Кто-то на детском утреннике наизусть читал «Евгения Онегина» в костюме лисички, кого-то довел до бурных рыданий «Медный всадник», кто-то разговаривает с Пушкиным и объясняет ему, как устроен наш мир, а кого-то «Пушкиным» дразнили в детстве одноклассницы. Наше всё значит для каждого из нас хоть что-то, — и это неудивительно. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своей личной Пушкинианой.
Мне родители подарили бюст Пушкина, о котором я, одиннадцатилетний, просто грезил. И я этот бюст целовал в течение всей новогодней ночи, приговаривая: «Спасибо! Спасибо! Спасибо!» (Олег Лекманов)
Когда я был маленьким и писал стихи, я фантазировал, как Пушкин убивает меня на дуэли, а потом плачет, потому что мои стихи лучше. (matarin)
Я написал микро-сочинение по литературе, где построил примитивную цепочку от Пушкина к декабристам, которые разбудили Герцена, – а дальше уже к Ильичу. С выводом: «Получается, что Великая Октябрьская социалистическая революция произошла из-за Пушкина». Училка на уроке всем сказала, что на педсовете в голос загоготала. (Константин Оснос)
У нас в классе был Саша Пушкин. Выпендривался не хуже оригинала. Только стихи не писал. Нам Александра Николаевна все уши просмолила про Пушкина из-за нашего собственного. Мы все ждали, когда его наконец убьют на дуэли, до того достал. А потом Саша летом после первого класса уехал в Америку. И прислал нам посылки – в Алма-Ату – всему классу, каждому отдельный подарок с подписью. Пару раз даже. Было ужасно стыдно, потому что вроде как-то не за что, но все равно очень приятно. Наши спасибные письма, видимо, к нему не дошли. Так что немножко стыдно до сих пор. (Angelina Danilenko)
В школе мы учили стихотворение Пушкина «Mon portrait». Я с удивлением узнала, что он, если не блондин, то точно был светловолос, о чем всем рассказывала, особенно взрослым. А когда они удивлялись и возражали, я предъявляла неоспоримое доказательство. Прикольно было видеть их лица. (Ия Белова)
Проезжаем на самокате мимо бюста Пушкина в парке.
Я: Помнишь, что это поэт такой, Александр Сергеевич Пушкин?
Трехлетка: Да.
Я: Помнишь, что с ним приключилось?
Трехлетка: Да, его убили… эээ… охотники. (Victoria Kozlova)
Был у моей бабушки друг – Арнольд Гессен. Журналист, писатель, большой умница, он на десятом десятке сохранил светлую голову и продолжал писать книги. В молодости, в девятнадцатом еще веке, он познакомился с генералом от кавалерии, тайным советником Александром Александровичем Пушкиным, старшим сыном Александра Сергеевича и Натальи Николаевны. Ночь, бесконечный дождь за окном. Я держу в руках книгу о пушкинской Москве, подарок Гессена моей бабушке. Расстояние до Пушкина – почти двести лет. И всего три человека. (Модест Осипов)
Разговаривали о больших поэтах, которые безвременно ушли. Высоцкий, Маяковский, Есенин, Пушкина вот тоже убили, говорим. Тут затесавшийся во взрослую компанию трехлетний Ваня восклицает:
– Как это Пушкина убили?! А кто ж теперь стихи писать будет? (Вера Павлова)
Особого пиетета к Пушкину не питала, но в детстве и юности читать его очень нравилось. Есть в его прозе и в стихах что-то солнечное, что ли. А вот недавно наткнулась на какое-то упоминание о его личной жизни, потянула этот клубок за ниточку и дня три провела исключительно в сети, изучая его биографию и биографии его ближайшего окружения. Не могла оторваться. Мальчик–золотая молодежь, будущий обычный чиновник, отправили в ссылку из-за того, что не ту бабу трахнул. Вот почему до сих пор не сняли по этому фильм, не понимаю. Это же сериал с мощнейшим потенциалом. (Anna Laskina)
У меня в детстве был сосед Саша Пушкин, причем даже Александр Сергеевич. Почему-то запомнила, как забавно смотрелось его имя на объявлении в детской библиотеке. Там была доска позора тех, кто не сдал книги вовремя, с перечислением имен. (Василиса Александрова)
Сестра заканчивала школу в год 200-летнего юбилея и, естественно, все было посвящено Пушкину. Ее друг к вступительному сочинению почему-то обзавелся шпорой по Анне Ахматовой и попал на тему «Письмо любимому поэту» с пометкой, что любимый поэт у всех, поступающих то ли в сельхоз, то ли в горный, однозначно Пушкин. В армию не хотелось, поэтому сочинение начиналось так: «Уважаемый Александр Сергеевич, сегодня я расскажу Вам об Анне Ахматовой«. (Olga Abramova)
Когда сын был совсем маленьким, еще даже не разговаривал, я его просвещала, показывая репродукции из тяжелой толстой книги «Шедевры русской живописи». Там было несколько портретов Пушкина кисти разных художников. И каждый раз при виде любого из этих изображений поэта ребенок приходил в какой-то совершенно неописуемый восторг. И начал даже жестами требовать книгу. Поскольку книга была тяжелая, я в итоге скачала на телефон один из портретов работы Кипренского. Ребенок хватал телефон, страшно умилялся, начинал гладить изображение, целовать и прижимать к груди. Я уже начала было задумываться о переселении душ и прочей эзотерике, тем более, что и дни рождения там подряд, как через некоторое время все вдруг прошло так же внезапно, как и началось. Так и осталась загадкой эта странная любовь. (Natella Kerimova)
Я в 9 классе страшно любила выпендриваться, поэтому сочинение по Онегину написала в стихах, онегинской строфой. Недавно нашла тетрадку с этим эпическим опусом. Офигела, во-первых, с того, что вообще нашла силы написать почти поэму, а во-вторых, с того, что получила за это «4». (Ася Вишнякова)
Мне надо было написать выпускное сочинение по «Евгению Онегину», которого я, в силу адских жизненных обстоятельств, не читала. Дело было в Штатах в начале 1990-х – это важно. Все, что я знала, – это что сначала он Татьяне не дал, а потом она ему не дала. Я нагло написала, что это первый подлинно феминистский роман в истории русской литературы. Мне поставили с перепугу 98 из 100. Спасибо, Наше Все. (МК)
Во-первых, «Медный всадник» довел меня в детстве до бурных рыданий, потому что буря, кошмар и все умерли. С четырех лет ни одно произведение не заставило меня уронить не слезинки – не нашли, что с ребенком в четыре года почитать. А во-вторых, уже лет в девять мама велела мне прочитать «Станционного смотрителя» перед соответствующим музеем, а я, увлекшись, выучила еще и половину первой главы «Онегина». В общем, после этого я могла бы уже ничего не учить. Когда я начинала шпарить, то к двадцатой строфе окружающие падали в обморок и навеки запоминали, что я очень культурная и образованная и лучше меня лишний раз не спрашивать вообще ни о чем. (Полина Стерлигова)
