Тобик был классный: маленькие истории про любимые игрушки

Поддержите нас
Тобик был классный: маленькие истории про любимые игрушки

Плюшевый тигр или безволосая кукла, — игрушка могла стать любимой на неделю, а могла — на всю жизнь, но связанные с ней эмоции бывали так сильны, что под час производили неизгладимое впечатление на окружавших нас взрослых. Некоторые из этих игрушек отправлялись с нами в бесконечное путешествие по городам и странам, переходили к нашим детям, переживали несколько «операций» — и до сих пор остаются любимыми. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими «игрушечными» историями.


Моей любимой игрушкой до 10 лет был старый дедушкин наградной пистолет, не заряженный, конечно. Это была она. Она была у меня в играх принцессой, у нее были кукольные одежды и колясочка с подушкой и одеялком. Домик с кроваткой и столом. Куклы ходили к ней в гости и пили чай. А когда на них нападали, она или убивала всех врагов и всех спасала, или убивала свою семью, чтобы спасти их от бесчестья. А в 10 лет мне подарили котенка, который вытеснил все игрушки. (Sitnikova Marina)


Не было у меня в детстве (да нет и сейчас) ни брата, ни сестры. Зато был пластмассовый игрушечный мотоцикл — грязно-розовый, с темно-синими колесами. Он был легкий, пустой внутри, я таскал его по всей квартире, катался на нем, чуть не каждый день протирал его влажной тряпкой. И шепотом, чтобы никто не услышал и не узнал, называл розовый мотоцикл «братиком». Кажется, только однажды проговорился. Уходили куда-то, а я сказал, что не пойду один, только с «братиком». Родители не поняли. Потом, через год или два… Не помню, не важно… Родители решили, что мотоцикл уже совсем старый, пора его выбросить. Я никак не отдавал его. Тогда мне предложили выбор. Мотоцикл оставят, но больше никогда… Слово «никогда» я уже знал и очень его боялся… Никогда не будут покупать новые игрушки. Я подумал (наверное) и выбрал новые игрушки. Братика отнесли на помойку. (Модест Осипов)


Любимым был маленький пластмассовый медвежонок, изумрудный, прозрачный, спиленный мною с зубной щетки. У него был мозг и желудок (пузырьки воздуха, застывшие в пластмассе). Недавно встретил такую же зубную щетку, только красную. Тоже спилил медведя. А тот потерялся. Даже как-то жалко — я сентиментален по отношению к вещам. Это все при том, что игрушек у меня было не просто много, а ЗАВАЛИСЬ. И крутых. А любил медведя, спиленного с зубной щетки… (Ян Яршоў)


Кукла Женя — немецкая, мягко-живо-резиновая, со смешной рожицей. Папа год лежал в больнице, в доме было очень плохо с деньгами, нам с сестрой было по 8 лет. Эти куклы неожиданно появились в магазинах, и сестра изнылась — хочунемогу. Я тоже очень хотела, но точно знала, что денег нет. И на Новый год ей дарят куклу, а я попросила фломастеры (1 руб). И это был первый опыт взрослого выбора — нельзя хотеть, нельзя просить. И раздрай — все же хочется, ужасно! И через три месяца мама принесла мне Женю и сказала, что это от папы. И Женя стала моей прямой линией связи с папой, я ей шептала все, что хотела ему рассказать, через прутик от веника, обвязанный красной ниткой. Женя жива до сих пор, папы давно нет… Все в нее поиграли, только одежки пропали. Надо будет сшить. (Мария Ромейко-Гурко)


Я в детстве просто обожала маленьких куколок. Больших мне не надо было. Мне их привозили — были они ГДРовские, кажется. Свободно такие не продавались. Я им шила одежду, маленькие сарафанчики и юбочки. Одна кукла была негритенок, а другая была с закрывающимися глазками. Я ее звала Моргуша. И именно эта любимая куколка потерялась! На пляже в песке. Мы с папой весь пляж прочесали, но не нашли. До сих пор мне ее жалко… (Ira Lichtenstein)


Осел! Голубой осел на колесиках и веревочке, с грустными глазами и гривой «под горшок». У всех были такие на колесиках, и мне тоже хотели купить пуделя, но я увидела осла и влюбилась. его длинные уши периодически больно попадали мне в глаз, но осла я обожала. (Катя Шитикова)


Мою любимую куклу звали Танька. Я ее, конечно, постригла и попу ей всю исколола, играя в доктора. Платья ей шила бабушка. Когда родители ее выбросили, решив, что она уж совсем страшненькая, я так рыдала, что папа вытащил ее из мусорника, мама ее вымыла с хлоркой, и наша с Танькой общая жизнь продолжилась еще на долгие годы. Много она от меня вытерпела. К сожалению, не знаю, куда она потом делась. (Rimma Kanevski)


Маленький гэдээровский пупс, сантиметра четыре ростом. Мне привезла его троюродная тетка из поездки по странам соцблока. Пупс был очень изящный, из какого-то особенного матового пластика, и разительно отличался от глянцевых советских кукол с грубыми швами. А еще — крошечные пальчики на руках у него немного гнулись, мне это особенно нравилось. Разумеется, я взяла его в садик. Конечно же, там он и сгинул.
Что я почувствовала, когда обнаружила утрату, я не помню. Зато помню, как на следующий день увидела своего пупса в руках у одногруппницы.
— Это же мой пупсик, я вчера его потеряла! — воскликнула я, обрадовавшись находке.
— Ты чего? — услышала я в ответ, — это не твой, у него же ногти накрашены, не видишь?!
Я присмотрелась — на тех самых мягких пальчиках, которые приводили меня в восторг, алел грубый маникюр. Аргумент был убийственный, возразить я не сумела. (Настя Поспелова)


В середине 70-х мы отдыхали где-то «на юге», и в магазине я увидела ее. Деревянная собака с замшевыми ушами и хвостиком-пружиной. Что-то среднее между таксой и бассет-хаундом. К лапам были приделаны колесики так, что она не просто катилась, а перебирала лапками. Я потратила на нее 7 рублей 50 копеек — почти все мои деньги. И Чапа до сих пор живет у меня в шкафу — уже больше сорока лет. (Ирина Лащивер)


Достаточно странно, но года в три-четыре моей любимой игрушкой был калькулятор, который мама приносила с работы. И школьные контурные карты, которые по возрасту не подходили мне и близко, но я их покупал, раскладывал на полу, рисовал границы и раскрашивал страны. Обычные игрушки были, но внимания им уделялось намного меньше. (Александр Ковалев)


Маленькие резиновые фигурки динозавров, их наверняка каждый видел. Это были нулевые. Мы создавали им целые города у подруги или у меня в квартире. И сюжетам наших игр могли позавидовать создатели мелодрамных сериалов. Никто нас не понимал, и это было наше постыдное удовольствие, которым мы грешили лет до 13! (Kseniia Lentsova)


У меня была кукла Катя. А потом я заболела желтухой, и мама принесла ее в инфекционку, я очень просила. Когда я выздоровела, куклу забрать не разрешили. Я очень расстроилась. Через год туда же и с тем же диагнозом попала моя подружка по подъезду. И ей каким-то образом удалось стащить куклу. Но мне она ее так и не отдала. (Юлианна Воробьева)


У меня была кукла Катерина — такая перестроечная копия Барби с белыми волосами. Я красила эти волосы красной акварелью и старательно ставила дыбом. А еще Катерина была единственной куклой, для которой я сделала нижнее белье. Плотно сшила неснимаемые трусы и лифчик из куска зеленой ткани в белый горох. Катерина ходила как очень красивый панк. (Daria Amirkhanova)


Две любимых игрушки были. Кукла, небольшая, с взрослую ладонь, рыжие волосы, похожие на длинный потрепанный искусственный мех, — они постоянно отклеивались. Вся исколотая (это я в доктора играла), с нарисованными веснушками, почирканная шариковой ручкой зачем-то. Тот еще ужас. И большая обезьяна, я ее звала Джуди (услышала же имечко где-то…) Когда родилась сестра, ей все игрушки давали играть, но обезьяна — это было МОЕ! (Maria Weiter)


Лиса мягконабивная. Плоское человеческое клетчатое туловище, как будто в костюме. И менее плоская большая голова. Голова была тяжелее, чем тулово, поэтому постоянно перевешивала. Иногда мы с двоюродной сестрой запускали лису в космос, подкидывая к потолку. От такого обращения голова у лисы отрывалась. Мама пришивала голову обратно. Со временем голова покосилась, а из того места, где должна быть шея, теперь торчат черные нитки. 40 лет это изделие совлегкпрома со мной. Не могу выбросить, валяется у дочери в комнате. (Настя Панина)


