Не обязательно было, чтобы наивные взрослые подарили тебе академическое издание братьев Гримм (отрезание пяток у Золушкиных сестер – это еще цветочки; мы все хорошо помним этот том), – есть люди, которые до сих пор боятся Колобка, и мы их понимаем: он стремный и непонятно, откуда разговаривает. Во второй части подборки о страшных книгах нашего детства (вот часть 1, часть 3, часть 4) мы собрали истории про народные сказки, которые своим прямым и безжалостным месседжем иногда производят сильное впечатление даже на хорошо терапевтированных взрослых, – а уж что говорить о ребенке. Огромное спасибо поэту Льву Рубинштейну, писательнице Алисе Нагроцкой и всем-всем, кто делился с нами историями.
Дочери было года три, читала ей Золушку. До этого были прочитаны все русские народные сказки и достаточное количество всяких других, страшноватых, – заходили отлично. И тут читаем Золушку, и на моменте, когда злая мачеха дает Золушке задание «крупу перебрать, розы посадить», дочь подпрыгивает в кровати с криком: «Мама, не читай больше!!! Какая страшная сказка, всю ночь работать!!!» (Людмила Кнеллер)
Крошечка-Хаврошечка очень напугала в детстве. Ладно там сначала смерть приходит и косит родителей, а потом появляется какая-то женщина с детьми, у которых разное количество глаз. Но вот когда девочка начала через ухо насквозь корове в голову пролезать, стало очень страшно. А потом кости эти! Мясо не ешь, кости закопай на холме. Я думала, это что-то потустороннее и колдовское, но пугало именно нормальное отношение к этому девочки. (Katya Kapleva)
У меня была книжка старых французских и бельгийских народных сказок, и там была одна про крестника Смерти. В общем-то, ничего такого: у крестьянина родился тринадцатый ребенок, и никто не хотел быть крестным, поэтому позвали просто прохожего в капюшоне и с косой, а дальше ребенок жил и общался с крестным. Сказка заканчивалась гибелью этого самого крестника, и это было очень страшно. (Женик Терентьева)
Нельзя не вспомнить, как одна маленькая девочка, дочка знакомых, сказала однажды: «Скорее бы уже я выросла, чтобы мне можно было читать взрослые книги. Ведь детские – такие страшные!» (Лев Рубинштейн)
Моя мама, вручая мне «Русские сказки», велела все читать, а «Ослиную шкуру» пролистывать – она её прочитала в детстве и, мне кажется, уже лет шестьдесят с плюсом боится, что и к ней, как к ленивой сестре из сказки, кое-что прирастет. Я же по-простому боялась коровы из «Крошечки-Хаврошечки». (Miriam BenSander)
Про «Мальчика-с-пальчика» мне и брату дед прочитал, а на следующий день повел в лес и спрятался за деревом. Ему казалось, что это хорошая шутка. Мы испугались. И ещё долго обсуждали и запасались камнями. (Дарья Астрон)
Арабские сказки. Огромная апельсиново-пурпурная книжка, с инфернальным дэвом из кувшина и хитрым богатеем в парчовом кафтане и сапожках с загнутыми носами. Подарил папин друг красавец Буслаев, любимец женщин и роковой холостяк. Эти два факта у меня слиплись в пятилетнем мозгу. Читать я уже умела, но родители, вникнув в содержание, спрятали её на высокой полке в ванной комнате над окном. Поэтому я ставила каждый день на табурет второй стул, а на него еще табуретку (высокие потолки), читала и аккуратно ставила на место. Как не убилась – непонятно. Но важно другое: меня завораживал и пугал антураж – красавицы-невольницы, сапоги-скороходы, страшные чудовища, визирь, шныряющий в одежде бедняка в полной темноте, змеи – там было много огромных змей, и все говорящие (боюсь до сих пор), и так далее. А родители читали и ужасались моральной стороне дела – молодец тот, кто обманул, украл и принес своему правителю, и все презирают героя, если он взял наворованное себе. Ну и невольницы, ублажающие героя, конечно, маму-директора школы не устраивали. (Alena Shwarz)
В детстве мама читала мне сказку «Безручка». Как брат отрубил сестре руки на пне, потому что его жене что-то не понравилось. А у этой безручки был ребенок. И когда она наклонилась к колодцу, ребенок выпал, и бог на пару секунд дал ей руки. Я так рыдала. Теперь понимаю, что у этой сказки психологический подтекст. Это про послеродовую депрессию. (Наталья Плужник)