Я иногда разговариваю с Пушкиным. Воображаю, что он попал в наше время и, конечно, пребывает в шоке, а мне надо ему все про этот мир объяснить. Во-первых, понятным ему языком, во-вторых, успокоить и быстренько научить, как себя вести, чтобы не спалиться, – если все узнают, что тут Пушкин, то мало ему не покажется. А он в ужасе от нашей истории, ему не нравится женская мода, современный язык ставит его в тупик, а вот техника, наоборот, восхищает – я ему даже порулить давала. Ко мне он хорошо относится, но вообще-то сноб ужасный. А когда узнал, что рано погиб, страшно расстроился. (Вера Павлова)
Меня всегда воротило от всего прилизанного и идеализированного, а уж светлый образ Пушкина школа полировала до тошноты. Чувствовалось в этом какое-то глубинное вранье – ну не мог он уже родиться памятником себе, так и не побыв нормальным живым человеком. Когда-то лет в 12-13 лазила по бабушкиным книжным полкам и нашла некое более полное собрание сочинений Пушкина, чем то, которое стояло на вооружении школьной библиотеки. При рандомном скучающем перелистывании внезапно нашлось коротенькое стихотворение «К кастрату раз пришел скрипач». Эта первая строка настолько не вязалась со светлым образом, что я заинтересовалась. На последней строчке, где скрипач рассказывает, как от скуки чешет себе <...>, я возликовала: «Так Александр Сергеич, оказывается, был не чужд мастурбации, вон оно как!» Эта дурацкая, явно от безделья и для развлечения сотворенная писулька показала мне Пушкина-человека, ехидного, веселого и явно, как мы тогда говорили, приколиста. Стала искать дальше, потом читать биографию и, конечно же, нашла еще кучу подтверждений, что Пушкин – вовсе не занудный памятник. И зачем было врать школьникам? (Оля Ко)
Как всякий петербургский школьник, еще лет в десять я выучила почти все вступление к «Медному всаднику». Все это «Люблю тебя, Петра творенье», набережные, белые ночи, шпиль Адмиралтейства. И только недавно перечитала, вернее, переслушала, всю поэму целиком. А там, оказывается, после всех этих мимимишных признаний в любви – буря, наводнение, смерть, Евгений с ума сошел от горя, а железный Петр гоняется за ним по улицам. Это сочетание восторга и ужаса, белых ночей и кошмаров – очень питерское. Я после этого очень Александра Сергеевича зауважала. (Daria Amirkhanova)
Мой дедушка, человек простой и приучивший себя читать уже в очень взрослом возрасте, спать не ложился, пока я ему «У Лукоморья дуб зеленый…» не прочитаю. Так со мной этот дуб остался на всю жизнь, и ничего крепче его я уже и не смогу запомнить. Еще отец мой в последний год жизни много болел и по больницам лежал. Прихожу к нему как-то в больницу, а он мне жалуется: «Понимаешь, начало помню, две-три строчки дальше тоже, а потом – ничего… даже Пушкина». А через пару дней лечения радостно так, вместо приветствия: «Пушкин вернулся!» А еще у моего бывшего супруга бабушка была – женщина-врач. Прожила долгую жизнь, больше девяноста лет. И в последние несколько лет если не находила чего-то достойного для чтения, то просто садилась на стул, направляла взор свой вовнутрь и медленно, про себя, перечитывала Пушкина. Того, что она помнила наизусть, хватало часа на три. (Николь Толкачева)
Моя история с Пушкиным – мое имя. Мама всегда культивировала в себе образ глубоко возвышенной барышни и меня тоже мечтала такой видеть. Забегая вперед – напрасно. Назвала она меня по стихотворению Пушкина «Алина, сжальтесь надо мною…». (Алина Трубицина)
Как-то на уроке литературы учительница с диким пиететом, казавшимся мне единственно возможным, говорила про Пушкина. И среди прочего упомянула в каком-то контексте сына Пушкина. Это было для меня ментальной катастрофой. Пушкин свою жену не только боготворил и воспевал, но и… «это самое». Значит, у него была пиписька, как у сумасшедшего парня, который всем ее показывает в овраге возле магазина «Гранат»? Значит, он еще и… писал? Образ поэта в тот момент был для меня разрушен начисто. Это был первый опыт, когда я увидела в кумире человека. Мне не понравилось. (Светлана Орлова)
Я упала в обморок, услышав, что Пушкина убили. Мне было шестнадцать, только что поступила в университет и уехала в Ленинград. Не спали всю ночь, утром пошли гулять и неожиданно поехали на экскурсию «Петербург Пушкина». По городу рывками, у каждого памятного места постоять, потом на Чёрную речку и на Мойку, 12. Там-то, в мемориальной квартире, мне и поплохело: мутит, качает, в глазах темно… Отошла к окошечку продышаться, вроде, отпустило, вернулась к группе, а экскурсовод как раз: «…жилет со следами крови убитого поэта». И я красиво, винтом, оседаю в обмороке на музейные паркеты. Потом оказалось, что у меня был миокардит, я сдавала экзамены в школе с ангиной и набегала осложнения. Да бессонная ночь, да тряский, бензином воняющий, автобус, да не жрамши… Но мне хочется думать, что это от любви всё. (Екатерина Ракитина)
Оставленная одна дома в пять лет, я читала «Анчар» и испытывала настоящий ужас, не отпускающий потом даже ночью. Сравнимый разве что с ужасом от фразы «Шары чугунные повсюду меж ними прыгают, разят, прах роют и в крови шипят». То, что это были ядра, узнала только спустя несколько лет. (Nathalie Beltchenko)
Благодаря дедуле и его чтению мне на ночь, я к пяти годам знала все сказки Пушкина наизусть. Цитировала с любого места. Сейчас уже дословно, конечно, не помню, но, видимо, это помогло развить мой поэтический слух. (Екатерина Хиновкер)
«Смерть поэта» Лермонтова произвела в детстве на меня такое огромное впечатление, что я весь пятый класс писала свою собственную версию, где каждая строфа начиналась: «Когда стрелял Дантес в поэта…» Очень много событий успело произойти в этот краткий момент. (Дарья Богданова)
В 2010 году вышел мой перевод «Заповедника» Довлатова на иврит. В одном из израильских журналов появилась такая аннотация: «В романе «Заповедник» рассказывается о приключениях автора, сосланного царем на каторжные работы в Пушкинский заповедник». (Sivan Beskin)
Когда мы с папой впервые были в Лицее, тетенька-учительница с характерной халой на голове, увидев неважнецкий пушкинский аттестат, цокнула языком и, ни к кому конкретно не обращаясь, посетовала: «Да-а, подвел меня Пушкин! Я-то своим ученикам всегда рассказывала, что он учился на одни пятерки!» Это «Подвел меня Пушкин» превратилось в наш семейный мем. (Олег Лекманов)