У моего троюродного брата был заводной гимнаст на перекладине… Играли в него часами, гимнаст солнышко крутил. А меня было ружье с пружинным спуском, по волкам и уткам стрелять. (Сергей Крылов)


У меня был котик, черный с зелеными глазами, по имени (о, ужас) Симпатяжка. Я с ним спала. Когда мне было лет восемь, у сестры в детском садике была акция «покажи свои игрушки», и мама вместе с несколькими другими моего котика прихватила. Я устроила дикую истерику, не могла без него заснуть, вот это вот все. Не знаю, что там было на самом деле, но по словам мамы, на следующий день в садике объявили карантин, и все мягкие игрушки под него попали. Так я Симпатяжку назад и не получила. (Элла Панеях)


Игрушки в детстве не любила, больше была по книжкам. Но была у меня знаковая вещь — оранжевый ежик на зеленых колесиках. Мама хотела мне купить красивую бабочку-каталочку, но сердце мое сразил этот крохотный и неказистый зверь. И вот так всю жизнь, блин! (Марина Яуре)


Плоский тряпочный заяц, сшитый мамой. Я не могла без него жить ни минуты, поэтому после стирки его приходилось быстро-быстро сушить феном, чтобы сократить нашу разлуку. Когда я повзрослела, его спрятали в мешок с другими игрушками, который остался на зиму на даче и в котором за эту самую зиму успела сдохнуть мышь. Все игрушки заставили отнести на помойку, мол, трупный яд и т.п. Мне было 15, и я рыдала. Да и сейчас пишу, а глаза на мокром месте… там ведь и другие были, не менее родные. (Ирина Маринова)


Небольшой зеленый динозаврик. Я назвала его Денвером, потому что в моем детстве были Дикая Роза, Просто Мария и Династия. Мне подарил его мой дядя, и это мне так запомнилось: у меня отравление, я у бабушки в селе, мне страшно и плохо, а дядя успокаивает меня и дает этого маленького динозаврика-дракошу. Это мой самый верный друг, и он жив до сих пор. Я его теряла, он падал в унитаз, у него рвалась нога и вылезала набивка, у него отклеивался глаз, а когда я ходила на кружок мягкой игрушки, с него сняли мерки и сотворили ему брата. Я Денвера очень люблю, несмотря на то, что мне уже 28. (Олександра Ткаченко)


У меня было несколько больших и маленьких зайцев разных покроев (у каждого свое имя) и чебурашка, сшитый мамой из голубой меховой шапки, и плоский оранжевый тигр — все были любимые. Был большой медведь с «дубовой» головой и кудрявая кукла с короткими ногами — мамины детские игрушки, которые она хранила. Но скорей всего, самым первым из любимых был заяц по имени «Ткнульник», потому что он сгибался и падал носом вниз. (Екатерина Таланцева)


У меня был оранжевый (по крайней мере, изначально) плюшевый слон. Помню, как нам с двоюродным братом пообещали, что купят по игрушке, и как мы предвкушали выбор. Я хотела фиолетового слона, но была счастлива и такому. Лет с шести до шестнадцати мы со слоном (звали его слоник) были неразлучны, я всегда спала с ним в обнимку, а мои братья знали, что самый простой способ вывести у меня эмоции — поиздеваться над слоном. Потом слон пожил со мной в студенческом общежитии в Москве и вернулся в квартиру родителей только вместе со всеми остальными моими вещами. Когда я снова уехала от родителей с одним чемоданом, брать слона с собой не стала, но нежно люблю до сих пор. (Лена Очкова)


Любимой игрушкой всегда был Ромка — мягкая лежащая собака. У него еще был открыт рот, и оттуда высовывался язык. Не помню, как он у меня появился, но помню, что долго выбирала имя: Лесси (в то время шел сериал про нее) или Ромка (тоже было с чем-то связано, но уже не помню с чем). В итоге назвала Ромой и таскала его везде с собой, спала с ним, советовалась, рисовала его. Короче, шагу ступить без Ромы не могла. Сейчас мне 32, а Ромка по-прежнему со мной, смотрит на меня с книжной полки. Все-таки он не просто игрушка, а самый настоящий друг. (Наталья Бондаренко)


Зайка был — светло-кремовый, с белым животиком и мордочкой, прямоходящий — то есть лапки были как ручки и ножки. С крошечным хвостиком и пластиковыми плоскими черненькими косыми глазами. Очень быстро проносился, выступила тканая основа, но любить его я меньше не стала. Нарисовала костюмчик на животе синим карандашом, точно помню прямую вертикальную линию и с двух сторон ряды точек — типа пуговки. Он уже был у меня, когда мне еще не было года, и лет до восьми я его помню точно. Я с ним спала, как суслик, а без него могла и разреветься. Еще была аналогичной фактуры киса, желтая, с белым опять же животом и тонким длинным хвостом. Голова у нее была очень большая, треугольная, и на ней очень хорошо помню зеленые переливчатые пластиковые круглые глаза. Они мерцали, как изумруды. Еще у нее были жесткие усы — пластиковые прутики, на такие вешают ценники на одежду. Усы кололись, я их модифицировала закручиванием при протягивании с усилием, а потом уже в кудрявом виде повыдрала и остальное дорезала ножницами. Так вдвоем зайка с кисой и ушли в помойку после второго класса, и, пожалуй, до сегодняшнего дня не вспоминались.(Ekaterina Shishatskaya)


Пупс ростом с ладонь, иностранного производства (это были ранние 90-е). С толстеньким пузиком, кривыми ножками, короткими темными волосами и большими грустными глазами. Не исключено, что он задумывался мальчиком. Я считала его девочкой, звала Джоанной (последствия чтения «Черной стрелы»), страшно любила и наряжала в платьица, позаимствованные у более красивых кукол. Как говорится, счастья всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным. (Наталия Заславская)


У меня была советская кукла с кудрявыми волосами, отечными ногами и плоскими ступнями. Я любила расчесывать ее шевелюру и так выдрала все волосы ей на темени. Получилась громадная плешь, тонзура, даже тонзурища. Куклу я прозвала «лысый пирожок» и с удовольствием ей играла. А еще мама хранила в платяном шкафу разрисованную фломастерами немецкую куклу с клочковатыми рыжими волосами. Кукла была размером с годоваса, жуткая. Зачем хранила — непонятно. (Алла Арифулина)


У меня был тигр с огромной головищей и красно-оранжевым мехом с черными полосками. Полоски стирались, и нужно было время от времени дорисовывать их черным фломастером. Подарен был дядей Лешей, женатым «другом» моей тети Люси. В бирках к советским игрушкам зачем-то часто указывались имена: кукла Маша, медведь Миша. Тигра «по документам» звали Шарик, вероятно, из-за головы. Мы с дядей Лешей подискутировали и единогласно пришли к выводу, что имя не годится, ибо откровенно собачье. Решено было назвать Шуриком. (Оля Ко)


Псевдоплюшевый Ослик (откуда в Союзе плюш?), у которого так и не появилось имени, был моей самой большой любовью. У него были очень-очень грустные глаза, и цвета он был землистого, и так мне его было жалко! Он был украшен каким-то цветочком, но я этот цветочек оторвала, чтоб ни намека на радость не было, и жалела ослика что было сил. Однажды мама решила его постирать, я не отдавала, она потянула сильнее — и голова осла осталась у нее в руках. Как я рыдала и кричала: «Ты его убила!» — слышал весь подъезд. Ослу до ночи пришивали голову, и я стала любить и жалеть его еще больше, он же теперь раненый. Расстаться с ним я так и не смогла — сидит в шкафу на дальней полке, и я даже вещами завалить его не способна, такой он по-прежнему горький горемыка. (Дарья Березина)


У меня была кукла Барби, очень красивая и редкая, потому что мне ее тетя привезла из командировки в Канаду. Я с этой Барби даже спать ложилась вместе. В садик не брала — жалко было. Но когда однажды поругалась с мамой и на меня накричали, а мне в ответ орать и злиться было запрещено, я от злости сгрызла этой Барби руку — буквально изуродовала, искусав и изжевав всю ладонь. С тех пор она была моя любимая Барби-инвалид. (Наталья Ямницкая)


Надувная черепаха Аксабим. Это имя придумал папа. Оно не гуглится 44 года спустя. (Yulia Berezovskaya)


Любимыми игрушками в детстве у меня были инструменты моего дедушки. Выйдя на пенсию, он увлекся пчеловодством, и сам полностью изготавливал на столярном станке ульи и рамки для сот. Меня завораживал гул мотора, звон циркулярной пилы и горы пушистой стружки. Я постоянно порывался втихаря залезть в дедушкин сарай и тоже что-нибудь там «помастерить». Забивал молотком в деревянный порог гвоздики. Тесал рубанком все, до чего мог достать. Однажды папа подарил мне на день рождения набор столярных инструментов для юного мастера, и это был лучший подарок в моей жизни. Спустя 30 лет, и даже после переезда в Германию, у меня сохранились напильник и молоток из того самого набора, и я ими до сих пор «играю». (Dimitri Rogowik)


