«Угомон тебя возьми» – и все, пойди усни тут; детская литература в своем стремлении назидать (и наказывать) могла оказаться страшнее, чем любой Стивен Кинг, а если уж эта литература намеренно решала немножко тебя попугать – все, пиши пропало. В третьей части подборки про страшные книги детства (вот часть 1, часть 2, часть 4) мы собрали истории о страхе перед «детской» литературой (в кавычках, потому что изначально не все эти книги писались для детей, но сегодня их принято считать детскими). Огромное спасибо дизайнеру Виктору Меламеду, поэтессе Сиван Бескин, фотографу Илье Китову, активистке Эвелине Штурман, поэтессе Анне Глазовой, журналисту Анне Качуровской, поэту Алексею Цветкову, издателю Ирине Тархановой и всем-всем, кто делился с нами историями.
Меня в раннем подростковом возрасте поразила выдуманная история про забеременевшую пятнадцатилетнюю девочку Юльку из очередной «книги для девочек». Это было что-то лютое – со всем этим хоррорным описанием «рогачей» и реакции взрослых, и нагнетаемой больной моралью. Я долго боялась и секса в принципе, и врачей, и вдобавок страстно желала быть бесплодной или еще что, чтобы точно никогда не оказаться в такой ситуации. (Ксения Ильина)
«Угомон». Я в детстве его страшно боялась. Стихи «спи, мой мальчик, не шуми, Угомон тебя возьми», и на картинках такой сине-фиолетовый, неживого цвета старик, который ходит по улицам и забирает неспящих детей. То есть он был не отвратительный, а даже где-то симпатичный, печальный такой, лицо умное, – но было совершенно ясно, что Угомон забирает куда-то в мир мёртвых. (Наталья Моисеева)
Прочитав книжку «Перевернутое дерево» и прослушав пластинку по этой сказке, боялась ходить рядом с телефонным кабелем черным; он уж слишком был похож на змея. До истерики, но прошло как-то. (Miriam BenSander)
В детстве упала за кровать книжка «Аленький цветочек», и я страшно каждую ночь боялась, что чудовище вылезет из книжки и меня слопает. При этом почему-то никого не просила достать и сама днем не доставала! Спасибо добрым иллюстраторам, с чудищем постарались на славу. (Tania Tchedaeva)
Страшно боялась «Приключений Арбузика и Бебешки». Там были какие-то ужасные крокодилы. Нам его читала заменяющая учительница на продленке. Ничего ни до, ни после не вызывало у меня такого животного ужаса. Я эту книгу больше никогда не читала. И не открывала. И не видела даже. (Katja Venglinskaya)
«Пиноккио». Прям тоска накатывала невероятнейшая, слишком много смертей для детской книжки. (Madina Baranova)
Как-то в детском журнале «Барвінок» прочла сказку про мужика, который отрывал голубям головы и варил их в огромном чане. На картинке был нарисован такой амбал ужасный, и эти голуби в чане, один к одному. После этой сказки всегда просила маму приготовить мне голубцы. (Наталья Плужник)
У Андерсена есть сказка «Сердечное горе». Про довольно малообаятельного мопса, который умер, а ему сделали могилку, украсив её бутылочным горлышком и прочей красотой несказанной. И всех пускали посмотреть на «мопсенькину могилку» (это цитата!) за пуговицу от штанов. И мальчики давали девочкам пройти за пуговицу – и гордо ходили в штанах без пуговиц. А одна девочка плакала, потому что её никто не повел на эту самую могилку. Вот я тоже плакала. И мопса жалко, и девочку эту. И всех тех, кто за целую пуговицу от штанов ходил посмотреть на бутылочное горлышко. Вот это самое острое детское чувство: «Ну почему весь мир занимается какой-то херней, когда может сделать столько хорошего?» – не проходит. Но от словосочетания «Мопсенькина могилка» могу и сейчас расплакаться. (Светлана Орлова)