Я пришла в 4 класс в новую школу. И на первом же уроке литературы учительница попросила всех выйти и рассказать стишок. Все рассказывали. Кто-то про Ленина, а кто-то про кота и первый снег на лапах. Я вышла и суровым басом начала: «В пустыне, чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной, анчар…» и так далее, до конца. Почему-то, когда я дочитала, повисла странная пауза. Учительница смотрела на меня с каким-то сложным выражением лица. Я вгляделась в это выражение и поняла, что я совершила ошибку. Причем худшую для пионерки в 1979 году ошибку – политическую. Учительница, аккуратно подбирая слова, спросила наконец: «А почему ты выучила именно это стихотворение?» Я растерянно ответила: «Пушкин…» Мне казалось, это объясняло все. Но нет. В течение года меня больше ни разу не вызывали к доске. (Дина Сабитова)
Меня почему-то неоднократно дразнили в детстве «Пушкиным» какие-то тупые старшеклассницы. Вроде вообще ничего общего. (Егор Чащин)
Мне в школе Пушкина читать не было противно. (Олег Пшеничный)
Я проникся Пушкиным уже в зрелом возрасте. Началось все как-то несерьезно: знакомые решили ставить «Евгения Онегина» и придумали срок постановки совместить с «Ночью в Музее». Роли вытягивали «из шапки», сами придумывали костюмы и концепты сцен. Я был ответственный за Татьяну. «Сон Татьяны» должен был проигрываться силами теневого кукольного театра у ее головы, пока она спит, склонившись к праздничному столу. Ближе к финалу Татьяна в черном брючном костюме и шляпке с вуалью (курит мундштук) водит за руку «вторую Татьяну», румяную, в лыжных штанах и вязаном свитере, и демонстрирует ее Онегину со словами «моложе и лучше, кажется, была». Очень жалею, что постановка не состоялась. (Роман Гудавасов)
Ездила с классом на автобусную экскурсию «Пушкин в Петербурге». Вошли в церковь на Конюшенной, где поэта отпевали. Тут к нам подошла пожилая иностранка. В моей голове пронеслось сразу: «Я английского не знаю, только немецкий. Ну ладно, дети смогут, ведь у нас английская школа, хоть и 6 класс». Но ничего не пришлось говорить. Она только спросила: «Пушкин?» Больше говорить было не о чем, все всё поняли. Он нас соединил. С тех пор всегда ученикам рассказываю эту историю. (лена баулина)
Как-то на уроке литературы учительница пошла на прогрессивный шаг и начала урок с анекдота: «– Что читаешь? – Так, про летчика одного, “ас Пушкин называется”». Дальше было еще прогрессивнее, она сказала, что мы тоже можем рассказать анекдот. Встал один двоечник с задней парты и рассказал: «Муха залетела через хобот в слона и вылетела через задницу. “Кайф”, – сказал слон. Муха опять залетела в слона. “Вечный кайф”, – сказал слон, засовывая хобот в задницу». В общем, урок зашел на ура. Более того, так уж вышло, что это единственный урок литературы, который я могу вспомнить за все школьные годы. Можно сказать, что Пушкин – и правда мое всё. (Ilya Galperin)
Моя сестра, Вера Вотинцева, как-то была в Михайловском, на могиле Пушкина. Взяла земли с его могилы и отвезла в Тобольск, на могилу Кюхельбекера. Привет передала. (Нина Вотинцева)
В 9 классе я писала реферат по «Евгению Онегину». Настолько была в нем, что однажды приснилось, будто я попала в дом Лариных. Дом в виде мемориального музея, я ходила и смотрела: вот кровать Ольги, например. Я дико радовалась, даже когда проснулась. Прошло 16 лет, до сих пор помню восторг и экстаз. (Елена Подкопаева)
Дедушка рисовал мне профили «женихов» на квадратных отрывных листочках синей ручкой. Говорил: «Выбирай! Точно этот? Думай как следует!» Я всегда выбирала одного и того же и уносила его спать под подушку, а дедушка вздыхал, что девочка «любит кудрявых, ну что ж теперь сделаешь!» В школе я выяснила, кто были мои женихи – весь свет русской литературы во главе с кудрявым Александром Сергеевичем Пушкиным. (Яна Кучина)
У меня был знакомый дальнобойщик, которого звали Александр Сергеевич Пушкин. Он жаловался, что не раз сталкивался с police brutality, потому что гаишники думали, что он издевается. А он не издевался, просто какому-то Сереже Пушкину пришло в голову, что это забавно. (Lilith Wolf)
Когда в школе классе во втором велели выучить стихи к октябрьским праздникам, мой папа подсунул мне «19 октября» Пушкина – «прекрасен наш союз», вот это все. Я уже тогда понимала, что это троллинг, но все равно выучила. Когнитивный диссонанс на лице злобной Полины Федоровны я помню до сих пор. Формально день лицея – праздник? Праздник. Октябрьский? Октябрьский. Папа был очень доволен нашей эскападой. (Olga Prokhorova)
Еще давно пьяной в Питере ловила такси: «К Пушкинскому Дому, пожалуйста», – говорю. Таксист: «Вы имеете в виду Мойку, 12 или Институт Русской Литературы Академии Наук?» (Нелли Шульман)
Сын мой Василий в пятилетнем возрасте сидел однажды очень печально, и я стала допытываться, в чем дело. Он поднял на меня задумчивые глаза и сказал: «Конечно, всем бы хотелось, чтобы Пушкина только ранили…» Я поняла, что главное про русскую культуру мы ему уже сумели передать. (Olga Prokhorova)
Когда мы только приехали жить в Израиль, нас с пятилетней дочерью пригласили на праздник Рош а-Шана гостеприимные дальние родственники. На столе положенные разносолы, отец семейства в кипе читает нужные тексты на иврите, мы внимаем, и тут детка внезапно глубоко вздыхает и сообщает: – Мне жа-а-а-а-а-лко… – Кого? – участливо спрашивают хозяева. – Пушкина Александра Сергеевича! – Почему?! – Потому что на Чёрной речке ему пришел конец. Все в обмороке, и только мы знаем, что источник — песня кабаре-бэнда «Серебряная свадьба». Но впечатление на неподготовленных слушателей в количестве 4 шт. детка произвела незабываемое. (Мария Вуль)
Когда мне было лет девять, моим любимым занятием стало разыгрывать пьесы на кресле. В качестве актеров выступали игрушки. Автора было два: Пушкин – третий ужасно старый том трехтомного собрания сочинений, где была драматургия, и Шекспир – красно-черное издание в переводах Лозинского, тот том, где «Ромео и Джульетта». Причем в пьесах Шекспира всегда играли бегемотики из киндер-сюрпризов, а в пьесах Пушкина – поддельные куклы барби. Больше всего из пьес я любила «Каменного гостя» и незаконченную «Русалку». Помню, как поддельный Кен в финале «Каменного гостя» должен был упасть на колени, чтобы закричать: «Я гибну, о донна Анна!» – но его колени не предусматривали сгибание, поэтому пришлось его просто посадить. Так мне открылось понятие художественной условности. (Нина Александрова)
У меня Пушкин на стене висит в рамке рядом с афишей Doors – уже в третью страну за мной переезжает. Взяла у друзей, когда они раскапывали какие-то старые журналы, а там была статья про Пушкина с его портретом. (Anastasia Levikova)
По рассказам мамы Пушкин был главным персонажем моего раннего детства. Говорить меня учили, читая сказки Пушкина, а освоение письма привело к тому, что первое стихотворение, нацарапанное четырехлетней мной коричневым карандашом на промокашке, называлось скромно «Пушкин и я»:
«Пушкин и я,
мы друзья,
мы вместе в парке гуляем,
беседы ведем и играем».
