителей с новой партией. Но один раз папа приехал без книг. Я почти плакала, так как прочитала уже даже все старые газеты на растопку. Пришлось читать под папиным цензом его детектив с убийствами и т.д. Папа мне выбирал абзацы. (Анна Доронина)
И выбросить жалко, и читать недосуг. Так добралась до Пикуля «Крейсера». (Александра Трифонова)
Я очень много читала на даче, но больше всего мне запомнились две вещи. «Антихрист» Ницше, который дал мне многое понять о том, насколько европейская культура – это культура христианства. И бабушкина обширная коллекция совершенно порнографических женских романов, которые много сделали для моего полового воспитания. (Evguenia Lanyaguina)
На даче от скуки я открыла для себя журнал «Юность». Старые экземпляры лежали стопками на земле между фундаментом (столбиками) и полом дома, потому что были никому не нужны, но вроде как приличные люди литературу не выбрасывают. Я доставала оттуда еще не безнадежно отсыревшие журналы, потом им нужна была пара дней на просушку, а потом эти «гармошки» можно было читать. Чтение было великолепное. Благодаря ему я познакомилась с концепцией толстого журнала и узнала, что бывают журнальные публикации переводной литературы. Иногда полюбившееся произведение не удавалось дочитать, потому что страницы намертво слиплись от влаги. Много лет спустя обнаружила, что выходит «Новая юность». Купила, разочарование было жуткое. (Анна Ростокина)
О, еще же были папины пионерские книжки! Самая крутая – «Дети Горчичного рая» про Америку! Там тебе и капиталисты с коммунистами, и буржуи с рабочим классом, и сегрегация. А самый был прогрессивный мальчик – сын украинского эмигранта, я очень гордилась. К нему в компанию хороших прилагались негр (так в книжке было написано); сын богатых родителей, но всеми презираемый мулат; и кто-то белый, сын рабочего. Книга была, как я думала, иностранная, автор – Н. Кальма. А потом я увидела в выходных данных мелким шрифтом, что у автора есть имя-отчество, и нифига она не иностранная, и тут я заподозрила неладное и доверие утратила. (Katya Gershenzon)
Дед занимал руководящую должность в милиции, так что у него дома за год скапливалось невероятное количество всякой периодики про преступления и расследования. И кроме того, дома стояли книги по криминалистике, с картинками и схемами. Я обожала приезжать на лето к ним домой, мне разрешали утаскивать мои криминальные «сокровища» в уютное кресло – и читать, читать днями и ночами напролет. Бабушка приходила в ужас, когда я прибегала к деду за пояснениями – а на картинках всякие там последствия насильственных смертей. А дед только посмеивался и честно, без нагнетания и лирики, объяснял. (Екатерина Захарова)
На съемных дачах подписки «Юностей» лет за пятнадцать. Счастье, незамутненное ничем. (Miriam BenSander)
У нас на дачу был вывезен весь «Новый мир». Именно в этих журналах я прочитала Солженицына. (Евгения Мазурова)
Перечитала «Морфий» Булгакова, а потом «Анну Каренину», и с тех пор страстную Анну иначе как запутавшуюся наркоманку не воспринимаю. (Евгения Чикурова)
Моя дачная жизнь пришлась на 1980-е, сам я 70-го года. В тумбочке на даче нашел я тогда огромное количество тоненьких брошюрок – приложение к журналу «Крокодил» со всякими сатирическими и юмористическими советскими произведениями, осуждающими отдельные недостатки. Читал их запоем. Но самое главное открытие было у меня впереди – уже во время перестройки. Однажды я наткнулся на два номера журнала «Москва», которые открыл чисто машинально. И обнаружил в них самую первую публикацию «Мастера и Маргариты». Об этом романе я слышал только краем уха. И это остается для меня самым главным дачным приключением. (Alexander Talanov)
По мнению бабушки, трогать читающего ребенка на даче было нельзя –- поэтому все лето я перечитывала единственную свою книгу, рассказы Брэдбери, и иногда листала полное собрание Достоевского… Брэдбери с тех пор на память, а Достоевского так и невзлюбила. (Ксения Житомирская)
