В лес, в горы, в Крым, до Кикети, до Заколючинска, на Вуоксу, на Селигер. На катамаранах, на своих двоих в ботинках Dr Martens или в папином рюкзаке. Полевая кухня, чай с песком, белые ночи у костра, песни под гитару и виды, ради которых можно все это еще раз повторить. Мы попросили наших читателей рассказать об их самых запоминающихся походах. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Нам по двадцать, мы едем на стажировку в Германию. Не думали, что завезут в глушь – горы, луга, коровы и… все. Ближайший городок далеко внизу – по серпантину несколько километров. Мы жили в здании школы-интерната для детей с бронхолегочными заболеваниями – то есть очень и очень чистый воздух, но очень и очень высоко в горах и далеко от цивилизации. Но грустили недолго. Узнали, что в паре километров вниз есть какая-то жизнь. Бар или что-то там еще. И вот вечером четыре двадцатилетние русские девицы в мини и каблуках двинулись в поход за развлечениями. Бар стоял в сосновом лесу. Один. Вокруг лес, тишина и ощущения хоррора. Но мы же уже пришли. Помню абсолютную тишину и глаза охреневших немецких фермеров, степенно пивших свое пиво. Развернуться и свалить, поняв, что «кина не будет», нам не позволила гордость. Решительно, плечом к плечу, мы двинулись к барной стойке. Попросив налить нам что-нибудь «типично немецкое», мы получили по наперстку с какой-то зеленоватой жидкостью. Махнув не глядя, мы откланялись, отвергнув предложения проводить нас до дома. Выйдя на улицу, поняли, что поспешили отвергнуть предложение. Ночь в горах наступает очень быстро, а из источников света нам была доступна только луна. Никого. Кромешная тьма и четыре любительницы приключений на шпильках. Назревала паника. Как-то мы выбрались на шоссе, пытаясь вспомнить, с какой стороны пришли. Но тут нас догнала «зеленая жидкость». Нам стало немного пофиг, и мы бодро зашагали в сторону нашего санатория. Кому-то пришла в голову мысль срезать по горам. И вот вчетвером, на каблуках и мини, толком не зная, куда идти, мы лезем в гору, цепляясь за какие-то ветки, ржем при этом неимоверно, периодически падаем и пытаемся не наткнуться на провода, протянутые для (или от) коров, по которым пущен легкий, но ток. Мобильных телефонов тогда еще не изобрели (начало 90-х), дорогу освещать нам было нечем. Но мы вышли к нашему интернату, все в грязи, ветках, царапинах, веселые. Части нашей учебной группы мы потом долго еще заливали про «охренительный дискач», на котором мы побывали в тот вечер… (Иванова Анастасия)
Мои друзья как раз взяли в дом вышедшего на пенсию сенбернара-спасателя, и мы пошли в поход к озеру Кинерет. Собака была идеальной, мы нарадоваться не могли. Июль, Израиль, жара страшная, мы ползем шесть дней и бредим озером. Доползли. Я бросился в воду с визгом, первый. Собака меня спасла через минуту. Если вы пробовали сопротивляться спасающему вас профессиональному сенбернару – не пробуйте. Только глупее выглядеть будете. Все очень посмеялись и тоже бросились в воду с визгом. Через три минуты собака спасла всех. Мы были, мягко говоря, в бешенстве. С собакой была проведена беседа. Она спасла нас снова. И снова. И снова. Если мы пробовали ее привязывать, она плакала так, что сердце разрывалось. Короче, мы этот поход запомнили надолго. И собачку надолго. (ТБ).
Мне 21, в жизни бардак, а в руках свежий диплом, с которым абсолютно непонятно что делать, да и не надо, потому что решено ехать на Байкал! Я представляю себе что-то уютное – костер, гитара, озеро и лес, неспешные прогулки, закаты и рассветы, а может, и пивко с воблой. В результате на мне рюкзак, весящий как полменя, и под ним я пру по 12 часов в день. За первые три дня заболело все, что могло, и даже то, что я думала, что не существует, рюкзаком стесана кожа на тазовых костях, непрерывно хочется жрать, мозг интересуется: «А нахуа это все?» А дальше начинаются чудеса – на четвертое утро я проснулась, поцелованная шестикрылым серафимом, который, видимо, заходил ночью и потребовал видеть и внемлить, и начался настоящий трип, трехнедельный, шаманский, совершенно невероятный. За это время мы сделали круг по всему острову Ольхон, а в конце еще заехали на Кругобайкалку. Точку сборки мне этот поход сдвинул мощно и основательно. Вернулась в город я совсем другим человеком – с перьями в волосах, вытесанным из деревяшки тотемом и верой в духов.
В общем, с тех пор я и сама немного шаман. (Margarita Karlinskaya)
Лет с трех родители таскали меня в походы по два-три раза в год – сначала в папином рюкзаке, а лет с шести уже ножками. В основном ходили одной и той же компанией, топча одни и те же крымские тропки, и годами пели одни и те же самые походные песни, из наиболее простеньких затасканных, которые хорошо горлать хором и под водку. И вот мне 13, я только что вдрызг рассорилась с первой любовью по имени Димка (как позже оказалось, не окончательно). Чтобы отвлечься, вписалась в очередной родительский поход. В компании в тот раз оказалось сразу несколько новых семей – и несколько новых гитаристок и гитаристов. С новыми песнями, конечно. Песни были тоже бардовские, но как бы другого уровня сложности и поэтики, и ох, медовым бальзамом ложились они на мое разбитое сердце. «Нет дороге окончанья, есть зато ее итог, дороги трудны, но хуже без дорог», – пел красавчик дядя Дима. «О, друзья мои, дышащие легко, почему вы опять от меня далеко?» – пела тетя Лена, которая тогда только развелась. «Как непрочны двери у страны доверья для того, кто верит только в замки…» – почти шептала тетя Алена. Кажется, в том походе даже и не напивался никто ни разу. Каждый день я замирательно ждала вечера и новых песенных открытий, и впитывала, впитывала всю эту красоту и нежность, как губка. До сих пор эти песни – лекарство для души, нахожу их в грустные дни на ютубе по одной, слушаю и затихаю… Совершенно ясно, что солидная часть моих гуманистических ценностей выросла из того похода и того плейлиста. (Оля Ко)
Поход был еще в пионерском лагере, в далеких 80-х. Он нанес мне детскую травму, которая так и не зажила. Шли отрядом очень долго, дошли. Никаких сухпайков нам не выдавали, поэтому от голода уже сводило живот. Дождались кормежки – каша с чем-то. Хлеб. Чай. Все в руках неудобно держать, поставила тарелку и чай на землю. Пробегающие в сантиметре от меня одноотрядники засыпали песком всю еду. Есть уже было невозможно, я что-то там пыталась обтрусить, но становилось только хуже. Попросить заменить еду тоже не пришло в голову. И вот этот хрустящий песок на зубах всплывает уже охохо сколько лет при слове «поход». И, честно говоря, я с подозрением отношусь к людям, которые взахлеб любят всякие долгие выходы на природу. (Ksusha Petryk)
Прошлым летом впервые пошла в поход на катамаране, по реке. Поход был четыре дня, но мне хватило этого на всю жизнь. В первый день была страшная жара, у многих друзей сгорели руки и ноги, на следующий день шел дождь не переставая, на третий день мы долго не могли найти место для лагеря и мой друг чуть не потерял очки в реке. Искали всей командой в реке с фонариками, нашли, иначе бы просто не уехали, так как этот друг нас всех вез на машине. В последний день друга укусил клещ и пришлось его аккуратно доставать и везти в больницу. Но в целом поход был удачный. (Ольга Школина)