Моя одноклассница из младшей школы – вероятно, она меня страшно не любила – подарила впечатлительной мне сборник цыганских сказок. Добротный, дорогой, с красочными иллюстрациями, занимавшими полкниги. В среднем сюжет каждой первой сказки был такой: кого-то грохнули (или сам умер), а вечером этот кто-то вернулся и разобрался с виновными. Опционально: сел, как ни в чем не бывало, за стол со своим семейством и что-то там вещал. Например, кто следующий. Помню, я мимо полки, на которой стояла эта книга, ходила пригнувшись и старалась вообще не смотреть в ту сторону. Спасибо тебе, добрая девочка, в общем. До сих пор тебя незлым тихим вспоминаю. (Лия О’Ди)
Очень страшно было читать «Карлик-нос», казалось, что чувствую запах этого супа из кореньев, который варила колдунья, и до слез было жалко карлика, ведь он сам про себя знал, что красавец! Страшная сказка. (Oxana Ladich)
Меня лет в семь пугала толстая коричневая книга, начала 60-х, среднего формата. Это были «Сказки братьев Гримм» с рисунком Ведьмы-Метелицы на обложке. Иллюстрации были на дешевой бумаге, плохо напечатанные, некоторых рисунков нельзя было разглядеть. И случайно получилось так, что ведьма наполовину исчезла со страницы. И я боялся, что она уходит из книги и проявляется уже в реальности где-нибудь поблизости. (Alexander Schulmann)
Старое академическое издание братьев Гримм, лет, наверное в 10-11-12. Там была куча сказок, построенных по одной схеме: сначала тупое зло мучает беззащитное добро, а потом добро набирается сил, или находит сильного покровителя, и берется за зло по-взрослому: пытки и казни, изобретенные добром, были куда изощренней и кошмарней, просто настоящая жуть. Однако, странным образом, это не вызвало закономерный детский ужас, а вызвало, во-первых, удивление и даже возмущение из-за абсолютной непохожести на известные рафинированные варианты этих сказок, а во-вторых, идеально вписалось в образ немецких фашистов из рассказов о войне. Я думала, ну, если у немцев такие сказочки – то что ж удивительного, что они все выросли такими злодеями! (Natalia Rogatcheva)
Ненецкая сказка «Кукушка» – врезалась в память на всю жизнь. Дети маму свою обижали, она заболела, превратилась в птицу и улетела, а дети «бежали за матерью много дней и ночей – по камням, по болотам, по кочкам. Ноги себе в кровь изранили. Где пробегут – там красный след останется». Вот чёрт… (Дмитрий Локшин)
Страшно было читать русские народные сказки с иллюстрациями Билибина. Ну то есть реально страшно. Интересно, что страшно было, когда уже лет в 12 сам их перечитывал, до этого, пока мне их вслух читали, было не страшно. (Алексей Ожегов)
Была казахская сказка, про мальчика, которому каждую ночь снилось, как к нему бежит и приближается огромный черный волк, и когда он просыпался, то знал, что волк стал ближе, и когда тот добежит, мальчик умрет. Вот эта сказка про черного волка меня жуть как пугала. (Darkhan Babayev)
На пластинках слушала аудиокнигу. Там Кощей, закованный в кандалы, просит Ивана-царевича напоить его (вода даст ему силы кандалы разорвать, но Иван ничего об этом не знает). Так вот, Кощей говорит при этом несколько раз: «Дай ещё» (воды). И вот то, КАК он это говорит, тихо и в то же время с такой хитростью и коварством в голосе, – это все вызывало ужас. И безысходность. И ощущение, что близится что-то жуткое и неотвратимое. (Оля Станкевич)
Халиф-аист, Карлик-нос, и еще японская сказка, где жена превращается в птицу и выдергивает с кровью перья, чтобы сплести дорогой ковер. И во всех этих сказках – ужас бесповоротности случившегося, как у Псоя: «Слишком поздно, слишком поздно…», – прошедшие годы в Карлике Носе, забытое слово мутабар. Это чувство, что герой еще жив и даже здоров, но непоправимое уже случилось. И ужас от этого, до мурашек. (Yakov Zhurinskiy)
У меня была книга «Эстонские сказки». Вот это был ужас так ужас. (Елена Новогрудская)
