И был таков: 203 истории про смерть вождей

Поддержите нас
И был таков: 203 истории про смерть вождей

Умер тот, и тот, и тот, и тот, и тот. Смерть вождя может вызывать экзальтацию, горе или полное равнодушие, но непременно остается в памяти как коллективное переживание, способное  объединять и разделять поколения. Огромное спасибо переводчику Екатерине Ракитиной, поэтам Николаю Кононову, Геннадию Каневскому, Илье Кукулину, Сергею Круглову, Хамдаму Закирову, Льву Оборину и Федору Сваровскому, издателю Игорю Сатановскому, писательницам Дине Сабитовой, Нине Шаховой и Алисе Нагроцкой, писателям Жеке Шварцу и Алмату Малатову, дизайнеру Антону Ходаковскому, фотографам Ольге Паволге и Юлии Комиссарофф,  поэтессе Дане Курской, журналисту Николаю Руденскому, сценаристу Наде Шаховой-Мхеидзе, кулинару Марианне Орлинковой и всем-всем, кто поделился с нами историями про смерть вождей.


Когда умер Ельцин, я прочитал об этом новость, пошел в туалет, вынюхал две дороги фена, разревелся и был таков.  (burzoom)


6 марта 1953 года. Хабаровск. Я иду в школу к часу дня (наш второй класс учится во вторую смену). День яркий, солнечный, радостный. Прохожу мимо дома, который строят пленные японцы (дети с ними дружили — они дарили нам вкусно пахнущие коробочки из-под рисовой пудры и маленьких деревянных куколок). Иду и думаю: «Если бы каждый кирпичик этого дома вдруг стал бы золотым, можно было бы их продать и купить в Америке лекарство для товарища Сталина». Почему в Америке, ума не приложу. Так уж придумалось. Постояла, поглазела, прикинула, хватит ли кирпичиков. Решила, что хватит, вылечат. Пока дошла до школы, фантазия, как обычно у меня бывает, стала реальностью. И когда, уже опаздывая, влетела в класс, долго не могла понять, отчего все рыдают. Сталин не мог умереть, я ведь так хорошо всё придумала! Потому, наверное, и не плакала на торжественной линейке… (Наталья Мирская)


В день смерти Брежнева — мне было три года — я ужасно переживала и плакала, что «дедушка Брежнев у-у-умер!». Вроде бы ничего особенного в этой истории нет, но четкое ощущение, что у меня в семейной мифологии есть сюжет про смерть вождя. (rudenko)


Когда умер Черненко, стало уже как-то совсем… неприлично!
Я только что отвезла материалы в типографию и потому раньше всех (из коллектива редакции нашей заводской многотиражки) вернулась домой. И тут – на тебе! Помер, ей-богу! По радио сказали. Звоню главреду на работу:
– Галина Карповна! – говорю. – Вы, конечно, будете смеяться, но Черненко умер.– Танька! – восклицает она. – Умоляю тебя, не ври!
Молодежи, наверное, этого не понять, но материалы-то мы сдали в пятницу, а газета выходила в понедельник. И, по тем временам, нельзя было допустить, чтобы она вышла без некролога по поводу смерти вождя. Как мы с Карповной переделывали первую полосу в субботу – это надо было видеть, а еще лучше – слышать. Я села за машинку, а Карповна начала ходить по кабинету, надиктовывая мне текст некролога:
– В этот трудный для страны момент… – говорила она.
– …весь рабочий класс и крестьянство… – подхватывала я.
– …еще теснее сплачивается… Или сплочается?
– Становится единым монолитом, короче!
…Прости меня, господи, но никогда я так не хохотала, как во время сочинения этого траурного текста! (Татьяна Бушенко)


Детский сад, 1985, нам пять-шесть лет. Тихий час, болтаем.
— А вы слышали, Черненко умер, теперь Горбачев будет.
— Да нет, это Горбачев умер, теперь Черненко будет.  (tcharge)


Моя мама рассказывала, что они с бабушкой проснулись на рассвете от криков и страшного стука в дверь. Это была родная сестра бабушки. «Вставайте, вставайте, — кричала она, — тиран умер!» (Моя двоюродная бабка была натуральная генеральша. Даже её муж, генерал-майор бронетанковых войск, человек суровый и много чего повидавший, её побаивался.) Бабушка тихо заплакала, а её сестра судорожно доставала из буфета рюмки, приговаривая: «Господи, вот радость! Вот ведь радость какая!» Поскольку я слышала эту историю с раннего детства, то смерти остальных вождей проходили у нас по уже сложившейся семейной традиции. Исключение сделали только для Ельцина. (Елена Яковлева)


Как известно, советские газеты и телевидение сообщили о смерти Леонида Брежнева, последовавшей 10 ноября 1982 года, с задержкой на одни сутки: информация была доведена до всеобщего пользования только 11 ноября. Но я лично испытал 10 ноября в связи со смертью Брежнева чувство глубокого разочарования, не догадываясь о его причине. Все, кто в сознательном возрасте жил в эти годы, знали, что самый лучший концерт, с трансляцией по Центральному телевидению, был 10 ноября и посвящался Дню милиции. Попасть на него простым смертным, не имеющим отношения к МВД, а также ЦК и другим власть предержащим, было абсолютно нереально, да и мысль такая в голову прийти не могла. Тем неожиданней для меня был утренний звонок 10 ноября от близкого родственника моей бывшей семьи (человека с большим чувством юмора) с предложением сходить на этот концерт, пригласительные билеты на два лица передадут. Весь день до вечера прошел в радостном нетерпении, а потом последовало сообщение о том, что концерт отменяется. Эта отмена была единственной за все годы его проведения, и стало ясно: что-то случилось. Каюсь, чувство огорчения в связи с отменой было гораздо сильнее, чем по поводу события, которое концерт отменило.То, что в день похорон мне в составе народной дружины от нашего НИИ довелось стоять в оцеплении на Петровке и проверять удостоверения у работников МУРа и прокуратуры (наблюдая за их реакциями) послужило слабым утешением, хотя было столь же редким событием. (Евгений Бурехзон)


Когда были похороны Черненко, нам сказали в школу не приходить. Я училась тогда в третьем классе. Сидела, счастливая, дома, смотрела по телеку похороны — и вдруг стало как-то стыдно, что мне так классно от того, что не надо рано вставать, тащиться в школу… В общем, я в какой-то особенно торжественно-печальный момент вскочила с дивана и отдала честь экрану. (Ilona Dabóczy)


Когда умер Брежнев, я подумал, что не придется теперь, к счастью, пририсовывать ему шестую звезду героя на пиджак, а то я уже задолбался это делать почти каждый год. Портрет надо было вывешивать по праздникам на стене фабрики, где я работал художником-оформителем. (Пётр Вакс)


Февраль 1984, зимние Олимпийские игры, радостно ждем фигурное катание и хоккей. Внезапно трансляции из Сараево заменяют какой-то траурной хренью, потому что, видите ли, умер Андропов. Я была в ярости! И всем, кто соглашался слушать, ныла: «Какого черта, надо правильно расставлять приоритеты, ведь Олимпиада раз в четыре года, а похороны — каждые два». (echidna)


Когда умер Брежнев, меня больше всего потрясли его награды, которые то ли стояли у гроба, то ли их за гробом несли. И еще не показывали «Спокойной ночи, малыши!», что действительно было трагично. Через несколько лет моя мама, забирая меня из сада после смерти Андропова, сказала, что у нас теперь новый генсек. Первым, что я спросила, было: «А сколько ему лет?» Она ответила: «72 года», и я тут же отреагировала: «Значит, скоро опять не будут показывать “Спокойной ночи, малыши!”»
Мы ехали в общественном транспорте, а говорила я громко. Мама была в смятении. (Tatiana Zubova)


Когда умер Брежнев, я была у бабушки. Мамин сильно младший брат, изрядно  выпивающий свободомыслящий чувак, сидел в трусах у телевизора и, когда мы с бабушкой зашли с улицы, радостно заорал: «Сдохло чучело!» Бабушка уже была в курсе и выговорила ему только за то, что про умерших так нельзя. Потом, в перестройку, этот дядя сильно поднялся, стал кооператором, заработал кучу денег, помог всей семье и всё такое. Он жив до сих пор, звонит мне иногда и так же непочтительно отзывается и о существующей власти. (Мария Стрельцова)


Я плакала и думала что Америка на нас сейчас точно нападет. Когда умер Андропов, плакала мама, считая, что вот он бы страну спас. А когда умер Черненко, мы все расстроились, потому что уроки не стали отменять, как два предыдущих раза. (Марина Ничипоренко)


Когда умер Брежнев, после траурного собрания всю школу разогнали группами по домам смотреть похороны (преимущественно к тем, у кого был цветной телик). Классные руководители ходили по этим пунктам сбора и следили, чтоб все скорбели. Мы, 13-летние жизнерадостные девицы, ржали, бегали на балкон покурить и резались в карты, которые пришлось запинывать под диван, когда явилась наша классная. С Андроповым и Черненко такого веселья не помню. (Paulina Poltavska)


Когда умер Брежнев, у нас в классе барышни плакали. Я — нет. Мне жалко его было, его немощь вызывала сочувствие уже несколько лет. Почему-то даже не винила себя, что бесчувственная. А в день его похорон школа не работала, и мама привезла меня к своему мега-парикмахеру в первый раз в моей 11 летней жизни — стричь мои шикарные длинные волосы. Мой партнер по танцам был дико рад: наконец перестал получать при резких поворотах тяжелой косой по лицу. (Валерия Курочкина)


В ноябре 1982 года меня, второклашку, неожиданно пришла встречать после уроков мама. Школа наша была на другом конце города, но уже с месяц мы все ездили сами на троллейбусе, толпой.
— Девки, — сказала мама, — не скачите так. Брежнев умер.
«Что же теперь будет?» — подумала я, и мы пошли на остановку, все, кому было в Волжский район. Троллейбус выехал на центральный проспект  и остановился напротив Дома Книги на светофоре. В витрине, на фоне постоянной композиции из бордового ПСС Ленина и революционного плаката, где горел среди монохрома алый бант на груди вождя, уже выставили парадный портрет в орденах с траурной драпировкой. Одноклассница моя Оля, мелкая и звонкая, как воробей, подтянулась на поручне у заднего бокового стекла и на весь салон возгласила:
— Коне-е-е-е-чно!.. Как Брежнев, так цветной, а как Ленин — так черно-белый! (Екатерина Ракитина)


Я помню вечер 5 марта 1953 года. Мы жили в Батуми. В тот день шел сильный дождь: март в Батуми самый неприятный месяц. Я жила с бабушкой и мамой, мы снимали комнату с застекленной верандой в совхозе Ферия. Меня уже уложили спать, как вдруг в стекло веранды кто-то постучал и мужской голос стал звать мою бабушку: «Батоно Валя, батоно Валя!» Бабушка стала смотреть в залитое дождевой водой окно, я вылезла из постели и босиком побежала на веранду: до сих пор помню ощущение холодного крашеного деревянного пола. Я залезла на табуретку и увидела, что во дворе, накрывшись мешком от дождя, стоит наш сосед — совхозный бригадир дядя Валико. Я играла с его сыном, моим ровесником, рыжим Йоськой. Увидев бабушку, дядя Валико закричал: «Батоно Валя, Сталин умер! Сталин умер!». Бабушка шуганула меня назад в кровать, а сама вышла на крыльцо, и они там еще какое-то время разговаривали. Я не могла заснуть. Как ни мала я была, я уже знала это имя — Сталин. Оно было в нашем доме ругательством, бабушка то и дело желала Сталину сдохнуть и чтобы шакалы съели его тело. Пришла мама — она то ли в кино ходила, то ли в гостях была. Как сейчас помню: она стоит, растерянная, на веранде — в сером пиджаке, шелковой голубой с размытым цветочным рисунком косынке на шее, косы уложены вокруг головы короной, — а бабушка рассказывает ей о сообщении дяди Валико.
Потом, когда я уже стала постарше, бабушка мне призналась, что на какой-то короткий миг даже она подумала: «Что же теперь будет, как же теперь жить?» Постоянно бьющая по мозгам пропаганда исподволь действует даже на такие скептические умы, каким обладала моя бабушка.(Жанна Свет )


Когда умер Брежнев, у меня на руках был двухмесячный средний сынишка, так что делала всё, что положено делать при мелком младенце по хозяйству. С удовольствием посматривая на экран, где показывали трансляцию похорон. Когда умер Андропов, у меня на руках был двухмесячный младший, погодок среднему. Делала всё то же самое. А вот когда умер Черненко — взяла детей за ручки, и мы пошли в Горсад, ели там мороженое. (Ирина Морозовская)