Первый раз я увидела Барби в 9 лет. Ее привезли для своей дочки мамины друзья-циркачи, которые ездили в Америку на гастроли. Эта Барби перевернула весь мой мир. С тех пор я ни о чем, кроме нее, не мечтала. Розовый комбинезон, каштановые волосы, женственная фигура, сгибающиеся ноги и туфельки. Я помню, как ошеломили меня эти туфельки на каблуках. Мою первую Барби мама купила мне на рынке спустя два года. Это была очень смешная Барби. У нее была оригинальная голова молда Superstar (это я как эксперт по куклам Барби говорю) с очень загорелой кожей и китайское белое тело из пластмассы! И еще у нее была кукольная алопеция — жуткие залысины на полголовы! Но я назвала ее Лаура и полюбила всем сердцем. Каждый год 26 мая (день ее покупки) праздновала День Рождения моей любимой Лауры. Вскоре у нее появилась сестра. Тоже китайская подделка. И совершенно непривлекательный муж. Тоже дешевый образчик китайской предприимчивости. После этого моя коллекция пополнялась только настоящими Барби и Кенами фирмы Mattel. Сейчас мне 37 лет. У меня больше 70 кукол Барби и Кенов. У всех кукол есть вторая половинка и даже детки. Моей Лауре, самой первой Барби, в этом году исполнилось 26 лет. Я нашла и купила ей оригинальное тело нужного оттенка, заменив им китайскую пластмассу, перепрошила волосы, чтобы у нее была густая красивая шевелюра, отправила ее китайского поддельного мужа в командировку, из которой он не вернулся (по моему злому умыслу), выдала ее замуж за красавца Фредди Юнберга (назвала его в честь шведского футболиста), с которым у них уже трое детишек. Она навсегда моя самая особенная! Никогда не скрываю свою страсть к куклам Барби, так что все мои друзья и возлюбленные дарят мне их, зная, что это самый желанный подарок для меня. (Yana Gessle)


Когда я была маленькой, у меня был бегемот. Можно еще сказать гиппопотам, но бегемот мне больше нравится. Он был большой, поролоновый, бежево-розовый. Язык во рту, ноздри и внутренняя поверхность ушей из темно-красного мягкого фетра. Гладить пальцем эти фетровые вставки было очень приятно, и мне, и бегемоту. Имени у него не было, потому что зачем? — на свете не так много бежево-розовых бегемотов из поролона. Еще у меня были маленькие пластмассовые пупсики, которым я шила одежду, бумажные куклы, которым я рисовала и вырезала одежду, и мягкие игрушки, которые я шила сама по книжке, но это было уже гораздо позже. Пупсики и куклы приходили и уходили в небытие, а розовый бегемот был всегда со мной. Хотя на самом деле со мной он был только когда я бывала у бабушки — один месяц в году. Я засыпала и просыпалась с бегемотом, не носила его на улицу, чтобы, не дай бог, с ним чего не случилось. Когда мы возвращались к себе, на Дальний Восток, бегемот оставался у бабушки, ждать меня до следующего года, потому что он бы занял много места в чемодане, а у нас и так было полно вещей. Но это было к лучшему, потому что пока он меня ждал, он был в надежном месте. И я ждала. Мне часто снилось, как я приезжаю и залезаю в бабушкин шкаф — в нижний выдвижной ящик, который открывается туго, со скрипом, и пахнет немного нафталином и свечками. Две бронзовые висюльки выскальзывают из пальцев, но я тяну, тяну, а потом подвигаю отрезы и новые тапки, и там, за ними, лежит мой бегемот. И смотрит на меня влажными от счастья коричневыми пуговицами. Потом мы лежим с бегемотом на гобеленовом пледе в разноцветную шашечку, и я пробую пальцем фетровые шершавости — они такие же, как в прошлом году, хорошо, что ничего не изменилось. Постепенно один глаз бегемота куда-то делся. Я помню, как он висел на ниточке, потом оторвался, потом я держала его в руке, чтобы дать матери пришить, потом он все-таки потерялся. Потом бабушки не стало. Приезжая в отпуск, мы останавливались у другой бабушки. Потом я выросла. Потом я забыла про бегемота. Перед эмиграцией я приехала повидаться с тетей, она жила в бабушкиной квартире. Шкаф был на месте, и тут я вспомнила. Поискала, вместо тапок лежал новый тюль. За ним ничего не было.
«Ир, а игрушки выкинули?» — спросила я.
«Какие игрушки? Игрушек не помню», — ответила Ира.
Шесть лет спустя у меня родилась дочь. У нее много игрушек. Я бы купила ей поролонового бегемота, но ни такой, ни хоть отдаленно похожий нигде и никогда мне не встречался. Как-то ко мне приехал отец, он хотел подарить внучке самую лучшую игрушку, советовался со мной, какую. «А помнишь, — меня осенило, — у меня был такой поролоновый розовый бегемот, здоровый, с пол-меня? У бабы Нади, помнишь?» Отец не помнил. Я описывала моего бегемота в подробностях, его уши, его хвост, его фетровый язык, я рассказывала, где он лежал, я упрекала, что бегемота ни разу не взяли с собой, но уже засосало под ложечкой и стало пусто в животе… «Не было у тебя никогда никакого бегемота! Не было, точно тебе говорю». Мой поролоновый друг. Так даже лучше. Так ты всегда со мной. (Julia Zolotko Grinberg)


Мышонок Пик — маленький желтый, в коричневой жилетке и с пищалкой. Это была единственная игрушка, из-за которой я устроила истерику в магазине… И мне его не купили. А потом утром на Новый год я нашла Пика под елкой — спасибо доброму Деду Морозу! (Елена Маслова)


Обезьяна. Сначала она была ростом с меня, потом значительно уменьшалась каждый год. Это была Максимально Любимая Игрушка. Ее звали Джоконда. Я раскрашивала ее светлую мордочку фломастерами, и самый страшный день был — когда мама переделывала ей лицо, меняя на чистую тряпочку розового цвета. Я не знаю, почему нельзя было оставить лицо с рисунком. Глазки-пуговки пришивались заново. Однажды мама отнесла Джоконду в ателье в нашем доме, и там ее должны были перешить или наполнитель поменять, за 10 лет жизни со мной она изрядно устала, моя обезьянка. Я долго ждала ее обратно, ателье съехало, и игрушка затерялась в лихих 90-х. (Мария Шуб)


Деревянный конструктор. Строила из него «бревенчатые» домики. Аккуратно собирала в плотную коробку и убирала. В один из Новых годов вставила внутрь одного домика лампочку и поставила под елку. Испытывала невероятное чувство уюта от этого. Когда потеряла пару деталек, уговорила дедушку сделать в своей столярке такие же. Сейчас такие конструкторы снова продаются. Наверное, куплю детям. (Pogorelova Elena)


У нас в детстве был классный яркий пластиковый немецкий конструктор — отец привез из командировки в Прибалтику. Очень мы его любили — можно было конструировать всякие штуки: дома, машины, ракеты… (Елена Маслова)


Чебурашка. Это был мой Друг! Мне игрушка казалась очень большой и очень доброй. Для меня это была «она». Я с ней спала (я спала отдельно от родителей). Я сидела с ней в обнимку, когда слушала пластинки. Я кормила ее, разговаривала с ней, мы были очень близки. У нее были большие, мягкие, коричневые уши. Наверное, она хорошо и внимательно слушала, что я ей говорю. И большие добрые глаза, которые всегда внимательно и открыто смотрели на меня, так что можно было не бояться, что она меня не заметит. И маленький, слегка улыбающийся красный ротик. У нее было немного удивленное выражение лица. Мне нравилось ее трогать. Ее гладкие глаза, пластмассовый ротик и всю ее, такую мягко-шершавую. Нравилось брать на руки и носить или брать ее коротенькие, но такие толстенькие ручки-лапки в свои. Она всегда была хорошей и только моей. Когда мама родила братика (мне было 4,5 года), я играла, что Чебурашка — мой ребенок. Кормила ее грудью, укладывала спать. И очень расстроилась, когда мама стала кричать на меня и разбудила Чебурашку. Я ее только уложила! Но это был единственный раз, когда Чебурашка плакала, а так ей у меня хорошо жилось. Ее хорошо было обнять и прижать к себе. Я рисовала ее портрет гуашью, коричневой и охрой, наверное, лет в семь. Но однажды мама подарила мне Зайчика! Такого же большого. Зайчик был совершенно прекрасен. Новый, с фартучком, на фартучке кармашек сбоку, а в нем маленький зайчонок. Я была счастлива. И полюбила Зайчика больше, чем Чебурашку. Это, конечно, была она, но я называла ее Зайчик. Я тоже рисовала его портрет гуашью, серой на темно-коричневом фоне, на большом формате. А потом, в школе, классе в четвертом, мы собирали посылки в Армению, где произошло землетрясение. Я принесла своего Чебурашку и положила в коробку. Чебурашка уже не казался мне таким большим. Прошло немного времени, и я услышала разговоры, что армяне из посылок берут только дорогие вещи, а дешевые выбрасывают. Выбрасывают! И что они вырывают золотые зубы у умерших родственников перед тем, как их похоронить, что им только золото и важно. Это было уж совсем дикой деталью. Эти слухи и сплетни пересказывали мои одноклассники со слов своих родителей, наверное. И мне стало так жаль моего Чебурашку. И так обидно. Я так и представляла его, лежащим на скалах, в грязи, среди мусора, никому не нужным. Это был первый в моей жизни опыт катастрофы и помощи жертвам. Милосердия и недоверия. Совсем недавно я нашла Чебурашку в интернете, на авито. Точь-в-точь такого же! Я почувствовала любовь и нежность. Но я не купила его. Почему-то. Может, потому что я уже большая? Просто сохранила себе фотографию. (Ксения Наумова)