Читала на даче все, что можно было найти: подборки «Нового мира», «Иностранки», старые книги. Самые яркие воспоминания – детективные загадки инспектора Варнике из «Науки и жизни» (и сам инспектор в клетчатом пальто и с трубкой), и там же раздел «Маленькие хитрости», где рассказывалось, как сделать прекрасные крючки из старых зубных щеток (дизайн-мышление + zero waste); «Сказки Матушки Гусыни» в старинном детском альманахе, Мало «Без семьи», «Герой нашего времени» и нездешней красоты том «Дети народов мира», сборник рассказов с иллюстрациями. Если бы можно было спасти одну книгу, я бы взяла эту, самую загадочную. Читаешь рассказ – видишь Китай, или Германию, или Индонезию – волшебно. Там был рассказ про норвежского мальчика, который жил среди снега и вдруг увидел «Подсолнухи» Ван-Гога. И он все делал и делал подсолнухи из картошки и чаячьих перьев, только они получались серые. А потом вырос и купил дом на юге Франции. И посадил целое поле подсолнухов. Прямо чувствую, что мадам Бовари – это я. (Ольга Василькова)
ПСС Ленина и Энгельса, Ивлин Во и Анн/Серж Голон, Кнут Гамсун и Иван Ефремов. «История КГБ» Гордиевского и Кир Булычев. Недавно наткнулся на полке на Приставкина и перечитал «Тучку золотую». Хотя вообще давно не читаю бумажные книги, но на даче – это исключение. А пару недель назад проехал до помойки вывезти мусор, увидел, что кто-то выбросил кучу книг, и не смог удержаться, чтоб не посмотреть их. Нашел первый том «Былого и дум» с предисловием врага народа. А еще есть периодика, целая коробка газет. Впрочем, мы ими время от времени печку растапливаем. (Сергей Родовниченко)
У меня не «дачное чтение», у меня была бабушка. В деревне почти не было электричества, и вечерами заняться было нечем. Но, как в сказе, был волшебный сундук с подборкой журналов. В основном это были «Наука и жизнь» и иногда «Юность» 1960-70-х годов. В конце 80-х они тоже со вкусом читались. На сеновале. И еще там был бесценный экземпляр «Наставления по инженерному делу для офицеров РККА» под редакцией Клима Ворошилова, 1934 год. (Тимур Деветьяров)
Для меня дачное чтение – это чулан на втором этаже, где страшная пыль и мышиные какашки, а я в упоении читаю один за другим журнал «Крокодил». Самыми интересными и непонятными были довоенные, ну а в послевоенных мне больше всего нравилось разглядывать картинки. Меня в детстве завораживали «гидры мирового империализма», что-то непонятное и довольно страшное, но притягивающее. Когда я сносила дом с чуланом на дачном участке, собрала все журналы и перевезла в Москву. Их было так много, что без проблем смогла найти в стопке и подарить мужу в первый год наших отношений номер за июль 1965 года, месяц и год его рождения. (Анастасия Мещерякова)
Съездила на дачу этой весной и обнаружила там подшивку «Огонька» за 1959 год! В ней фотография играющих морских котиков, рассказ Драгунского про велосипед с мотором, ноты какой-то «Массовой песни» и статья о гибели Гагарина. Хотя статья за 1968 год, значит, в подшивку пробрались и другие номера! (水野芽瑠香 )
А у меня был журнал «Юность» за 70 какой-то год. Рассказы и повести советских писателей, не оторваться; а еще – очень грамотная статья про йогу (!), адаптированная для советского читателя. Журнал качественно сделан профессионалами. (Юлия Рябова Ржевская)
У нас на даче скопились приличные кипы советских журналов «Огонек», аж за 1960-е – 70-е. Все это добро – от пожилой соседки, которая в молодости была какой-то партийной шишкой (что-то связанное с комсомолом, в детстве это все не очень интересно, так что я не запомнила). Она с нами дружила, и зачем-то однажды позвала нас с мамой к ней домой и вывалила это все на пол из шкафа и отдала эту кучу нам, впрочем, это была лишь малая часть того, чем у нее шкафы были забиты. Добрая была старушка, земля ей пухом. Помню, как я, ребенок 90-х, дивилась на обложку, на которой девушка в стиле кино «Кавказская пленница» (прическа та же, одежда – как тогда в поход одевались) читает книжку с золотым профилем Ленина на коричневой обложке. Меня удивляло, как изменился вкус у редакторов с того времени: индустриальные