Почему-то бабушка сочла хорошей идеей купить мне книгу цыганских сказок. В них через одну недавно умерший член семьи приходил к своему дому и смотрел через окно, как остальные ужинают. Можно представить, как мне было в детстве во время ужина в деревне за общим столом, ведь сидеть приходилось спиной к окну. (Мария Дмитриева)
Была, да и есть на свете чудовищная сказка «Крошечка-Хаврошечка», в которой несчастная сиротка подружилась с доброй и умной говорящей коровой. Ну нормально, че. И эта самая говорящая корова помогала ей исполнять идиотские распоряжения, приходившие, разумеется, от злой мачехи, от кого же еще? Но как! «Влезь мне в одно ушко, – говорила добрая и умная корова, – и вылезь из другого ушка, и все будет хорошо». Послушная сиротка залезала в башку коровы, чета там вошкалась, потом вылезала… глядь – а все поручения злобной мачехи выполнены. И все бы ничего. Но! Я росла далеко не тонкой и совершенно не ранимой девочкой, вообще ни разу не принцессой. Мы с мамой любили смотреть фильм «Омен», а лично я обожала наблюдать, как мама разделывает селедку или там курицу, потому как кровь-кишки-красота!!! Так вот я крайне живо, можно сказать, анатомично и максимально правдоподобно представляла, как девочка влезает корове в ухо, ползет там себе (внутри головы) и выползает из другого уха вся в мозгах, кровавой слизи и вот это вот все… Было очень не по себе, скажем так. (Маргарита Глумова)
Японские сказки! Ноппэрапон – это ужас-ужас! (Elena Day)
«Кукушка». На кухне у нас как раз висел набор со скалкой, деревянными мешалками и двумя резными досочками-лопаточками. Я долго боялась, что вдруг мама на что-нибудь обидится, возьмет эти досточки, превратится в кукушку и улетит от нас навсегда. Посему росли мы с сестрой послушными! (Tatyana Polanski)
Три тома восточных сказок. Огромные, толстые, с картинками. Картинки не помню. Потому что тексты были про мнимые измены, ревнивых мужей-султанов, завистливых визирей. И прекрасным принцессам всегда отрубали руки, привязывали младенца к груди и выгоняли в пустыню. Потом, конечно, принц вырастал. Приходил к отцу, а Аллах возвращал руки прекрасной невинной. Это произвело окончательное впечатление. Никакие страшные сказки Афанасьева в подметки не годились этому ужасу. (Маргарита Алексеева)
До жути было страшно читать «Крошечку-Хаврошечку». И потому что сирота – жалко, и отношения с коровой странные, и кости, бррр. (Мария Сайгина)
Восточные сказки! Как какая то бабка/тетка заманила/опоила парня и съела, кости куда-то отнесла, потом на том месте что-то проросло и заговорило, и тому подобное. Это чистой воды ужасы. И я думала, что если уж с героем такое случилось, что уж там о детях говорить, обречены прямо за порогом дома… (Katerina Maslova)
В восемь лет моя одноклассница подарила мне книгу с русскими народными сказками. И там была сказка, которая называется «Упырь». Про маньяка-людоеда, который убил всю семью девушки и ее саму, потому что она увидела, как он ел покойника в церкви. Мрачный ужас с кучей бессмысленных смертей. История, правда, с хэппи-эндом, как это ни странно. Эта сказка много лет меня пугала. (Оля Станкевич)
Я до сих пор боюсь Колобка. (Елена Рыкова)
Боялась Бабы-яги под кроватью. Она варила детей в котле, а я это прямо видела. Ночью встать с кровати и прибежать к родителям, которые что-то интересное смотрят по телевизору, – смерти подобно. Собственно, сами родители меня этой бабой Ягой и пугали, чтобы я не бегала, но они говорили, наверное, в каких-то общих чертах, а я уже додумывала и котел, и милых зайчиков и лисичек, которые не успели убежать и попались в руки этой старухи. Опустишь ножку – она и тебя схватит своей костлявой рукой и с хохотом утащит. В общем, под кроватью у меня открывался какой-то портал в ад. От этого страха я избавилась, наверное, только лет в 25. Хотя, может, это просто у меня сейчас кровать сплошная до пола, а так-то кто знает, кто знает… (Ксения Аввакумова)
Самый ужас детства – абсолютно хтоническая сказка про Медведя – липовую ногу. «Чую, кто мои кости варит, моим мясом лакомится!» Брррр. (Катерина Булатова)