Подобранная где-то лысая кукла-негритянка. У нее на голове были остатки ваты от бывшего головного убора, которые я старательно очистила, полустертые глаза и совершенно некукольная внешность кенийского бегуна. Звали ее Сира (не спрашивайте). Я считала ее спасенной из рабства и баловала нарядами и бусами. (александра пилецких)


Собака. Я не особо играла в игрушки, больше любила книжки, но собаку эту жалела и любила. Родители сохранили ее, несмотря на все переезды. И не так давно мы с собакой снова воссоединились. С ней играл даже наш кот, пока не вырос. (Юлия Верг)


Кукла Манюня. Я потребовала ей сестричку и назвала ее Другая Манюня. Брату подарили ружье. Но он продолжал вместо ружья носить палку, а игрушечное ружье у него играло роль чемодана. Он все время уезжал в играх. (Алена Шварц Аношина)


Немецкая кукла Сонни. С коричневыми волосами, в ажурной кофточке и синих бархатистых шортах. Одна ее бордовая туфелька и сейчас со мной. А мне 64 года, и я живу в другой стране (Ольга Разоумовски)


У меня была плюшевая собачка по кличке Тобик. Я спала с ним в обнимку много лет. В результате плюш на Тобике совсем вытерся, остался нос пуговкой, глаза, ушки и лысое тельце в проплешинах, больше похожее на новорожденного крысенка. А потом меня как-то ночью во время болезни сильно тошнило, и Тобику тоже досталось. Этого мама и остатки (останки?) Тобика уже не вынесли, и мы на школьной ярмарке купили новую игрушку — из числа поделок. Так у меня появился ежик, сшитый из каких-то лоскутков. Спать с ежиком оказалось, мягко говоря, неудобно. Но не потому, о чем вы подумали. На самом деле он был мягкий и круглый, с маленькой острой мордочкой. И вот эта «округлость» никак не позволяла удержать его подмышкой. Во сне ежик выпрыгивал и терялся. Я просыпалась и рыдала, и так по кругу. Плохо помню, чем дело кончилось, но Тобика в семье очень не хватало. Светлая ему память. Надеюсь, он в плюшевом раю — вместе с Бинго-Бонго из Inside Out и другими любимыми игрушками. И они там все вместе катаются на американских горках и радостно поют. (Anna Ivanova)


У меня был голубой плюшевый заяц. Однажды его забыли на балконе и потом не нашли (балкон вечно был свалкой барахла), заяц пролежал там зиму и весной оказался грязным и заплесневевшим. Мама пыталась его постирать, но после этого из зайца полезла набивка, страшная и серая, пришлось выбросить. Мне казалось, что он умер, было горько, страшно и противно. (Юлия Судакова)


Любимых игрушки было две: черный пудель в красном ошейнике и желтый медведь производства ГДР, утробно ворчавший при опрокидывании его навзничь. Никаких имен они не имели, ибо выполняли функции бессловесных пассажиров автобуса № 90, все остановки которого я выучил наизусть, неоднократно ездя на нем с дедом по разным надобностям или просто в виде развлечения. Салоном автобуса был диван, а рулем — деревянный вращающийся табурет для игры на пианино, черный и довольно массивный. Блестящий фиксатор на винте табурета играл роль стояночного тормоза, когда водитель уходил в столовую на конечном пункте пить какао. Пассажиры при этом смиренно ждали, не ропща. (Геннадий Каневский)


Была кукла Мальвина, с длинными голубыми волосами. Я вообще кукол не любила, но когда увидела в магазине ЭТУ… Она стоила дорого, мама сказала, что у нее нет таких денег, я смирилась, но постоянно бегала на нее смотреть сквозь витрину. И как-то нам надо было идти к дантисту, и мама сказала, что если я все вытерплю без истерик (о, это я у врачей в детстве умела! И, как сейчас понимаю, не без причин), то она мне купит ТУ куклу… Видимо, я вытерпела, не помню, потому что кукла у меня появилась. Я ее поставила на полку и просто любовалась. А играла в конструкторы с отверткой и другими инструментами. (Юлия Судакова)


Странное существо желтого цвета с мордой овчарки по имени Пиф. Все игрушки выбросила, эта осталась, живет в шкафу, наслаждается старостью. Я Пифа берегла, поэтому он сейчас лишь немного пошарпаннее, чем был раньше. (Kate Shadrine)


Обезьяна,подаренная, когда мне был год. Всю мою жизнь спавшая со мной. Перешитый хвостик,ушки и лапки. Была самым большим моим другом и Хранителем Тайн. Ее доиграли мои дети. Ее реинкарнацию купили в Лавке Радостей, сидит на моей кровати. (Марина Шарова-Сударкина)


У меня была связанная прабабушкой рукавица с глазами-пуговицами и ртом. Звали его (!) Гном-варежка, и он вполне нормально взаимодействовал с куклами, с которыми играла сестра. (Nina Milman)


Я помню, что довольно долгое время, лет в 8-9, мне дико нравился Пятачок из МакДака. Это было мое первое впечатление от посещения Макдоналдса. Я проколол зверю уши, стирал его в машинке и чуть ли не спал с ним. В то время засилья классных мягких игрушек не было, диснеевский Пятачок стал моим любимцем. А потом исчез. Я даже примерно не знаю, куда. К праотцам отправился, к Милну. (Александр Аносов)


Безымянный тряпичный заяц. Я залюбил его до дыр: в последние месяцы земного существования он был без одного уха, заштопан в нескольких местах, а вместо глаз у него красовались пришитые бабушкой пуговицы разного цвета. Иногда я со стыдом и ужасом думаю, что моя модель отношений с женщинами формировалась именно по этому образцу, хотя на самом деле это не так. (Yurii Volodarskyi)


Лет в семь мне случайно купили маленькую пластиковую собачку — кажется, цена ей была 15 копеек, — и что-то со мной произошло, я начала везде таскаться с этой оранжевой собачкой, я ложилась с ней спать, я ходила с ней в школу, я ходила с ней в музыкальную школу и клала перед собой во время урока. Однажды мы зашли с бабушкой в сберкассу снять ее пенсию, и пока ждали в очереди, я положила собачку рядом у стены, где сидела. Потом бабушка освободилась, и мы быстро вышли, а минут через пять я поняла, что забыла свою игрушку. Мы повернули обратно, но в сберкассе уже нигде не было моей собачки. Тогда я впервые испытала невероятный ужас от потери кого-то близкого и долго не могла успокоиться. (Zhanna Nasupkina)