виды, пашни, тракторы, стройки заводов… Еще доставляли ура-патриотичные стихи незнакомых поэтов и разгромные статьи про то, как плохо живется рабочей молодежи в Америке и какие ужасные тлетворные веяния оттуда идут: рок, джаз… Там же я нашла несколько карикатур Кукрыниксов – среди подшивок встречались и журналы «Крокодил». Еще была книжка карикатур того американца, который пожил в Советском Союзе и описал, как там здорово, хорошо и весело жить. Все это, в общем, со временем ушло на растопку наших камина и печки. Родители не видели ценности в этой макулатуре. Мне сейчас немного даже жалко такой раритет, но на даче он бы все равно отсырел со временем. А отдать особо было некуда. (Настя Литвиненок)
Вспоминается полное собрание журналов «Здоровье» за многие годы, пристальный интерес вызывали статьи главного сексолога СССР Кона И.С., сопровождавшиеся темными, почти черными, иллюстрациями, на которых ничего не было видно. (Irina Mityushova)
У нас дачи никогда не было. Был участок земли, но он так и остался участком. Возделывать не было сил ни у меня, ни у мамы. Я же летом читать уходила либо в парк, либо в читальный зал библиотеки, потому что некоторые книги на руки не выдавали. (Лидия Симакова)
Дачи не было, но был собственный проваленный диван на лоджии у бабушки в провинциальном городке. Эта сторона пятиэтажки выходила на пятачок зелени, огромная береза перед домом, под карнизом гнездились ласточки – чем не дача? Читала подшивки «Юности», «Здоровья», «Науки и жизни», «Работницы» и «Крестьянки». Из последней еще лет пятнадцать потом узнавала тексты в современных дамских журналах. (Anastasiya Shurenkova)
Класса с седьмого на дачу ехала буквально с чемоданами книг. С двумя. Дома было много подписных изданий «Огонька», поэтому – Голсуорси, Мериме, Мопассан, Цвейг, Бальзак, Ролан. А еще мне нравился мальчик, который пару раз в день проезжал по нашей улице. Поэтому я сидела в шезлонге и, чтобы нескучно было ждать, когда он проедет, читала, читала, читала. (Вера Пророкова)
Журналы! На дачу вывозили старые журналы. «Наука и жизнь», «Юный натуралист», «Пионер», «Костер», «Вокруг света». Я их все перечитала по миллиону раз. (Nadezhda Shkolnikova)
У нас на даче книг не было. И вообще никакого чтива. Вот просто не было, и все. Не считать же за литературу тощую стопку советских журналов 15-20-летней давности и газеты в сортире. Не до чтения как-то было. Детство, природа, компания, озеро, земляника, рыбалка, велосипед… А почитать и в городе можно. (Петр Борисович Мордкович)
Это «Динка» Валентины Осеевой и «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара. У нас была своя дача, но каждый раз, читая летом «Динку», я мечтала о съемной даче на берегу Волги. Мне кажется, что в съемных дачах есть какая-то иная романтика, что ли. Ну и подшивка «Юности» и «Роман-газета» (вроде такое название), конечно же. (Kseniya Shagieva)
Главным образом подборка «Науки и жизни» с середины, если не начала, 1960-х до середины 80-х. Главный источник моего general knowledge. (Victor Sonkin)
Я на дачу (в деревню) привозила кучу книг, преимущественно русскую классику, и лежала на большой стопке досок за баней, тайком курила и читала все подряд. Так перечитал был почти весь Достоевский и Тургенев. Была уверена, что меня никто не палит, но моя подружка рассказывала, что когда мой папа вез ее в деревню, то на подъездах, указывая на эти доски, сказал: «А там Люша целыми днями читает и курит». Кроме привезенных из Москвы на лето, была куча местных книг и журналов, некоторые завораживающее плохие, типа маргинальных рассказов 50-х годов, про производственные драмы и расставание под дождем в провинциальном городе, или повести про крепостное право, этого добра было полно и в журналах типа «Москва». Но были и подписки за несколько лет «Науки и жизни»; «Иностранка», «Юность», «Огоньки» 50-х и «Здоровье». Брала огромные стопки и наслаждалась этими фастфудными текстами, посыпанными глутаматом натрия банальностей, но такими успокоительными и предсказуемыми. Очерки про сталеваров и колхозников. Статьи о раннем прикорме. Романтические рассказы из жизни несуществующей молодежи. Иностранные повести, в которых описаны города, незнакомые и недоступные переводчику, как Марс. Каждая эпоха имела свой характерный привкус, свою специю. Много лет пытаюсь, приехав сюда, начитаться всего вперемешку, но сейчас телефон пожирает все, журналы неудобно листать, там нет часов и Википедии, в общем, этот навык, кажется, утерян. (Olga Prokhorova)