Сказки Андерсена, Русалочка, которой каждый шаг как по ножам. (Anna Petrova)
Единственная страшная книга в детстве была «Дочь болотного царя», она была не щекочуще-страшной, а совершенно инфернальной, про смерть и безнадежность. Прочитала один раз, она чужая была, никогда даже не видела ее больше, но вот и через 35 лет мне кажется, что ничего страшнее не читала. (Анита Кунда)
Однажды на даче в журнале «Химия и жизнь», кажется, наткнулась на рассказ некоего С.Кинга «И тут пришел Бука». И вот сижу я с этим журналом в чулане, куда забралась, чтобы ночью читать без помех, лампочка тусклая светит, а назад в свою спальню идти через коридор и две темные комнаты, где все спят. Думала, умру! К счастью, в чулане были понятные нестрашные вещи – шаманский бубен и оленья шкура на стене (память о всяких экспедициях), так с бубном в чулане и уснула! (Анастасия Воскресенская)
Мой дядя все детство боялся грибников, потому что его напугала иллюстрация Мая Митурича к стихотворению Маршака «Угомон», с синим стариком в капюшоне. (Виктор Меламед)
Сказка про лося Скутта и принцессу Тувстарр. (Лиза Сурганова)
Я бросила читать «Незнайку на Луне» в самом начале, когда они забрались в ракету и улетели, потому что мне эта ситуация казалась невообразимо кошмарной, я не могла представить из нее хорошего выхода. Я понимала, что он, очевидно, есть, но не смогла себя пересилить. Я до сих пор боюсь открытого космоса и стараюсь не думать о том, что прямо сейчас нахожусь на огромном, ОГРОМНЕЙШЕМ вращающемся шаре, который невозможно контролировать и на многие километры вокруг которого буквально холодное ничто. Брррр… Мне даже «Гравитацию» смотреть было физически некомфортно. (Ксюша Ильина)
Как только слышала, что паук нашу Муху-Цокотоуху волок в уголок, меня охватывал ужас. Кажется, я даже не плакала и вообще никому из взрослых не говорила, но капец как страшно было. (Alona Pindus)
В одной из повестей Анатолия Рыбакова упоминается гать, дорога через болото, и деревенские мальчики пугают городских, мол, там кладбище было и мертвые лежат. И это было очень страшно: не смерть (смерть не страшно вообще), а что там, внизу, ребеночек чей-то умерший, а ты его ногами топчешь и топчешь, и все топчут, и душа не может на небо улететь, потому что грязная, затоптали всю. Я вот сейчас пишу и мне не по себе, хоть я и взрослая, и вроде неглупая, и кликуш в семье не было. (Ксения Горева)
«Карлик Нос». После знакомства с этой сказкой мне потом на протяжении многих лет время от времени снился один и тот же сон: ночь, дождь, я иду по пустынной улице, атмосфера которой – как в этой сказке, а за мной следует человек: мокрый коричневый плащ и черный цилиндр на голове. Важная деталь: поля цилиндра имеют форму зонтика. Больше ничего не происходит. Только это неотвязное преследование в дождливую ночь по улице из сказки. Но просыпалась окоченевшей от ужаса. (Ольга Сквирская)
Почти весь детский Чуковский. Крокодилы, бармалеи, тараканища, лесные пожары, отрезанные ножки. До сих пор к ним не притрагиваюсь. (Sivan Beskin)
«Белый Бим, Черное Ухо». Читала в жизни один раз. И больше не буду никогда. (Евгения Шуйская)
«Тим Талер» когда-то, слишком рано (в семь? восемь?) прочитанный, убил просто этой близостью совершенно безнадежной, серой, тоскливой реальности, которая в любой момент может оказаться твоей. Впечатлилась так, что еще в подростковом возрасте вспоминала. (Евдокия Лапина)
Я боялась Крошку Вилли Винки из стишка. Я смотрела из постели на окно, и по ту сторону стекла на узеньком пяти сантиметровом жестяном откосе на пятнадцатом этаже сидел он и грустно смотрел на меня. Обычно там еще шел снег, ну и где-то прямо за Крошкой Вилли Винки был Гагарин, мерзнущий на Гагаринской площади, мы жили прямо окнами на него. (Yona Kogan)