Как я теперь понимаю, этот текст определил будущее: по сей день беседы с поэтами мне кажутся самым прекрасным занятием из всех возможных. (Наталия Санникова)
В моей семье много лет была картина академика Волкова «Дуэль». В конце 60-х годов об этой картине написали в журнале как об утраченной. Семья решила ответить, что картина жива, – сейчас она в музее на Мойке. (Юлия Арсеньева)
У моей мамы, как и у Пушкина, день рождения 6 июня, и когда я узнала об этом совпадении на школьных уроках литературы, была рада и гордилась невероятно. (Natasha Pankova)
Мой муж придумал детскую игру «Пушкин». Это как в «Жопу», только про Пушкина. Каждый говорит слово «Пушкин» чуть громче, чем предыдущий. В конце все орут. Думаю, у детей будет интересный момент в жизни, когда они поймут, что обычно кричат не про Пушкина. (Светлана Орлова)
Я как-то в детстве выиграл конкурс чтения стихов Пушкина, и в качестве приза мне выдали книгу Уолтера де ла Мэра. Книга была классная и более ценная для меня, чем Пушкин, но ощущение некоторого когнитивного диссонанса осталось. (Марк Кантуров)
У меня есть маечка, красивая такая, ее мне задарил друг Боря Бергер, а ее дизайн разработал еще один друг Илья Гимельфарб. Но эти два друга жили в Эссене и в Москве, а мы с новой маечкой в Махачакале. Есть небольшая разница: мой город длиннее в названии и с буквой «Хэ», что важно. В общем, маечку я полюбила – она была про литературу и страстная. Сразу было понятно, что я девушка глубокая и образованная. В ней очень приятно было открывать дверь внезапным пришельцам, особенно продающим религиозную газету «Ас-салам». Правда, они почему-то резко уходили – наверное, почитать. Но однажды пришел человек без «Ас-салама» и по вызову – чинить комп. Что на мне было надето, я совсем не помнила, только через пару минут врубилась, почему он так нервно улыбается и смотрит в сторону, а не на меня. Думаю: «Тут человек простой, работящий, зачем я его унижаю своей начитанностью и Пушкиным?» От смущения повернулась к нему спиной. На спине тоже была надпись, но другая. «Дантес, Дантес, тебе писдес». Денег он с меня не взял. Думаю, из-за уважения к Пушкину и ненависти к Дантесу. А из-за чего ж еще? (Светлана Анохина)
На письме Татьяны к Онегину, которое полагалось учить в школе наизусть, меня слегка перемкнуло, поэтому у доски я выразительно продекламировала к восторгу класса: «По сердцу я нашла бы друга, была бы верная супруга и соблазнительная мать» (Julia Trubikhina)
Я пригласила знакомых иностранцев на свой концерт в библиотеку им. Пушкина. Сказала, что начало в 16. Обещала прислать адрес, но забыла и потом решила, что раз не спрашивают сами, значит, не очень-то и хотят на концерт. Отыграла концерт и поехала на работу в ресторан Пушкин к 19. Приезжаю, располагаюсь в зале и вдруг слышу: «Анастасиа, что же вы так опоздали! Мы вас здесь с четырех часов ждем!» Я и забыла, что в ресторане Пушкин есть зал, который называется «Библиотека». Видимо, тот, у кого они осведомились о том, как пройти в библиотеку Пушкина, знал только гастрономический вариант. (Анастасия Борискова)
Ребенок после моего рассказа о Пушкине деликатно уточнил: «А почему он умер на помойке?» Рассказывала про Мойку. (Ахметшина Динара)
В восьмом классе я написал сочинение по стихотворению «Арион». Подошел к делу творчески: изощрялся, изгалялся, придирался, стебался, бессовестно выдрючивался. Отец прочитал мое творение и устроил мне разнос за непочтительное отношение к классику, дурацкие шутки и бессовестное выдрючивание. Папин урок не пошел впрок. Много лет спустя, заделавшись книжным обозревателем и культурным журналистом, я стал заниматься приблизительно тем же самым, чем занимался в 1980 году в сочинении по стихотворению «Арион». В общем, во всем виноват Пушкин. (Yurii Volodarskyi)
Когда я была очень маленькой, мой отец регулярно повторял: «О, Моцарт-Моцарт! – входит Моцарт. – Здравствуй, Моцарт!» Я однажды решилась спросить: «Кто это?» Он сказал: «Пушкин». Я была в полном замешательстве, но что еще спросить, не знала. (Nana Pusenkoff)
v
Я в детстве боялся «летающую» посмертную маску из «Маленьких трагедий» Швейцера. Да и сейчас побаиваюсь. (Павел Снопков)
В нежном возрасте недоумевал: почему памятников Пушкину у нас гораздо меньше, чем Ленину? И почему у нас в городе ни одного нет? Повзрослев, узнал, что один все-таки был, но его снесли незадолго до того, как я заинтересовался этим вопросом. (Константин Орлов)
Пошел я как-то раз в парикмахерскую – борода лопатой отросла. Сижу в кресле, рядом сидит мальчик лет шести-семи – с мамой пришел. Сидит и плачет, не хочет стричься, мать его уговаривает, парикмахер его уговаривает. Пуще прежнего плачет и голову руками обхватил, чтобы не стригли. Кое-как, сквозь рыдания, разобрались, чего он хочет. А хотел-то он всего ничего – бакенбарды как у Пушкина отрастить. Он на картинке, в книжке про царя Салтана, видел. Мать ему: «Витюша, они у мальчиков не растут, рано еще», а он не верил. Тут парикмахер догадался на мою бороду пальцем показать. «Вот, говорит, смотри, бакенбарды у дяденек из бород выстригают. Когда у тебя борода вырастет – приходи. Сделаем из тебя Пушкина». Посмотрел Витюша на мои нечесаные заросли и смирился. Повсхлипывал и руки опустил. Как легко отобрать у ребенка мечту. (Михаил Бару)
У нас был трехтомник Пушкина, и я как-то взяла его в школу на экзамен. Потом оказалось, что перепутала с кем-то из одноклассников книги, поэтому у меня оказалось два одинаковых тома. Мама мне проедала плешь на эту тему много лет. Я высматривала эти трехтомники во всех кафе, где стоят стеллажи с книгами, на книжных развалах, но нигде он мне не попадался. И вот, спустя 20 лет после окончания школы, я поехала в командировку в Ростов-на-Дону и там в кафе увидела его. Конечно, я не стала воровать Пушкина, а предложила купить этот том. Но добрые люди в кафе мне его подарили. Так что теперь у нас опять есть все три тома и один лишний и замечательная история. (Марина Томилина)
В вагонном тамбуре поезда «Москва – Ленинград», где я стоял и курил, нетвердо стоявший на ногах молодой человек обратился ко мне со словами: «Я вижу, ты культурный человек. И я культурный человек. Я поэт. Вот, послушай. Ты мне весь вечер улыбалась, а ночью все-таки отдАлась. Это я про девчонку одну. Сукой оказалась. У меня еще много стихов есть. Моя фамилия Пучкин, запомни. Меня все с Пушкиным путают, а ты не путай». Я пообещал не путать. (Лев Рубинштейн)