Однажды было волшебное лето. Укладывала сына и в дачной тишине перед сном читала «Одиссею». Счастье неповторимое. (Marina Maria Velichansky)
Да, дачное чтение было неотъемлемым от самого понятия «дача». На даче, в старинных шкафах, хранились книги в старинных переплетах: ПСС Горького, например, и я с увлечением в подростковом возрасте прочитала за лето всю «Жизнь Клима Самгина». На даче были как бы необязательные« «маргинальные» книги: детские, те, которые читали в детстве мои папа («Сулакичан – лис таежный») и тетя («Белочка и Тамарочка»), сборники сказок экзотических народов (бирманские, например, даже обложку помню) – и я каждый год возвращалась к этим старым книгам как к старым друзьям: я выросла, а они остались прежними, наивными, и прошлогодняя и позапозапрошлогодняя я словно хранилась тут, в дачных книжных шкафах все это время… Читать на даче – это два варианта. Первый – жарким летним днем в шезлонге, в тени, дрема, глаза слипаются, рядом тарелка с каким-нибудь дачным десертом по сезону: яблоками, или малиной, или клубникой, или крыжовником – все это тут же выросло… Второй – ненастье, в комнате на диване, закутавшись, читаешь под шум дождя и треск поленьев в печке… «Ну не рай, но почти что рай». Рай, утраченный мною. (Ирина Луговая)
На даче мои родители и дедушка построили детский домик вместо шалаша. В домике было два этажа, на первом всякие куклы и кукольная мебель, на втором – библиотека под крышей. Я больше всего на свете любила читать, поэтому наказывали меня в основном запретом на чтение. Под предлогом уборки в домике я забиралась на второй этаж и бесконечно читала все, что там было – фантастические сборники, Гарри Поттера, Карела Чапека, подборку журналов «Домашний очаг». Надо сказать, что в домике всегда было довольно плохо убрано. (Catherine Tortunova)
У меня дачи нет; в детстве была бабушкина-дедушкина. Крошечный курятник, но с чердаком, где под нависающими скатами крыши сказочно пало сушеными яблоками и лежали связки сокровищ – подшивки журнала «Наука и жизнь» за какие-то невообразимо лохматые годы. Читала все подряд, не понимая почти ничего. (Ольга Олейникова)
Дача для толстых журналов! «Наука и жизнь», «Юность», «Роман-газета», «За рубежом», «Вокруг света». И еще «Юный художник», «Техника молодежи», а главное – журнал «Столица» самого легендарного состава, с Мостовщиковым, Метелицей, Дуней Смирновой и вложенными плакатами, сокровище. (Дина Лукьянова)
Я была уже взрослой, а моя бабушка – очень старенькой, родители не оставляли ее одну на даче, и в какие-то дни я должна была оставаться там с ней. Лето было жаркое. Мы с племянницей-школьницей садились завтракать в тенистой беседке, открывали каждая свой том «Гарри Поттера» и читали так до самого вечера, пока жара не спадет. Провели таким образом удивительную, полную волшебства неделю, пока книги не закончились. Было здорово. (Арина Месропян)
В какое-то особо дождливое лето, когда все легкое чтиво уже давно было перечитано, дошло дело до коллекции «Литературных памятников», которые папа в свое время собирал и которые переехали на дачу, и даже не уверена, что вообще когда-то кем-то до меня читались. Воспоминания Софьи Ковалевской, Шарль де Костер и Афанасий Никитин зашли сравнительно легко, а вот «Мельмот-скиталец» Метьюрина вышиб надолго. И как раз пришелся на холодную сырую неуютную погоду, что только усилило впечатление. Вряд ли бы я когда-нибудь осилила эту книгу, если бы не необходимость сидеть на даче с детьми и бесконечный дождь снаружи. А так даже перечитала в прошлом году, интересно было впечатление освежить. (Евгения Петровская).