Единственная книга вселяла в мое дошкольное сердце ужас: «Рассказ о неизвестном герое» Маршака. «Ищут пожарные, ищет милиция… Ищут давно и не могут найти». Дореволюционное издание братьев Гримм с рисунками отрубленных голов и пальцев читала спокойно, с интересом. А вот история с хорошим концом о парне, спасшем ребенка, – ох, я старалась отводить от книги глаза. Не знаю, почему побоялась просто выбросить ее в мусорку. Картинка на обложке внушала страх: двор-колодец, вид сверху, дым и языки пламени. Но больше всего почему-то пугало, что этого парня никто не может найти. Типа он на самом деле не существует или не человек, что-то такое. (Ольга Волгина)
Лет в 16 мне в библиотеке попалась нечитанная «Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы» Успенского. Предыдущие книги Эдуарда Николаевича радовали меня примерно как дом на дереве, в который забираешься с лучшим другом, или как плавание в речке на раздутых резиновых камерах из колес камаза. Поэтому к чтению я приступал с радостным предвкушением (да сделал я домашку, мам, сделал). Мне казалось, что я подготовлен к ужастикам (рассказы Кинга всего лишь бодряще щекотали мне нервы). А тут до поздней ночи и последней страницы этого, казалось бы, простецко-наивного пионерского фольклора я, почти парализованный, вжимался в диван, не решаясь пойти ни попить, ни пописать. Концовка каким-то образом развеивала это ужасное наваждение, но я её не помню. Зато на всю жизнь запомню про красное печенье из мозгов и трамвай-призрак (Илья Китов)
Рассказ «Честное слово». Я долго переживал, что никогда не стану таким смелым и стойким, как герой рассказа. Столько нервов расшатал себе. (Misha Lagodinsky)
«Буратино». Не столько страшно, сколько больно и стыдно. Маленькая и ответственная, я очень переживала за папу Карло, оставшегося без теплой куртки. И плакала каждый раз, когда вспоминала, что Буратино потратил деньги на билет в цирк. Деньги, которые могли бы остаться курткой! Или стать учебниками на худой конец. (Daria Park)
«Городок в табакерке». Явно видел свою смерть в каком-то огромном механизме с валами и шестеренками, и никто меня не найдет и не спасет. (Ваня-Ваня Дубровский)
«Городок в табакерке». Вот этот спуск, жалкие и вызывающие маленькие герои внутри, неуверенность в себе главного героя и ожидание подлости… Не дочитала ни в детстве, ни во взрослости. Аж тошнило, так пугал этот рассказ. (Румия Ромашкина)
У меня была «Золотая Книга Сказок» чешской писательницы Божены Немцовой. Сказки я там любила все, и даже страшные (а там страшных было много), но боялась я по-настоящему карлика на картинке, такой у него был подлый взгляд – меня прямо передергивало… и ночью я потом спать боялась. Это сильно до школы было, я рано читать научилась. И каждый раз, читая эту сказку или открывая книгу, я боялась, что именно на ЭТОЙ странице нечаянно откроется… И выход нашла – я запомнила страницу, после 119-й надо две или на всякий пожарный три пролистать. (Katerina Gintovt)
Очень боялась «Снежной Королевы». Во-первых, боялась, что в меня попадет осколок от зеркала тролля и я перестану нормально воспринимать все, что есть вокруг; а если осколок попадет в сердце, то оно станет куском льда. Во-вторых, если осколков все-таки удастся избежать, есть же еще и сама Снежная Королева, которая может просто так подойти на улице, поцеловать – и все тогда. Я не считала себя такой же умной, как Кай, поэтому даже не надеялась, что меня куда-нибудь увезут. Таких глупых девочек, как я, можно было только замораживать насмерть. (Елена Арчакова)