Никогда не была в настоящем походе, зато была в летнем лагере где-то в начале нулевых, вроде бы даже в Крыму – там было море. В какой-то день всех собрали и повели на холодный каменистый морской берег встречать рассвет. Вот эти казенные шерстяные зеленые одеяла, чтобы завернуться, костерок, робко дрожащий в кольце из крупной гальки, жарящиеся на нем сосиски, нанизанные на палочку, и долгое ожидание солнца. Встреча рассвета не состоялась – оказалось, что солнце встает не над морем, а за горушкой, ровно с противоположной стороны. (Нет Нет)
Больше десяти лет ездим с мужем в лодочные походы на шхеры Ладожского озера. Если кто не знает – это большой красоты и обаяния места, в которых, в отличие от норвежских фьордов, есть и огромное, и маленькое. Причудливые острова, на которых как будто ландшафтный дизайнер раскладывал валуны и сажал можжевельник и сосны и выбирал каменные лесенки из природного камня. Разноцветные лишайники. Каждый вечер и каждое утро Небесный Дизайнер показывает кино с закатами и восходами. Мы ходили на веслах в белые ночи, успевали посмотреть закат и встретить восход и только потом поставить лагерь. Видели облачных драконов и бабочек, вежливо расходились с гадюками и извинялись перед леммингами. Получали приют в палатках незнакомых людей, когда нас накрывало дождем, и сами помогали тем, кто прибивался на ночь глядя к нашему обитаемому острову, особенно раззяв, не взявших с собой карту и заплутавших в одинаковых бухтах. Вместе с профессиональным фотографом подкрадывались на лодке, чтобы поснимать задумчивую цаплю на фоне заката, нарисованного Хаяо Миядзаки. Один остров запомнился особенно. Нас встретил руганью его законный хозяин – элегантный канадский гусь в шоколадно-белом наряде. Каждое утро он выходил на нашу тропку, ведущую от палатки к воде, и гадил на гранит – мол, знайте свое место! Неподалеку под валуном лежал пожилой уж, который только что перелинял, и смотрел на нас с тоской. Мы сидели за деревянным столом, сложенным другими странниками, у каменного кострища, на гранитном взлобье, откуда открывался вид на бухту, еще три острова, сосны, вереск, волны. Смотрели, как идут белые облака, потом заходит солнце, потом загораются редкие огоньки костров, потом у соседнего острова встает яхта под алыми парусами. И вдруг стали строить на нашем острове дом. Он был белый, с огромными окнами, вписанный в рельеф острова. Вот тут будет деревянная лесенка от пристани на самый верх. Вот тут открытая терраса. Вот туда проложим эко-тропу в бухту для купания. Вот здесь мы будем сидеть и смотреть на воду и небо. Сюда к нам приедут друзья. Мы вспомнили всех, кого уже с нами не было. Когда мы отплывали от острова, канадский гусь топал нам вслед и кричал: «Кыш!» Старый уж блаженно улыбался под валуном. Но наш придуманный дом с его белыми занавесями и открытыми окнами так и стоял на верху гранитной скалы. (Вера Полищук)
Походов в жизни было всего два или три, но запомнился каждый. В первый попала с новой школой, в которую пришла учиться после восьмилетки. Долгожданная романтика, песни у костра, ночевка в палатке, комары, но самое незабываемое – макароны с тушенкой и песком, сваренные в так называемой ключевой воде. Есть это было невозможно, несмотря на адский аппетит, но запомнили, что к ручью нужно ходить с двумя котелками и мешком терпения. Во второй раз это был даже не поход, а поездка на фестиваль альтернативной молодежи Rainbow под Окуловкой. Настроилась сама, договорилась с опытным другом Сашкой, взяла на понт семейство, одолжили у друзей снарягу, которой отродясь не водилось в доме, закупились дошираком, без которого моя дочь дошкольница отказывалась во всем этом участвовать, поехали. В электричке легко вычислялись стремящиеся на фестиваль, и у нас как бы было несколько часов на передумать и сменить маршрут. Но это же приключение всей жизни, и мы уже тащимся 15 км с рюкзаками, ну то есть расстояние мы потом смогли рассчитать, а пока шли от связного к связному, от Окуловки до Больших и Малых Гусин и там до озера. Друг Сашка помог нам с палаткой, принес воды из озера (без песка, но с озерными мидиями), быт налаживался, за несколько дней мы научились понимать, куда ходить не стоит, что травокуры милее грибоедов, ребенок изучил анатомию огромного количества мидий и человеков, когда доширак закончился, нам пришлось возвращаться домой. Мы многое поняли, купили свою палатку и спальники, ни разу в поход с тех пор не ходили, но за нас это делает наша девочка, она побывала в больших и малых экспедициях от Белого моря до Черного, от Кавказа до Алтая, даже до Камчатки добралась. Вот что значит правильно начать. (Solmaz Guseynova)
1995 год, лето перед последним курсом, Челябинск. Мы сели в электричку, доехали до города Чебаркуль (туда позже упадет метеорит), и на вокзале я встретил знакомого военного, который на своем «Урале» за пару банок пива согласился завезти нас в тайгу сколько получится. Получилось неплохо. Он высадил нас в болотах рядом с пустынным озером. Мы нашли большой сухой участок, поставили лагерь и на следующий день нашли утонувший алюминиевый катер. Вытащили, залатали, сделали весла, стали плавать по озеру. Наткнулись на веревку – потянули, вытянули полную морду раков. Через несколько дней встретили на другом берегу двух неразговорчивых пацанов в городской одежде. Парни неохотно рассказали, что живут тут неподалеку, хотя на карте никаких поселений нет. Мы пошли за ними в надежде купить хлеба и прочего и оказались в Заколючинске, в смысле «Челябинск-сколько-то там». Посмотрели на всякий случай расписание автобусов и домой через неделю возвращались уже оттуда. Пока ждали автобус, увидели роскошный конвой: бобон, автобус с бойцами, БМП, Камаз, БМП, автобус, бобон. Золотой запас России хранится в этом месте, ну и наверняка еще чего-то секретного. (Alexei Plitman)
Поход-не поход, но была запомнившаяся недельная поездка на Байкал, на турбазу. Ночевали мы на турбазе в барачного типа деревянном строении, ели в турбазовской столовой, а днем делали вылазки в тайгу или по побережью. Еще нам обещали богатую культурную программу: кино каждый вечер, баню, танцы… Но ничего этого не случилось – в первый же день сломался движок, который снабжал турбазу электричеством. Насосы отключились и вода из кранов пропала, электроплиты перестали работать и поварихи таскали воду из Байкала, разводили костры на берегу и в котлах на кострах варили похлебку на триста человек. Кино и баня также накрылись медным тазом. Из-за новолуния вечера были темными – освещение-то тоже отключилось. В общем, всю неделю у нас была такая полудикая жизнь. Один из наших друзей поинтересовался у электрика, почему у них нет запасного движка.