Очень в детстве боялась сказки про медведя на липовой ноге: «Скирлы-скирлы», до сих пор помню этот ужас. (Марина Крижевская)
Африканские сказки. Академическое неадаптированное издание. Бабушка съела внучку. Прочитано лет в шесть. (Olga Ostroverkh)
Я русских народных сказок боялась. Про женщину, которая умерла в родах, но приходила ночами кормить своего младенца, и когда ее увидели, младенец тоже умер. И прочее подобное. (Елена Пепел)
Братья Гримм – это мясо и полный трэш. В детстве подарили. Читала всё, кроме этого ада из букв. Какой изврат называть это сказками и давать детям! (Sveta Tereshenko)
В школе прочла книгу о китайских оборотнях – лисах и иже с ними (это была какая то кондовая китайская классика), и ужасно боялась обнаружить у спящей рядом мамы отсутствие лица, как в одной из этих историй. (Николь Толкачева)
Сказка «Медведь – липовая нога». Бабушка рассказывала ее и еще незаметно под столом скребла пальцами или стучала тихонько на словах: «Скырлы, скырлы! Все крещёны спят, и некрещёны спят… Одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит…» А медведь подходил все ближе, бабушка скреблась по стене громче. И в этот миг раздался стук в окно с улицы… это был ужас. Бабушка отдернула занавеску и долго вглядывалась в темноту, а мы с сестрой убежали прятаться в темную комнату. Мы жили в частном доме на окраине райцентра, и нет-нет кто-нибудь заглядывал из бабушкиной деревни: «Пустите переночевать!» Люди приезжали в город по каким-то делам и не успевали уехать, автобусы еще тогда не ходили… Но когда потом раздавался стук в окно, я каждый раз обмирала – медведь! (Елена Голованова)
Японские народные сказки, родители купили, видимо, не посмотрев содержание. Там отрубленные головы, истории про призраков в духе современных фильмов ужасов и случайные встречи в безлюдных местах с прохожими без лица или с глазами на ногах. (Юлия Никитина)
«Медведь и липовая нога». Собственно, даже без особых комментариев, просто абзац:
«Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит –
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит». (Olga Abramova)
Cборник «Сказки народов Севера» – вот где жуть. (Maxim Kovylin)
«Сказки народов Севера» – там была сказка о том, как у одной женщины были непослушные дети, и она в наказание им превратилась в кукушку и улетела, а дети бежали за ней по лесам и через ручьи, и плакали, и звали: «Мамочка, вернись». Но это суровые северные сказки, и она не вернулась, конечно. После этого я никаких других сказок уже не боялась – ну где какие-то отрезанные пятки, а где «мамочка, вернись»! (Алина Сейтбекова)
Карельские народные сказки, сюжет «голубая важенка». Там в два круга описывается подмена матери кем-то другим. Сначала вместо матери пришла колдунья, а мать, превращенная в овцу, была убита и реинкарнировала в дерево, а потом ее дочь, уже вышедшая замуж и родившая ребенка, была превращена в олениху, а на ее место пришла дочь колдуньи. И с возрастом мне стало казаться, что это была картина наследственного психического расстройства – мама становится кем-то другим, но иногда можно увидеть её прежнюю. Все страхи перед вероятностью спятить ехали вот по этим рельсам – какая-то подмена происходит, и никто этого вроде не видит, кроме ребенка, который в полной зависимости, но никого ни в чем не может убедить, его просто никто не послушает, а может, он сам и спятил. (Polina Suhova)
Страшная была сказка в сборнике сенегальских сказок (черная с белым и красным обложка, страниц триста разных сказок) – про принцессу Самбу, которая решила поиздеваться над всеми женихами и сказала, что пойдет за того, у кого не будет ни одного шрама или отметины на теле. Появился такой жених, красавец, и на всем теле ничего, ни пятнышка даже, ни царапинки. Ну, разумеется, дьявол в человечьем обличье, который её потом в лес забрал, и сбежать от него было очень трудно… Вот вроде и не сильно страшно, а поди ж ты, всегда я испытываю облегчение, когда вижу шрам у человека на теле, даже самый маленький. (Raushanna Sarkeyeva)