Мой уже взрослый брат до сих пор боится тараканов из-за «Тараканища». А я все не решусь читать детям Андерсена. (Svetlana Gibert)
Рассказ, по-моему, Гайдара. Там мальчик остается один, и к нему пристают какие-то то ли спекулянты, то ли шпионы, и заставляют людям вредить. Манипулируют. Не смогла дочитать. Страх, что мальчика подставят, просто парализовал. (Румия Ромашкина)
В четыре года мне прочитали сказки Оскара Уайльда, в том числе про маленького горбуна и принцессу – после этого мне приснился первый осознанный кошмар, который я помню до сих пор. (Anna Schmidt)
Поразительную книжку прочитала у друга в гостях лет в восемь, «Как папа был маленьким». Там, видимо, в рамках воспитания эмпатии у юного читателя было очень подробно описано, как маленький папа постеснялся вступиться за котенка, которого по-библейски прямо побивали камнями. Со всеми подробностями смерти котенка. Я так дико ревела вечером, ни до, ни после так не ревела, по-моему. Мама меня как-то убедила, что котенок НА САМОМ ДЕЛЕ выжил, это маленький папа распереживался и недосмотрел. (Эвелина Штурман)
Я в детстве ужасно боялась истории про «Серую шейку» – когда полынья начинала затягиваться льдом и лиса ходила рядом кругами. Плакала и просила прекратить читать. Так и не дала ни разу дочитать… (Мальцева Ксения)
Мой мальчик рыдал над «Праздником непослушания» и говорил, что книжка про то, как родителей оставили детей и ушли – одна из самых страшных в его жизни (Natalia Marshalkovich)
Статуя короля из «Нильса»! Та, которая оживает и идет по городу, чтобы поймать бедного мальчика! Боялась до одури, чтоб заснуть, выносила книгу из комнаты и прятала в коридоре. Периодически возвращала ее обратно, чтобы никто не догадался… (Marina Altshuller-Rudich)
Помню, была дивная и жуткая книжка «Темная комната» В.Попова. Как по мне – шедевральное произведение для детей и юношества (Дарья Лясота)
На окончание младшей школы подарили «Приключения Жоана-смельчака» всему классу. Там не только сюр, но еще и картинки с расчлененкой. (Суса Тушкан)
У Ирины Токмаковой вечерняя сказочка была со словами «В дупло мальчишку принесем/ Пять страшных слов произнесем/ Дадим волшебную траву/ И превратим его в сову. /Тут совы с места поднялись /И в тьму ночную унеслись. /Я знал, куда они летят, /Кого заколдовать хотят!» Я почему-то понимала, что летят они за мной. И особенно на даче проверка форточек на ночь, чтобы были закрыты – это прям ритуал был. На попытки открыть форточки орала дурниной. (Лиля Власова)
Не помню, чтобы боялась сюжетов книг или сказок, зато до жути боялась картинку в сборнике «Сказки друзей», где жуткого вида красный мужик нес через черное-черное болото фигуру в белом саване и с худым бледно-зеленым лицом, которая смотрела прямо в душу. Долго эту книгу даже в руки не брала, она мне казалась слишком взрослой и зловещей. (Ирина Шминке)
Хо-хо!!! Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто еще не спит! Стукнет вдруг в окошко или дунет в щель… я его реально боялась, несмотря на симпатичную иллюстрацию. Но однажды я надела на себя простыню. вышла в коридор и встала в проеме кухни. Тут-то моих родственников и хватил удар. И наверное, я бы осталась сиротой, если бы устрашающе не прошипела: «Я клошка винки». Напугав родственников, я перестала бояться. (Анна Качуровская)
Девочка со спичками. Спать не могла нормально еще неделю. Представляла как она замерзает. Самая кошмарная книга, пожалуй. (Анастасия Бондаренко)