В день смерти Брежнева учился я… в каком же классе? …в девятом. Помню, что это событие как-то лирически стронуло что-то в душе; особое сладкое и острое чувство нежной бренности переполняло её; я бродил по улицам Богучан, разбивал каблуком ангарский ледок (в эпоху до глобального потепления у нас зима наступала по расписанию, то есть рано и напрочно), и какая-то любимая мною в отрочестве мелодия звучала, помню, непрестанно в голове. Что-то из Мари Лафоре… Общественно-политическое значение смерти этого уютного всесоюзного человека, героя анекдотов, и его бровей пришло ко мне гораздо, гораздо позже; в пересказах того, как гроб с Брежневым сорвался и гулко упал в яму, пела и ныла та же хтонь, которая гнала когда-то толпы в давильни смерти на похоронах Сталина… Смерть Брежнева — одно из несомненных событий в тех мирах, в которых сделался я поэт. (Сергей Круглов)


Когда умер Брежнев, нас заставили смотреть заунывное ТВ. И моя подруга Светка рыдала, потому что завтра американцы сбросят бомбу, а потом нападут и завоюют! (Заира Абдуллаева)


Когда умер Брежнев, я был в четвертом киевском классе. На перемене подошел к двум друзьям-однокашникам. Один сказал, что Брежнев умер. Я начал громко хохотать. У нас в школе гуляла такая шутка уже пару лет, все страшно веселились. Брежнев был как Кощей, как же он мог умереть? Но тут они посмотрели на меня испуганно: тише,  говорят, реально умер. (Игорь Сатановский)


Было странное ощущение. Казалось, что Брежнев был бессмертным. Ну вот не знаю, как будто бы была Луна и вдруг исчезла. В детстве гости родителей спросили меня, как зовут игрушечных медведей, которые были посажены по росту. Я была изумлена вопросом. Понятно, что самый крупный — Брежнев, поменьше — Громыко, дальше  Устинов и так далее до самого мелкого. Если игрушки рассаживать по росту, понятно же, что это игра в политбюро. Бедная мама, диссидент, никогда так не стыдилась меня, как в тот момент. (Alisa Nagrotskaya)


Мне было шесть лет, когда умер Брежнев. Это были праздники, я был у бабушки. Дядя мне говорил, что нехорошо смеяться и играть в такой день. Но я об этом забывал и, когда вспоминал, чувствовал себя виноватым. (Пётр Гавриличев)


В 1982 году я училась на втором курсе. В один из дней мы сидели на химии, практические занятия у нас проходили весело, так что мы травили анекдоты. В частности, был рассказан такой: «Мужик заснул летаргическим сном, просыпается через 200 лет, включает телевизор, диктор говорит: «В Москве открылся 126-й съезд КПСС, с отчетным докладом выступил товарищ Леонид Ильич Брежнев»». Мы посмеялись, но подумали, что да… как-то так. А вечером должны были показывать концерт ко Дню милиции, в прошлом году там были всенародно любимые артисты типа Пугачевой и Хазанова. Мы надеялись, что и в этом году будет не хуже, но концерт почему-то отменили. Появилась мысль, что кто-то умер, но о Брежневе даже не думали в этом ключе.  (Елена Зеличёнок)


Мы гуляли с пятилетней дочкой, зашли в магазин, кажется, спортивный. А там стоит стол, накрытый достающим до пола красным сукном, на столе портрет Брежнева с черной лентой в уголке. Такие инсталляции тогда были почти везде. Дочка с ужасом и любопытством спросила: «Тут Брежнев похоронен?!» – и полезла под стол искать могилу. Я быстро утащил её прочь, пока на нас не обратили внимание, и только на улице заржал. (Пётр Вакс)


Когда умер Брежнев, я была студенткой. В тот день первая пара у нас прошла как обычно, вторая пара — физика — была в другой части города. Несколько девчонок из нашей группы по пути зашли в промтоварный магазин, и там уже кто-то слышал сообщение по радио. Мы с подружкой сидели в аудитории, заходят слегка потрясенные девочки и говорят: «Умер Брежнев!» У нас, людей 18-19 лет, вообще не было никаких эмоций. Разве что некоторое удивление от самого факта. А в день похорон гудели все заводы, стоял транспорт, а мы в этот момент с подружкой были на площади Свободы, где у нас обком. Вышли из трамвая, было очень солнечно, отличное настроение, и на нас напал такой смех! Идем по абсолютно пустой площади перед обкомом и громко ржем, потом говорим: «Нас сейчас заберут!» — и ржем, конечно, еще громче. (Елена Зеличёнок)


Лежал и болел, а по радиоточке сказали, что Сталин «скончался». Мне объяснила наша домработница, что это значит «умер», и я испугался: ведь только он мог защитить страну от капиталистов. А они были очень страшные. Мне семь лет было. (Михаил Левин)


Я была на прогулке в детском саду, а воспитательница плакала — у неё умер Черненко, и было её жалко и странно. (Marina Shrago)


СССР был официально страной не религиозной, но вождей хоронили по православному обряду — на третий день после смерти. Я о ту пору учился в универе, и в день похорон Брежнева у нас как раз были занятия на военной кафедре. Все, кто через военную кафедру прошел, знают, что заниматься там было весьма скучно. Поэтому похороны, транслировавшиеся весь день, рассматривались как какое-никакое развлечение (прямо швейковский сюжет). И вот умирает Андропов, и в день его похорон у меня опять  «военка». Совпадение? Не думаю!
Через год умирает Черненко, и, конечно, на третий день у меня опять должны быть занятия на кафедре. Но, насколько я помню, там должны были как-то срочно избрать Горбачева генсеком, поэтому похороны состоялись на второй день. Моя скорбь была неподдельной. (Peter Petersen)


Период великой гонки на лафетах я переживал совсем маленьким и даже не понимал, что конкретно происходит, но в детстве у меня два любимых события были: выборы и похороны очередного генсека, потому что это были редкие моменты, когда вся моя огромная актерская семья оказывалась вместе! Мы либо все шли на выборы, либо сидели у телевизора, а я ребенком очень любил, когда все собирались. (Василий Литвиненко)


Когда объявили о смерти Брежнева, я сидела в кресле стоматолога, в кабинете работало радио. И как-то никто особо не отреагировал. Замерли на несколько секунд, а потом все продолжили заниматься своим делом: одни — сверлить, другие — страдать. А через пару дней, в разгар траура, мы с подружками ехали на чей-то день рождения, мама моя еще усомнилась, стоит ли в эти дни тащить с собой через всю Москву гитару. В метро было смешно: куча народу с тортиками, цветочками и прочими атрибутами выходного дня, но все с несколько смущенным видом поглядывают вокруг, не осуждает ли их кто. Никто не осуждал. (Гелена Сает)


Мама рассказывала, что поезд, на котором она шестилеткой ехала с родителями в Монголию, остановили в степи ночью, когда стало известно, что умер Сталин. В поезде были военные строители, которые ехали делать железную дорогу Москва — Пекин. Говорит, все плакали, и женщины, и мужчины… а поезд постоял несколько часов и поехал дальше. (Наталия Гребенюк)


Помню, как мы с подружками не хотели, чтобы Брежнев умирал, потому что начнется война. А когда он всё-таки умер, нас, пятиклассников, собрали в одном кабинете. Периодически вызывали по паре человек зачем-то дежурить на третьем этаже школы возле бюста Ленина. Видно, руководство школы само было в недоумении и не знало,  что делать. Вскоре всех распустили по домам, но наш класс (не помню уже почему) поехал на Крещатик и бродил под моросящим дождем. И, видимо, чтобы усугубить впечатление, все купили мороженое. И когда вспоминают Брежнева, первое, о чем я думаю — какого фига мы давились этим мороженым? (Ksusha Petryk)


Брежнев умер, когда я была первоклашкой. В детсаду друг травил страшилки, мол Рейган только и ждет, когда Брежнев умрет, США сразу сбросят на нас атомную бомбу… Из школы отпустили. Дома мама с маленьким братиком, папа в командировке. Мама потом рассказывала, что её накрыло, хотелось взять детей в охапку и бежать. Мама сдерживала свои тревоги, я не рассказывала, что боюсь атомной бомбардировки… всех попустило только когда папа вернулся. (Оксана Шапкарина)


Помню бесконечное «Лебединое озеро» по телевизору — вожди умирали один за другим. Медали на подушках во время трансляции погребения меня интересовали больше всего. Я думала, что хоронят каких-то не совсем людей. Когда умер Черненко, в школе было положено ходить в смятении, мы, пришибленные второклассники, не особенно понимали, кто, собственно, умер, но хмурились заодно с учителями. Мне срочно искали черные банты, потому что я явилась в школу в синих, что ли. Косички переплетала учительница. Банты были отвратительные, и я очень злилась, что надо в них ходить. Тогда я поняла, что в жизни часто придется прикидываться грустной. (Tanya Seleznyova)


Смерть Брежнева я не помню, мне был годик. Но зато у меня есть фото — на горшке с букварем, классическое — под условным названием «дед Безьнеу»: в букваре были портреты, дед Безьнеу и дед Косыгин. А вот когда умер Черненко, помню. Что-то темное, тревожное, картинка из телевизора, смутные воспоминания о недавней смерти Андропова и разговоры о том, что «мрут, как мухи». Было это в белорусской деревне под Гомелем. Первое знакомство с политикой. (Светлана Бодрунова)


Когда умер Брежнев, у нас в детском саду объявили минуту молчания. В момент застилания кроваток после дневного сна. И вот я стою с простыней в руках и недоумеваю, какая длинная эта минута (скорее всего, секунд пятнадцать, но все равно — очень полезный опыт, никто по доброй воле этого никогда не делает, а тут вот в детском саду досталось!) и чем это поможет умершему. И какая нам разница. Пришла домой с ошеломившей семью теорией, что все советские начальники Ильичи (Владимир и Леонид): про других-то не знала. (Marina Feygelman)


Помню, как после смерти Брежнева кто-то из взрослых говорил, что американские самолеты уже прямо у границы, ждут приказа. Помню траурные флаги на стене поликлиники по пути в школу. (Anton Khodakovsky)


В момент погребения бровеносца мы с друзьями, отпущенные с работы, под гудки заводов слушали “Expect No Mercy” — винил «Назарета». (Алексей Королев)


Мы с подругой строили землянки, чтоб спастись от ядерной зимы, потому что Америка теперь точно нападет. Того, что на смерть Черненко не отменяли уроки, я не помню, помню только, что пару лет точно ждали выходного, когда умрет Горбачев.  (Наталья Болычева)


Мой маленький сын, когда умер Брежнев, болел и смотрел похороны по телевизору. Очень впечатлился, и, когда похороны пошли чередой, умолял отвезти его к прабабушке, посмотреть. Вот прям убивался: «Ну пожалуйста, пожалуйста, не веди в садик, как же я пропущу!» Что-то его в этом действе завораживало. (Мария Ромейко-Гурко)


Помню, мы с удивлением смотрели на плачущую училку английского, главу парторганизации школы — чего она ревет? Вообще отличный был день, когда Брежнева хоронили. Серый такой, б-р-р. Мне было 13 лет. Нам сказали в школу не приходить (УРА-А-А-А-А!!!) и всем обязательно похороны смотреть. Ну и ладно, я телек врубил и своими делами занимался, пока они там маршировали. Еще, грешный, думал: вот бы почаще генсеки умирали! Школу я ненавидел, хотя учился на пятерки. (Alexander Romitsyn)


Моя прабабушка рассказывала про смерть Сталина, про всенародный взрыд. Говорила, что не понимала почему, но плакала со всеми. Даже на Красную площадь пошла, хотя тела все равно не увидела. Про остальных не знаю, дурень, маленький был — спросить не догадался. (Лев Федоров)


Когда умер ЕБН (Ельцин Борис Николаевич. — Прим. ред.), я… справлял свой день рождения. (Kisselev Michael)


Когда умер Брежнев, я была во втором классе. Пришлось стоять на карауле возле портрета. Было очень скучно, но в то же время ужасно страшно, что вот сейчас начнется ядерная война. (Елена Новогрудская)


Когда умер Брежнев, я училась на четвертом курсе иняза. Прибежал в общагу озабоченный мой бойфренд-латиноамериканец. В СССР учились обычно коммунистически ориентированные люди (или притворявшиеся таковыми), потому и озабоченный. «Что, — спрашивает, — случилось с вашим вождем?» И тут у меня случился терминологический затык, и я попробовала перевести слово «инсульт» как “insulto”. На самом деле по-испански это значит «оскорбление». У бойфренда совсем глаза расширились: «Кто, — спрашивает, — его оскорбил?!» (Elena Ronina)


Я был то ли во втором, то ли в третьем классе, когда умер Брежнев. Наша учительница — ей, думаю, было на тот момент лет 25  — зашла в класс заплаканная и сказала, что умер Леонид Ильич. И всем стало ужасно страшно — ну, во всяком случае, мне стало ужасно страшно. Потому что, по словам учительницы, наша страна, оставшись без руководителя, с минуты на минуту должна была подвергнуться нападению многочисленных врагов. Короче, нас всех отпустили по домам. У школы уже встречали молчаливые родители. Помню, как я, плохо скрывая слезы, рассказывал папе про предстоящую мировую войну. И помню скепсис папы по поводу моих геополитических предположений. Ну а потом смерти «вождей» вошли в привычку, а у меня появились другие интересы. (Жека Шварц)