Книги кончают свой век на даче. Перечитываю иногда, вспоминая то время, когда читал их впервые, в молодости. (Юрий Родыгин)
Подборки старых журналов в первую очередь. В одном я прочитала про остров, где искали клад пирата. Мне всегда хотелось знать, чем кончилось, и только года два назад нашла про этот остров. И про кумранские свитки. Отдельно помню «Трое в лодке, не считая собаки». Мальчик в меня влюбился, потому что я хохотала так, что они слышали на соседней улице. Почему-то это его покорило. (Alisa Nagrotskaya)
«Наука и жизнь» за какое-то невероятное количество лет. (Kristiina Rossman)
У нас дачным чтением были подборки старых советских журналов типа «Наука и жизнь», в которых отыскивались умопомрачительные литературные сокровища вроде Оруэлла или Брэдбери, детективов или фантастики… Все шло в ход и было восхитительным чтением нашей юности! Мы вдвоем с подружкой обожали вечерами читать по очереди вслух под травяной чай с медом и сладостями, а позднее и под домашнюю наливочку, под тишину или шум ветра, потрескивание дров в печи… Чудесное было время! До сих пор вспоминаем наши летние «литературные вечера», хотя давно живем на разных континентах… и до сих пор обожаем читать! (Victoria Akinfieva)
Как и почти все девочки-подростки, я росла не только на лучших образцах литературы, но и на девчачьих романчиках. Помните, были такие в середине 2000-х, в мягких обложках? Читать что-то серьезное в избушке без электричества и бани почему-то вообще не хотелось. А отказаться от поездки на дачу было никак нельзя. Так что приходилось пачками брать вот такие одноразовые истории про школьников-ровесников. Но в одной из серий как-то раз мне попалась книга «Дни поздней осени» Константина Сергиенко, совершенно чудесная. Там, кстати, тоже вся история завязывалась на даче. Замечательная вещь, пойду перечитаю, наверное. (Марина Кирюнина)
«Роман-газеты» в комоде у дачной хозяйки. С 1958 по 1989. (Anna Baikeeva)
Меня отправляли на все лето к бабушке на дачу. Первое, что мы делали – шли в библиотеку, где работала бабушка, и набирали все книги по списку «чтения на лето». А потом на даче обнаружились залежи журналов «Наука и жизнь» и «Юность», и это было прекрасно. (Julia Kulik)
В детстве на полке над моей кроватью на даче было три книги: «Страшная месть», «Калевала» и внезапно путеводитель «Советская Грузия». Все зачитала до дыр. А на другой даче лет в двенадцать мы с братом и сестрой нашли очень богатую подборку журнала «Спид-инфо». До сих пор теряюсь в догадках, кто из родственников мог ее собрать. Шел дождь, взрослые куда-то ушли. В общем, в тот день узнала много нового и невероятного. (Nina Milman)
На даче хранилась огромная подборка журналов «Иностранная литература». Вот там я просто пропадала… (Евгения Букреева)
«Сага о Форсайтах». На даче дождь, а я устроилась на огромном диване у себя наверху в «фонаре» и взахлеб читаю про Сомса, Ирэн, Флер. (Vera Bergelson)
Нет ничего лучше дачного чтения: у нас на даче «Новый мир» с 1972 и «Иностранка» примерно оттуда же. Перечитываю, конечно. (Daria Rylova)
Залежи советских журналов «Огонек» и «Экран». (Alla Roylance)
Мое лучшее дачное чтение происходило всегда в дощатых сортирах. Чего только там ни читала (часто без начала и конца). Самое памятное – женский детектив с гениальным названием, ставшим личным «мемом» и shortcut для определения многих явлений: «Легкие шаги безумия». (Julia Trubikhina)