«Мио, мой Мио». Железный коготь, вырывающий сердца, и белые лошади, плачущие кровавыми слезами по своим жеребятам. Просто ужас-ужас. Боялась и читала раз за разом. Наверное чтобы понизить чувствительность. (Regina Peri)
Я в три года так боялась дядю, что пряталась под кровать, когда он приходил, – потому что он был вылитый Бармалей из моей книжки – высоченный, лысый и с роскошными усами. Ничего хорошего я от человека с такой внешностью не ждала. (Катерина Булатова)
«Тараканище». Ничего политического, года в три, я там не считывал, но испытывал такой ужас, что помню до сих пор. Кажется, у меня была температура, и я им галлюцинировал. Он сидел на спинке стула, величиной с мышь. (Алексей Цветков)
Капустные кочаны, превращающиеся в мертвые головы в «Маленьком Муке»; главное мучение было, что невозможно было понять, почему и зачем. (Anna Glazova)
Андерсен. Страшно от него не было, от него было по-настоящему депрессивно. После «Девочки со спичками» или «Цветов маленькой Иды» хотелось просто лечь и больше не вставать. Лежа тихо умереть, ну или на худой конец уйти на дно вместо русалочки, сгореть солдатиком. Да вообще как жить, если ты гадкий утенок? (Julia Zolotko Grinberg)
Меня накрывало ужасом от всего Чуковского. Он вызывал затейливые и совершенно нездоровые картины, от которых было физически дурно. Поймала это ощущение еще однажды от «Жизни насекомых» Пелевина (Elena Soboleva)
«Сказка о потерянном времени». До сих пор вызывает животный ужас, когда представляю себе «внезапно постаревших мальчиков и девочек». Со временем я не в ладах, тема старения пугает в жизни очень. (Anna Cornell)
В сборнике сказочных историй был рассказ о драгоценных камнях, которые тускнели и теряли свою красоту, но стоило их надеть, как они напитывались кровью и слезами владельца и возвращали себе былой блеск. Больше из сюжета не помню ничего, но это было жутко. После этого на украшения долго не могла смотреть как на обычные вещи. (Elena Pospelova)
В моей личной библиотеке маленького невротика две ужасно тревожные книги – «Белый Бим» (про это только матом могу) и сказки Андерсена. Последнему отдельное спасибо за «Цветы маленькой Иды» и «Русалочку». «Бедные мои цветочки умерли», – сказала маленькая Ида». Чувство беззащитности, обреченности, бессмысленности существования живых существ вообще и дикий ужас от того, что никто не в силах спасти и защитить от смерти. (Ольга Лукашова)
«Девочка со спичками» – что может быть страшнее голодающей и замерзающей девочки, когда вокруг праздник и сытые люди. (Julia Kilimnik)
Я очень любила книги из серии «Зачарованный мир». Мне их дарили, все отличные, а вот «Гномы» напугали сильно. И картинки страшные, и ноги спускать на пол боялась – вдруг схватят. (Елена Казакова)
«Снежная королева» – папа читал по ролям, очень красиво. Она мне мерещилась в каждом окне зимой, я боялась встать в туалет, посмотрев в окно. Вообще весь Андерсен мое сердце сжимал с первых страниц, а я боялась попросить, чтобы мне перестали читать, потому что было интересно. (Masha Shapoval)
В раннем детстве любила «Чудо-дерево» Чуковского. И очень я боялась индюка Брундуляка. Крошечный Бибигон. Размером с мизинец. Огромный колдун-индюк. Рисунки великого Конашевича, конечно, помогали с ужастиками. До сих пор во всех индюках подозреваю колдунов. (Irina Tarkhanova)
В детстве в журнале «Барвинок» прочитала такую страшную сказку, что боялась темноты ужасно и во двор выходить вечером (а жили мы в деревенском доме с туалетом и кухней во дворе). Это мне было лет семь. Сейчас вот поискала: это масса людей напугалась, это Виктор Близнец «Земля светлячков». Я и сейчас не рискну перечитывать. (Татьяна Сачкова)