Тем летом, когда мне исполнилось шесть (или семь), я поехала к бабушке с дедушкой и выпросила у дедушки куколку из киоска Роспечати — китайскую безымянную недобарби ростом с половину настоящей. Стоила она 10 рублей (2000 год) — хоть что-то я точно помню. Куколка была одета в мини-платье из блестящей синтетики. Я, если честно, вообще не помню, что я с этой куклой делала в отсутствие других игрушек. Но когда в конце лета я привезла ее домой, началась программа интеграции в игрушечное общество. Кукла постепенно обзавелась: лошадьми (роскошный мустанг, больше сувенир, чем игрушка, американский подарок от тети, и его жалкое подобие — черный жеребец с китайского рынка), санями (коробка от сухого завтрака), гардеробом из собственноручно пошитых кривеньких платьиц и костюмов, натуральной собольей шубой (у нас дома были какие-то обрезки соболиных шкурок, понятия не имею, откуда), саквояжем с книгами, а также друзьями и врагами разнообразных видов и размеров. Каждый вечер на полу моей комнаты разворачивался очередной эпизод бесконечного роуд муви: моя уже не очень легкомысленная блондинка через зной пустыни и снежные степи ехала в коробке, запряженной двумя говорящими лошадьми, в неведомом направлении… Когда я прочитала Гарри Поттера, процессия поехала в Хогвартс, к гардеробу добавилась мантия, к инвентарю — палочка, а в саквояже появились учебники по зельеварению и трансфигурации. И я даже не могу сказать, что я как-то особенно любила саму эту куклу — мне кажется, я всегда была немножечко жертвой консюмеризма и разницу между настоящей Барби и моей недо-Барби очень чувствовала, и хотела бы куклу «поприличнее». Но почему-то именно она среди прочих игрушек пробудила во мне такой взрыв фантазии аж на несколько лет. Где бы сейчас взять столько вдохновения для всякого сторителлинга! (Валерия Кан)


Калейдоскоп. Разбирала его, добавляла цветные стеклышки, даже с бусинами и камушками из колец экспериментировала. Потом мне купили велосипед «Школьник» на вырост — и я надолго забросила все остальные игрушки и игры… (Людмила Казарян)


Любимых игрушек было три. Первая — большой мягкий лев, которого мама привезла в 1991-м из Америки; ничего подобного в отмучивающемся Советском Союзе не продавалось, и когда мама везла льва в электричке, напряженное и завистливое внимание всего вагона было приковано к ней (а когда она шла со мной по рынку, то за привезенную из той же Америки куртку меня хватал какой-то кавказский торговец, приговаривая «Продай куртка»); Лев образовывал семью с карикатурной плюшевой Львицей, формой скорее напоминающей телефонный аппарат, и Львенком в панаме, но они воспринимались как дополнение. Вторая игрушка — железный, неубиваемый советский самосвал, у которого, если повертеть ручку, со скрипом откидывался кузов. Самосвал катался по полу со страшным грохотом. Я играл с ним лет до тринадцати: в этом уже солидном возрасте сажал в него пластилиновых чуваков и снимал про них шпионские фильмы. Сейчас с этим самосвалом играют мои дети. Третья — американский составной динозавр из деревянных кусочков. Кусочки собирались строго определенным образом, но я умудрялся впихивать их всякий раз по-разному, так что динозавр напоминал циркача-конторсиониста. Не так давно младший мой сын все-таки его доломал. (Лев Оборин)


У моего друга был отец гончар. Он постоянно подгонял мне довольно нелепых глиняных хомяков, драконов, мышей, крокодильчиков и собак. Это был для меня целый мир. Каждого нового зверя приветствовали, был ритуал инициации, как в Доме-2. Решали, где он будет жить, кто соседи. Когда поток игрушек закончился — наверное, к моим 10-12 годам, — я уже привыкла играть не игрушками, а вселенными. И потом вырезала себе целые города бумажных кукол, сотни. Все были личностями, у всех были имена и непростые судьбы. Я ломала голову, как каждому найти пару. Почти всех кукол я храню по сей день. (Neanna Neruss)


Моей любимой игрушкой (1973 год, мне 6 лет) была деревянная машинка, которую мы с папой сами сделали с помощью маленькой пилы, гвоздей и наших золотых рук. Она чуть припадала на одно колесо и общий вид ее, наверное, не вызывал восторга, но вот эти вечера с вдумчивым обсуждением, корявыми чертежами, пилением и прибиванием, я бы тогда (да и сейчас!) не променял бы ни на что. (Олег Лекманов)


Выбираю между луком и медведицей Наташкой. Медведица была, когда ее подарили, больше меня. Ее нарядили в мамино детское платьице. Я с ней боролся, танцевал и с какого-то момента делился одеждой, а спать мне, астматику, с плюшевой игрушкой было нельзя. В какой-то момент врачи велели ее выкинуть, я не дал. Это была моя единственная плюшевая игрушка. А лук — ну лук себе и лук. Из ореха. Правильно просушенный. Какие только тетивы к нему не применялись! Естественно, я из него стрелял — с моих 9 по мои 13 точно. И вот с луком (и с ножом, который у меня свой лет с восьми) я спал. (Кирилл Кулаков)


Резиновый мышонок, который пах ванилью. Я его занюхивала до одурения. (Анна Берг)


Мою маму, маленькую, в середине 50-х сестра взяла в гости к своей подруге. Там мама увидела медвежонка, весь вечер провела с ним в обнимку — и, уходя, не могла расстаться. Ей его подарили. И она так и жила с ним в обнимку, и до сих пор, когда рассказывает, чуть не плачет от любви. Куда он потом делся — говорит, не помнит… (Марина Крылова)


Было две любимых игрушки, в младшем дошкольном и старшем дошкольном возрасте. В младшем дошкольном я любила резиновую собачку с поднятым ухом, таких еще надевали на фаркопы машин, и они сидели там, тускло-серые, с облезлыми глазами, очень жалкие, я страшно плакала, когда их видела. Свою собачку я время от времени яростно кусала за ухо и швыряла в стену, а потом, рыдая, жалела и просила прощения, но в целом мы жили мирно. А в старшем дошкольном возрасте я любила плюшевую крысу с флегматичным лицом. Крысу однажды вечером принес домой папа. Папа не умел и не любил выбирать игрушки, мы всегда ходили по детским магазинам вдвоем, и он покупал то, что я выберу — если мне хватит смелости словами через рот у продавца это попросить. А тут он впервые купил что-то сам и притащил этого уродца домой, и я влюбилась в него намертво, и спала с ним лет до пятнадцати, что ли, до какого-то очень взрослого возраста. Последние годы Крыс был совсем плоский от постоянного прижимания к груди, глаза у него стерлись, и хвост пришивался несколько раз, потому что Крысу я хвост тоже откусывала. Без насилия детская любовь была какая-то ненастоящая. (Яна Герц)


Одна из любимых — Жучка. Очень реалистичная сидящая овчароподобная собака размером с руку до локтя. У нее были очень умные глаза и нос, который я постоянно облизывала — потому что у собаки ж должен быть мокрый нос, иначе она болеет. Чаще всего ее (а еще кота Абрикоса и двух младенцев Ваню и Саню) я спасала от злых людей, которые собирались их съесть. Потому что в моих играх почти всегда была война и голод — понарассказывали впечатлительному ребенку про Блокаду, въелось в голову. (Ананастя Ананасова)


Была рыжая обезьянка Муся с белой бородой. С 3 до 4 лет я думал, что Мусе не нужна борода, поскольку она девочка, и по чуть-чуть ее выщипывал. С 4 до 6 очень Мусе сочувствовал, как же она, бедолаженька, без бороды. (Георгий Михайлец)


У меня была игрушка-подушка по имени Кузя (мальчик). Это была такая круглая морда, сшитая из обрезков разного искусственного меха: глаза-нос-рот и два круглых уха сверху. Мама купила это чудо текстильной промышленности на рынке, принесла домой — и я влюбилась. Подозреваю, что мама пять раз пожалела потом: подушка была набита какой-то тяжеленной ватой или чем-то вроде того, таскать ее приходилось во все поездки, потому что я лет до 14 отказывалась ездить куда-нибудь без Кузи. А потом еще очень долго не давала это облезлое уже к тому времени чувырло выкинуть (Лилия Яковлева)


Это была кошка по имени Снежинка. Я вытащила ее из кучи других игрушек за пушистый хвост — это была моя мечта! Мало того, что белая, так еще и с голубыми глазами и с нежно-розовым атласным бантиком на шее. Помню, что мама сказала сакраментальное: «Давай купим, но это на день рождения», — но я отказалась. Не знаю, почему мама ее все-таки купила просто так (видимо, уж очень мне хотелось эту кошку). Следующие несколько лет Снежинка была затаскана до дыр, мы с ней спали, ели, играли, она все время была у меня под мышкой. Потом я как-то быстро выросла, мы наконец завели живую кошку, и Снежинка отошла на второй план. Но я до сих пор очень ее люблю, она живет у родителей в корзинке с остальными любимцами. Никогда не брошу! (Maria Generozova)


Моей любимой игрушкой была та, которой у меня не было. Это кувшинка с Дюймовочкой внутри, там такой механизм, нажимаешь на него — и бутон кувшинки с жужжанием раскрывается, показывая миниатюрную куколку. В нашем городе такое чудо не продавалось, это девочке в нашем детсаду привезли издалека… (Павел Телешев)