– Есть запасной, но он три недели назад сломался.
– А чего не починили?
– Да я ждал, когда второй сломается, чтобы сразу оба отвезти чинить.
– Отвезли? Когда починят?
– Не. Он в четверг сломался, в пятницу чего везти – в выходные все равно не чинят. Повезем в понедельник, к пятнице починят.
Эта логика меня до сих пор в оторопь приводит – запомнила на всю жизнь. (Татьяна Ионова)
Поход на гору Оштен, одну из вершин Кавказского хребта. Шли через плато Лаго-Наки и решили заночевать лагерем перед восхождением на берегу ледникового озера.
В разгар обеда пришел медведь. Мы ему были мало интересны, а вот в озере он устроил себе спа и валялся в воде прямо напротив наших палаток. Бежать было особо некуда, да и бессмысленно – несмотря на стереотипы, медведь бегает гораздо быстрее человека. Слава богу, был июль, и медведь не был голоден, поэтому спокойно ушел, взбодрив нас дозой адреналина. (Изабелла Кулешова)
Мне было 15 лет, меня два месяца как выписали из кардиологии (предынфарктное состояние – осложнение на сердце после тяжелейшего мононуклеоза) с рекомендациями типа «не бегать, ничего сверх 3 кг не поднимать, резко не вставать…» В общем, там не хватало только рекомендации «не дышать». Я честно старалась все это соблюдать, но это был какой-то абзац. Папа посмотрел на все это, посмотрел… и организовал поход. Водный, на ПСНах, по Южному Бугу, 2-ой категории сложности. Он – руководитель похода (для тех, кто не понимает: это означает, что за все случившееся отвечает он. Совсем грубо: если бы я там померла, он бы сел в тюрьму). Это была суровая неделя. Рюкзак в 20 кг весом, плюс периодически тот самый ПСН, который надо было обносить через пороги (еще в тот год и низкая вода была). Целый день на веслах. Жара. После дня на веслах – еще и дежурства по кухне. Когда сейчас вспоминаю, то в памяти только отрывки чего-то хорошего: свежая рыба на ужин… аисты над рекой… ныряющие зимородки… и много-много-много выматывающей работы. Грябай-табань, ага. Когда мы вернулись в город, выяснилось: проблемы с сердцем исчезли на 14 лет вперед. Такая вот нагрузка оказалась целебной. Как отец – ни разу не медик – смог это посчитать, как не побоялся взять на себя такой риск? Не знаю. А еще, когда мы вернулись в город, было 20 августа 1991 года, и все резко изменилось, но это уже другая история. (Tanda Lugovskaya)
За день до Нового года прибежала подруга и позвала в поход: она собиралась с компанией своего нового молодого человека, один парень идти внезапно отказался, а у них уже все было рассчитано по рюкзакам, искали ему замену. Я не походница от слова совсем, но планов особых не было, встречать собирались с родителями, в общем, согласилась. Рюкзак на меня взвалили такой, что всю дорогу я плелась на полусогнутых, проклиная себя, подругу и особенно того парня, который так не вовремя выбыл. Сама новогодняя ночь запомнилась какой-то нереальностью, это был уральский лес с такими седыми, как в сказке, деревьями, с хрустально-холодной водой в ручье, куда мы ходили гуськом по тропинке, и казалось, из-за ближайшей елки кто-то сейчас выйдет, то ли волк, то ли Дед Мороз… Время было до-интернетное, с собой у нас был только приемник, ловивший лишь радио Маяк, и какую же пургу несли там ведущие, думая, что их никто не слушает в ночь с 31 на 1-ое! Мы бы тоже не слушали, но выбора не было. Меж тем температура стремилась к -30, шампанское реально замерзало в стаканчиках, и уснуть нам от холода в палатках так и не удалось. Не дожидаясь рассвета, потопали обратно, благо в паре километров у одного из походников был домик в саду. Там оказалось не намного теплее, в общем, домой я вернулась в состоянии полного обморожения и с пониманием, что экстрим – не для меня. Остается добавить только, что вскоре подруга вышла замуж, и на ее свадьбе мы познакомились с тем парнем, который, сам того не зная, подарил мне незабываемую новогоднюю ночь в лесу. Забавная получилась завязка для отношений. Вместе мы уже 15 лет. В походы не ходим. (Irina Galimova)
В процессе общения с нежной девой на лодке посреди Вуоксы вся наша верхняя одежда отправилась за борт. Одежду я выловил – но сухости ей (и спичкам в кармане моих штанов) это не вернуло, и мы провели незабываемую ночь при +5 на необитаемом острове под опертой краем на валун перевернутой лодкой без малейших шансов разжечь огонь. А утром я поехал в институт сдавать экзамен. (Кирилл Монастырский)
Приятель предложил съездить «половить рыбку» на Селигер. С вечера пятницы до вечера воскресенья. Купили билеты на поезд Москва-Осташков № 666. В общем – не зря. Приятель взял с собой карты с голыми барышнями, чтобы поиграть в дороге, но мы постеснялись их достать. В поезде обнаружили, что не взяли с собой топор. На месте у какой-то бабули за ощутимые деньги взяли лодку, и она нам дала топор. Сели. Я на весла, приятель с удочками. Таким образом мы пропили в лодке 10 часов примерно. Пару раз останавливались половить рыбку (без улова). Потом искали местечко, где встать. Первое идеальное местечко на другом берегу оказалось запретной зоной, и нас прогнала мамаша с ребенком. Второе нашлось на закате.
После махания веслами, «расставь палатки» и тому подобного, я сразу завалился в мешок, был разбужен часа через два: «У меня сломалась удочка, поехали в Москву».
Я вышел оглядеться: темно, волны, до деревни плыть часа два. Немножко впал в истерику, остались до утра. Утром доплыли до деревни и стали ждать автобус. Следующий должен был прийти часа через четыре. Это показалось долго, и мы стали ловить машину. Всего их проехало примерно шесть. Остановилась одна, в которой сидел чудный ротвейлер рядом с водителем. Приятель сказал, что собака, сцуко, опасная, и мы к чуваку не сели. Автобус пришел вовремя. Сильно впечатлило, что проезд стоил рублей 10-15 с человека, а билетики у контролера были по 50-20-10 копеек. Каждому дали по три полуметровых ленты разноцветных билетиков. Вместо поезда № 665 обратно ехали электричками. Это воспоминание мощнее двухнедельных походов на байдарках под постоянным дождем, пробитой лодкой и т.п., мощнее похода, когда я с утра полез в кармашек палатки за носками и обнаружил их плавающими в дождевой воде, и даже мощнее опыта поедания лягушек (все по правилам, мой двоюродный брат как раз кулинарный техникум закончил). (Kostya Kuz)
Как-то сложилось, что похода «мы все шли и я несла» в моей жизни не было никогда.