Андерсен. Девочка, наступившая на хлеб. Прекрасное и совсем недетское описание ада. В детстве ужас вызывало непонимание, за что Андерсен так немилосердно поместил маленькую девочку в преисподнюю и заставил страдать. Ничего плохого я в ее поступках не видела и паниковала от того, что возмездие может быть таким ужасным. (Ekaterina Kudryashova)
Двухтомник Андерсена в детстве вызывал у меня головную боль и портил настроение (неудивительно, в общем-то). Казалось бы: не читай, читай другие 100500 книг! Но нет, какое-то, видимо, guilty pleasure. Но читать я его брала только при гриппах: когда и так температура, головная боль и настроение ниже плинтуса. (Ирина Шихова)
У меня была книжечка про электричество, тоненькая такая, в бумажной обложке. Там заряды изображались в виде желтых головастиков, толпы головастиков в небе собираются в кучки и бросаются вниз молнией. Черт знает, почему, но это очень меня пугало. (Екатерина Черезова)
Самый кошмарный кошмар – это «Хроники Нарнии», та часть, где Каспиан ищет трех пропавших лордов и находит одного из них, упавшего в ручей, который превращает все в золото. Из-за этой золотой руки и я по ночам рыдала от страха, если хотела пить или в туалет. (Полина Малашина)
«Дети подземелья» из школьной программы – мой детский кошмар. (Елена Плотникова)
В журнале «Пионер» в нескольких номерах была опубликована детективная повесть, или что там это было, «Страшные истории для бесстрашных школьников». Там были собраны страшилки про Желтые Занавески, Зеленые Глаза, Черную Руку, Красное Пятно и всех-всех-всех. С целью развенчания и осмеяния в финале. Ага, щазззз. У меня в комнате на даче желтые занавески, между дверями друг (скотина) утверждал, что видел красное пятно, но быстро отвернулся и только поэтому не умер, и просто попробуйте зайти в дачный сортир и сесть над бездонной зловонной дырой, зная о существовании Черной Руки. Я не знаю, как я выжила в то лето. А ведь мне было уже лет 11-12. (Ирина Штеренгас)
Помню, зима, нам с подружкой лет по 7-8, а это значит, на дворе 80-е годы прошлого века, в магазинах тоска, продуктов нет, и вдруг мы в сугробе на детской площадке находим рубль. Огромное по тем временам богатство. Долго думаем, куда потратить богатство, советское детство подсказывает нам простую идею – идем в булочную и покупаем буханку черного хлеба (20 копеек) и белый батон (24 копейки). На энтузиазме и на морозе быстро съедаем батон, на буханку энтузиазма уже не хватает. Делиться ни с кем не можем (будут задавать вопросы, откуда у нас этот хлеб), домой остаток отнести не можем (будут вопросы от родителей, откуда деньги на хлеб), и выкинуть тоже не можем. Ну вернее как, подружка свой остаток выкинула и расстроенная ушла домой, а я стою на морозе, рыдаю, размазываю сопли рукавом и давлюсь этим хлебом, потому что выкинуть его мне не позволяет прочитанная сказка Ганса Христиана Андерсена «Девочка, наступившая на хлеб». Мрак и ужас про то, как девочка использовала хлеб как камень, чтобы перейти ручей. Потом было долгое искупление страшного греха, её засосало в преисподнюю, там её жарили-жарили, не дожарили и отправили обратно на землю птичкой, чтобы по крошечкам она собрала испорченную буханку. Ну короче, историю эту я восприняла практически как документальную, а в преисподнюю мне не хотелось, и я дико боялась чертей, и думаю, буду я если птичкой, а как же мама без меня? Не помню как, но доела. Как потратили оставшиеся 50 копеек, не помню совершенно. Хлеб, почему-то белый, не люблю до сих пор. Андерсена больше никогда не читала и детям своим тоже нет. (Alexandra Nickolskaya)