В день похорон Л.И. (Брежнева. — Прим. ред.) разбил плафон «сталинской» настольной лампы деда. Был наказан отцом, сурово. Так день всенародной скорби всего прогрессивного человечества стал и для меня печальным воспоминанием. (Павел Аргентов)


Смутно помню день похорон Черненко (или кто там был в 1985 или рядом?) — смотрели трансляцию по телевизору с экраном как полтора моих нынешних смартфона. Я — дошколенок, и мне в целом еще плевать на смерть неизвестного мне дядьки и на смерть в целом. Но мрачная атмосфера, нагнетаемая голосом диктора, делала свое дело, и я пряталась под одеяло, чтобы хотя бы не видеть ужаса, не слышать который было невозможно. (Eugénia Shtukert)


Я был с будущей первой женой в Питере, вернее, под Питером, в Ольгино. Там был крутой по тем временам отель для интуристов (финнов, конечно), и в баре музыку не выключили, как везде в стране. Короче, когда Брежнев умер, траура не было. (Андрей Лев)


В день смерти Брежнева я училась в 4 классе и меня наказали дежурством по коридору. Я за какую-то провинность должна была мыть весь коридор и школьный гардероб. Когда я пошла с ведром наливать воду, мне встретилась заплаканная учительница. Я спросила, что случилось, и она сказала: «Умер Брежнев». Я спросила: «И что страшного? Вы ведь не знали его, а школа как работала, так и будет, и у вас дома тоже все будет как раньше». Она перестала плакать, изменилась в лице и сказала: «Ты только часто этого не говори». И добавила: «Сегодня не надо мыть пол, иди домой, с братом поиграй лучше». И я ушла, очень довольная. Для меня это был хороший день. (Елена Крол)


Мне 11 лет, день похорон Брежнева, школы нет, всем строго сказали, что это не выходной, всем сидеть перед телевизором. Я утром еду из Ленинграда в Петродворец побыть с племянником. Очень хорошо помню, что страшно нервничала, что будет, если остановят и спросят, почему я не смотрю похороны. Ехала и всю дорогу придумывала оправдательные ответы. (Natasha Balonov)


Меня и еще одного ученика поставили в почетный караул возле портрета Брежнева в школьном коридоре. Было очень обидно стоять в пустом здании, потому что всех остальных отпустили с уроков и они играли в снежки за школой. Нам было слышно, как они там орут, и от этого стоять у портрета с черной лентой на углу было еще скучнее и бессмысленнее. (Anton Khodakovsky)


Мое поколение при Брежневе родилось и выросло — и он вечным казался, такой константой, как флаг и гимн. Совершенно не думалось, что если он стар, то скоро помрет — как любой другой человек. И вот когда сообщили, что он действительно помер, мы были в школе. И так вышло, что первым принес новость мальчик — *** (неприятный человечек. — Прим. ред.) и посмешище всего класса, бывают такие. И первая реакция на его «Брежнев умер!» — ему наподдали! Что за эмоция заставила это сделать, даже сложно определить: как-то и доверие и недоверие сразу, и не то чтобы испуг за вождя от любви, скорее — испуг за картину мира. В общем, оторопь какая-то заставила пнуть шута за принесенную весть. А потом начался урок, и учительница подтвердила. И сказала, что мы в школе останемся до конца рабочего дня, пока нас родители не заберут. После уроков нам крутили кино с проектора — из учебного набора, чисто чтоб занять. И одна девочка заревела слезами, а когда спросили, что с ней, сказала: «Война же теперь будет!». Ее оборжали, но негромко, испугавшись учительницы, траур же типа, нельзя ржать. А некоторые возмущались, что нас заперли, потому что хотели ехать в город поближе к большому заводу, чтобы «послушать гудки» (откуда знали, что могут быть гудки, я без понятия). В целом возбужденное какое-то состояние было, лично я ждала глобальных перемен, было интересно. Это с Брежневым так — ибо нежданчик, и возраст еще нежный, впечатлительный. С Андроповым уже не было ни изумления, ни ожиданий. А с Черненко — циничное хихи типа «шо, опять?»  (Helen Nikolaeva)


Пришел из детского сада, сестра рыдает — Андропов умер. Теперь если до завтра не выберут нового генсека, то на нас нападут американцы. Я тоже заплакал. Слава богу, успели выбрать. (Дмитрий Локшин)


Очень хорошо помню день, когда умер Брежнев. Мне было 12 лет. Я болел, лежал дома под одеялом и считал про себя до 3600, стараясь отсчитывать каждую секунду, чтобы получился ровно час — проверял свое чувство времени. Вдруг прибежала с кухни мама в слезах, я перепугался, а она плачет: «Брежнев умер, что же теперь с нами будет?» Не знаю, чего она боялась, а я тогда, помню, очень боялся атомной войны. А потом до самых похорон по всем программам исполняли разнообразную минорную классику. А я как раз её тогда очень любил и сидел целыми днями под телевизором, слушал. (greesha)


Когда Брежнев умер, мне было четыре с половиной года, но запомнились газеты с черной рамкой на уличных стендах. Когда умер Андропов, я уже была постарше и не слишком удивилась. Потом Черненко, тоже все понятно. Очень хорошо помню, что спрашивала папу, когда уже умрет Горбачев. Потому что с логикой у меня с детства было очень хорошо: ясно же, что генеральный секретарь — это тот, про которого все время по радио и который скоро умрет. (Евгения Петровская)


Помню, что концерт на День милиции отменили, а мама сказала, что мой день рождения все равно будем отмечать. У меня он 12 ноября. Всегда говорю, что я и Брежнева схоронил, и Черненко с Андроповым, и этого похороню. Во всяком случае, бутылка шампанского всегда есть в холодильнике. (Игорь Сафиуллин)


Я помню портрет с гвоздиками в вестибюле школы и что я рыдала как белуга. Искренне. К Брежневу у меня, разумеется, никаких чувств не было, но я ощутила конец эпохи. При Брежневе прошла вся моя жизнь, от рождения до средне-подросткового возраста, он был как восход солнца, как Коммунистическая партия — всегда и навеки. И умер. Конечно, я рыдала. (Vita Sh)


Когда умер Брежнев, я был в третьем, наверное, классе. И, видимо, шел учиться во вторую смену. Помню, проходил под окнами кабинета физики, а оттуда высовывались радостные старшеклассники и кричали: «Брежнев помер, Брежнев помер»! Я пребывал в некотором недоумении: ну что они за фигню говорят, такого не может быть. (Grigory Sandomirsky)


По случаю Брежнева нас отпустили домой и велели смотреть церемонию. Пошел в гости к соседу с аналогичной проблемой и с телевизором, некоторое время в это повтыкали, после чего, в общем, занялись обычной игрой, и диктор на фоне нам совсем не мешал. По случаю Андропова тоже отпустили из школы, но тут уж мы ничего смотреть не стали. В третий раз халявы, кажется, не случилось, и мне очень хочется верить, что анекдот про «вы будете смеяться, но нас опять постигла тяжелая утрата» мне рассказали дома как-то очень скоро после события, но вряд ли это было на самом деле так. (bleys)


Моему другу в день похорон Брежнева позарез нужно было прорваться сквозь оцепление на улице Горького. Он шел в гости, его, естественно, не пропускали, а потом он все-таки уговорил начальника оцепления, и тот сказал — ладно, проходи, но в следующий раз не пропущу. И тут мой друг, уже понимая, что все пропало и сегодня ему в гостях не выпить, все-таки не смог не спросить: «А в следующий раз — это когда?» (Галина Ельшевская)


В день смерти Брежнева я, как мне кажется, ворочался в пеленках и предвкушал в свои неполные 10 месяцев остаток славных дней в Полесье перед переездом в Якутию. (Alexander Shirobokov)


Исторические изыскания позволяют думать, что было мне на ту пору всего восемь лет. Я ноябрьский, поэтому до моих девяти мне еще было идти и идти. Читал я уже около четырех лет, и в хит-параде моих предпочтений верхние строчки занимала технократическая фантастика. Жюль Верн и все такое. И в соответствии с этими предпочтениями мы меряли валенками кучи снега, наваленные по периметру местного стадиона, останавливаясь на самых значительных из них, и торжественно провозглашали, что вот тут вот будет пик капитана Гранта, а вон тот снежный торос – не иначе как хребет имени капитана Немо. В ходе этих занятий мы быстро набрали полные валенки и, посчитав свою миссию выполненной, направились с приятелем в сторону дома, путь до которого хоть и был близок, но занимал все-таки некоторое время. На каком-то этапе в неспешной беседе двух восьмилетних мужчин возникла тема анекдотов. Обычные «детские» анекдоты быстро иссякли, и я решил продемонстрировать знание серьезных материй и начал рассказывать анекдот «политический».
— Поставили одного чукчу сторожить склад, — начал я.
Я даже остановился в волнении от того, что рассказываю взрослый «политический» анекдот. Мне это казалось страшной крамолой, после которой в школу обязательно бы вызвали родителей, а, может быть, даже и не в школу…
— Поставили, значит, сторожить. И ружье ему выдали, чтобы охранять. И сказали, чтобы никого не подпускал, только начальника партии.
Приятель, как сохранила моя память, также остановившись, слушал внимательно, даже, кажется, не моргая.
— И вот видит он, идет какой-то человек.
— Кто идет? — говорит чукча.
— Это я, — говорит незнакомец, — начальник партии.
— А чукча такой — раз, из ружья — бах, и уложил незнакомца.
Здесь, в ключевом моменте истории важно было сделать очень хитрое лицо. Можно было даже палец указательный поднять и сделать несколько энергичных движений у лица слушателя.
— Нет…, — продолжил я. — Чукчу не обманешь, чукча знает, кто начальник партии. Начальник партии — Андропов!
Мы посмеялись. Стыдная радость от того, что я только что поучаствовал в чем-то противозаконном, наполнила меня целиком, и даже идти стало как-то теплее.
К этому моменту мы как раз добрели до развилки, возле которой наши пути расходились. В одиночку до дома добежалось легко и быстро, и через какое-то время, вытряхнув снежные комья, я уже ставил валенки под батарею. Телевизор передавал печальную музыку. На экране ведущий зачитывал что-то монотонно и глухо.
Я вопросительно посмотрел на родителей.
— Андропов умер, — сказала мама. — Траур.
И меня пронзило. Я знал, что в далекой Москве далекий Андропов в последнее время болел, а больного человека, как известно, чем меньше беспокоишь, тем лучше. А тут я. С анекдотом. С «политическим». И ладно бы — про Петьку или там про Василь Иваныча. Так ведь нет. Про него. Про самого. Понятное дело — от чего он умер. От того, что я анекдот рассказал. Я ходил под впечатлением больше недели. Попросил приятеля молчать о рассказанном. Замкнулся в себе. Только перестройка спасла меня. (Андрей Котельников)


В кино пошел, когда Брежнев умер. (Дмитрий Калугин)


У меня в возрасте 11 лет, в начале весны, что-то начала болеть спина между лопатками. Как хлопнулась однажды на каменный пол попой, так и болит. Ну, то болит, то нет, то опять болит. Мама узнала, где принимает хирург — но только по утрам. Утром надо ходить в школу. Не срастается. И тут — бац! Черненко умер, а мама все равно несла хирургу показывать младенца Нюшу. О, говорит мама, покажем, что там у Нюши не слава богу, и ты сходи с нами, раз школа закрылась. От хирурга мама выходит с вытаращенными глазами: то, что ее пугало у младенца Нюши, оказалось ерундой, а зато у меня — перелом двух грудных позвонков и срочная госпитализация.
Мама говорит — ну, этому генсеку прям бы свечку поставить, как он, однако, своевременно. (Ася Михеева)


Смерти генсеков пришлись как раз на мои 1-2-3 класс, я уже решила, что каждый год такая халява будет. А тут хоп, апрельский пленум, и завертелось. (Anastasia Dostovalova)


Мы крепко выпивали на факультете в тот день: один из наших уходил в аспирантуру в другой город. Бухаем давно, с обеда, рассказываем политические анекдоты. Почему-то про Ленина и Сталина. Наш завлаб, прошедший через многое, все время морщится и просит не называть имен. Говорит, что можно просто начальные буквы: Л. и С. И тут в наш рай врывается барышня из соседней лаборатории и громко орет: «Брежнев умер в Москве!» Пьяный завлаб вежливо поправляет её: «Б. умер в М.!» (Angelina Danilenko)


По телевизору сказали, что в день похорон Брежнева в 12 часов дня все машины будут сигналить. На прогулке в детском саду я прилипла к забору и нетерпеливо ждала, когда грянет уже. И — ни гудочка. (Ольга Паволга)


Я готовилась родиться. Родилась на похороны уже. Брежнева. (Ekaterina Krivtsova)