Однажды я коротала лето в разрушенном дачном поселке на линии фронта. Смартфон разбился, делать было абсолютно нечего, и мы с отцом-капелланом надели броники, взяли рации и пошли грабить близлежащие дома на тему книжек. Ну да, формально мародерство… Они уже никому не понадобятся там. И вот мы заходим в очередные развалины, и прямо в центре разрушенного нафиг дома, возле единственной целой стены стоит совершенно неповрежденный – только стекла выбиты – стеллаж с книгами. На одной полке – любовные романы, серийная подборка, твердый глянец, на другой – такая же подборка боевой фантастики. Это было… ну хрен знает, одной из самых сильных метафор войны в моей жизни, невероятное абсолютно внезапное переживание. Жили люди. Строили дачу. Покупали туда книги – он и она… А потом… А принесли мы с отцом-капелланом из похода Жюля Верна, Бидструпа и что-то еще из «макулатурных» изданий, не помню. И за неделю приходящие в гости военные «зачитали» у нас почти все. (Ievgeniia Dukhopelnykova)
Огромные стопки старых «Крокодилов» в библиотеке дома отдыха неподалеку. Узнавала карикатуристов по манере. (Светлана Орлова)
У нас на даче было «Правление», а в нем библиотека. И я помню, что сначала читала весь школьный список литературы, а потом переходила к технике чтения полками. Например, полка Жюль Верна или Чехова. Единственное, помню, Стендаль никак не мог мне зайти, как я ни старалась. (Masha Zlotnik)
На свежекупленной даче – сколько мне лет было, десять, двенадцать? не знаю – обнаружились разрозненные выпуски «Искателя». Меня, наверное, и на прополку гоняли, и гулять, но я помню только фланелевые тусклые обложки в свете тусклой лампочки, дерево стен и рассказы про космос и странное. Фантастику люблю и сейчас, предпочитаю ее всему, если хорошая. (Елена Ломакина)
Я в подмосковном доме жил, так что это, собственно, и было чтение. Но в гостях на даче у друзей семьи читано было всякое – неприличные анекдотики в тонких сборничках и книга «Муфта, Полботинка и Моховая Борода», которую я в детстве полюбил, заказал потом своим детям и обнаружил, какая это тягомотина. Ну а в 2020 году дачное чтение благодаря карантину вновь стало основным – и впервые за долгое время вновь купленные книги я читаю почти сразу после покупки, потому что хвост их предшественников остался в Москве. А, еще за этот дачный сезон я прочитал старшему сыну четырех «Гарри Поттеров», в том числе блуждая с ним по лесам, – по-моему, подходящий антураж. (Лев Оборин)
Дачное чтение ничего для меня не значило. Читать можно было полтора часа в электричке до дачи, а там: прополка, посадка, смородина, крутить, варить, резать на сушку, таскать воду в старую бочку и т.д. (Sitnikova Marina)
Не было дачи, не было и дачного чтения. Зато в когда-то имевшейся у нас в Казахстане квартире (приезжали туда каждое лето в моем школьном возрасте) однажды обнаружился учебник 60-х годов по акушерству и гинекологии. Это занимательное чтиво было моим счастьем года два или три подряд, пока кто-то из дальних родственников, живших там в наше отсутствие, не вынес все книги подчистую. (Eugénia Shtukert)
Дача – это бабушка, которая обожает меня и балует; читать до полуночи, просыпаться к одиннадцати, валяться в кровати и снова читать. Мне лет восемь или девять, читаю про все эти мушкетерские подвиги, а еще «Два капитана» обожаемых, и это счастье, возведенное в абсолют. Бабушки уже давно нет, но эти дачные воспоминания как волшебная копилка с детским счастьем, когда тебя любят и обожают, никуда не надо бежать и делать можно исключительно что захочется. (Lana Tarnagurskaja)
«Новый мир». (Рэйчел Якубович)