Мне года четыре было (или пять), когда подружка на даче прочитала вслух книгу «Красная рука, черная простыня и зеленые пальцы». После этого я боялась спать у окна, думая, что прилетит та самая рука и задушит. (Елена Казакова)
Было у нас дома издание сказки «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» с шикарными иллюстрациями. Ну то есть то, что они шикарные, это я сейчас понимаю. На деле же для 5-6-летней меня это был апофеоз ужаса. Книга, конечно, тоже местами была жутковата, но были две картинки, которые меня вводили в мощнейший ужас, больше пяти секунд я на них смотреть не могла, всегда старалась пролистать так, чтобы книга не раскрылась на этих местах. Это были изображения медведицы с медвежатами в берлоге и огромная морда медведя. Темные, с темными огромными медведями (хорошо ясно было, что они невероятно огромные, потому что в углу был крошечный Нильс), а главное – с жуткими желтыми глазами, которые прямо таки светили с картинки. Я от них впадала в какой-то тихий отчаянный ужас, было полное ощущение, что эти медведи сейчас же сожрут меня вместе с Нильсом или вместо него, короче – мне не спастись.(Дарья Вдовенко)
Была такая детская книжка со страшными сказками «Заколдованные леса». Можно было описаться от ужаса уже при взгляде на одну только картинку на ее обложке. Там стояли сцепившиеся ветвями корявые деревья. И была там одна сказочка, которая до сих пор мне иногда снится в страшных снах: там девочка и мальчик заходят в домик поиграть, а потом не могут из него выйти – дверь исчезла под мягкими коврами. Они ее ищут – но тщетно… они замурованы в этом доме. (Олеся Фея)
У меня был сборник сказок Андерсена. Они все были жуткие и пугали меня гораздо сильнее, чем сказки братьев Гримм. Я читала их медленно, по чуть-чуть. А после «Девочки, наступившей на хлеб» читать перестала. Я привыкла, что подобные сказки заканчиваются так или иначе хорошо, но тут девочка за, как мне казалось, мелкую провинность попадала чуть ли не в ад. Я дочитала сказку в холодном поту и потом очень боялась как-то неправильно поступить с хлебом. (Наталья Бондаренко)
У меня была книжка – детская энциклопедия, там на одной странице была камбала нарисована – я её очень боялась, наловчилась перелистывать, чтобы эта страница не открывалась, саму книжку очень любила. (Анна Кожушко)
В детстве ничего не боялась, сказки отлично заходили, даже самые жестокие – я просто не видела, чего там бояться. Споткнулась уже в юности на «Красной руке, чёрной простыне», мне почему-то казалось это реальнее, потому что написано совсем недавно, а не сотни лет назад. Помню, как в темноте по стенам шарила глазами, боясь, что красное пятно где-нибудь выступит. (Анна Анненкова)
«Незнайка на луне». Как там богатеи над простыми коротышками изгалялись. (Николай Миненко)
Чуковский! Все ужас! Тараканище, кошмар всего детства. Крокодил, который солнце проглотил. Это апокалипсис. И «мой зайчик попал под трамвайчик. Ему отрезало ножки». Про это даже произносить страшно. Про Мойдодыра можно вспомнить… Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой… Еще и ругается при этом!!! Ты немытый поросенок. Ужас всего детства, до сих пор перехватывает дыхание. Не читайте Чуковского детям!! (Екатерина Чернышова)
Крыса Шушера из Приключений Буратино. По ночам ноги с кровати спустить было страшно. (Наталья Фатеева)
Щелкунчик! Очень боялась его огромных зубов. Представляла, как он клацает ими… (Татьяна Кисель)
Андерсен «Сердце матери», прочитанный в пятом классе пионервожатой, заменяющей заболевшего учителя. Ноги моей материнской тревожности растут оттуда. (Svetlana Koreya)