Когда умер Брежнев, я в первом классе училась. Занятия отменили, но домой никого не отпускали. Самые впечатлительные плакали — больше от гнетущей атмосферы и непонимания происходящего. Особо продвинутые одноклассники убеждали остальных, что теперь на нас точно нападут американцы. До сих пор помню, с каким страхом и обреченностью шла домой. Ощущение было, что нападения стоит ждать самое позднее к вечеру. Размышляла, успеют родители с работы вернуться, или надо будет как-то самой спасаться. (Ольга Остроумова)


В день смерти Брежнева шли с мамой из стоматологической клиники, мне 12, почему-то было очень холодно (или так помнится), тревожно и как-то молчаливо, но не скорбно. (Светлана Гольцер)


Смерть Брежнева застала меня и моих друзей на Эльбрусе, куда мы приезжали покататься на лыжах. Люди вокруг матерились ужасно и просиживали дни в баре, потому что по случаю траура закрыли подъемник. (Avraham Tsalik)


Помню, смотрели с дедушкой  похороны Черненко. Сверившись с гуглом, поняла, что мне было почти пять лет. Мне вообще очень нравились политические новости по телевизору, особенно как демонстрации всякие жестоко разгоняют где-то за рубежом. А тут эта бесконечная процессия, траурная музыка и торжественные, размеренные голоса за кадром (текста не воспроизведу, конечно, но главное, что там было слово «скончался»).  (Liza Rozovsky)


Настольной книгой моего детства была «Дорога уходит в даль». Там есть эпизод, когда умирает царь, и девочка пишет в дневнике в неучебные траурные дни: «Праздник, праздник, праздник». Когда посыпался этот бесконечный караван мертвых вождей, я вдохновенно писала в дневнике: «Праздник, праздник, праздник». Как это пропустили учителя? Как не отозвалась моя вольность на родителях (они преподавали в той же школе, где я училась)? Чудо, да и только. (Miri Kunkes)


Когда умер Брежнев — дико ржали весь день. И страшно радовались, что траур и можно школу прогулять. А когда Андропов — ржали про гонки на катафалках. (Екатерина Кадиева)


О смерти Андропова узнал, проходя на ланч мимо ГЗ (Главное здание МГУ. — Прим. ред.). Узрев вывешенные знамена с траурными лентами, подумал: «Да неужели?» И, как выяснилось, таки не ошибся. (Vladimir Sherbukhin)


В день похорон Черненко я с подружками шла из бассейна, мы были веселые и пытались петь «Вдоль по Питерской» — и какая-то женщина сказала: «Как вам не стыдно горланить, вы что, не знаете, какой сегодня день!» Мы не сразу сообразили, о чем она. (Наталия Гребенюк)


Когда умер Брежнев, я была в десятом классе. Пришла домой из школы и поставила довольно громко свой любимый тогда “Boney M”. Ко мне подошел папа, очень серьезно попросил сделать тише и показал глазами на стены. Я очень удивилась, такое с ним было впервые. А потом они стали умирать один за другим и все как-то расслабились. (Екатерина Селизарова)


Когда умер Брежнев, я ставил реакцию.Какой-то пептид короткий синтезировал. Радио было прямо в лаборатории. Я почувствовал, что если я сейчас прибавлю температуру, то все пойдет вразнос и начнется осмоление, а при комнатной температуре реакция шла плохо. Что делать — непонятно, а тут еще этот старый маразматик… Хотя он, конечно, был не виноват, что так совпало. (Михаил Бару)


Президент Узбекистана Каримов умирал три дня, в 2016-м (после 27 лет правления). Сначала об этом были слухи, потом писали оппозиционные сми, и только на третий день объявили, что он умер от инсульта. Точно не помню, что делал в эти дни. Помню, что в тот период менял работу и занимался всякими мелкими делами, кого-то консультировал, читал книги, гулял, сидел в кофейнях. В общем, расслабленность. Ах да, еще более внимательно следил за новостями и аналитическими статьями, кто кого переборет наверху. Вопреки всеобщему опасению, сильных перепадов не было, просто у всех на устах одна тема. (cibron)


Больше всего запомнилась смерть Брежнева. Я была в третьем классе, знала, что все умирают, но Брежнев был — сколько я себя помнила на тот момент, и казалось, что он будет всегда. Никаких особых траурных торжеств нам в школе не устраивали, просто отпустили домой. Шел дождь, погода стояла довольно мерзкая, и было обидно, что уроков нет, а погулять на улице нельзя (с телепрограммами в то время и так небогато было, а тут еще траур и балет). Кто-то сказал, что заводы и машины будут гудеть целую минуту, с интересом ждала, когда ж загудят, и они таки загудели! (Светлана Евецкая)


Отлично помню похороны всех троих — Брежнева, Андропова и Черненко. Брежнев умер, когда я училась в четвертом классе. Отличники стояли в парадной форме и траурных повязках в почетном карауле возле его портрета, а всех остальных отпустили по домам. Было -20, уже выпал снег, поэтому мы погнали на горку кататься на портфелях. (Место действия — г. Курган, где с конца октября до конца апреля снег и холодрыга, поэтому развлечения зимние.) То же самое повторилось через год, а потом еще через год. Отличники отдувались за всех, остальные, особенно в третий раз, привычно оттягивались. В третий раз, уже в шестом классе, после смерти Черненко, пошли в кино, купили билет на сеанс, а там начали показывать какой-то документальный фильм про достижения пятилеток, надои, удои и комбайнеров. Пришлось ретироваться. Развлечений было мало, поэтому в день похорон катались на коньках на стадионе. Никакой политической грамотности! (Yelena Yakovleva)


Мне исполнился один год, когда умер Сталин. Остальных тоже я пережила. Помню, в день смерти Брежнева у нас соседи по подъезду свадьбу играли. И смех, и грех. (Оксана Крючковатый)


Травили анекдоты. Время было такое. (Joseph Alberton)


Когда помер ЛИБ (Леонид Ильич Брежнев. — Прим. ред.), я, глубоко беременная, ехала в паровозе Джамбул-Алма-Ата. Ничего особенного не происходило, но в соседнем купе выпивали два мужика. Выпили всё, развеселились, их проводница сдала ментам за излишнее веселье. А мне было пофиг. Я нового человека ждала. (Tanya Ru)


Моя мама (1944 г. р.) о смерти Сталина: «Помню, как напряжены и даже испуганы были взрослые вокруг в этот день, в том числе и бабушка с матерью. В школе нас повели в зал, где стоял на столике не очень большой портрет усопшего с черной лентой наискось, через угол. Школьный завуч трагическим голосом, вытирая платком глаза, сказала, что «перестало биться сердце…» и т.д., довольно долго говорила. Постепенно все больше детей в зале тоже стали плакать, я, кажется, тоже. Помню, что еще она сказала: «Запомните этот день, вы будете вспоминать: я был в таком-то классе 5 марта 1953 года, когда умер великий Сталин». Права была, как видите. Мои воспоминания, все что я помню о жизни вокруг себя в то время, подружек и соседей, клочковаты и не слишком связаны со смертью Сталина, после которой все на нашей тихой улице скоро улеглось на прежние места. Лет-то мне было немного, жилось другим на фоне государственных событий». (Dmitriy Mandel)


Не в день похорон, но какой-то зимой, наверное, 85 года, видела мальчишек лет 7-8, играющих в похороны: один лежал на саночках, другой шел впереди, высоко поднимая ногу, третий шел сзади и бубнил похоронный марш. (Anna Karelina)


Когда хоронили Андропова, я была во втором классе. Классрук врубила телевизор с трансляцией похорон. Нас заставили встать и стоя смотреть всю трансляцию. Девочкам велели быстро отпороть воротнички (они белые, а у нас траур). Помню полное ощущение отупения и гул в ногах, прислониться к парте было нельзя. Потом отпустили домой, я жила на оцепленной территории (Горького, 4, прямо напротив Кремля), меня не хотели пускать домой без взрослых, телефона не было, вызвать бабушку было нереально. Я шла вдоль цепи, и один солдат мне сказал: «Я отвернусь, а ты беги быстро в ту подворотню. И смотри, чтобы тебя никто не видел». Бабушка была изрядно удивлена тем, что я дома, школа никого не оповестила, что учеников распустили. (Наталья Панина)


Как-то осенью, когда я училась в четвертом классе, за мной зашла подружка, и мы, как обычно, побрели в школу. Уже дойдя до ворот, подружка вдруг сказала: «А знаешь, давай сегодня в школу не пойдем. Сегодня Индира Ганди умерла». Повод показался нам достаточно весомым, чтобы прогулять все уроки. А вот учителям и нашим родителям — почему-то нет… (Мария Кигель)


Мы только выехали и были в Италии, ждали оформления документов. Узнав о смерти Брежнева, выдохнули: «Слава Б-гу, успели!» (Pearl Morgovsky)


Мы были у дедушки, брата бабушки моей, в гостях. Пришла потрясенная соседка и сказала, что умер Брежнев. Наступила тишина за столом. Соседка ушла. Дедушка ещё помолчал и отчетливо, с определенным удовольствием сказал: «Подох!» Дедушка ненавидел советскую власть и радовался любым потрясениям. Это, похоже, передалось и мне. (Федор Сваровский)


Я — злился! Ужасно, ужасно злился. То, что в честь траура отменили все мультики по телевизору, я пережил довольно спокойно. И спокойно же пошел на еженедельное занятие в изостудию. Отлично помню этот ноябрь: прихожу в ДК Ленсовета на Петроградке и втыкаюсь в закрытую дверь. Все занятия отменены. Мои лучшие четыре часа в неделю — отменены, потому что кто-то там изволил умереть. Ехал я обратно совсем по темноте, и хорошо помню: поземка, жуткая стылость питерская, а я злой, как черт, потому что этот труп забрал у меня четыре часа счастья. (Александр Шуйский)


Я работала в учебном отделе Военно-медицинского факультета Самарского мединститута (муж был слушатель 5 курса). Всех гражданских сотрудников собрали в актовом зале и начальник политотдела полковник Толстов скорбно произнес горестную речь. Офицеров и слушателей собирали отдельно. Очень хотелось хоть каких-то перемен. До сих пор хочется… (Наталия Волкова)


Когда Брежнев умер, я была в десятом классе. Известие все приняли с исключительным цинизмом. Нас заставили сидеть в классе и смотреть похороны. Мы с подружкой играли в морской бой. Классная подошла в конце концов и отняла бумажки, причем без особого раздражения. В общем, никто, даже учителя, не делал вида, что скорбит. (Наталия Дубровская)


Была на репетиции. Радовались, что график выступлений теперь сорвется, так и вышло. Но и репетировать тоже не давали — траур за трауром. Обе солистки растолстели, а хореограф женился, пока все наладилось. (Alena Shwarz)


Я очень хорошо помню этот день. У нас занятия в бассейне отменили, бассейн был один на весь город, и мы туда классом в очереди полгода стояли. Помню, что не думал про покойника ничего хорошего. (Юрий Грановский)


Я была в детсаду, когда умер Андропов. Был тихий час и воспитателей вызвали на пятиминутку, которая затянулась. У нас началась битва подушками, и нас за это наказали: в группе стояли дети в трусах и Андропов с черной ленточкой. (Julia Komissaroff)


Андропов умер в мой день рождения. Гостей отменять не стали, но меня предупредили, что рассказывать об этом никому не нужно. Взрослые сидели в дальней комнате за закрытой дверью, выпивали, курили и играли в шахматы. Музыку включать мне запретили. А в школе в тот день я стояла в почетном карауле возле портрета. Собственно, тогда и поняла, что все не всерьез, как-то понарошку. (Оксана Ялтыченко)


Я в день смерти Брежнева пришла из школы (кажется, в четвертом классе училась) и собралась посмотреть очередную серию своего любимого сериала — «Рожденная революцией». Жду, жду, в телевизоре все классическая музыка да классическая музыка. Злобно звоню маме на работу с вопросом, в чем дело, и получаю ответ: «Умер Брежнев, траур». Не помню, какими словами выругалась, но очень недобрыми (прости, Леонид Ильич!). (Юлия Верг)


Умер у нас в 1982 году первый секретарь Татарского обкома Мусин. Ну, по тем временам — местный князь. В день его похорон в нашей школе по плану был праздник «15 республик — 15 сестер». Надо было петь-плясать-костюмы. И национальное блюдо. Так что мы сделали какие-то галушки, положили их в кастрюльку, завернули её в полотенце и бежали в школу. Как раз по той улице, где навстречу нам шла траурная похоронная процессия к Арскому кладбищу (мой дом был напротив). Нас останавливали милиционеры каждые 20 метров. Мы пытались не ржать, но начинали с того, что вот, у нас тут горячие галушки, надо донести горячими, у нас в школе мероприятие. Шли колонны серьезных мужиков и баб, с тщательной скорбью на лице. Все нам навстречу, и только мы вдвоем — в другую сторону. А мы говорили друг другу: «Кастрю-ю-ю-ю-лька… галу-у-ушки!» — и скисали от смеха, который нельзя было показывать. (Дина Сабитова)