В малом собрании сочинений была «Гаврилиада». И классе в шестом я, послушав школьной нудятины, принес ее в класс, и мы немного почитали ее вслух. Скандала не вышло – он автоматически гасился томиком. (Кирилл Кулаков)
Мой четырехлетний сын стрелял из игрушечного пистолета в портрет Пушкина, демонически хохоча и приговаривая: «Я Дантес». (Александра Фролова)
Когда-то я работала учителем в начальной школе. Некоторым детям было трудно быстро научиться читать и учить стихи. И я с ними читала стихи, положенные на музыку. Один мальчик так выучил «Я помню чудное мгновенье». На празднике для мам он начал читать это стихотворение и через несколько строчек стал напевать. Это было очень трогательно. Мамы плакали. (Алла Соболевская)
Ижевск. Начнем от печки. Я родилась 6 июня. Бабушка подружила меня с Пушкиным. Мы читали иллюстрированные сказки, опубликованные в тонких цветных бумажных книжках и разглядывали его портреты в серьезных и тяжелых томах. Еще Пушкин жил в энциклопедии, у него был большой ноготь на мизинце – это завораживало. Однажды на прогулке нам встретился молодой человек с вьющейся черной шевелюрой и бакенбардами. «Как Пушкин!» – громко сообщила я трехлетняя всему миру и бабушке с мамой. Все смеялись, молодой человек остановился, чтобы познакомиться с нами и был чрезвычайно польщен. Бабушка вспоминала эту историю с гордостью. И письмо Татьяны деменция не вытравила из ее памяти. Пушкин остался нашим другом навсегда. (Alena Arbaletova)
В 2016-м случилось событие. Мы с подругой летали в Питер. Шли по набережной Невы: вечер, прохладный ветер от реки, огни, дворцы стеной, ощущение торжественности, причастности к великому, но обеим жутко хотелось простого человеческого в wc. А вокруг были дворцы и чугунные ограды. Идем смеемся – хоть на газон садись. И чтобы не так позорно это было, решили громко читать стихи Пушкина. Начали вслух читать, что вспомнили, и увидели за углом памятник ему самому, а метров через пятьдесят кальянную с теплым туалетом. На всю жизнь запомнили, как хохотали. И стихи, и памятник, и настроение. (Екатерина Кривошеева)
Когда я была совсем маленькой – года два, наверное, я тогда еще не умела читать, а в три уже научилась, – моему папе втемяшилось, чтобы мы с сестрой выучили наизусть солидные куски из пушкинских сказок. Значения некоторых слов – да чего там, трети – я не понимала, но честно зазубрила. Жаль, запись не сохранилась, я очень трогательно рассказывала про «дубетом». (Елена Пепел)
Меня с Александром Сергеевичем Пушкиным связывает многое. Во-первых, инициалы: еще в детстве, отвечая проходящим мимо женщинам на вопрос: «Какой милый мальчик; как тебя зовут?» – я гордо заявлял: «Александр Сергеевич Пушкин… Перхулов». Подобные эпизоды, шутки и колкости, видимо, будут жить до тех пор, пока живу я. Особенно радуется СбербанкОнлайн, который своим «Перевод от Александр Сергеевич П.» регулярно провоцирует моих знакомых. Во-вторых, с детского времени у меня есть привычка придумывать стишки, которая неожиданным образом возродилась уже в 20-летнем возрасте. Подстегиваемый этим воображаемым сходством, я начал серьезно писать и даже выиграл один международный поэтический конкурс, проходящий в Петербурге, хотя живу я в Москве. В тот же период произошло случайное знакомство с Джулианом Лоуэнфельдом, крупнейшим переводчиком Пушкина на английский, сегодня уже новоиспеченным гражданином России, который, подписывая мне экземпляр своих переводов Пушкина, написал: «Пусть вам всегда светит Солнце русской поэзии». А в-третьих, уже совсем недавно я узнал довольно детективную историю о месте рождения нашего всего. Оказывается, в Москве аж три места, предположительно связанных с рождением Александра Сергеевича Пушкина. (Александр Перхулов)
Я на полном серьезе думаю, что нам в школе зря плохо объясняли одну вещь: что Пушкин – великий компрессор. В смысле, компрессор времени: начал в романтико-классицизме, закончил в реализме, в 20 лет вместил 150, догнал и обогнал европейскую литературу. Это я обычно излагаю в обстановке, располагающей к интимности. То есть избранным друзьям. Шарахаются только некоторые. (Светлана Бодрунова)
Как-то учительница русского и литературы сказала, чтобы я выучила какой-нибудь стих и выступила на школьном конкурсе чтецов. Я выбрала «Жди меня» Симонова, выучила и хорошо рассказывала. За 15 минут до конкурса выяснилось, что это не просто конкурс чтецов, а конкурс, посвященный Пушкину. И рассказывать надо стихи Пушкина. Так что меня объявили в самом конце примерно так: сегодня мы прослушали множество прекрасных стихов Пушкина, а теперь послушаем стихи, на которые Александр Сергеевич вдохновил других поэтов. Я рассказала свой стих и даже заняла какое-то место. (Мария Чаплыгина)
В шесть лет я знала наизусть множество стихов Пушкина. И вот привели меня – мне было около семи лет – в спецшколу, куда принимали по конкурсу. Попросили прочитать стишок. Я стала читать «Сказку о царе Салтане», самую любимую на тот момент. Комиссия слушала-слушала, потом говорит: «Достаточно». «Нет, – возразила я, – я еще не дочитала, произведение нужно слушать целиком». (Татьяна Щербина)
Два бюстика Пушкина стояли у моих бабушки и дедушки, и я все мечтала хоть об одном в наследство, но увы. (Olga Zelzburg)
В начале этого века была какая-то конференция в Тбилиси, кажется, по Толстому. Даже начальник Ясной Поляны приезжал – полномочный потомок – и профессура из разных стран. Не помню, почему я подкатила к американскому профессору. Имя его тоже скрылось в тумане. Подкатила по поводу американских поэтов: так, по мелочи, видимо: Фрост, Уолкотт. «Я не знаю, я специалист по Толстому», – предельно приветливо ответил профессор. Как вырулила на Александра Сергеевича Пушкина, тоже не помню. В ответ: «А, да, знаю, успешный поэт». С тех пор поняла, к чему надо стремиться. (Inna Kulishova)
У меня со школы присказка к любому важному событию: «До дня рождения Пушкина осталось… дней». Когда я училась, на первом этаже школы, рядом с расписанием уроков, месяца за полтора-два появлялось объявление с таким текстом. Менялось количество дней. По стопицот раз на день прочитаешь… (Надежда Т.)