Гарсия Маркес. (Наташа Попова)
Многолетние собрания журналов «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Знамя», «Новый мир». (Alla Kofman)
Была у моих родителей, сотрудников НИИ, переплетенная там же книжка переводная про отношения полов. Теперь смешно, но когда тебе тринадцать, ты все хочешь знать. Я прочитала эту квазинаучную книженцию с медицинскими иллюстрациями. Скучно очень, но я навсегда запомнила фразу оттуда: «Женщина вправе наслаждаться собственным мужем». Это раскрепостило меня в браке. (Svetlana Kouznetsova)
Подборка журналов «Химия и жизнь» – там, помимо непонятных двенадцатилетнему мне научных статей, печатали еще и фантастику. Не думаю, что тогда она была для меня более понятна, чем статьи. Но вычитана вся. Во всех выпусках 1980-х и 70-х годов. (Александр Цыганов)
На даче все хорошо читается, даже всякие давно отложенные книги. (Мария Щеглова)
У меня дачи не было, вместо нее приходилось пользоваться широким подоконником и открытым окном. Первый этаж все ж таки. (Ilya Zholdakov)
Прихватили как-то из теткиного дома старые детские книжки для четырехлетнего сына, среди которых была книжка – рассказ про девочку Валю и ее брата Никиту. Они в революционном Петрограде(!) рабочим помогали. Поскольку у нас в доме такого не держали, он запомнил. Там часто повторялось: брат Никита, с братом Никитой и т.п. Там же, на отдыхе, получилась внеплановая беременность. Когда старшего Илью спросили, кого он хочет, ответ был: «Хочу брата Никиту!» Получил! Вроде как вчера было. Бац – а у нас уже две внучки: Ильинична и Никитична. (Natalja Galtsova)
Село в Калужской области, старый деревянный дом, сумерки. Читаешь «Вия» или истории про вампиров Мериме – и вдруг где-то в дальней комнате как скрипнет половица!.. Сельская библиотека в соседнем доме и бесконтрольный доступ к книгам – счастье! (Anastasia Baskakova)
На чердаке дачного дома, где тихо, таинственно и полумрак, лежали стопки старых подписок журнала «Знание – Сила» за 1965-1969 года. Какая там была подборка фантастики в разделе «Terra incognita»!.. Брэдбери и Азимов навсегда остались в памяти… (Irina Terentieva)
Жуткая жуть: съемная дача в Болшево по Ярославке, старый двухэтажный дом, обстроенный лесенками и верандами, наверху библиотека. Книги кучами на полу. Выудила из груды «Войну миров». Страх этот до сих пор помню. Сковывающий ужас. (Катя Бермант)
У меня в детстве были съемные дачи, на которых я непременно находила какие-нибудь ужасно переведенные детективы и фантастику, оставшиеся от прежних жильцов. И обязательно затрепанные выпуски журнала «Искатель». (Lala Greengoltz)
Толстые книги вывозились на дачу – точно помню, что прочла там «Сагу о Форсайтах» (в которой глава «Indian summer» была переведена как «Индейское лето Джона Форсайта») и «Швейка», на другой съемной даче на чердаке обнаружились традиционные подшивки журналов «Роман-газета» и «Наука и жизнь», еще в одном месте, снятом на лето в деревне в Тверской области, жила тетенька, муж которой не помню кто был, но собрал библиотеку подписных изданий, она давала мне книги на почитать, там я заглотила за две недели всего Виктора Гюго. (Ekaterina Gannota)
В отрочестве были журналы: «Новый мир» и «Иностранная литература». (Наталия Осипова)
У нас не было дачи, и я представлял себе людей, у которых она есть, как какой-то особый тип, неравный нам (вернее, мы неравны им), наверное, интересно живущий и очень особенный. Так что никакого «дачного» чтения не было. (Evgueni Tchetchetkine)