Детство прошло в закрытом пограничном городе на берегу Балтийского моря. Очень красивые места, песчаные пляжи и сосновый лес. Помню, после пятого класса нам организовали экскурсию по нашей Калининградской области. И сказали, что потом «будет поход». «Поход» был таким – не доезжая заставы, прямо метрах в двухстах, нас уже ожидала большая палатка с установленными там двухъярусными армейскими кроватями и полевая кухня. Отец кого-то из одноклассников организовал. Мой папа тогда прислал дизельный генератор и кинопроектор. Матросы-повара накормили нас кашей, матросы-киномеханики весь вечер показывали нам фильмы. Это называлось «поход». А во взрослой жизни были просто выезды на природу с палаткой. В том числе житье в палаточном лагере на Грушинском фестивале. А вот именно ПОХОДА не было. Да и не будет уже, наверное. (Марина Максимова)
Никогда не была любителем «побольше взять, подальше унести», но однажды мама меня вытащила в поход с дядей и кузеном на Вуоксу. Жили мы там на Змеином острове – и guess what? Там действительно было полно змей. Это нас мало смущало вплоть до последнего утра, когда мы свернули палатку и выяснили, что аккуратно в головах у нас было змеиное гнездо. Или, может быть, сначала его и не было, но потом они сползлись греться о наши горячие головы. (Hava Brocha Korzakova)
Мой первый поход в горы. Я только переехала в Польшу, на новой работе каждые выходные организовывалась какая-то движуха, и я во все радостно вписывалась. Например, в четырехдневный поход в Татрах. Я не подозревала примерно ничего. Чуть не умерла (в день по 20 км в режиме пять вверх – два вниз, самыми живописными – читай самыми длинными – маршрутами). Очень рада, что так получилось, сейчас я бы уже в такое не вписалась, а галочка уже есть. С тех пор каждый год ходим в горы с еще одной такой же «вписавшейся» из того похода, с которой мы все время плелись с отставанием от группы. Выбираем маршруты по зубам. (Екатерина Саитова)
Родители были туристы-водники, а я была домашний ребенок, не друживший со спортом абсолютно. Тихий угол с книгами и ведро яблок – идеальный досуг всего моего детства. «Ты хотя бы попробуй!» – убеждали меня и сватали всем знакомым, кто активно туризмом продолжал заниматься. И вот после первого курса мальчик из одной такой дружеской семьи меня позвал в пеший поход, 300 с гаком км по северному Уралу – у них в группе случайно освободилось место. Родители решили, что я справлюсь, группа опытная, все в порядке. Уже на маршруте я поняла, что собрана неправильно, набрала много лишнего, а на камнях каждые полкило отзываются. Хорошего снаряжения в середине 90-х было не достать, я поехала с тем, что смогла найти: рюкзак «Ермак», брезентовая куртка, и почему-то родители решили, что в кирзовых сапогах на портянку я норм 300 км пройду (на самом деле да, кроссовки на камнях скользили, а в портянках ноги меньше натирало). Ну и 30 км в день с непривычки были, конечно, серьезным испытанием. Хорошо хоть без мозолей обошлось, при том что у меня ни один сезон не проходит без заклеенных пяток. Был смешной момент: мама сшила мне анорак из парашютной ткани, ее комары не прокусывают, резинки в рукава я вставляла в последний день перед отъездом и сделала их тугими. В какой-то момент при подъеме на 2,5 км в горы я увидела, что кисти рук у меня раздулись, как подушки. Я запаниковала, но к вечеру, когда я анорак сняла, все прошло. Было несколько ночевок, когда я дико мерзла и не могла уснуть, а утром надо снова идти… Оказались мы и на нелегальном золотом прииске, то есть на всех картах он обозначен как заброшенный, но на деле работал и еще как, публика там паслась понятно какая. В последние дни, когда мы с маршрута уже уходили, нам встретился старый пастух манси, жаловался, что сломал ногу, она срослась неправильно и ему больно ходить, поэтому и охотиться ему тяжело, и в жилую местность добраться тоже неизвестно когда получится. В общем, мы отдали ему те продукты, что у нас остались – крупу и консервы, и какие-то лекарства. Два дня, что мы ехали до дома, мы питались дошираком, причем из расчета две пачки на семерых.
Занятное приключение вышло, но больше я на такие подвиги не решалась, хотя походы выходного дня на 2-3 суток люблю. (Татьяна Бронникова)
В 11 классе в нашем туристическом клубе все должны были сходить в так называемое «соло» — самостоятельный двухдневный поход в команде по четыре. Был солнечный майский день, пошли в футболках и легких куртках. Потом заблудились на территории свиноплеменного завода (через четыре часа хождений запах все еще чувствуется). Потом пошел снег. Потом запутались в колючей проволоке. Потом выяснилось, что мы сделали круг на 10 км и по маршруту продвинулись на 4 км. Потом в ночи собрались ставить палатку посреди леса, но услышали, как кто-то долбит лопатой мерзлую землю, и убежали. Потом всю ночь мерзли. Потом пытались сварить «напиток из лесных трав» (полагалось по программе) — получилась несъедобная жижа с запахом елки. Потом бежали по лесу, чтоб успеть ко времени. В итоге на финише стали вторыми, опоздав на два часа, а некоторые команды вечером пришлось искать, и там тоже было много веселых историй. (Nina Milman)
На первом курсе института подруга позвала меня в поход. Зимой, с ночевкой. С толпой незнакомых мне молодых людей. Мама отпустила меня при условии, что я надену папин военный бушлат и папины же военные сапоги 43 размера (пару пар носков пришлось надеть, чтоб они были впору). Я плакала (там же будут мальчики), но мама была непреклонна, пришлось. Подруга очень смеялась, когда мы встретились. Одного из мальчиков мама тоже не отпустила, тогда он ушел гулять с собакой и взял ее с собой в поход. Но оделся он как на прогулку с собакой. Мальчики взяли с собой палатку, но печку в нее то ли забыли, то ли не смогли найти. Ночью ударили крещенские морозы. Подруга больше надо мной не смеялась. Мы сидели всю ночь возле костра, идти спать в ледяную палатку никто не хотел, я мысленно благодарила маму за ее настойчивость. Один из мальчиков варил суп из всего, что мы взяли с собой. Мы шутили: «Штирлиц кормил детей украдкой, от украдки дети пухли и дохли».
Утром мы решили разогреть заледеневшие консервы. Положили их в костер. Закрытыми. Когда мы ехали домой, подруга провела пальцем по моему лбу, потом лизнула палец – это была килька в томате. Пахло от нас соответствующе.