Мой московский друг одно время все уши прожужжал культурологическим проектом: в самом низу сквера напротив Пушкина нужно было поставить статую Дантеса из папье-маше и устроить состязание по пейнтболу – чья команда какой из памятников больше краской заляпает и какого цвета. (Дмитрий Коваленин)
Наша очень демократичная учительница Инна Иосифовна задала нам выучить что-нибудь «из Пушкина» на свой вкус. Я – о чудо! – выучил: штук пять эпиграмм и «Царь Никита…» Когда она меня вызвала, я предложил – тоже был демократом – ей на выбор эпиграммы или сказку. Зная меня, она, конечно, выбрала сказку. Но дала мне прочесть только первые четыре строки. Я, к моему стыду, недооценил ее уровень начитанности. (Анатолий Якубов)
Бабушка моя преподавала русский язык и литературу в педагогическом училище. При этом фанатом литературы не была. Зато была с характером. Отец всегда ехидно говорил, что теща его спрашивала по поводу будущего трудоустройства, которое обычно заканчивалось ничем: мол, долго будешь с жизненным путем определяться? Без цитаты Александра Сергеевича здесь не обходилось:« И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился…» (Анна Нагаслаева)
Я с детства знала две вещи: что Пушкина следует читать и что школьные уроки литературы портят все впечатление от книг. Поэтому «Евгения Онегина» я прочитала заранее, за год до изучения. Именно с целью не испортить впечатление. До сих пор люблю. (Anastasiya Shurenkova)
У нас в семье есть выражение «Вчера был день рождения Александра Сергеевича Пушкина». Появилось оно в те годы, когда на фотках стояла красненькая дата. Мама сфоткала 7 июня приблудную собаку, которая валялась прямо посреди дороги в полном изнеможении, видимо, от жары. Мы придумывали названия этой смешной фотке, и почему-то самым смешным оказалось про вчерашний день рождения Пушкина. С тех пор, если кто-то упахался до изнеможения или по иным причинам встать не может (понятно каким), то «вчера был день рождения сами знаете кого». (Светлана Бодрунова)
На вступительном в МГУ тема сочинения была «Главный герой Евгения Онегина». Я сделала внутреннее «йессс», Пушкина любила и знала, и Онегина тоже. Но написала не о том. Выяснилось, что ожидалось, будто мы напишем: «Главный герой Евгения Онегина – народ!» Ну хоть не Ленин с партией. Дело было в 2001 году, если что. (Olga Zelzburg)
Я очень любила в детстве, лет в пять, рисовать Пушкина – его легко рисовать, это все знают. Рисовала его постоянно, на всех поверхностях, и однажды количество перешло в качество – замечательный получился портрет на картонке: формат неполный а4, сдержанный, почти аскетичный – черной гуашью. Мои культурные тети восхитились и воздвигли портрет на стеллаж. Я гордилась страшно, но чувствовала недосказанность. Замечательный портрет замечательного человека должен был быть обрамлен в замечательную раму. День на третий от сотворения портрета я подвинула к стеллажу стул, достала картонку с Пушкиным и угваздала ее по периметру красными пластилиновыми колбасами. По углам эти колбасы закручивались в коральки, символизируя резную раму красного дерева; недоставало позолоты. Позолоту я тоже нашла и применила – желтые одежные металлические клепки из коробки с пуговицами. Получилось наконец богато, но немного избыточно: верхняя часть моей рамы пожрала половину пушкинской башки, только глаза из-под нее выглядывали. Вид у Пушкина сделался хитрый и немного прибабахнутый, но роскошь рамы компенсировала отдельные недостатки. Я поставила Пушкина обратно на стеллаж, а потом торжественно подвела к нему моих культурных теть. Тети подошли и неожиданно завизжали. Им вообще-то было немного лет – одна старшая школьница, а другая младшая студентка, увы, филфака. Потом они совладали с собой и сказали, что в целом неплохо, и порыв мой им понятен, но без рамы было лучше. Я не помню, нанесли ли они мне психологическую травму. Кажется, нет. Помню зато прекрасно и портрет, и раму. Я уже сильно после поняла, что эта моя рама – архетипичная штука, абсолютно глубинно-народная. У нас так чаще всего происходит: берется что-нибудь прекрасное и украшается замысловатым п***цом. А без п***ца – ну, как будто недосказанность. Пластилин я потом пыталась отковырять, но он местами въелся в Пушкина насмерть. Куда потом делся портрет, не помню. (Лора Белоиван)
От коробок с книгами пахло пылью и прежней жизнью, когда все стояло на своих местах и все были живы. Большинство коробок были перевязаны яркими поясами от маминых плащей и платьев, а часть стояла открытыми, оттуда выглядывали неизвестные мне авторы – Вонлярлярский или Гашек. После смерти мамы я жила с бабушкой и дедом в новой, а потому чужой квартире, куда книги еще не перевезли. Для школьного домашнего задания срочно понадобился Пушкин. Александра Сергеевича нужно было разыскивать. На это ушло добрых полчаса, во время поисков я обнаружила аккуратно завернутые в газету хрустальные бокалы, одежду, обувь, лыжные ботинки. Некоторые коробки хранили совершенно невероятные сочетания предметов. Среди всего этого требовалось найти томик с лирикой, которую нам вдруг задали учить в третьем классе. Наконец, я победоносно вытянула из вкусно пахнущей коробки томик стихов в мягком переплете. Пушкин в цилиндре задумчиво стоял у решетки Летнего сада и грустил. Нам с дедом тоже было невесело. Встреча с прошлым внезапно оборвалась, искомое найдено, пора в обратный путь. Это был холодный период жизни, я впервые отучалась от дома. Старый дуб на фотообоях по-прежнему стоял в золотой листве и ничем не мог мне помочь. Нос щекотал стойкий запах маминых духов, но запустение в доме было ужасным, и наш любимый торшер стоял без лампочек, покрытый пылью. Дед знал, что уходить мне не хотелось, и мы шли очень медленно, сначала по ступенькам с пятого этажа, а потом по старому саду, я успела прихватить кленовый лист и вложить его в книгу. Пушкин был не против. И мы втроем долго ехали в пустом трамвае в какую-то новую, непонятную жизнь. Alena Arbaletova
Муж-ученый, филолог, ругал маленького тогда сына за чрезмерное пристрастие к кетчупу. Сын защищался аргументами, понятными, с его точки зрения, отцу: «Раньше только богатые люди могли есть кетчуп. Пушкин кетчуп не любил!» (Elena Ronina)
Мы кота назвали Пушкин. Его в приюте назвали Пушок, а я переименовал. Чтобы говорить: «А кто будет посуду мыть, Пушкин?« (Макс Черкасов)
Году так в 1982 отдыхали мы в деревне Климов Завод у старушки Елизаветы Савельевны. Она увидела у меня книжечку стихов Пушкина – она была грамотна, хотя окончила всего пару классов, но переписывалась с родней, не забыла – и вдруг оживилась: «Это Пушкин? Которого из-за бабы убили?« Мне было восемь, и я поняла, что Пушкина знают все. (Ольга Журавлева)
У нас в шкафу стояла статуэтка Пушкина. Мы несколько лет подряд за нее прятали афикоман – кусочек мацы, которую должны найти дети на праздник Песах. Кажется, первое знакомство детей с Пушкиным было неправильным. Сейчас-то они, конечно, знают, что это он написал «У Лукоморья» и «Сказку о Золотой рыбке». (Sonya Skuratovskaya)
В девяностые моя мать писала про культуру для одной из киевских газет и время от времени брала меня с собой на выставки, спектакли и в кино. Однажды была выставка двух братьев из Франции, художника и скульптора. Матери надо было написать про работы и взять у авторов интервью. В галерее выяснился один нюанс: мать не знает французского, а братья только на нем и разговаривают. Общение свелось к тому, что нас водили от экспоната к экспонату и тыкали пальцем в таблички. Но мне не давал покоя прочитанный в школе «Дубровский», где Антон Пафнутьич безуспешно пытался найти общий язык с Дефоржем. Поэтому, оказавшись возле одной из скульптур одновременно с автором – на металлическом коромысле колыхались красная и синяя пластмассовые загогулины, а рядом была надпись черным по белому «Мужчина и женщина», – я спросила: «Кес ке се, мсье?» Французы жутко обрадовались и начали что-то говорить. Мать тоже – и потребовала переводить. А у меня в голове крутилось только: «Не бойтесь, Маша. Я Дубровский». Не помню, как выпутывалась из этого неловкого положения, но Александр Сергеевич безусловно обеспечил мне интересный культурный опыт. (Anna Vishnevskaya)
Мне дедушка в шестилетнем возрасте в красках пересказывал «Песни западных славян». Где вурдалаки, сливы, облизанные кладбищенскими жабами, и прочее прекрасное. На возражения более сознательных взрослых отвечал: «Но это же Пушкин!» Лет в 15 я книгу нашла. Решила сама прочитать и проверить точность изложения. И снова ужасно страшно было, несмотря на то, что Пушкин. (Nina Milman)
Нашел в ФБ потомков Дантеса, написал им гадостей и проклятий за то, что их предок убил Александра Сергеевича Пушкина. Один из потомков поставил на свою аватарку фотку с поднятым средним пальцем. Был удовлетворен, что хотя бы разозлил его. (Михаил Сорокин)
В четыре года декламировала изрядный кусок «Евгения Онегина», и, что характерно, всю жизнь помню именно его, но сейчас это так не умиляет знакомых. И сын вырос не чужд этому. Ему было около восьми, когда мы перемогались в пустом ночном Домодедово в ожидании рейса в Израиль, где часть семейства живет в небольшом поселке.