Когда умер Брежнев, у нас в садике народ говорил: «Ленин умер», а я их с важным видом поправляла. А еще в тот день не было «Спокойной ночи, малыши», что меня сильно расстроило. И на мне было красивое платье и белые колготки, но никто в группе этого не заметил — не до того было. В общем, плохой был день. А еще я очень возмущалась, что Ленин был Ильич и Брежнев был Ильич, а новый какой-то не Ильич, то есть неправильный. Лучше бы мою маму взяли. Она Ильинична. (Светлана Орлова)


В день смерти Леонида Ильича я учился в первом классе. В тот день мы принесли сдавать макулатуру. Макулатуру приняли, взвесили, выдали картоночки с фиолетовыми циферками и отправили по домам, убедительно попросив не смеяться сегодня. По дороге из школы домой можно было (если повезет) залипнуть на полдня, созерцая работу маневрового тепловоза (по дороге в школу тоже можно, но нельзя), чем я и воспользовался, прожив в результате этот день хорошо и с пользой. Потом пришел домой, включил телевизор «Рекорд» (мрачные дяди, неинтересно), затем что-то свое делал, не помню. Ко времени прихода мамы с работы приготовил, как обычно, бутербродов из рогаликов. (Stanislav Kiselevski)


Когда умер Андропов, мой зять сказал: «Ща мы организуем пост номер один!» Из журнала «Политическое самоообразование» вырезали черно-белый портрет, большой, красивый (журнал был крупный и у него была тогда фото-врезка на плотной бумаге, с портретом мертвеца), приладили Андропова в рамочку, обмотали рамочку черной ленточкой, задрапировали пуфик кумачом и поставили это все в углу прихожей. Встали по бокам (два великовозрастных дебила: я — старшеклассница, зять — студент) и устроили почетный караул. Всем приходящим домой домочадцам, которые, переступив порог, натыкались на наш пост, говорили скорбно и медленно, что смерть вырвала из наших рядов великого ленинца товарища Андропова. И мы скорбим. Домашние стояли в дверях со сложным выражением лица, не понимая, придуриваемся мы или всерьез (мы придуривались, конечно). (Дина Сабитова)


Когда умер Брежнев, я училась в десятом классе. У нас прервали уроки, всех старшеклассников отправили на подмену в младшие классы, пока у учителей совещание. После объявления о смерти все вздохнули с облегчением: не война, всего лишь Брежнев умер. Потом еще стояли в почетном карауле и дико ржали, а вокруг бесились третьеклашки. А когда начались гонки на катафалках, в мастерской, где я работала, всегда играло радио, и коллега по изменению репертуара угадывал, что кто-то помер. (Екатерина Евсеева)


Я помню только уже недавнюю историю. Когда умер Ельцин, уже не вождь, я была занята чем-то страшно увлекательным, но вообще занималась трафиком для «Утро.ру», и мне пришлось все бросить и долго дергать нашего дизайнера, чтобы он то ли сделал мне комплект баннеров, то ли прислал шаблоны, что-то такое. И писала в жежешечке, что новости давно перестали проходить через скорлупу и работают только инфоповодом, только иногда вдруг начинаешь рыдать над биатлонной трансляцией. (marynka)


Мне кажется, это был день похорон Черненко, к его смерти как-то уже все стало привычным: пышные похороны Брежнева и Андропова разбавлялись похоронами попроще (Устинова), и каждый раз в школе что-то происходило торжественное и печальное, а дома как-то по-другому реагировали взрослые. Так вот, по случаю смерти Черненко по московским школам прошла разнарядка: смотреть обязательно похороны по ТВ. А телевизорами школы тогда не были оснащены, нужно идти к кому-то домой. Классная руководитель кое-как организовала группы просмотра. Одна из них была у меня дома. Ко мне набилась отличная тусовка одноклассников. Не помню ни до, ни после такого прекрасного времяпрепровождения с этими людьми. Мы смеялись, болтали, занимались чем угодно, но только не скорбели. Конечно, не обошлось без казуса: кто-то плюнул с балкона и попал в лысину соседа, жившего под нами. В общем, веселье и скандал затмили скорбь о генсеке Черненко. (Evgenia El’Konina)


Я была во втором классе, там была некоторая странная предыстория с отличницей, которая пришла в черных бантах, и учительница велела ей их снять, потому что в школу можно ходить только в коричневых бантах (а по праздникам — в белых). Потом учительницу вызвали, она вернулась с побелевшим лицом, потребовала у Леночки черные ленты и опять ушла, а потом все младшие классы согнали в рекреацию, где, окруженный геранью и леночкиными бантами, стоял портрет Брежнева. Наша учительница объявила, что завтра начнется атомная война, потому что умер наш единственный защитник, и нас отпустили домой — попрощаться с родителями. Все рыдали. (Eva Poonsh)


В день похорон Брежнева нас рано отпустили с уроков, наказав, чтобы мы смотрели это мероприятие по телевизору и чтоб никто по улицам не шлялся. Я честно отсмотрела, в отличие от одноклассников, поэтому одна я видела, как гроб практически сбросили в могилу, с таким грохотом он упал в яму. Никто не верил. А еще все очень злились, потому что 10 ноября был День милиции, и всегда хороший концерт по телевизору был. Из-за траура его отменили. (Елена Васильченко)


Я помню, что в полдень должен был быть скорбный гудок в память о преждевременно ушедшем Леониде Ильиче. За одну минуту до назначенного времени  я вскочил и громко засмеялся. Не знаю, как это произошло. Наверное, в этот момент меня внесли в списки подозрительных студентов, а вскоре хотели исключить из института. Жаль, что не исключили. (Boris Zhitomirsky)


Моя бабушка (1948 г.р.) вспоминает: «Когда умер Сталин, практически все горожане собрались на траурный митинг. Несли в руках алые гвоздики с черными лентами. Тогда это показалось мне красивым, и на следующий год я ждала, когда же все снова пойдут по городу с красивыми цветами». (Анастасия Ленц)


Откинулся Брежнев и по телевизору отменили «Спокойной ночи, малыши», а в 5 лет же — «всему миру провалиться, а мне чаю пить». Я высказал большие претензии более старшим детям, те же с вытянутыми лицами мне тянули: «Ты-ы-ы-ы-ы что-о-о-о-о-о-о, о-о-он же-е-е-е-е-е-е нам как ца-а-а-а-а-а-а-рь!»
На что имели встречную мою претензию, что если старого царя выгнали, на хрена нам новый, из-за которого мультики отменили? Так закалялась сталь. (Егор Чащин)


Помню, как умер Сталин. Несколько дней по радио Левитан зачитывал бюллетень состояния здоровья. Чейн-Стокс, вот это всё. И однажды утром по радио зазвучал гимн без слов, только играл оркестр. Папа заплакал: «Умер Сталин». К вечеру пришла с работы мама, вся замерзшая. Их продержали на траурном митинге на школьном дворе. Соседка тетя Фима от этого сообщения, как говорили, «потеряла язык». Она давно уже лежала в квартире за стенкой, наверное, с инсультом, но худо-бедно разговаривала. По крайней мере, жаловалась на нас сестрой, когда слышала наши потасовки — стенка была тонкая. И вот «потеряла язык». (Инна Харитонова)


Я такой старый, что могу вспомнить смерть Сталина. 5 марта 1953 года погода в Киеве была мерзопакостная — все в тучах, мрачно, а под ногами каша из талого грязного снега. У прохожих лица под стать погоде — хмурые, растерянные. Я был уже восьмиклассником. Учились мы во вторую смену, которая начиналась с 1-2 часов пополудни. В школе устроили собрание старшеклассников. Выступала училка анатомии (она оказалась секретарем парторганизации школы, о чем мы и не знали, да смерть Сталина помогла). Зареванная, с красными глазами, она выражала вселенскую скорбь, но вполне вероятно, что это были искренние чувства. Она призвала нас еще тесней сплотиться вокруг партии и вырасти настоящими строителями коммунизма, а также взять на себя повышенные соцобязательства. И, конечно, нашелся один бойкий ученик, который обязался закончить школу с золотой медалью. Обязательство свое он не выполнил, кстати. Еще одна деталь запомнилась мне. Люди в те дни носили такие красные с черными ленточками повязки на рукавах. Многие школьники считали это модным и тоже их носили. Я попросил маму сделать мне такую, но она наотрез отказалась. Она была любящей и заботливой матерью, и я никогда не слышал от нее такого решительного отказа. А тут поди же. (Avraham Tsalik)


У нас дома эти дни никак не отмечались. (Дина Школьник)


Когда умер Брежнев, моему другу было 5 лет. Вечером он собирается смотреть «Спокойной ночи, малыши», и мама ему говорит:
— Передачи не будет, потому что умер Брежнев.
— А разве он должен был её вести? (Борис Ухторянский)


Прекрасно помню этот день. Накануне в музыкальной школе нам учительница одна (была у нас такая любительница заговоров) рассказала — мол, с Брежневым плохо, Галина хотела сбежать с любовником на самолете, он не переживет. Как, ну как такое можно рассказывать 10-летним детям?! На следующий день мы шли в школу, вторая смена, навстречу бежал брат моей подружки по детсаду и кричал: «Уроки отменили, Брежнев умер!» «Слава Богу, в музыкалке тоже уроков не будет», — подумала я. И пошла домой, легла спать. (Вера Калинина)


Мне рассказывал мой ученик: когда умер Брежнев, он учился на 4-м курсе университета. В день объявления смерти у них был семинар по политэкономии. Вела занятия некая дама, жена директора крупного в городе и стране завода. Она часто ездила за границу, возвратившись, возмущалась буржуазным строем. Итак, войдя в аудиторию, она срывающимся голосом заголосила: «Сегодня скончался великий сын советского народа…» и т.д. И зарыдала. Мой неразумный ученик захохотал. «Вон из аудитории, В.!» — закричала дама. Но все кончилось хорошо, по крайней мере, мальчик не пострадал от репрессий. (Инна Харитонова)


Когда Брежнев умер, записал с микрофона сообщение дикторов на магнитофон «Комета». А потом там на записи сразу идет: «Пони девочек катает, пони мальчиков катает…» (Константин Оснос)


Похороны Брежнева — одно из самых серьезных впечатлений раннего детства. Нас, четырехлеток, всей группой детского сада посадили на пол и включили трансляцию. Долгую, мрачную, с речами и траурной музыкой… Часа на два. После этого я с месяц переживала катарсис — постепенно осознавала неизбежность смерти родных и себя. Потом меня бабушка постригла налысо («Чтоб волосики лучше росли!»), и у меня появились другие глобальные проблемы в жизни: как дожить до своей смерти, будучи лысой девочкой в четыре с половиной года. (Mariya Sholkina)


В день смерти Андропова по телеку должны были показать «В гостях у сказки», а там — «Три орешка для Золушки»! Чешский фильм, где по заснеженному полю, да под голубым небом, на белых конях скакали принц с Золушкой под песню Готта — но это в финале, а до этого тоже все красиво и принц симпатичный. Тогда любимое кино надо было именно ждать, поставить-то было нечего. Ждешь-ждешь, целую вечность ждешь, ну когда же! Весь день в школе предвкушали. Приходишь домой, включаешь — что-о-о-о? Опя-я-я-ять… (Оксана Матиевская)


Умер Черненко. В этот день в Доме кино для избранной публики должны были показывать фильм Этторе Сколы «Красавица». Народ собрался. Ждем начала сеанса. Не начинают. Оказывается, куда-то звонили, можно догадаться, куда — разрешено ли демонстрировать иностранный фильм в день утраты очередного вождя? Было дано добро, и фильм — эротический, между прочим — мы посмотрели. (Инна Харитонова)


Когда Брежнев умер, жалости во мне не было никакой, не было и грусти. Шок, безусловно, и страх. Это из разговоров родителей — что следующий может быть еще хуже. Так потом говорили после каждой смерти, но в какой-то момент просто привыкли к быстрой смене руководства. По телевизору классическая музыка. Нас отпустили из школы, но запретили гулять. Так и сказали, что мы должны дома скорбеть, а гулять нельзя, тогда скорбеть не получится. И что гуляющих детей будут отлавливать и потом в школу заявлять. В это почему то верилось безоговорочно. Я даже попыталась поскорбеть у телевизора, но не получилось ни на секунду. (Alisa Nagrotskaya)


В день похорон Брежнева я болел дома, а друг мой Андрюшка гулял во дворе и, когда загудели гудки заводов, снял шапку. Я был очень тронут, а он потом объяснил, что дурачился и делал это издевательски — чем страшно меня расстроил. Бабушка очень плакала, а десять лет спустя (уже после пятилетки пышных похорон) при попытке об этом поговорить все отрицала, мол, не было такого. Сам ничего особенного не чувствовал, но очень хотел какого-нибудь образца для горевания, ан не тут-то было; кроме бабушки, особенного горя советский народ вокруг меня не проявил, а школу я как раз удачно пропустил. (adworse)