Шутка про «украдку» оказалась не шуткой, мы пухли и дохли еще пару дней. К концу второго дня я смогла (не с первой попытки) выползти из дома в клуб, чтобы убедиться, что есть еще кто-то живой, кроме меня. Живой был хозяин собаки и голых щиколоток. Сказал, что пес за эти два дня ни разу не попросился на улицу. Решили через год повторить. Странно, но через год никто не смог. С человеком, варившим «украдку», мы через двенадцать лет поженились. Готовит он сейчас значительно лучше. (Татьяна Мищенко)
В пионерском лагере мы пошли в поход (1979 год), а накануне мне девочка, в которую я был влюблен, дала почитать книжку Туве Янссон «Муми Тролль и комета». Я читал, когда мы шли, читал, когда присаживались отдохнуть, читал на стоянке. В итоге тушенка-сгущенка-купанье-обниманья-виды-шмиды проскочили мимо меня, но до сих пор с наслаждением вспоминаю, как в первый раз прочел – вот Муми Тролль и компания заходят в лабораторию к ученым. Незабываемый поход получился! (Олег Лекманов)
Походов было много, но самым «страшным» был поход молодого учителя ИЗО (целый год проработала в школе) со своим 5 классом в горы. Наши казахстанские ущелья похожи: склоны, иногда поросшие растительностью, и между ними речки с ледяной водой. Что было со мной, когда я решила повести детей в горы, не знаю, короткое помутнение разума. Это был ужас: дети (11 лет) бегали по вертикальным скалам, как будто закон притяжения отсутствовал, купались в ледяной речке (пока я к ним добегала, они успевали окунуться), форсировали каменную осыпь, чем вызвали небольшой камнепад. В общем, для меня это был сплошной адреналин. Но слава богу, поход закончился только одним утопленным кроссовком. (Нурия Бикинеева)
Нам всем было по 18-19 лет, и поход начался с того, что мы приехали с друзьями на Дон. Но попали не на тот берег, на который хотели. К этому моменту машины уже не было, водители наши сделали свое дело и с чистой совестью уехали. Мы остались всемером на «неправильном» берегу. Зато у нас с собой была резиновая лодка. Решили переправиться. Последними это делали я и мой молодой человек. В лодке было полно вещей, место оставалось только для гребца. Молодой человек сел на весла, а я решила, что раз хорошо плаваю – доплыву на другой берег сама, держась за веревку от лодки для страховки. Дон в том месте не особенно широкий, но течение будь здоров. Почему-то молодой человек сразу отчаянно налег на весла и не заметил, что веревку я не удержала. До другой стороны Дона я добралась в полной уверенности, что сейчас утону, при этом истерически хохоча. Друзья так и не поняли, что произошло, и радостно кричали мне с берега: «Давай! Давай!» Ночью следующего дня пара из нашей компании очень серьезно поругалась, и девочка среди ночи побежала топиться (до реки было довольно далеко, ее успели перехватить и до утра успокаивали). Еще через ночь что-то эффектно взорвалось в деревне неподалеку – со спецэффектами в виде огромного зарева и жуткого грохота. Мы на сложных щах решили, что произошел локальный апокалипсис и стоит готовиться к тому, что из этого похода мы вернемся в постъядерную реальность. Наши опасения усугубляли непонятные сельскохозяйственные машины, не похожие ни на трактора, ни на комбайны, которые ездили в ночи по лугу кругами, инфернально сияя фарами. Еще через день кончился алкоголь. Почему-то память не сохранила, как мы добирались обратно в город, но в общем и целом поход вышел незабываемый. С тех пор не без гордости рассказываю, как однажды переплыла Дон. (Алина Трубицина)
Сто лет назад мы поехали в конный поход по Карпатам. Вернее, он был комбинированный – кони и спуск на байдарках. Несмотря на трудность маршрута, наши мальчики еще успевали смотреть на местных девушек, но барышни в горах как-то их не вдохновляли. Зато когда мы оказались во Львове, они в один голос сказали, что чувствуют себя словно в раю – там что ни девушка, то красавица. (Нелли Шульман)
Три года назад решила сходить в небольшую однодневку. Все просто: на городском автобусе доезжаю до Коджори, оттуда 5 км легкого спуска до монастыря Кабени, потом некие водопады – почему-то писали, что можно идти прямо по реке около 5 км до Кикети, откуда опять же городским автобусом домой. Первая часть пути прошла спокойно, не считая того, что 5 км по лесу идти довольно скучно и все же жарко. Кто не в курсе, лето – это в Тбилиси +36, а в дивно прохладном горном Коджори примерно +30. Монастырь – маленькая каменная базилика-сарайчик без фресок. А дальше вот водопады. Я до сих пор не знаю, является ли то, что я нашла, водопадами, потому что первый мне даже порогом называть как-то неловко, а второй – хилые струйки, стекающие по стене метров шесть и полностью блокирующие возможность пройти выше по реке. Оставалось дойти до Кикети, я свернула у реки – дорожка с признаками изредка проезжающих машин (кстати, за все время похода ни одной живой души не встретила, хоть это по сути Тбилиси). Но через пару километров дорожка внезапно закончилась. В лесу. Ничем. То есть в конце не было обрыва или скалы, мешающих проезду, не было следов пикника, лесорубства или половой жизни, нелегальной плантации конопли – вообще ничего, оправдывающего существование этой дорожки и тот факт, что по ней кто-то иногда перемещается. Я густо поматерилась, проверила карту (телефон старый и быстро садился) – этой дорожки на карте вообще не было, чтоб попасть на нужную, надо вернуться к реке, как я ее пропустила – непонятно. К тому моменту я уже изрядно натерла ноги, хотя ботинки надела далеко не первый раз. У реки нашла нужную тропу с хитро спрятанным входом, посмотрела на небо, на время, на набор высоты и осознала, что до Кикети я сегодня по светлому не дойду. Назад, в Коджори – тоже не факт, тоже подъем, лес. Ночью тут прохладно и наверняка всякое зверье водится, с собой ничего – шла на один день. Связываться с кем-то и просить спасти – не вариант, глушь. Задумчиво побрела в сторону монастыря и увидела недалеко от него недавно построенный дом из блоков без отделки. Дверь не заперта (кажется, прямо в замке торчал ключ на связке), внутри немного строительного мусора и материалов, иконы, старая кровать с матрасом. На этой кровати я и проспала всю ночь под шорох зверей под стенами, а утром таки доползла до Коджори. Загадка этой чертовой дорожки в никуда занимает меня до сих пор. (Катя Островская)