Плюшевая обезьяна. В те времена по ТВ крутили сериал про работников африканского заповедника «Дактари» — и там была очень умная обезьяна Джуди. Ну и у меня Джуди. Кукол я не любила (я и до сих пор людей — не очень), а вот обезьяны — другое дело. Я ей сшила джинсовые штанишки и устраивала разные приключения: катала на лодочке по арыкам и сбрасывала на парашюте с третьего этажа (там жил мой сосед-ровесник, которого я вовлекла в эти игры — у него была похожая обезьяна по имени Тото). (Юлия Боровинская)


Кукла-якутка с нестандартным для куклы характерным лицом. Зовут Марфа, жива до сих пор, но моя дочь ее почему-то не любит. (Евгения Чикурова)


Кукольная мебель для детской, с маленькими, для пупса предметами. И детский парикмахерский набор: щетка, расческа и зеркальце. Куклы Светочка, Катя и Андрюша. Помню их всех до мельчайших деталей. (Natalja Galtsova)


Бумажные куколки. Сами рисовали куколок и делали им наряды. Платья «шили» даже из конфетных фантиков, это был самый супер. Особый шик, если куколку вместе с нарядами можно было купить типографскую, сделанную на картоне. Моя любовь к куколкам была такой сильной, что в каникулы из секретера убирались учебники и тетради и делалась двухэтажная квартира, в которой была мебель и даже кирпичный камин, которые я делала сама из бумаги и разрисовывала. (Наташа По)


Длинноногая собака Боба — его подарили маме, когда она была беременна мной. Боба донашивал за мной платья (это был именно он, но платья ни его, ни меня не смущали). Я спала с Бобой в обнимку лет до 10. Потом Боба был разжалован из компаньонов для сна в простые игрушки, а после тихо куда-то ушел (скорее всего, затерялся при одном из переездов). Я бы не прочь с ним встретиться снова. (Марина Семенихина)


Медведь. Младший брат его обоссал, и родители выкинули медведя. Я горевал ужасно и щас не понимаю — почему просто не постирали? (David Dector)


Я терпеть не могла кукол. Я не понимала, как в них играть, что с ними делать, зачем они. Понарошечные чаепития вызывали во мне лютый финский стыд, разговаривать с глупо пялящим пластмассовые глазки пупсом казалось дико. Пока однажды не появилась Бигги. Бигги была немецкая фройляйн, белокурая бестия в черном шелковом платье, с сиськами третьего размера. Боже мой, как я любила Бигги! Не то чтобы я хотела быть как она, я понимала даже тогда, что это не мой образ. Но я хотела быть ее подругой, потому что она была невыносимо крутая с этим ее надменным взглядом и взрослой усмешкой. Понятия не имею, куда она делась. Наверное, ушла вдохновлять кого-то другого, моя богиня. Кстати, откуда она взялась, я тоже не помню. (Lilith Wolf)


Плюшевый песик. Юноша из металлоремонта пробил мне жетончики для метро на медали для него. Удивительно, что я кошатницей выросла. (Se Alexandra)


Индара Ганди из папье-маше. Эта сувенирная фигурка была добыта мамой в Риге (она туда возила туристов в те времена). Удивительно то, что сари было «настоящее» и не приклеено к фигурке. Яркая и интересная игрушка. Но под сари не было белья — и я нарисовала ей орнаментальные шортики. Забавно, что она у меня не ломалась годы. (Se Alexandra)


В куклы я в детстве не играла, сосед на даче работал на фабрике игрушек и приносил пластмассовые машинки, камазы в гаражах, нивы и жигули. Еще был железный советский экскаватор, луноход на батарейках и т.д. и т.п. Но самое удивительное, что я ничего не сломала, и все эти игрушки дожили до появления моего сына, а уж он-то как раз и занялся активно их поломкой… (Zhanna Nasupkina)


Полуметровый немецкий плюшевый панда. Его звали Путти, но имя не использовалось, я всегда говорила «мой Панда». Это была самая-пресамая МОЯ игрушка из всех. Брат сначала искупал его в бочке с навозной водой, а потом, после стирки, вылил на его лоб флакон маминого Кристиан Диора, чтоб не вонял. В 80-е, когда такие духи было не достать, флакон Диора был вылит на плюшевого миху, чтоб не вонял навозом. Все как у всех, ничего особенного. Запах духов от игрушки был очень сильный, несмотря на все стирки, да и сейчас, 31 год спустя, если внюхаться в его лоб, по-прежнему пахнет. Это, кстати, тоже отличало Панду от всех прочих игрушек: у него был аромат. Сильный и изысканный. (Arina Kurasovskaya)


У меня был триумвират. Мишка, белый меховой медведь, Филя, собака как бы из «Спокойной ночи, малыши!», и Нечта, непонятно кто рыжий с белым животом. Вот с ними в основном и играли. А жив остался только Генот. Первая моя меховая игрушка. Енот. (Alena Menshenina)


Обожала резинового напальчникового дракона и от любви отгрызла ему руку. С тех пор я не особенно изменилась, надо отметить. (Olga Kozlova)


В тот день, когда я родилась, папа купил мне плюшевого медведя. Он был точно такого же размера, как и я. И голова была такая круглая, как у меня, только с ушами на макушке. Я этого, конечно же, не помню. Это мне рассказали — бывают такие воспоминания, которое возникают из рассказов других людей. Но сколько я помню себя, Мишка, так звали этого медведя, был со мной всегда. У него среди игрушек был какой-то повышенный статус. Если я играла в школу, то он был директором школы, если в больницу, то моим коллегой-врачом (как-то мое игрушечное общество сразу делилось на слои и классы). Все детство он провел со мной, спали мы вместе. Я даже свой первый поцелуй на нем испробовала. Потом я подросла, игрушки исчезли из дома. Я даже не помню, куда они делись, их просто не стало. Их не стало, а Мишка остался. Он сидел на письменном столе. Грустил. Где-то потерял ухо, и папа сшил ему новое из старого носка. А потом нам дали разрешение на отъезд. Отъезд, багаж, таможня, все закрутилось. Рижской таможней заведовал человек со значимой фамилией — Ерусалимский. Тяжело поверить, но судьба выбрала именно его проверять багаж у отъезжающих евреев. Я уже была взрослая, никаких детей в семье не было, никаких игрушек мы не везли. И вдруг в багаже старенький плюшевый Мишка. Подозрительно это все.
— Мы его должны распотрошить.
Я в слезы! Это же ужас! Он же почти живой! Я рыдала так, что таможенникам меня стало жалко. Тогда, сжалившись над семнадцатилетней дурой, размазывающей тушь по щекам, они решили пропустить Мишку через рентген. Они сказали, что если железные части на местах, то его не тронут, а если что сломалось, то будут потрошить. Я замерла.
У моего Мишки все « суставы» оказались на месте.
Он спокойно доехал до Америки. Даже те, кто на каком-то перевале разворовали наш багаж, его не тронули.
Он всегда со мной. (Pearl Morgovsky)


У меня была кукла-пупс со взрослым лицом и прической голубого цвета. Это вообще была моя единственная кукла и единственная игрушка, которая была только моей (у меня две сестры). Было жутко неудобно шить на нее одежду — тело было небольшим и младенческим, с пухлыми согнутыми ручками-ножками, а голова взрослая, поэтому по крою подходили и смотрелись хорошо только ползунки, а нормальная одежда плохо сидела, но зато хорошо вязалась с образом куклы. Намучилась я с нею. Ее звали Маша. (Ольга Шестова)


Плюшевый мишка. Мама была врач, и я мишку частенько оперировала. Ноги-руки не отрезала, а вот полостные операции — это да. Особенно успешной была та, когда я изъяла из него коробочку — голосовой механизм. С тех пор он онемел. Вообще был уродливый, как все советские игрушки. Но я его любила ( потому и мучала). И люблю до сих пор. Почему я позволила его выбросить? Или сама выбросила? Не помню. (Елена Вербило)


Медведь (помню его с трех лет) и собака Рыжик. Когда родилась младшая сестра, мишка стал моим младенцем — я его пеленала, кормила, укладывала спать… Потом с ними играли мои старшие дети, сейчас мишка и Рыжик живут в шкафу у младшей дочки. При всех переездах рука не поднялась их выбросить. Можно даже особо не играть, но просто хорошо знать, что они есть поблизости. (Julia Orlova)


Была у меня резиновая обезьянка с дырочкой снизу, вроде свистелки, но не свистелка, звук издавала, как если бы человек фырканье ежа изображал. Родители от этого ф-ф-ф просто стрелялись, а мне нравилось, почти не выпускала из рук. Уж не знаю, что с ней стало, может, спрятали или отдали кому. (Katherine Boytsova)