В школе одноклассник сообщил: «Слышал, Лёнька помер? Да ну? Ну да, давай напишем стих-эпитафию». Написали, до сих пор помню:
«Мы понесли тяжелую утрату,
И в этот черный день, проклятый
Ноябрь десятого числа,
В могилу бог унес осла».
Поржали, но листочек со стихом во избежание тут же порвали. Излишне говорить, что никто не плакал, ни учителя, ни ученики. (Vladimir Sherbukhin)


От похорон Брежнева я как-то отбоярился, а за Черненко мы точно сразу сели выпивать в лаборатории, поняв, что работы в этот день уже не будет. Тут же родился анекдот про абонемент на похороны вождей. (Константин Преображенский)


Когда умер Брежнев, сыну знакомых моей тети было лет 5 или 6. Весь день он собирался играть в шумные игры, бегать, но ему говорили, что сегодня такой особенный день, нельзя громко кричать и прыгать, нельзя веселиться. Предлагали тихонько порисовать, например. Ближе к вечеру мальчик взял альбом, карандаши, молча ушел в спальню, закрыл дверь. Через пять минут вышел, сказал: «А я все равно нарисую смеющуюся корову!». И снова закрылся в комнате с карандашами и бумагой. Эта фраза — мой любимый слоган на случай, когда надо заявить о том, что будешь отстаивать свою свободу. Творчества. (Nadia Shakhova-Mkheidze)


Когда умер Брежнев, мне было два года. По черно-белому телевизору показывали только черного пианиста и черное фортепьяно. Я ждала мультфильмы. Все вокруг казалось черно-белым. Я физически страдала без мультфильмов. Мне не забыть. (Olga Volvacheva)


10 ноября 1982 года мы с бабушкой пошли покупать пирожные в кондитерскую гостиницы «Интурист». Маме зачем-то нужно было их взять с собой на работу. Я была в радостном возбуждении, мне ужасно нравился запах в этом ларёчке — ваниль, шоколад, немного корицы и умопомрачительный аромат заварного крема. Нет, сладкое в детстве я не любила до тошноты и никогда не выпрашивала, но этот запах!!! И вот, пройдя два квартала вверх от Петровской, где мы жили, я стою на цыпочках у этого золотисто-тусклого, немного модернистского сооружения. Осторожно втягиваю носом воздух и вижу их, источник этого волшебного запаха — пирожные буше. А потом замечаю плотно укутанную перепуганную тетку, которая, увидев мою бабушку, громким шепотом, поверх моей головы, сообщает: «Женщина, слышали? Брежнев умер!» Мы шли домой с коробочкой, где лежали одиннадцать буше, одно из них — моё. Бабушка мне его зачем-то купила, хотя знала, что сладкое я не ем. Пирожное я все-таки съела и, кажется, тогда же поняла, что не всё, что хорошо пахнет, так же хорошо на вкус. (Galina Galanskaya)


В день, когда умер Брежнев, у нас должна была быть большая и страшная контрольная. И вдруг её отменяют и, не говоря ни слова, распускают всех по домам. А дома что? Дома, конечно, телевизор. А там — какой-то оперный театр. Все страньше и страньше. Потом уж, вечером, пришли родители и всё объяснили. Помню, что чувствовала себя неловко — человек умер, а я радуюсь, что какой-то контрольной не будет. Её, кстати, так и не провели потом. (Marianna Orlinkova)


Когда началась «гонка на катафалках», скорбящее телевидение стало достаточно привычным зрелищем. Но вот как-то на втором или третьем событии я решил, что мое веселое детсадовское или перво-второ-классное поведение не отражает трагичность момента. Мы тогда были в гостях у бабушки с дедушкой, на кадрах проезда катафалка по Красной площади я разрыдался. Родители и бабушка с дедушкой удивились, конечно, и давай меня успокаивать: «Умер, да, жалко…» Но по их лицам стало понятно, что я их только веселю и моя реакция слегка странная. Поэтому со скорбью я быстро завязал. (Egor Mironov)


Когда умер Брежнев, нас, первоклассников, отправили по домам. К тем, у кого был цветной телевизор, похороны смотреть. Во всем буйстве красок. Цветные телевизоры были у тех, чьи родители ходили в море. Ещё у них были и другие интересные вещи. Поэтому мы дисциплинированно включили похороны, полистали порножурналы, почитали Библию, покурили «Мальборо», помянули Брежнева вкусным яичным ликером и к приходу родителей были мертвецки пьяны. (Алмат Малатов)


За три дня до нашей свадьбы в полуголодном 1984 году умер Андропов. Заказанный ресторан на Красной Пресне пришлось отменить — разрешили только 100 грамм водки на человека, никакой музыки и рейд райкома. В ЗАГСе отменили Мендельсона. (Natalia Shangovna)


Андропов умер посреди Олимпиады в Сараево, отменяли трансляции хоккея. Мне 15 лет. Я негодовал. Умер Черненко, мы с пацанами играли на школьном стадионе в футбол, подошли два мента и разогнали нас — мол, скорбеть надо, а не мяч пинать. Мне 16 лет. Я негодовал. Хотя был комсомолец. (Николай Лоркин)


Я сидела с приятельницей у нее на кухне, пришел еще один наш друг, очень веселый человек, любивший всех разыгрывать. Говорит, Брежнев умер. Мы в два голоса — ха-ха-ха, потому что парень шутник, а Брежнев на века. И еще долго смеялись, а когда поверили, то не особо расстроились, вернее, совсем не расстроились. (Nina Tonkelidi)


Когда Брежнев умер, в школе контрольную отменили. И внеочередную политинформацию провели. А дома недоумевали. Бабушка беспокоилась, как бы война не началась. (Наталья Жалнина)


Я была первоклассницей, нам официально объявили о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева и сообщили, что завтра занятий в школе не будет. Первую часть сообщения никто толком не понял, а вторая вызвала оживление в классе и крики «Ура!» Учительница очень строго нас пристыдила. На следующий день или через пару дней я сидела дома и смотрела траурную церемонию по телевизору. Мне очень понравилась музыка. Потом немного расспросила родителей о смысле происходящего и, получив информацию, поинтересовалась, когда умрет следующий Генеральный секретарь. Смерти Черненко и Андропова выглядели в моем детском сознании как что-то закономерное, то, что неизбежно происходит со всеми руководителями Советского Союза, потому что все они старые уже. (Larissa Belkovskaya)


На момент смерти Брежнева я учился в десятом классе. Мы были освобождены от уроков и отправлены в некий колхоз помогать сельчанам в уборке хлопка. Тем вечером мы смотрели «печальные» новости (наверное, программу «Время»), а днем, помню, на поле сгрудились вокруг учительницы и расспрашивали её о том, что же теперь будет. Кажется, у нас тогда хлопкоуборочная страда закончилась пораньше, но это вряд ли было связано с трауром, скорее уж с испортившейся погодой. На смерть Черненко я учился второй или третий год в военно-морском училище в Питере, и нам уже было попросту смешно. (Хамдам Закиров)


Когда умер Брежнев, я была в выпускной группе детсада. Помню долгие гудки заводов и рыдания воспитательниц. Проникнувшись значимостью момента, я пришла домой, взяла блокнот и нарисовала Брежнева с огромными бровями и правым плечом, которое было вдвое длиннее левого. Бабушка спросила, почему. «Это чтоб все медали поместились!» (Вера Павлова)


Жизнь моя на это дело была небогатой. Однажды пришел домой, включил телевизор, а там вдруг хорошими словами поминают Ельцина. «Помер, что ли», — думаю я. И точно. (Лев Оборин)


В день смерти Черненко на Дворцовом мосту я сделал предложение своей будущей жене. Флаги были подхвачены траурными лентами, будто вокруг очень много ворон. Но меня это не смутило. Счастливый день для меня. (Николай Кононов)


Бабушка моя была глуховата, и телевизор слушала в наушниках, чтоб ревом не глушить соседей. Мне было шесть, и телевизор стоял слишком высоко для меня. В день похорон Брежнева я пришла из школы, телик работал, а она пошла к соседке. И я зацепилась за провод от наушников, он вылетел из гнезда. И тут загудело. На полную мощность динамиков. Кошка, в ужасе от этого звука, заметалась, и я заметалась тоже. Выключить не могу, убавить не могу, уши щас лопнут. Мы с кошкой забрались под одеяло и накрылись подушками. Так и выживали, пока бабушка не вернулась. (Lilith Wolf )


Я была на первом курсе Нархоза. Институт был в глубоком трауре. А мы маленькой компашкой свалили казенить на Морвокзал. Перед этим скинулись и накупили пирожных в самой лучшей на то время одесской кондитерской «Сказка». И одну кубинскую сигару на всех. Слева от Морвокзала швартовались «Кометы», мы угостили сторожа пирожными и он нам разрешил на какое-то время зайти на судно. Объедались пирожными, раскуривали сигару и играли в «испорченный телефон» и в прятки. Выигрывал сторож, дядя Алик. Почему-то было дикое веселье. Прошло очень много лет, а на пирожное «корзинка» я до сих пор не могу смотреть. (Oksana Tashpulatova)


Брежнев. Я поднял с земли камешек, чтобы он сохранил этот напряженный момент. Мы поехали к нашему другу смотреть похороны и играть в карты. Его прабабушка плакала перед телевизором — человек же умер, жалко его.
Андропов. Сразу поняли, что едем к другу в карты играть.
Черненко. По традиции — выходной и карты там же. (Константин Оснос)


Когда умер Брежнев, мы с сестрой вдвоем оставались у бабушки. Попытались напустить на себя грусть, но что-то нас рассмешило. Залились смехом и давай друг друга стыдить и урезонивать: смеяться нельзя, такой день! Но почему-то чем больше пытались урезонить, тем неудержимее смеялись, не могли остановиться. Видимо, младшая школа по возрасту или около того. (Юлия Бродовская)


К Брежневу относились мало сказать с иронией — откровенно смеялись. В нашей компании был знаменитый теперь музыковед, человек, наделенный многими талантами, в том числе юмором, артистизмом и умением пародийно подражать речи и манере говорить других людей. Так вот, Брежнев был одним из его излюбленных персонажей. Когда тот умер, утром в наш издательский отдел заглянул шеф, проректор по науке, человек очень сдержанный, и знаком пригласил меня выйти. За дверью он тихо сказал: «Говорят, умер Брежнев». А потом мы смотрели по телевизору похороны и обсуждали шубы пришедших туда дам. (Инна Харитонова)


Когда умер Брежнев, я была еще весьма юной и безмерно влюбленной в некоего юношу, который, увы, ко мне испытывал исключительно дружеские чувства. Но в тот самый день мы договорились, что он зайдет ко мне на работу и мы сходим в кино. Практически настоящее свидание, сердце замирает и все в таком духе. И тут — Брежнев. И никакого кино: одни кинотеатры закрыты, в других идет какая-то чудовищная совковая туфта, типа «Ленин в октябре». Так мы в кино и не попали: съели по мороженому, вьюнош посадил меня на автобус — и распрощались. Так из-за смерти генсека у меня не случилось личной жизни. (Юлия Боровинская)


Похороны Брежнева — это мое самое первое телевизионное воспоминание. Четыре года мне было. (Катя Абрамович)


Мой дед Вася был похож на Чапаева, и я в детстве предполагала у него соответствующие взгляды. Узнав в школе, что после смерти Ленина страна была погружена в глубокий траур, я попросила деда рассказать, как он, бедный, справился с этим горем и что он делал в этот день. Дед сказал, что у них в деревне свадьбу играли, глазом не моргнули и дальше гуляли. У меня случился когнитивный диссонанс, и с тех пор я стала догадываться, что с моим семейством что-то не так. (Helena Pfaffenrot)


Я учился в начальной школе. Помню, нас построили на линейку и объявили траур. Мы некоторое время попытались быть серьезными, но потом кто-то начал кривляться, изображая текущие слезы. И мы дружно подхватили эту шутку, но осторожно, чтобы учителя не заметили. (Андрей Сысоев)


Хорошо помню момент, когда я узнала о смерти Брежнева. Это было утром, и я почему-то была дома (наверное, болела). Честно сказать, меня это известие очень испугало (я тогда вообще много задумывалась о судьбах человечества), я прямо подумала: «Что же теперь будет? Наверное, атомная война. С Америкой!» Но по маминой сдержанной реакции поняла, что не факт.  (Masha Yelagin)


Знакомой было лет шесть. Ребенок РЫДАЛ, когда умер дорогой Леонид Ильич. Когда генсеки начали дохнуть как мухи, не проронила ни слезинки, потому что «больно только в первый раз». (Yaroslava Bagriy)


Я училась в третьем классе, но была дома и сидела с бабушкой на кухне, перекладывала рис по рисинке из одной кучки в другую (это было задание от моей учительницы по фортепиано, чтобы я поняла, что такое «собранные пальцы»). И вдруг по радио начали что-то объявлять ТАКИМ голосом, что у меня все внутри упало, потому что я подумала, что началась война… потому что ни в каком другом случае ТАКИМ голосом, как мне казалось, говорить не могли. Но бабушка пояснила: умер Брежнев и теперь неизвестно, что будет дальше. Это меня тоже поразило, потому что я не понимала, как может быть что-то неизвестно и вообще, как что-то может измениться. Тут позвонила подружка-одноклассница с предположением, что, наверное отменят уроки — и как-то отпустило. (Елена Львова)