Практически ежегодно ходим с друзьями в горы, пресловутый Кармадон, уютное местечко с горячими радоновыми источниками. Обычно так: четыре часа вверх с рюкзаком в мороси, день или два отмокать в сложенных из сланца ванных, болтать и распивать горячительное, а потом назад. Но однажды что-то пошло не так. Вместо мороси шел натуральный дождь, переходящий в ливень. По скользкой тропе доползли наверх и увидели, что на очень популярной стоянке нет ни одной палатки. Был обед, и начало холодать. Мы попытались поставить лагерь, но только промокли до свернутых внутри рюкзаков спальников, а в единственной поставленной палатке стояла вода. И вдруг стало холодно и страшно. Донизу – еще четыре бесконечных часа, не пообедав, не отогревшись… В общем, мы приняли единственно верное решение и окунулись в источники как были: в кроссовках и штанах. Провалялись там, отогреваясь, минут сорок (дождь так и не стих). А потом пошлепали таки вниз. Были там еще подмытые камни, которые норовили нас сбить, и вывороченный водой знак «Осторожно, осыпь». Экстрим, в общем. Но дошли. (Светлана Макаренко)
Помню, как я в свои 16 лет ночью стою одной ногой в каком-то озерке, которое пыталась перейти по длинному бревну (я была первая, после меня все передумали переходить озерко), и думаю, что хорошо хоть только одна кроссовка намокла. Держу ногу с второй кроссовкой в воздухе и понимаю, что сейчас я ее намочу по собственной воле. Иначе не выпрыгаю. Было болезненно. Кроссовки я потом сушила у костра, и они, конечно, поплавились. Лучший поход в моей жизни. (Neanna Neruss)
Шли на Чатыр-Даг, с собой у нас был ящик водки, разлитый по баклажкам, и девочка Оля, ни разу еще в походе не бывавшая. На первой же ночевке все страшно набухались, Оля рыгала в палатке на пятерых. Палатку вроде общими усилиями отмыли, но мы с корешем отказались там спать, сдвоили спальники и умостились у костра. Тут же пошел дождь. Добрая Наташа (начальница похода – она, бедолага, с нами-алкашами еще и на категорию сдавала) накрыла нас клеенкой со своей палатки. Короче, не знаю, как мы не угорели от собственного пшеничного выхлопа в этом герметичном лежбище. Но когда я с глазами Шварценеггера из фильма «Вспомнить все» таки выбралась наружу, это был САМЫЙ сладкий утренний вдох на моей памяти. А на следующей стоянке та же Оля перепутала баклажки и налила полный чайный котелок водки. И все это загорелось. А мы сидели вокруг костра, от усталости тупо пялились на пылающую «воду» и долго не понимали, как объяснить это явление с точки зрения физики (мои мысли были таковы: «Вода горит. Херня, конечно, но это, может, оттого, что в горах давление другое?.. Очень странно, очень». (Elizabeth Bannikova)
Собственно, это был выезд на игру. Мы должны были остановиться на квартире у командира – нашей, темных эльфов, королевы, – но по стечению обстоятельств в однокомнатную квартиру набился весь отряд, и мы с дочкой решили ехать уже в лес и встать там, провести ночь до парада и игры уже в нашей крепости. Нам дали бойца, показывать дорогу. По дороге к бойцу присоединился его дедушка, который чуть не со слезами на глазах уговаривал его пойти домой (о ролевиках бытует крайне предвзятое мнение, да и старым людям может быть сложно это понять). Боец привел нас в лес, в крепость, и ушел с дедом. И тут началась гроза. Нет, ГРОЗА. Елки со стоном гнулись. Мы поставили палатку под дождем, я вымокла вся, вообще вся – кроме ног, на них было чудо советского армейского гения – берцы. Забились в палатку, переоделись, я все ворочалась, думая, что с нами будет, если палатка протечет: вода стекала по тенту хорошо видимыми волнами, и хотя я ее обкопала вопреки судьбе, на такое количество воды этот ров рассчитан не был. Дочь предложила думать, что палатка НЕ протечет, и поспать. В конце концов, если она промокнет, мы это заметим, рассудительно сказала она. Я накатила коньяку в профилактических целях и заснула под грохот, как при артобстреле, и скрежет стволов. А поутру они проснулись. Светило солнышко, погода была как на картинке, и вокруг ходили СВЕТЛЫЕ эльфы. Боец, у которого от беспрерывного бубнежа деда, видать, помутилось что-то в голове, привел нас не в ту крепость! Никогда еще мне не приходилось эвакуироваться так стремительно. Последовавшая игра удалась, но вот эта предшествовавшая ей ночь запомнилась надолго. (Лисичка Полярная)
Я сама в походы не ходец, и в семье тоже никто (папа всю жизнь подначивал маму, что однажды, до моего рождения, они покорили аж Говерлу, и подвиг был не ее, что она дошла, а его – что дотащил). Но одна история (несостоявшегося) похода все же среди семейных баек есть. Как-то папа был в командировке в Киеве, закончил необходимую пусконаладку приборов и в пятницу звонит домой: тут мужики приглашают в небольшой поход, на рыбалку, заповедный лес, чистая речка – я задержусь на выходные, съезжу с ними? Мама взвилась: какие лес-речка-в̶о̶д̶к̶а̶-̶б̶а̶б̶ы̶, домой! – и он вернулся. Речка была Припять, дата – 25 апреля 1986 года. (Ирина Шихова)
Когда мне было двадцать лет, мы с подругой поехали автостопом на Соловецкие острова. До Кеми доехали легко, а потом сутки сидели там на причале в ожидании транспорта, который согласится отвезти нас за те копейки, что у нас были. Нас отвез монастырский катер. Мы осмотрели монастырь, а потом ушли с палаткой на тот конец острова, где почти не было пресной воды и, соответственно, совсем не было других туристов. До выбранной нами точки у дальнего из двух ручьев было едва ли километров двадцать, но дорога по дикому берегу заняла полтора дня. На этом берегу мы прожили в палатке десять дней в абсолютной тишине, произнеся за это время, по-моему, не больше пары сотен слов. Вот не люблю разговоров о «духовном опыте», но деваться некуда, я до сих пор иногда чувствую, что стою там на камнях у холодного моря, так и не вернувшись назад. (Anna Perro Pankratova)
Как ребенок, выросший в оркестровой яме, ни о каких походах и передвижениях по природе с рюкзаком я не знала. А летний лагерь, под названием «Русский лес», был для таких вот детей из актерско-музыкальной среды. Походов там не устраивали, в старших отрядах – 13-14 лет – дети путешествовали сами. Ночью. Пол-отряда. Через лес куда-то там за территорию в нарушение режима. Представляю сейчас вожатых: ночью заходят в палаты – пол-отряда нет. Ну, утром, само собой, разборки на линейке, с начальником, и кандидаты на выгон. Только выгонять некуда – обычно в это время у театров или гастроли, или отпуск, и родителей в Москве нет. Так мы развлекались, убегая ночью «бояться». (Maryana Baranovskaya)