Сказка про русалку, грузинская. Там русалка извела всю семью, потому что отец семейства видел, как она в лесу волосы расчесывала. Там вообще русалки инфернальные твари, прокрадывались в дома ночью и норовили задушить, а в целом приносили несчастье. (Дарья Карасёва)
Мигель Анхель Астуриас. Гватемальские легенды. Легенда о волосяном. Про девушку, которая была послушницей и увидела в окне юношу, который ей понравился. И ночью её стала душить её же коса. И вот она её отстригла, с немыслимым трудом, и искушения оставили её, и она стала монахиней и возрадовались. Сцена удушения косой очень длинная. Прямо Кинг. По-моему, самая страшная сказка из возможных. (Alisa Nagrotskaya)
Сказки народов Севера! Там было много прекрасного. Сказка про то, как мать из-за невнимания детей превратилась в кукушку и улетела, а дети бежали за ней, оставляя кровавые следы, но так и не догнали (я потом долго посматривала на маму с опаской, когда она гладила, потому что в сказке гладильная доска превратилась в хвост кукушки). Сказка про то, как пришлось отдать ребенка в обмен на огонь. Сказка про лесную колдунью, которая запрыгнула деду на спину и заставила выгнать жену и стала жить в их доме. И много еще такого. Отдельным «наслаждением» были иллюстрации. (Марина Забавина)
Меня шокировала сказка «Мальчик-с-пальчик», где родители увели его и других детей в лес, умирать, поскольку в семье было нечего есть. Дети решили эту проблему сами, вернулись к родителям. У меня такое предательство в голове никогда не укладывалось (Татьяна Кондрашова)
«Жил-был у бабушки серенький козлик». Книжка такая была детская, с иллюстрациями. Вот этих иллюстраций и боялась до заикания, а конкретно – в том месте, где «остались от козлика рожки да ножки», живописнейшая картинка со сложенными кучкой козлиными запчастями. До сих пор снится иногда. (Надежда Москвина)
Книга «Японские сказки», мать их *** (экспрессивное выражение. — Прим. ред.). Там женщина забеременела от моряка, ушла рожать куда-то, он её нашел в кустах, она превратилась в змею, и эта змея рожала ему ребенка. Потом эта змея уплыла в море, и вернулась только когда мальчик с отцом голодали. Она вынула из себя один глаз и дала мужу, а другой ребенку. И слепая уплыла обратно. Еще там был бар, и там за стойкой сидел человек без лица, просто гладкой кожей обтянут череп. А другой задрал штанину, а у него на лодыжке дюжина глаз. Вот такое баю-бай. (Диана Лебедева)
«Коза и семеро козлят». Была картинка, где волка бросили в яму, вспоров брюхо, и на это сверху, обступив яму, смотрели козлята. И много других сказок, если сесть вспоминать – много страниц получится. (София Оренчук)
Страшные волшебные сказки: «Гуси-лебеди» и про медведя на липовой ноге. Чуть позже – немецкие авторские сказки: «Маленький Мук» и «Карлик Нос». (Лев Рубинштейн)
Сказка «Скрипучая старушка». С иллюстрациями! (Оксана Клевлина)
Мне как-то попался сборник не то польских, не то каких-то литовских сказок, и там тоже было у-у-у-у. Вкратце: одна девушка любила юношу, а он женился на другой, а она донесла, что соперница ведьма, и ту сожгли на костре вместе с ребенком, а героиня после впала в мрачняк и депрессию и повесилась на колокольне. (Daria Rosen)
Я даже не знаю, как об этом говорить не на кушетке у психотерапевта, но с прискорбным фактом съедения Колобка Лисой я ознакомилась года в 23, на какой-то пьянке с друзьями. Прижала маму к стенке. Да, говорит, я тебе не читала конец, потому что ты его боялась. Ну и как вот жить после такого? (Polina Mikashevsky)
Продолжение:
- Страшные книги нашего детства, часть 1: «Никто не знает, что он в колодце!» – 53 истории про ужасы русской классики;
- Страшные книги нашего детства, часть 3: «Ни попить, ни пописать» – 38 историй про ужас «детской» литературы;
- Страшные книги нашего детства, часть 4: «Орать и плакать» – 103 истории про очень страшные книги из детства.
Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями. Присоединяйтесь к нам на фейсбуке и в телеграме — мы собираем и рассказываем истории именно там. Хотите рассказать свою историю на эту тему? Пожалуйста, пришлите её на story@postpost.media, а мы иногда будем пополнять наши подборки.