Не делала домашку — уроки отменили и её не задали. (Лена Климанская)


Когда умер Брежнев, мне было 9 лет. Я была в санатории с папой. Мне делали массаж живота, я не знаю, зачем. Было смешно и щекотно. Пока я глупо хихикала, массажист сказал: «Передай своему папе, что Брежнев умер». Мне стало неудобно. (Екатерина Скульская)


Когда помер Брежнев, я был в начальной школе, плохо помню. Нам запретили бегать и смеяться, а еще мне было немного стыдно, что моя грусть не глубока. Андропов и Черненко никаких эмоций не вызвали. Андропов был какой-то сердитый и недовольный, это я потом узнал, что он болел. А Кучеренко (К. У. Черненко. — Прим. ред.) вообще как-то проскочил незаметно, как само собой разумеющееся явление. (Евгений Власов)


Когда умирал какой-нибудь генсек, на Доме ученых Новосибирского академгородка вывешивали черные флаги. К третьему разу мы освоили закономерность, поэтому новость о том, что у взрослых опять будут большие похороны, домой принесла я — увидела флаги в окно автобуса. Трагедию по закону жанра к тому времени сменил фарс. (Ася Анистратенко)


Именно 10 ноября 1982 года мы с Шуриком А., первокурсники МИРЭА, ухитрились сбежать с лекции по научному коммунизму, читаемой легендарным доцентом Лафитским (по прозвищу, кстати, «Лафитский-Лафитский», поскольку каждое последнее слово в предложении повторял дважды и первую лекцию начал с фразы «Ну, давайте знакомиться-знакомиться, я Лафитский-Лафитский»). А сбежали не куда-нибудь, а в магазин «Мелодия» на Ленинском проспекте, где в тот год время от времени выбрасывали в продажу винил — югославские лицензии западных рок-групп. Закупились неплохо в тот день, помню. Идем, радостные, с пакетами, обратно к метро «Октябрьская», а на гостиницу «Академическая» вешают флаги с траурными лентами. Шурик побежал узнавать, вернулся весь зеленый: «Гена, Брежнев умер, теперь война будет» (почему-то многие тогда так считали).
Вернулись в институт, всем не до нас. Через пару дней похороны, все сидят в большой аудитории, на кафедру водружен телевизор, в первом ряду три институтские уборщицы заливаются горючими слезами. Я даже сам расчувствовался, глядя на них (а не на гроб с покойным). Вскоре я имел счастье еще дважды наблюдать ровно тех же уборщиц, заливающихся ровно такими же слезами, и чувства мои, надо признать, несколько притупились. (Геннадий Каневский)


Когда умер Брежнев, я, будучи октябренком, пошла к бюсту Ленина в коридоре и стояла там в качестве часового, отдавая ему честь. Так я понимала преданность.
Стоять там меня  никто не просил, и когда меня обнаружил директор, сущий ушлёпок и тиран, заставлявший старшеклассников конспектировать программу «Время», он был очень удивлен. Распоряжения такого, стоять в почетном карауле у Ленина, никто не давал. Тем более он был удивлен, что встретил такую самоотверженность в лице нарушителя порядка. А нарушителем я была таким, что это повергало в шок родителей, учителей, одноклассников и *** (неприятного человека. — Прим. ред.) директора. И вот я стояла возле бюста Ленина, несанкционированно, с глазами, полными слёз, навытяжку, как кремлевский курсант. Он должен был очень бояться меня, такой странной маленькой девочки, и я даже думаю: он решил, что я делаю это ему назло. (Ляля Огонькова)


В день смерти Брежнева мы с сестрой играли в «путешествие на полюс»: со стола-тумбы на спинку стула была перекинута гладильная доска, оттуда прыжок на софу, оттуда вскарабкаться на фортепьяно, на шифоньер — и прыжок с него на диван. Всё это мы проделывали вместе с «друзьями», мягкими игрушками львом Кирюшей (мой фаворит) и Волчком в клетчатом комбезе (любимец сестры), а также «роботами», в роли которых выступали разнообразные радиодетали на ниточках-веревочках (преобладали большие транзисторы и тиристоры). И тут в свой рабочий перерыв пришла мама и (наверняка вскользь) сообщила о смерти Брежнева. Наверное, потому я и запомнил наше путешествие на полюс. (Виктор Енин)


Когда моей маме на работе 11 ноября 1982 года сказали, что умер Брежнев, она спросила: «Как, опять?» (Илья Кукулин)


Когда умер Андропов, его именем немедленно назвали город Рыбинск. А там у моих приятелей родственники жили. И как-то раз, вскоре после похорон, эти родственники решили ночью позвонить. Вот спят мои друзья, и вдруг звонок, телефонистка: «Вас вызывает Андропов!» Не знаю, как они живы остались. (Anna Guerman)


Советский ВУЗ, женская курилка. Накануне мне рассказали «правдивую историю», что умерла Алла Пугачева, и анекдот про Веронику Маврикиевну и Авдотью Никитичну (персонажи известных комиков).  
— И они тоже умерли?
— Да, разбились в самолете.
— Нет, не разбились, эти слухи.
Потом был жаркий спор, разбились-не разбились. Комики были любимые, я сама все детство их удачно пародировала. Прихожу на следующий день в курилку, а мне и говорят: «Брежнев умер».
— Да ну вас  *** (далеко и надолго. — Прим. ред.), у вас каждый день кто-то умирает.
Я не поверила. Так и осталось в памяти, как не смешная шутка, а оказалось, правда умер. (Марина Лидис Рассоха Картэц)


В день оглашения кончины Брежнева я сдавал экзамен на кандидатский минимум по научному коммунизму в здании СЗПИ на Миллионной улице. Человек пять посадили готовиться. Была атмосфера приятного траура, ждали чего-то хорошего. И не напрасно. Минут через десять пришел экзаменатор и сказал, что в этот скорбный день опрашивать никого не будут, всем проставлена сдача экзамена автоматически. Мы пристойно обрадовались. Тут же я получил «свой» реферат после проверки. Что-то про философа Гоббса. Реферат печатала моя подруга из парикмахерского училища, которая решила, что умеет печатать. Фамилия «Гоббс» встречалась в реферате раз десять. У Лены получилось напечатать «Гоббс», ни разу не повторяясь. Путь в аспирантуру по теме «Управление смесеобразованием в карбюраторном двигателе по сигналам обратной связи лямбда зонда» был открыт. (Андрей Марковский)


Когда умер Брежнев, нам велели сидеть дома и смотреть похороны по телевизору. На следующий, что ли, день я засобиралась в школу. Мама, в отличие от большинства родителей, всегда была готова предложить мне прогулять, а я была отличницей и школы обычно не пропускала. Не вполне серьезно заметила ей, что нам, между прочим, велели еще больше сплотиться, на что мама, не моргнув глазом, ответила: «А ты им скажи, что в следующий раз так и сделаешь!»
Следующего раза не пришлось долго ждать. (Julia Trubikhina)


Я и еще трое сокурсников грузили мебель нашему полковнику с военной кафедры. Помогали переезжать. 4 курс МИТХТ. (Олег Васильев)


Очень хорошо помню. В нашей комнате в общаге в туалете на двери висел портрет Брежнева. Кто и когда его прикрепил, я не помню, но это не важно. Откуда в комнате появился освежитель воздуха «Джина», я помню, но и это не важно. А теперь о смерти вождя, собственно. Накануне того, как о ней объявили, я, произнеся «мне кажется, он тут завонялся», обильно обрызгал портрет Леонида Ильича этим самым освежителем. Назавтра, когда мы все услышали новость, я сразу начал спрашивать, нет ли у кого сводного портрета членов Политбюро. Ни у кого не оказалось. (eugene)


В черных фартуках стояли в траурном карауле у бюста. В голове мысль: «Как будем жить дальше?» Третий класс. (Анна Москвина)


Мама рассказывала про день смерти Сталина. Она училась тогда в деревенской школе, был траур, всех обязали плакать, «а мы с подругой Римкой никак не можем, нету слез, а нельзя, что ты!.. Вышли из школы, сели на завалинку под сосульки и накапали себе на щеки слез». Это воспоминание, как и все истории, рассказанные родителями и бабушкой, у меня в памяти живет куда более ярко и выпукло, чем мои собственные. (Сергей Круглов)


А у моих родителей была свадьба в день смерти Брежнева. Им решили ничего не говорить, они сидели и улыбались, как дураки, среди всеобщей застольной подавленности. (Антонина Климина)


Когда умер Брежнев, я была ученицей второго класса с промытыми до блеска мозгами. Даже не знаю, чья это была заслуга. Видимо, всю вселенскую глупость я радостно аккумулировала в себе. Поэтому сразу после того, как в школе объявили о смерти генсека, я принялась грустить. Ну потому что надо грустить же — в стране такое горе! А девочек, которые на переменке стали было скакать «в резиночки», я сурово и непримиримо осудила. Помню поникшее знамя школы, перевязанное черной лентой, помню, что мы с подружкой — тоже не менее идейной отличницей — честно отсмотрели по телевизору всю процедуру похорон, и когда там стали траурно гудеть, выскочили на улицу, чтобы послушать, гудят ли у нас. И таки да, все многочисленные шахты нашего маленького Новошахтинска включили сирены, и они ревели долго-долго и жутко-жутко. И это окончательно убедило нас, что вот теперь точно будет ядерная война. (Наталья Стаценко)


У нас на линейке в 1982 году ветеран в тельняшке реально заплакал: они на Малой земле вместе служили. А еще тогда все думали, как Брежнев умрет — сразу будет война с китайцами. (Андрей Пермяков)


Человек 12-15 из класса пошли к однокласснице домой, слушали музыку, разговаривали. Не о вождях. (Larysa Fabrykant)


В день смерти Брежнева я ехал в школу в 28 троллейбусе и учил Блока (задали по лит-ре) про «наш путь степной, наш путь в тоске безбрежной». Приехал в школу, а там и правда тоска. В день смерти Андропова я сидел с герлой в кафе (одном из немногих тогда в Москве) на Гагаринском, который тогда еще назывался улицей Рылеева. Мы уже серьезно выпили и готовились к продолжению игрищ, когда пришли два мента и сказали, что кафе закрывается по случаю всенародной утраты. На следующий день Черненко по телевизору сказал, как в анекдоте, опустив восклицательный знак после обращения: «Товарищи коммунисты и все советские трудящиеся глубоко скорбят». Еще через год я стоял в главном здании МГУ в очереди за билетами на концерт бардов Никитиных, и вдруг очереди сообщили, что концерт отменен и надо расходиться, поскольку театр закрывается, всех тошнит (зачеркнуто) вы будете смеяться, но ваша дочь Сара тоже умерла (зачеркнуто), ну, в общем, помер К.У. (Владимир Тодрес)


Когда умер Черненко, я очень удивился. Мне только исполнилось 8 лет, но я прекрасно помнил похороны и Брежнева, и Андропова. «Что это они так часто умирают?» — спросил я родителей. «Ну как, они же пожилые люди уже», — ответил кто-то из старших. «Так пусть назначат молодого!» — сказал я.
На следующий день на заседании Политбюро мое пожелание было исполнено: генсеком был избран самый молодой член Политбюро. Партия прислушалась к голосу народа. (Alexander Lyakhov)


Помню, что моя замечательная бабушка, услышав по телевизору о смерти Ельцина, которого она чехвостила всегда только так и даже придумала ему кличку «Сундук», вдруг заплакала. «Буня, ты что?» — испугалась я. И бабушка ответила, вытирая слезы: «Наину жалко!» (Дана Курская)


Когда умер Черненко, мы праздновали день рождения нашего завлаба. Я написал по этому случаю небольшую пьесу и мы её разыграли и записали на магнитофон. Получилось что-то вроде театра у микрофона. За праздничным столом стали слушать. Прослушали около половины, и тут зашел в нашу семинарскую ученый секретарь (поговаривали, что он стучит) и велел всё прекратить, потому что в стране горе, траур и все такое. Даже отказался выпить с нами и сделать вид, что нас нет. Пришлось разойтись. Начальник мой взял запись пьесы домой. Потом был недоволен: оба мы ему испортили праздник, и Черненко, и я свой пьесой. Было ему смешно, но обидно. (Михаил Бару)


Я в больнице лежала, мне привезли из дома телевизор, чтобы скучно не было. Пришлось всей палатой смотреть похороны и «Лебединое озеро». (Margarita Valicka)


Я помню смерть Черненко, это была пятница, а по пятницам показывали «В гостях у сказки». Целую неделю ждешь, и потом вместо этого — балет! Расстроилась ужасно. (Yaroslava Serdyuk)