– Я, мама, как Евгений Онегин, – грустно изрек ребенок.
– Почему?
– А мне все наскучило и едем мы в деревню, – был ответ. (Инна Лахманлос)
В 10 классе по какому-то капризу выучила наизусть последний монолог Татьяны из «Евгения Онегина». А потом вписала его целиком в дневник, который надо было заполнять и каждую неделю сдавать на проверку. Хватило на несколько недель. Наша учительница русского и литературы была нашей классной руководительницей, она и проверяла дневники. Заметила мою проказу через полтора месяца примерно. Кажется, у нее случился когнитивный диссонанс. (Ирина Солодухина)
Мы гостили в Екатеринбурге и каждый вечер проходили мимо тату салона, возвращаясь с прогулок в отель. И каждый день отец подкалывал сына: давай сделаем тебе татуировку? И вот идем в очередной раз мимо салона.
Отец: какую татуировку сделаем?
Сын (6 или 7 лет ему было) мрачно и сурово: Череп… (подумав) …Пушкина… (подумав) …с пистолетом. (Ольга Миронова)
Меня крестили в Елоховском 34 года назад, где и Пушкина несколько раньше. А пару лет назад узнал, что и предки мои в середине 19 века там поблизости жили, в Гарднеровском переулке. Там же и Пушкиных был дом недалеко. (Андрей Платонов)
Сын, описывая какую-то ситуацию в детском саду: «…И я себя так почувствовал, так почувствовал… ну, как объяснить… это как с женщиной… как будто я Пушкин, а он этот, как его, Дантес…» (Ольга Миронова)
Фамилия моей матушки Керн. И у меня появились личные счеты к Пушкину, когда я узнала, как мерзко он писал друзьям и знакомым об Анне Петровне. (Tanya Malits)
В прошлом году мы впервые приехали в Питер, ходили по экскурсиям, гуляли по городу, я рассказывала детям про Бродского и Довлатова. В конце поездки я спросила своего сына, наполовину британца, что ему больше всего понравилось. «Пушкин», – ответил он. (Irina Terry)
Я в детстве устраивала перформанс: выставляла стремянку посередине зала, залезала наверх с томиком Пушкина и «читала». Почему Пушкин? У него была позолота на обложке – красота. (Катерина Булатова)
В одиннадцать лет я дописала свой вариант финала «Евгения Онегина«. После того, как «Онегин вышел», он уезжает на погибельный Кавказ добровольцем. Там перековывается и всячески тоскует по Татьяне. В перестрелке с горцами был убит его товарищ по полку, а забрать тело приехала безутешная вдова с сестрой – это Ольга, а с ней Татьяна. Онегин сопровождает дам в деревню, к фамильному склепу, и после похорон Ольгиного мужа Татьяна понимает, что Онегина любит. Благородный Гремин уходит в монастырь, Татьяна выходит замуж за Онегина, они поселяются в деревенском доме и живут долго и счастливо. Вот такой сериал. Написано было в прозе. (Юля Димитрова)
Когда мы впервые ездили в Питер классом, средством видеозаписи была кинокамера. И она запечатлела, как на Черной речке я снимаю шапку и читаю «Анчар», к счастью, без звука. (Anton Karpov)
Я в детстве так увлеклась Пушкиным, что собрала целую коллекцию документальных книг о его жизни. Читала запоем. Потом уехала учиться в другую страну, и хотя ехать мне пришлось с одним чемоданчиком, книги о Пушкине я не смогла оставить. Они заняли половину чемодана. Так они и путешествуют со мной – уже больше 20 лет. Перевожу их с квартиры на квартиру – единственное, что я никак не могу выкинуть. Много раз была в Царском Селе и в квартире Пушкина на Мойке, мечтаю о Михайловском. Может, когда доеду туда, смогу распрощаться с книгами. (Elina Kachkaeva)
К какому-то юбилею Пушкина в школу пришли представители местной газеты и объявили конкурс на лучшее сочинение о нем. Я в юношеском протесте разгромила Пушкина на три страницы, заняла второе место, получила книгу в подарок и предложение работать в местной газете. (Nadya Sholokhova)
Когда мне было 12, мы с родителями поехали в Питер, а оттуда, конечно, в Царское Село. Я всегда любила читать и уже чувствовала в себе задатки экскурсовода, так что заранее знала, что важная достопримечательность города – памятник Пушкину, сидящему на лавочке. И вот мы посмотрели почти все, что хотели, но памятник нам пока не попадался, надо было искать. Идем, что-то шутим – «Пушкин на лавочке, Пушкин на лавочке». Его нигде нет – видимо, пора спросить у местных. Мама предостерегает: «Только не говорите “Пушкин на лавочке”». Подходим к кому-то – здрасьте, а как найти памятник Александру Сергеевичу Пушкину? На нас смотрят с недоумением: какой памятник? Мы в ответ тоже смотрим с недоумением, а потом кто-то из нас говорит: – Ну, Пушкин на лавочке. – Ааа, Пушкин на лавочке! – светлеет собеседник и подробно рассказывает, как к нему пройти. Какое-то время очень любили рассказывать эту историю. (Катя Островская)
В начальной школе попался мне «Анчар», и я так впечатлилась его мрачным колоритом, что даже выучила наизусть. И потом, когда надо было выучить на внеклассное чтение стихотворение про природу, – ха, а у меня уже есть. Несколько раз прокатывало «про природу», но в старших классах уже нет. А еще мне папа «Сказку о попе и Балде» наизусть часто рассказывал. (Симуля Шнейдерович)
На первом курсе института работала кассиршей на Мойке, 12, в музее-квартире Пушкина. Процентов 50 посетителей музея, прослушав экскурсию, возвращались с вопросом, который, мол, неудобно было задать экскурсоводу: а где у Пушкина был туалет? (Юдит Аграчева)
Когда мне было лет десять, я впервые прочитала «Евгения Онегина». Современные школьники не поверят, но в то время – в 70-е годы прошлого столетия – Пушкина, как и другие хорошие книги, купить было невозможно. А мне так хотелось перечитывать эти строки. Тогда я переписала «Евгения Онегина» от руки в общую тетрадь. Это был мой первый самиздат. Потом были Ахматова, Цветаева и Пастернак. (Марина Епимахова)
У меня в детстве была подружка на два года старше. В конце восьмидесятых она пошла в первый класс, и им тут же навешали какой-то чепухи про революцию 1917-го, про Черного царя и Прекрасного Ленина. Подруга под большим впечатлением мне все это пересказала, а я ответила, что Пушкин лучше. Так мы и спорили: «Ленин! – Пушкин! – Ленин! – Пушкин!» Мама была очень рада, что чтение сказок не прошло даром. (Maria Belinson)
Когда я чувствовала, что меня не оценили по заслугам, вспоминала, как Пушкина выбрасывали в окно бильярдной наглые рослые современники. Как-то отпускало. Не всем дано понять гения. (Ирина Киселева)
В начале 2000-х приехали с другом американцем (афроамериканцем, что важно) в Питер на неделю. Естественно, побывали и в квартире-музее на Мойке. Спустя какое-то время услышала, как он делился впечатлениями по телефону: «А еще у них есть свой Шекспир. Черный». (Julia Di Bella)