Как-то мы поехали на Алтай с мамой и сестрой в конный поход. Мне было лет 14, и я подружилась с конюхами. Играла с ними в дурака, следила за псами. Они брали меня с собой везде. Мы ездили осматривать стада полудиких лошадей, которым еще только предстояло «катать» туристов, новорожденных жеребят, но самое замечательное – они давали мне скакать галопом. Иногда в моей памяти всплывает закатное солнце и море! МОРЕ ЖАРКОВ! И я полулечу в этом окутывающем огне на коне. Он фыркает, а маленькая я не дышу от красоты. Потом однажды с нами увязалась сестра. В тот же день она упала со стоячей лошади. Ногой запуталась в стремени, и лошадь тут же медленно-медленно поплелась по лугу, волоча ее за собой. На этом все галопы закончились. Я ее ненавидела. (Екатерина Хиновкер)
Африка, Дельта Окаванго. Долго ехали на джипе по бездорожью, еще часа два плыть на Мокоро, богом забытый необитаемый остров, зверушки, дикая природа, красота. Вечером что-то жарили на костре, с собой было пиво. Утром проснулась рано, нужно в туалет. Вокруг палатки паслись бегемоты. Самые длинные два часа в моей жизни в ожидании, когда дикая природа наконец уйдет куда-нибудь и можно будет пойти пописать. (Наталия Лукьянова)
Мой чуть ли не единственный в жизни поход виноват в том, что я не программист в Силиконовой долине, а то, что я есть сейчас. В восьмом классе я поступила в крутую физматшколу при МФТИ. Оказалось, там все помешаны на походах. А я вот как-то даже в пионерлагере не бывала. В общем, наш класс повели в поход. Началось все с фразы: «А это что за недоразумение?», сказанной нашей географичкой в адрес моего рюкзака. Это был маленький брезентовый «колобок», в котором лежали запасные треники, еда и занавеска для душа на случай дождя. Идти было тяжело – рюкзачок жил отдельной жизнью, стараясь меня перевернуть. На привал пришла на полчаса позже остальных. Во время привала я пошла мыть посуду, оступилась… был октябрь, еще довольно тепло, в том месте – не слишком глубоко, так что утонуть не получилось. И запасные штаны пригодились. В общем, когда мы вернулись, я попросила родителей перевести меня в обычную школу. Потому что быть будущим программистом холодно, тяжело и все смеются. (Светлана Орлова)
Мне было 20, друзья позвали в поход в ледяные пещеры с ночевкой. Куда-то под Тверь, на электричке до деревни с говорящим названием «Коноплино», дальше пешком. В трезвом уме никто не пойдет ночевать под землю, да еще и зимой, без опыта и снаряжения. Но мы были молодые и задорные, мы пошли. Шли по картам и рассказам бывалых с форума. Я вообще мало себе представляла, что такое зимний поход, переходили Волгу по льду, снег по пояс, а я в джинсах и кроссовках. Как-то добрались, нашли вход, поставили палатки и полночи растирали друг другу отмороженные конечности. Но впечатления неизгладимые – снаружи сияет солнце, а внутри не видно собственных рук, узкие лазы и проходы, блеск сталагмитов в свете фонаря. Через некоторое время, проведенное в кромешной темноте, начинаются галлюцинации. Кажется, что в паре метров мерцает костер, а делаешь шаг и утыкаешься носом в глухую стену. Летучие мыши, спящие подо льдом в причудливых позах. Не помню, как мы оттуда выбирались, но после похода я слегла с температурой. С одной стороны безумное путешествие, а вот написала и даже захотелось повторить. (Natalia Poroshina)
Ролевая игра на вторых майских, 1993 год, поля-леса под Новосибирском, семьдесят иногородних. В первую же ночь на район падает полуметровый слой снега. Утром мы выкапываемся. С трудом и не полностью находим обувь и вещи. Выбираемся в город. Я из автомата на улице звоню домой.
– Мамочка, сходите, пожалуйста, переночевать к бабушке!
– А что?
– У меня тридцать красноярцев, которым надо поесть, поспать и обсохнуть…
– Сейчас уходим!!!
У меня во френдах есть пять-шесть участников той истории. Или десять, или больше.
А еще был человек, который потом приехал обратно, прибраться на растаявшем полигоне, и два года потом раздавал хозяевам топоры, котелки и алкоголь, заныченный с вечера под кустик. (Ася Михеева)
Это не очень драматическая история, но однажды мы играли в гномов и взззхоббита – бегали вокруг горного озера и не давали парковому рейнджеру нас посчитать. Дело было в том, что на эту гору нельзя было ходить большими группами. Если вас 12, то ладно, приходите. А если больше, то это уже похоже на какой-то корпоратив на природе или даже на свадьбу, тогда регистрируйтесь заранее и за деньги. Нас было 14. Мы пришли несколькими разными тропинками, поэтому были как бы не вместе. Следующие минуты мы пытались страшными рожами и жестами через озеро передать информацию: «Сейчас придет злой дядька считать вас. Так вот, мы все друг друга видим в первый раз». Ну или хотя бы слиться с местностью (альпийские луга и булыжники). (Oleg Roderick)
Когда мама работала в моей будущей школе, а я еще там не учился (школа была крутая сельская, а нас военная машина возила в хреновую, но городскую), мы пошли с ее учениками в поход. Она была сопровождающей – там толпа учителей была. Мама зашла за мной уже после того, как все устроились, вечером. Площадка не так далеко была от нашего городка. Я был первый раз в таком походе. Все запомнилось в основном картинками. Например, как я отошел в кустики, которые оказались верхушками деревьев, потому что там был обрыв. Запомнилось картинками и дикой усталостью. Мы вернулись и проспали, наверное, сутки. Пару лет спустя мы с парой соседних мальчишек поехали на двуколке, запряженной настоящим конем, на рыбалку в деревню, известную как Америка (сейчас уже по-другому зовется). На коне в Америку, да. Мама испекла пирог-курник, папа выдал удочку. И мы покатились. Ночь. Светает потихоньку. Песни поем, едем. Пронзительнейшее путешествие. По приезде оказалось, что мы забыли червей, в окрестностях накопать толком не удалось. Ловили на половинку червя по очереди. Наловили маленьких карасиков. На обратном пути я заснул, видимо, и выпал из повозки. Колено расшиб. Эх, а еще мы на раскопки ездили! А еще – на водохранилище (которое не нашли сразу). (Ян Яршоў)
После 11 класса я пошла в поход на Алтай, за мной увязался мой тогдашний молчел, тщедушный металлист. Да и у меня опыта было – один сплав. Мы были бедные свежеиспеченные студенты, инвестировавшие все сбережения в поход, и на прокат снаряжения нам не хватило. Поэтому мы оба были в ботинках Dr Martens и с одолженными у знакомых рюкзаками, которые напоминали мешки для картошки с лямками. В моих мечтах мы шли по широкой дороге и любовались горными видами. В действительности мы пыхтели на козьих тропах, придавленные рюкзаками, и смотрели только на ноги впереди идущего. Каждый день в одно и то же время с завидным постоянством шел дождь, и на подошвах у нас висело по килограмму глины. Мы всегда плелись в хвосте и приходили последними, на остановках мой возлюбленный металлист курил, ошарашенный свежим воздухом и физической нагрузкой. Местный гид нас, кажется, презирал. Я презирала собственную глупость, из-за которой в мешке с лямками приехали не совместимые с походом вещи, например, красный кружевной лифчик (мне было 17, и у меня была первая любовь). Но мы выжили и прошли маршрут, даже поднялись, точнее, восползли на 3000 метров над уровнем моря, потрогали настоящий ледник и видели горы такой красоты, что ради них все это стоило бы повторить. (Анна Ростокина)