Чип. Маленький, с ладонь, желтый мишка с короткими лапами и грустным ассиметричным лицом. Купили мне его случайно, по пути домой из большого магазина игрушек, где я ничего не смогла себе выбрать. Зашли в магазин, где вдоль всей стены сидели эти мишки с бантиком на шее и петелькой на голове. Петелька оторвалась еще в дверях магазина. Всегда, когда могла, брала его с собой, грустили всегда вместе. Настоящий друг. В детстве предупреждала маму, что если мне придется умирать, пусть она обязательно положит Чипа мне в гроб. Многое пережил, в том числе имплантацию сердца. (Елена Курдяева)


У меня был Павлик, обыкновенный советский пластмассовый пупс с пищалкой на спине. Я его года в два схватила в магазине в объятия и заявила, что он Павлик. До этого, говорят, видела младенца Павлика, сильно впечатлилась. С моим Павликом я ела и спала, ложилась во все больницы, не расставались. Он весь облез, глаза стерлись, пищалка не пищала. И года в четыре просыпаюсь — Павлика нет. А вечером мама приходит, приносит Павлика, нарядного, свежего, с глазами, с пищалкой. Говорит — была в больнице для кукол. Что это был другой Павлик, я поняла намного, намного позже, может, уже в старших классах. (Евгения Риц)


Голова куклы. Немецкая кукла, тельце где-то потерялось, а вот прекрасная голова осталась. Белокурые волосы, синющие глаза. Достаточно было обернуть руку любым платком, а на палец надеть эту чудную головку — и вот она, кукла, живая и с тельцем. (Natalya DoVgert)


Это мой Мишка. Мама купила мне его летом 1962 года. Я даже этот день помню и поход в магазин. А какое желание иметь Мишку я испытала, когда его увидела! Любовь с первого взгляда. Теперь сидит Миша в корзинке вместе с последней моей куклой (немецкой). Выросли мои дети, и внуки уже выросли, но все знали, что Мишку обижать нельзя, он бабушкин. Одежду Мише я шью до сих пор. (Marina Bastrykina)


Пухлый пес по имени Тобик, белый в коричневых пятнах, с языком на бок и легким косоглазием. Я его ужасно любил, но однажды совсем несправедливо обидел. За что-то я ужасно разозлился на родителей, папа сунул мне в руки Тобика, чтобы успокоить, а я в сердцах крикнул: «Да пошел он на хер!» — кажется, это было первое в моей жизни нехорошее слово. Тобик его совершенно не заслужил, я потом долго извинялся, да и четверть века спустя вспоминать об этом неприятно. Тобик был классным. (Егор Михайлов)


Моей любимой игрушкой была не моя игрушка, а игрушка сестры: индеец с ножом и ирокезом. Такие были маленькие фигурки наборами. Мне достался индеец с ружьем, и его застывшая поза злила. Но чего не сделаешь ради сестры! Прошло время. Ирокез теперь на моей голове, ножей хоть отбавляй, и я уже даже почти поверила, что тот индеец был моим. (Al Jentarix)


О, у меня была белка, которую подарили моей старшей сестре на 8 лет, но я, двухлетка, ее отобрала! Не расставалась с ней, таскала везде за собой. Она пережила все мои забавы, включая обязательное для моих кукол купание в горшке. Когда мне в 6 лет вырезали гланды, белку пришлось зашить в марлю, чтобы такую антисанитарию позволили взять в больницу. Однажды чуть не произошло ЧП космического масштаба — белку выронили на Курском вокзале, когда мы уезжали в Крым. И только добрый гражданин, который стал кричать: «Кто потерял сверток?» — спас Крым от землетрясения и потопа. А потом, когда белка номер один превратилась в тряпочку, мне была подарена белка номер два, которая по факту была зайцем, — но я милостиво решила считать ее белкой-летягой, которая легко парила на своих ушах. Она дожила аж до своего поступления в институт и отъезда из родного гнезда. Только голову пришлось пару раз пришивать. (Наталья Родионова)


У меня был пластмассовый мишка, полый внутри, звали ее Вера. Она мне была дочерью. Потом, спустя какое-то время, у нее отвалилась лапа, долгое время папа не мог Веру починить, но потом придумал как. Куклы в качестве дочерей почему-то мной не воспринимались. (Oksana Pustovaya)


Это был Ароша, вернее, Арон Маркович. Почему-то я назвала его в честь папиного начальника, которого никогда в глаза не видела, зато имя, видимо, часто слышала. Я выбрала Арошу сама, в 1976 году в игрушечном магазине Феодосии. Мне было пять. С тех пор он рядом. Я в него не играла, но заснуть без Ароши не могла. 25 лет назад он перебрался со мной из Ленинграда в Бостон. (Natasha Balonov)


Плюшевая тигрица по имени Тимоника. Тимоника со временем стала лысой, серой и даже еще более печальной, чем те истории, которые я с ней сочиняла и разыгрывала. Это почему-то были сплошь мелодрамы о потерянных друзьях и плохой погоде. И еще была гдровская игрушечная стиральная машина ростом сантиметров тридцать, которая умела действительно стирать. (Anna Glazova)


У меня был конь. Вороной, с красным седлом. Я верхом в атаку ходил вместе с буденновцами, и соседку Таньку воровал, сажал перед собой и увозил в зарю. А потом мы переехали из Новосибирска в Таллинн, и коня с собой не взяли. Страшная потеря для четырехлетнего природного степняка. (Тимур Максютов)


Лет с трех обожаемой игрушкой был Толизаяцтолисобака — чудесное воплощение фантазии советских дизайнеров. Голубовато-зеленый с желтой мордочкой, висящими ушами и хвостиком пупочкой. Его видовую принадлежность безуспешно пыталась определить долгие годы. Хотя мне было все равно, я его любила такого, какой был. Даже когда велюровая мордочка совсем полысела от поцелуев и регулярных кормлений кашей — продолжала любить. (Ольга Остроумова)


У меня в 4-5 лет был пластмассовый карасик, которого я не помню, чтобы прям сильно любила. Но однажды мы ехали к бабушке на автобусе (ранние 80-е годы), и при посадке в автобус я уронила карасика под колеса. Была зима, народ спешил набиться в автобус, и папа просто на руках занес меня внутрь, а карасик остался лежать и в моем воображении был раздавлен колесами автобуса. Я до сих пор помню его, как великую потерю. (Елена Зорина)


Волк. Или как его нужно было правильно называть — волЫк. Серый, конечно же. Мне в каком-то дошкольном возрасте его подарил моя дядя Игорь — единственный из много-многочисленных дядь и теть, кого я называла просто по имени — Игорь. «Я злой и страшный серый Волк, я в поросятах знаю толк! Рррр!» Еще он меня катал на «веласапеде» (произношение его, я понимала уже таки юмор и смеялась). Потом мне еще много дарили плюшевых зверей «из заграницы», но Волк оставаться любимым. И вот несколько лет назад уже во взрослом возрасте мне вдруг захотелось его найти — «где-то в кладовке». Сунулась, все есть… а Волка нет. Неизвестно, куда он пропал. Очень жаль Волка. (Olga Koroleva)


Коллекция лошадей. Были две большие — Звездочка и Яблочко. Пластмассовые, зеленая и желтая. Их дети все назывались на эти две буквы — Зарема, Земфира, Забелка, Яхонт, Яшка и так далее. Которые на З — те были вменяемые, а на Я — какие-то агрессивные. Семьи враждовали. Тем не менее, Земфира и Яхонт (оба из папье-маше) мечтали пожениться, вокруг чего происходили всякие драки, скандалы и погони. (Алия Хагверди)


Конь пластмассовый зеленый. Все остальные кони в магазине были рыжие. Три полки рыжих и один зеленый. (Larisa Kochubeeva)


В детстве мне хотелось мягких игрушек, а дарили все время твердых пластмассовых кукол. Но однажды папа пришел домой с плюшевым тигренком. Только я хотела обрадоваться, как он объявил, что тигренок куплен родственникам, у которых родился ребенок. Папа заколотил тигренка в посылочном ящике вместе с конфетами и отнес на почту. Однако через некоторое время посылка вернулась — папа неправильно написал адрес. «Теперь-то тигренок точно станет моим!» — подумала я. Но папа просто переписал адрес и снова отправил посылку. На этот раз тигренок покинул меня навсегда. (Natalia Tkacheva)