Когда умер Брежнев, один мой друг работал на заводе, и спустя пару дней после этого исторического события наблюдал следующую сценку. Какой-то работяга заколачивал что-то молотком. Несколько его товарищей стояли вокруг, подавая советы. Кто-то сказал: «Смотри по пальцам себе не попади». Другой философски заметил: «Да ничего. Вот Брежнев умер — и то на следующий день заменили, а такого *** (неприятного и неумного человека. — Прим. ред.) и подавно». (Николай Руденский)


Когда умер Сталин, мне было 16 лет и я училась в 10 классе школы № 528. Нас, всех старших учеников, построили в физкультурном зале, а напротив стояла шеренга, состоявшая из рыдающих учителей, директрисы и завуча. Мне было смешно и противно, да еще кто-то в голове моей или душе говорил: «Ну вот, помер ты… Помер-помер!» Вдруг я заметила нашу историчку, она была крайняя слева. Голова её была опущена,  с витиеватого носа слезы капали на пол: горе её было искренним, мне стало её жалко. Я совсем не помню, что все они говорили своими рыдающими голосами — пургу несли, — но, наконец, представление закончилось и ко мне сразу подошли три мои приятельницы. «Нинка, где собираемся?» — спросила моя главная подруга. «Я нигде не собираюсь». Я решила, что говорить буду спокойно, тихо и убедительно, как мама. «Ты что, на похороны не пойдешь?» —  они так поразились, что стояли просто с открытыми ртами. «Даже не подумаю… и вам не советую!» Они стали хором убеждать меня, что идти надо обязательно, нельзя не пойти. Я махнула рукой и сказала: «Я не пойду ни на какие похороны, а если вы пойдете, значит вы — ДУРЫ!» Повернулась и пошла домой. Дома все рассказала за обедом. Мама покачала головой и сказала: «Бедные девочки!» (Nina Shahova)


21 октября 2011 года я праздновал свой день рождения. Разговор в какой-то момент переключился: «Каддафи поймали и убили». Мы дружно сдвинули бокалы за муаммаризацию всех тиранов. Видеоролик, на котором Каддафи убивают палкой анально, а он кричит: «Харам! Харам!», я не посмотрел до сих пор. (Raveh Neeman)


Когда умер Брежнев, я училась на втором, кажется, курсе института. В этот день преподаватель опоздал на первую пару на 17 минут, а у нас было неписаное правило: неостепененного препода ждать 10 минут, остепененного — 15. Короче, две группы сбежали с пары, и наша подгруппа пошла в кино. Естественно, зацепили и вторую пару — решили гулять по полной. После кино была прогулка в парке, где мы встретили студентов из другой подгруппы, которые и сообщили нам о смерти генсека. Он казался нам бессмертным, поэтому мы поржали, но нас как-то убедили, что это не прикол и что наш прогул был расценен неправильно. В итоге из института была отчислена тройка (староста, комсорг и профорг), но после полудневного нашего сидения под кабинетом ректора их восстановили. Были какие-то трескучие собрания, какие-то порицания — но все остались целы-невредимы. Всё-таки Брежнев помер, не Сталин. (Анна Петрученя)


Про Брежнева я догадался сам, когда по радио на кухне один Чайковский был. (Алексей Аверин)


Меня отправили в санаторий в Евпатории. Пока мы ехали на поезде, Брежнев и умер. Нас привели в большой зал и сообщили об этом. Мы переглядывались и плакали —  ведь теперь будет война. (Вика Рябова)


Я в Москве была и училась недалеко от Красной площади. Когда умер Брежнев, честно, было довольно страшно, хотя уже за пару-тройку дней точно знали, что это случится. При всем неуютном страхе был особый квест — пробраться как можно ближе к Красной площади, максимально изобретательно наврав кордонам и постам. Или же, напротив, не прийти на зачет под предлогом оцепления.
Откуда-то в институте появилась тьма тьмущая телевизоров — все недоумевали, откель взялись. Какие-то смешнущие драпировки, разговоры шепотом и полусорванные лекции скрашивали тревогу. Когда умер Андропов, было уже смешно. Ну а Черненко — уже гомерически. (Юлия Смирнова)


Я в день смерти генсека проснулся этак часа в четыре пополудни (кажется, мы всю ночь накануне играли в рулетку) и заторопился из Мечникова переулка, угол Лялина, где тогда обретался, в Старосадский, где на заседании секции критики должны были поддержать мое прошение о мастерской (каковую я в недалеком подвале сам нашел). Иду по Покровке и вижу, что у каждой арки и подворотки во дворы стоят топтуны — почему и зачем, не понял, но что-то необычное отметил. Прихожу, а там на площадке между первым и вторым этажами мужик с обильными, по моде прошлого десятилетия, усами, прилаживает какую-то картину в раме (мне не видно, какую) на этюдник. Протискиваюсь мимо — он удивленно смотрит. Говорю: «Я на секцию критики». Он, еще более удивленно: «Так все отменили, вы что?» Я: «Почему?» Он: «Да вы что!» и кивает на картину, к углу которой он привязывал черную ленточку, — это была огромная фотография Брежнева. Я: «Черт, как это некстати!» Оформитель хихикнул с осуждением… А заседание было спустя недели три, и, несмотря на рекомендацию и согласие домоуправа, комиссия по нежилым помещениям в исполкоме (или как их там называли) разрешения не дала. Как мне потом объяснили, потому что взятки не сунул. (Eugene Steiner)


Когда убили Ицхака Рабина, я работал на «Радио Свобода» в Праге. Тогда из Израиля репортажи для «Свободы» передавала блестящая Виктория Мунблит. И в одном из текстов про убийство она назвала правые настроения «еврейский хомейнизм». В следующие три дня возмущенные эмигранты написали в редакцию несколько десятков писем, из которых половина, по советской привычке, были копиями писем в вышестоящие органы (в Госдеп в этом случае). Мунблит выгнали еще через два дня. (Владимир Тодрес)


Мы долго готовились к соревнованиям, но тут умер Брежнев и бассейн, где они должны были проводиться, закрыли на три дня в знак траура. В школе тоже объявили траур, классная вошла опухшая и начала с высокой ноты: «Я плачу второй раз в жизни, в первый раз это случилось, когда умер Иосиф Виссарионович». Был организован почетный караул у срочно выставленного портрета в холле, все спускались по одной лестнице, медленно проходили мимо, пионеры должны были отдавать салют. Меня разобрал дикий смех, так я и прошла мимо, умирая от хохота. Классная прошипела: «Дашь дневник!» и записала в нем: «Хохотала на похоронах Брежнева», что потом долго еще использовала как аргумент. На следующий день надо было явиться в школу с утра, по школьному радио читали отрывок из «Малой Земли», потом всех отпустили домой, смотреть похороны. Я пошла кататься на лыжах и вернулась только вечером, так что знаменитого падения гроба так и не видела. День был радостный, отец мой слушал «Голос» и «Би-би-си», там все сходились на том, что новость отличная и это начало конца. (Tiina Orasmae)


Нас с одноклассницей Аниськой не допустили, по её выражению, караулить портрет Брежнева, потому что мы сильно подрались накануне. А на этой почве и помирились, впрочем, ненадолго. (Анастасия Овсянникова)


В день смерти Сталина рыдала вся страна. У нас в школе построили всех учеников возле портрета вождя, и все учителя практически плакали. Нам было по 11 лет и мы это все впитывали и пронесли по жизни. (Александр Россинский)


Мы долго ждали начала урока, а он все не начинался. Задержали звонки, и мы поняли, что произошло что-то неординарное. Потом из учительской стали появляться заплаканные учителя. Помню, что они с тревогой шептались: «Что теперь будет?» Я не испытывала никаких чувств. Да, все было так, как пишут: портрет Брежнева с траурной лентой, почетный караул с траурными повязками, линейка, как обычно, бесконечная и изматывающая. Потом в музыкальной школе мне рассказала подруга, что они с классом в тот же день вечером поехали в Москву ночным поездом на похороны. Конечно, их там никто не ждал, никуда их не пустили, они как-то перетусовались (человек пятнадцать) в квартире то ли знакомого родителей, то ли родственника одного из участников экспедиции, и через два дня вернулись домой. (Юлианна Воробьева)


В детстве с братом делали домики в углах квартиры и застилали их газетами (ну это типа ковры). В том числе нам попадались и газеты, где были репортажи с похорон с цветами, венками и гробами — Брежнева, а затем и Андропова. (Елена Маслова)


В день похорон Андропова (или Черненко) был объявлен траур и по этому поводу не было занятий в школе, что очень радовало мою сестру-школьницу и огорчало меня:  потому что садик никто не отменял. Пришлось туда идти, и грусть моя в этот день была искренней. При том, что садик-то в общем не вызывал у меня особо негативных эмоций. (shalapanova)


Про Брежнева нам, пятиклашкам, сообщила учительница русского языка. Ей было за 50, и она мне казалась серьезной, но не суровой женщиной. Она была явно расстроена и, возможно, даже шокирована смертью генсека. Один из обычно бойких троечников растерянным голосом спросил: «Кто же теперь вместо него будет?» Учительница ответила, что они «там» решат, наверное. У нас до его смерти даже в мыслях не было, что на этом месте может быть кто-то другой. (Dmitriy Mandel)


Смерти Андропова я даже самую малость радовался, потому что при нем стали врываться на дневные сеансы кинотеатров с отловом прогульщиков (отлавливали, конечно, взрослых, но мешали-то и школьникам). Но несколько друзей грустили всерьез — они были из семей сотрудников КГБ, и он был для них почти культовой фигурой. Но самое важное, что обнаружила смерть Андропова — что в школе у завхоза есть достаточно телевизоров, чтобы поставить в каждый класс и показывать ученикам траурную церемонию. В следующий раз мы их увидели только на похоронах Черненко и довольно похабно ржали. (adworse)


В день смерти Брежнева я сидела дома одна. Вырезала из газеты фотографии его и Андропова и приколола на стенку кнопками. Когда родители вернулись домой, они с изумлением на это посмотрели, а потом аккуратно спросили: «А это кто?» «Какие-то дядьки!» — ответила я. «А что они делают на нашей стене?» — спросили родители. «Раз они в рамках, они портреты, — сказала я. — Поэтому они висят на стене». Мама подумала еще и сказала: «А они нам кто? Родственники?» «Нет, — говорю, — незнакомые». «В моем доме, —  сказала мама, — на стене могут висеть портреты только моих родных!» И стало понятно, что лучше снять. (NN)


Когда я родился, папа сначала попраздновал немножко один, а потом взял оставшуюся водку и побежал на работу.
— Мужики! Радость-то какая, я так долго этого ждал! Выпьем же!
Мужики радость как-то не разделили, но выпили. В основном — молча.
А потом оказалось, что в этот день были похороны Брежнева и коллегам немного не хватило подробностей в сбивчивой папиной речи, чтобы выпить по правильному поводу. (hyhax)


Когда умер Андропов, я работала во Всесоюзном институте растениеводства. Всех сотрудников погнали в актовый зал смотреть похороны. Я не пошла, а сбежала гулять по городу, где встретила своего однокашника и мы вместе зашли в чебуречную на Большом проспекте Петроградской стороны. В чебуречной в середине дня были в основном подозрительного вида мужички, которые всё разливали под столом водочку. Мы взяли чебуреков, сели за стол. Я только откусила перый чебурек, и тут на улице включили сигналы все машины. Все мужички с водочкой замолчали и встали. И начали смотреть на нас такими глазами, что пришлось тоже встать. И не жевать. И вот, машины гудят, а я стою, по лицу течёт чебуречный бульон, в руках чебурек, с которого течёт на стол и одежду, во рту горячее мясо. Ни выплюнуть, ни проглотить… (Елена З.)


Замечание от меня шести- или семилетнего (в телевизоре похороны то ли Андропова, то ли Черненко): «Что-то эти секретные генералы мрут один за другим». (shere)


Помню похороны Брежнева. Сначала в школе все девочки плакали навзрыд, что сейчас уж точно будет война, а в день похорон то ли в школу не нужно было идти, то ли церемония была после обеда, но я её смотрела по ч/б телевизору на ножках. (Наталия Гребенюк)


В день смерти Черненко прям перед его портретом с черной лентой в углу прыгала с подружками через резиночку. Слишком много тогда было траурных дней по внезапно умершим вождям, а мы юные и активные, по три дня смотреть «Лебединое озеро» и скорбеть было выше наших сил. Увидевшая нас директор школы Галина Васильевна впала в такое неистовство! Мы попытались разбежаться; одну девочку поймали, пытали, кто прыгал с ней вместе, грозили карами небесными, исключением из пионеров и пожизненным позором, — но как-то все потихоньку стихло и обошлось. (Анна Корнева)


Есть ощущение, что главная в моей жизни смерть вождя еще несколько впереди. (vitaminder)


Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями. Присоединяйтесь к нам на фейсбуке и в телеграме — мы собираем и рассказываем истории именно там. Хотите рассказать свою историю на эту тему? Пожалуйста, пришлите её на story@postpost.media, а мы иногда будем пополнять наши подборки.