Ужасно боялся «Тараканища» Чуковского. Мне в четыре года казалось, что он придет и меня уничтожит. До сих пор чувствую неуют от этой книжки. Не люблю читать ее внукам, если просят. (Victor Petrasyuk)
А «Муха-цокотуха»?! «Муха криком кричит, убивается , а злодей-паук молчит, ухмыляется». И как он ей кровь выпивал… Ужааас… (Виталий Гусовский)
10-й том «Общего собрания» Успенского, тот, где страшилки. Даже страшно было в одной комнате с книжкой находиться, она как будто распространяла вокруг себя флюиды страха. Особенно сюжет про Зеленые Глаза, которые задушат. В темное время суток все глаза воспринимались как опасные и враждебные – на портретах, у кукол, у кота. В одной комнате на обоях были какие-то зеленые не то листики, не то цветочки, и мне все время казалось, что гребаные глаза так шифруются. Однажды взяла игральные карты и все глаза выколола. (Maria Aleksanteri)
Не помню, как называется, эстонского издания большого формата детская сказка с чудовищем, которое победили, засунув ему в рот обоюдоострый железный лом. Отличная графика с неприятно некрасивыми людьми. Страшная путаница чувств: ужас от того, что чудовище всех ест, и от того, как ему больно с этим болтом в пасти на картинке. (Marina Feygelman)
Какая-то советская повесть о дружбе первоклассницы, от лица которой и ведется повествование, и пятиклассника, который жил с дедом (где его родители, не помню, то ли полярники, то ли еще где (но пятиклассник этот все пытался сбежать от деда на их поиски). А дед – профессор ботаники и преподаватель в этой же школе, страшно этого внука любил, как умел, и всячески заботился. Ну и в очередной раз милиция изловила беглеца, вернула деду, а он, улучив момент, пока дед был в душе, сумел открыть дверь и убежал снова, и дед гнался за ним мокрый в халате и полотенце. Мальчишка потом куда-то пропал, а дед заболел воспалением легких и умер. Я на этой сцене всегда рыдала, потому что у меня-то тоже был любимый дед, который жил с нами и был мне даже больше отцом и матерью, чем дедом, и я не могла себе представить, как можно быть таким говном и так обращаться с любящими тебя людьми. (Daria Rosen)
Мы с мамой часто читали вслух и занимались периодически «одушевлением» сказок: мастерили атрибуты, подбирали и одевали кукол, адаптируя их под сказочные реалии. Для «Синей бороды», например, имелся ключик, испачканный красным лаком для ногтей. И вот подарили мне «Золотую книгу сказок» Божены Немцовой – красивую, с цветными иллюстрациями. Мы тут же взялись готовить декорации для художественного чтения, была в сборнике сказка «Справедливый Богумил», сюжет напоминал «Вия»: проклятая мертвая принцесса по ночам оборачивалась ведьмой и три ночи подряд щерила из гроба черные зубы. Видимо, мне настолько хорошо запомнилось наше с мамой представление (кукла Барби, вылезающая из коробки-гроба), что спустя несколько дней я в безумном страхе ножницами вырезала из книги страницы с этой сказкой и сожгла в печке. (Sofya Lebedeva)
Продолжение:
- Страшные книги нашего детства, часть 1: «Никто не знает, что он в колодце!» – 53 истории про ужасы русской классики;
- Страшные книги нашего детства, часть 2: «Скырлы-скырлы-скырлы-ааааааа!!!» – 33 истории про ужас народных сказок;
- Страшные книги нашего детства, часть 4: «Орать и плакать» – 103 истории про очень страшные книги из детства.
Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями. Присоединяйтесь к нам на фейсбуке и в телеграме — мы собираем и рассказываем истории именно там. Хотите рассказать свою историю на эту тему? Пожалуйста, пришлите её на story@postpost.media, а мы иногда будем пополнять наши подборки.