Я любила все свои игрушки. Абсолютно все. А их было много — я была единственной дочерью мамы, мы жили с дедушкой и бабушкой, часто приезжала тетя (сестра мамы) и дядя (ее муж). В общем, игрушек мне дарили много, и вкусы мои учитывали. У меня был любимый «поденый кьян» (подъемный кран), самосвал, автобус и другие машины и машинки — я их очень любила. Были всякие звери и медведи — большой розовый пластмассовый, несколько плюшевых больших и два плюшевых совсем маленьких, меньше моей детской ладошки, медведика из 40-х годов, еще из детства мамы и ее сестер. Так я радостно жила со своими игрушками лет до четырех. А потом бабушка как-то сказала маме, что это непорядок, слишком много игрушек у ребенка, полкомнаты завалено бывает. Надо как-то сократить количество. Как? — не понимала мама. Надя ведь со всеми играет! Но бабушка, которая четверых детей вырастила, сказала, что в этом возрасте ребенок быстро отвлекается и запомнить все игрушки просто не может. Надо убрать парочку и посмотреть. Если не вспомнит Надя про них дня два-три — значит, продолжить сокращать игрушки. Заехала в гости тетя, тоже поучаствовала в дискуссии. Аргументы, что ребенку нужен порядок в комнате и не нужно излишнее баловство, да и авторитет матери четырех детей победил. Решили начать с малого. С двух миниатюрных медведей. Мелкие же, незаметные. Нашли их среди игрушек. Забрали. Спрятали. Было это поздним вечером. Мама приготовилась ждать три дня. Но не пришлось. Уже на следующий день (кажется, в обед) я пришла к ней и грустно сосредоточенно спросила: «Мамочка, а ты не видела, был такой маленький мишка…» В точности описала одного медведя. Потом второго. Мама сказала, что мы потом вместе их тщательно поищем. Вечером, когда дед пришел с работы и семейный совет был в сборе, мама рассказала о финале эксперимента. Дед сказал, что медведей надо немедленно вернуть. Бабушка признала, что не ожидала такого. Мама незаметно принесла обоих микро-медведей в нашу с ней комнату и, изобразив тщательный поиск, «нашла» их в щелях между половицами возле плинтуса. И правда, щели были глубокие. Хотя я была уверена, что еще недавно медведей там не было. И решила, что они там сами ПРОРОСЛИ… В итоге я стала ползать по полу, смотреть в щели между половицами и искать. Ведь они старые, из детства мамы. Теряются, потом находятся. Может, еще какие-то мишки так же найдутся? Не нашлись, конечно. Но взрослые больше не пытались у меня что-то тайком забрать.(Nadia Shakhova-Mkheidze)


Я в детстве сходила с ума по зайцам. Кукол и все остальные игрушки не воспринимала. Зайцев было много, самых разных — пушистых, пластмассовых, даже была бутылка из-под шампуня в виде зайца. Я строила их в колонну, и они шли на демонстрацию. (Наши окна выходили на площадь перед папиным заводом, где собирались колонны на демонстрации, на площади ставили палатки с вкусной едой и еще там были шарики, наполненные гелием.) (Татьяна Слинка)


Моя семья жила прямо напротив роддома, окна в окна. Поэтому маме в нужный момент просто оставалось перейти через дорогу. Когда я (Василина) родилась, друзья принесли маме в палату роскошную куклу (Василису). Расшитый сарафан, кокошник в бисере, даже нижнее белье и капроновые чулочки! Никакой декоративности, можно было раздевать-одевать-играть. В детстве я хотела быть такой же красивой, как она. Прошло больше сорока лет, мы давным-давно переехали. Моя бывшая соседка выходит из дома с собакой. Проходящая мимо незнакомая женщина останавливается, хвалит и гладит собаку. И неожиданно задает вопрос: раньше здесь вроде бы жили мама Жанна и дочка Василина, вы их не знаете? Говорит, что много лет назад лежала в этом роддоме, и одной из мамочек принесли потрясающую куклу. По словам незнакомки, она до сих пор часто об этом вспоминает и думает, как сложилась судьба той девочки Василины… Постскриптум: судьба сложилась хорошо, а я никогда не узнаю, что за женщина так часто пыталась представить себе мою жизнь. Василиса лежит в шкафу и ждет реставрации. (Vasilina Kopylova)


На рождение братиков кому-то из родителей подарили медведя и собака на работе. Одну игрушку вручили мне на НГ, другую на день рождения. На зарплату инженера не больно-то разгуляешься, если еще есть четыре голодных рта. Потом эти игрушки перекочевали к их законным хозяевам, а уже в подростковом возрасте мишка вернулся ко мне. Большой, лохматый, очень удобно обнимать, когда горько и страшно. А страшно было. Но это уже другая история. Да, уже 16 лет мишка москвич и ничего в его внешнем виде не выдает, что на самом деле ему за 40. (Marina Hagen)


Мой синий плюшевый медведь — залеченный, заколотый, любимый и обласканный, спал со мною лет до десяти, пока не родилась младшая сестренка. К этому времени ухо у него сломалось, так как было сделано из прессованных опилок. Сам он был набит ватой, ему было легко делать уколы. Мама у меня была хирургической медсестрой, все игрушки были в зеленке и бинтах. Однажды на чердаке я нашла облупленную импортную, скорее, немецкую куклу. Полюбила как своего ребенка, а бабушка без моего ведома отдала ее цыганке, вернее, ее девочке, раньше ходили по квартирам, попрошайки, ну вот бабушка и выбрала куклу обшарпанную, не жалко, откуда ей знать было, что любимая. Истерика на полу не заставила себя ждать… (Варвара Головкина)


Кукол я не воспринимала, поэтому были две собаки. Первая — маленькая в разноцветное пятнышко. Это был он, и звали его Фуфайка, потому что мне нравились слова с буквой «ф». Он сопровождал меня в поездках на дачу и к бабушке. До сих пор на даче где-то лежит. Вторая — желтая пластиковая собака с зелеными колесиками на веревке. Я ее обожала, возила за собой везде, она была моим верным другом. Был у нас на даче мальчик Женя, он был хулиганом, и родители не разрешали мне с ним дружить, но мы иногда вместе гуляли с ним и моим братом. И вот однажды зимой Женя взял мою собаку и сказал, что покажет мне что-то потрясающее. Он вытащил ее на середину нашего пруда, потом поджег петарду и засунул ей в голову. Голова собаки взорвалась и разлетелась по всему пруду. Я помню этот шок, я даже кричать не могла от ужаса. Травма на всю жизнь. (Оля Курочкина)


Тигр — жуткий, обшарпанный, а главное — у него огромная ватная голова перевешивала тельце, и он все время падал мордой вниз. Папа был выездной и привозил мне немецких кукол, я обстригала им волосы и закидывала лысых монстров на шкаф, а мерзкого тигра залюбливала насмерть. Трагедия случилась, когда в ватной голове у тигра завелись клопы, и папа сжег его на заднем дворе дома в железной канистре. Я оплакивала его, как живого, и сейчас пишу со слезами. (Алена Иртеньева)


Юла. Самое странное, что я играл ей лет до 12, страшно этого стыдясь: запирался, садился на пол и крутил под дверью, где не было ковра, и дико успокаивался от всего подросткового ужаса. Потом сам же от стыда и разломал ее. Непонятная история. (Kavabanga)


Голубой Мишка — так его зовут. Это медвежонок голубого цвета, который примерно на год старше меня. Сначала он принадлежал моей сестре. Мама рассказывала, что когда ждала меня, на последних месяцах постоянно хотела спать и подкладывала этого медведя себе под голову, а годовалая сестра тащила его из-под маминой головы за лапы. А потом, когда я родилась, он как-то стал моим Голубым Мишкой. Я с ним спала, его кормила, купала, одевала (у него была модная жилетка фасона «два квадрата с дыркой»)… Мы с ним играли, учились, боялись, росли… Разлучались только тогда, когда его стирали, и он проводил ночь прицепленным прищепками за уши на веревочке в ванной. Однажды, помню, у нас задымил электросчетчик, и пока мама звонила в электросети и пожарным, я быстро приготовилась к эвакуации. Собрала в пакет все игрушки, что смогла, оделась и взяла Голубого Мишку за лапу. Так мы и предстали перед электриками: дитя в шубейке и валенках на босу ногу с медведем в обнимку у дверей — приготовилась спасать самое дорогое. По причине долгой жизни или моей истовой любви медведь потерял глаза и вообще изрядно потерся, поседел и облысел. После пластической «операции» , проведенной моими детскими руками, у него несколько поплыли черты «лица», глаза сменили цвет и форму, но это все еще он! Как-то он пережил и школу, и мой отъезд, и студенческие годы, и все переезды, и моих родителей. Сейчас ему слегка за 40… Он до сих пор жив и обитает у меня в шкафу, чтобы не пылился. Из него сыпется поролон, я подумываю об очередной пластической операции и смене набивки. Иногда я его достаю, и мы вместе немножечко плачем, потому что… да и так понятно, почему. Странно подумать, что есть кто-то, кто с тобой всю твою жизнь. Родители ушли, а он остался. И у него всегда — даже в молодые годы — было грустное выражение лица. (Elena Mashkova)