Жила с подругами в студенческой квартире. Мойка, 12 была совсем рядом – речку перейти. Неоднократно собирались с подругами в музей, но ни разу не попали. То закрыто, то еще что-то. Зато теперь есть саркастичное «сходить в музей Пушкина». (Алена Белозерова)
Лучшее, что случилось с моим Пушкиным, – это Рои Хен и его перевод на иврит «Маленьких трагедий». А еще в 17 лет я влюбилась в Онегина – он пел, а я в оркестре на виолончели запиливала. Я начала по нему страдать и страдала серьезно пару лет – он не давался. А потом его жена узнала и отбила мне охоту страдать, и я с горя похудела на 10 кг. И тут уже Онегин начал страдать и притащился на поклон, но в меня к тому моменту влюбился отец моей старшей дочери, достал бильярдный шар, просверлил в нем сквозное отверстие, продел резинку и пошел убивать Онегина. Я кинулась будущему отцу моей старшей дочери на шею, залила слезами его организм в районе пояса-грудной клетки и уговорила оставить того Онегина доживать свою нелепую жизнь. А потом родилась Вася, а отца еенного я выгнала к чертям. Короче, happy end. (Alisa Goldenberg)
Папа перед сном в детстве мне читал Пушкина в темной комнате, присев на уголок кроватки. С выражением после обязательного «У Лукоморья» шло короткое и непременное: «…Пора, красавица, усни, закрой сомкнуты негой взоры». Вот я удивилась, когда сама начала читать и учить «своего» Пушкина, что стихотворение это про утро, а не колыбельная на ночь. Когда десятки лет спустя папа перенес мощнейший инсульт и бился в невероятных припадках, то Пушкин, которого я начинала громко декламировать, успокаивал его. Он морщил лоб и пытался подобрать и вспомнить правильные слова, и окончательно затихал, найдя их. Только Пушкин помогал. Ни Лермонтов, ни Некрасов, которых частенько цитировал отец во здравии, тут на него не действовали. (Irina Filichkina)
В садике на утреннике перед Новым годом я читала Дедушке Морозу начало поэмы «Евгений Онегин» в костюме лисички. «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» Сейчас это кажется мне безумием, чтобы кто-то изначально разрешил внести это стихотворение в программу детского праздника. Я даже рада бы сказать, что это все выдумки, но я четко помню, как неудобно было произносить слово «коварство» в костюме лисички и как волновалась сказать «черт» при Дедушке Морозе: «Когда же черт возьмет тебя!» (Vika Reznik)
В школе, классе в седьмом, учительница задала одной из учениц выучить «любимое стихотворение Пушкина». Девочка запричитала: «А откуда я знаю, какое у него любимое стихотворение?» (Ольга Герасимова)
В детстве, лет в десять, я довольно легко выучила наизусть первую главу из «Евгения Онегина». И еще долгое время жутко этим фактом гордилась. Когда родители ставили мне в пример младшую сестру с ее успехами в учебе, что меня, конечно же, ужасно злило, я всегда предъявляла это как контраргумент. (Ольга Абашкина)
В Петербурге есть станция метро «Черная речка» недалеко от места дуэли. На станции, на перроне – памятник, у которого всякий раз вижу цветы. Небольшой букетик в баночке. Однажды специально вышел и спросил у служащей: «Чьи цветы, метрополитен покупает?» – «Нет, – говорит, – куда там!» Люди, просто люди, пассажиры. Каждый день. Не один десяток лет. Хотя Пушкина уже не читаем. (Андрей Комов)
С Пушкиным меня связывает буквально все. Первой книгой, которую я прочитал сам в три года, была «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне и о прекрасной царевне Лебеди». Самый любимый персонаж – дядька Черномор. И еще кот ученый. А примерно в пятом классе я прочитал «Каменный гость». Кошмары снились потом дня три. Но самое смешное – в старшей школе: весь класс отказался читать «Евгения Онегина». Учительница Ольга Григорьевна решила нас проучить: задала обязательно учить письмо Татьяны Онегину и письмо Онегина Татьяне. Только мальчишкам – ее, а девчонкам – его. Воплей было! Я тогда прочитал оба, потому что они длинные и хотелось забрать урок. Забрал. Получил две пятерки, остальных спрашивать не стали – повезло. Сначала надо мной смеялись, но когда поняли, что им отвечать не пришлось, оценили все. (Хорен Григорьян)
У меня было однажды просто прекрасное интервью на улице в студенческие времена. Подошел к солидному «братку» с камерой, микрофоном и вопросом: «Говорят, Пушкин – это наше всё. Разделяете ли вы эту позицию?»
В ответ услышал потрясающее (почти дословно): «Ох уж этот Пушкин! Очень жизненно писал! Вот взять хотя бы Лукоморье, да? Дуб зеленый, златая цепь (показывает на свою шею и улыбается) на дубе том! Про нас же писал! Про простых пацанов! И кто знает, возможно, если бы не этот… Дантон… Или как там его? Ну, пусть Дантон. Так вот, возможно, если бы Дантон его не убил, мы бы до сих пор его стихи читали…» (Андрей Трегубов)
Когда мне было три года, меня и старшего брата шести лет мама пыталась усыпить чтением «Евгения Онегина». Эффект был ровно обратный, мы требовали продолжения. И потом, уже в школе, я поначалу не могла понять, откуда я знаю целые строфы из программного произведения. (Jelena Kolerova)
Екатеринбург. Музей истории города. Выставка «Эвакуация навсегда…». На стендах множество фотографий: врачи, инженеры, мужчины и женщины, старики и дети. Ребятня после блокады с радостью позирует с урожаем картофеля или с репой, которая не помещается в маленькие ладошки. Вот отрывок из воспоминаний Евгения Ухналева, блокадника: «Так себе к нам относились. Мы для них были «выковоренные», то есть эвакуированные, но они не могли произнести этого слова. В общем, их можно было понять, потому что они не знали нашей жизни, они не знали, что такое блокада. Почти в каждой семье кто-то к тому моменту уже погиб на фронте, а мы спасались». Одежда уложена в пледы, они завязаны крест-накрест, гид рассказывает, что у каждой семьи имелся свой металлический чайник, а кому очень повезло – швейная машинка. У бабушки точно такая же в деревянном футляре. Я шью на ней до сих пор. Среди банок из-под американской тушенки, продуктовых карточек, плюшевых медведей, подшитых валенок, писем и пуховых платков – том Пушкина. Кто-то незнакомый отчаянно боролся с непроглядной тьмой страха и смерти, голода и неизвестности. Этот человек брал с собой частичку дома. И это не требует никаких объяснений. Словно ты сам перевязывал стопку книг бечевкой в надежде выжить. (Alena Arbaletova)