Походом это не назовешь, но приключением можно. Одно из самых ярких детских воспоминаний. Мне было лет шесть, мы с родителями и сестрой отдыхали в Коктебеле (тогда это место называлось Планерское). Как-то утром с семьей друзей пошли в Сердоликовую бухту. Попасть в нее можно было по мелкой воде. Играли, купались, а спустя какое-то время начался прилив. Мой папа и его друг решили попробовать выплыть с нами, детьми, на надувном матрасе, но матрас стало относить в море. С трудом вернулись на берег и начали перебираться по скалам. Эти картинки врезались в память накрепко. (Yulia Grigorov)
Вернулась из Карпат в Киев без ногтей на ногах, простите. Первый поход, я тогда не знала, что обувь нужно брать на полразмера больше. Семь лет прошло, думаю повторить. (Анна Курченко)
Недельный матрасный сплав по Чусовой в компании кандидатов наук не предвещал неожиданностей. Река тихая, всем давно известная, компания опытная. Неделя прошла четко в рамках задуманного. В последний день, когда катамараны были собраны, а водка закончилась уже трижды, мы поняли, что автобус за нами не приедет. Командир похода героически впал в панику, сказал всем оставаться на месте и ушел в направлении станции (8 километров по его командирскому расчету). Когда ждать его надоело, наши хрупкие дамы отловили на берегу отдыхающих и решили узнать обстановку. Попросили, собственно, гражданина на Ниве с прицепом закинуть рюкзаки с сопровождающим на станцию, чтобы остальные могли дойти пешком. Отдыхающий прифигел и сказал, что до станции 40 километров и амбициозность наших планов ввергает его в экзистенциальный ступор. Но дядька оказался хороший, любящий деньги, поэтому он не только вернул нам нашего пастыря, но и довез 10 человек, два катамарана и 10 рюкзаков до соседнего населенного пункта. Командира мы мстительно засунули в багажник, еще шестеро влезли в салон, мы по-барски ехали в прицепе на рюкзаках. В конце дороги выяснилось, что это нифига не конец – на станцию мы не едем, потому что там День города и милиция, а вооооот там есть остановка маршрутки, туда и идите. Естественно, последняя маршрутка уже ушла. Дамы, порядком осатанев уже, зафрахтовали «Скорую помощь». Мужики поняли, что бразды правления потеряны, и радостно переключились на водку с пряниками. Ну а на станции мы, конечно, опоздали на последнюю электричку, заняли полвокзала своим шмотьем, пили водку перед комнатой милиции, пытались уехать нелегалами за 10 рублей на пустой электричке (с машинистом разговаривал милиционер, уж очень ему хотелось нас с подведомственной территории убрать). И все это очень мило, интеллигентно, до пяти утра и под грохот салюта. (Olga Abramova)
Сплав на байдарках по первому снегу, мой матрос гребет непонятным манером, выливая на меня литра два воды с каждой лопасти при каждом взмахе. Приплываю к очередному привалу мокрый насквозь, с утра наши девицы-красавицы фотографируются, изящно опершись о мои заледеневшие штаны, которые приходится несколько раз сгибать и разгибать перед надеванием. К концу похода родил песню: «Это школа Саввичева Сашки (прим.: наш командор), школа зимней гребли, вам говорят…» (Ilya Zholdakov)
Я помню, как с утра вылезла из палатки и вместо воды глотнула спирта. Пока он ко мне в рот стремился из пластиковой бутылки, я его узнала, но было поздно. Запила из другой бутылки, а там тоже какая-то водка. Сто раз эту историю слышала от разных людей. Это, видимо, регулярная практика. (Neanna Neruss)
Самым запомнившимся был первый поход, внезапно окончившийся ножевым саморанением и вывозом с Мангупа на уазике МЧС. (Сергей Синоптик)
Израиль, жара, поход студенческого клуба. Мой друг, взяв на себя функции негласного лидера, утопал далеко вперед вместе с наиболее выносливыми. Наименее выносливые (в основном девушки-гуманитарии) плелись метрах в пятистах позади. Я работал связующим звеном, передавая в одну сторону распоряжения, в другую – жалобы, и следя, чтобы никто не отстал еще больше. Тех, кто полегче, иногда и на себе через всякие ручьи перетаскивал. Так и бегал вперед-назад, вперед-назад. А когда уставал – уходил совсем далеко вперед, обгоняя нашего лидера еще метров на двести. Там, не спеша и не суетясь, шла еще одна девушка, которой вся эта суета была по барабану. Иногда присаживалась в тени какого-нибудь редкого дерева, доставала перочинный ножик и вырезала очередную завитушку на палке от швабры, служащей ей дорожным посохом. Когда я догонял ее, то тоже присаживался рядом, молча протягивал руку, она вкладывала в нее нож и палку, и я добавлял к ее узорам один-два своих. Так и сидели молча, наблюдая, как остальная группа медленно нас нагоняет. А месяцев через семь-восемь мы с ней поженились. (Петр Борисович Мордкович)
Мой папа очень любит походы, и в детстве несколько раз брал нас с братом с собой. Походы были на Карельском перешейке. Я походы не любила – даль, тяжелый рюкзак, комары и прочие насекомые, запотевшая палатка, отсутствие удобств. Самое запомнившееся: как меня папа заставил рубить дерево за то, что младшему брату по жопе дала; как около кромки воды вырыли небольшую ямку и в нее закидывали пойманную рыбу, брат решил рыбу от песка помыть и, разумеется, ее упустил; как я рыбам глазки выковыривала и на камень складывала. Пока к новым походам морально не готова, хотя лет прошло…(Veronik Pere Good Ova)
Плато Путорана, 1999 год, 33 ходовых дня, заброс на реку Хонна-Макит вертолетом, потом четыре сплава поочередно с четырьмя большими пешеходками, в общей сложности полтора десятка рек и озер. Пришли весной, пришлось тащить катамаран вверх против ледохода, который идет ровно один день в году, и среди прочего мне пришлось кролем догонять весло, в одежде, когда льдина сбила с ног.
Потом было место, где две реки сливаются в один котел, и хариусу, который по водопадам подняться не может, там просто тесно, и клюет на каждый заброс блесны. По берегам валяется голубой агат, утром встаешь – в метровой полосе песка между спальником и водой следы медведя. Загорел до темно-зеленого оттенка.
Заканчивали глубокой осенью, надев все, что было, сразу. 33 – это вместо запланированных 29, потому что речка Рыбная, которая вытекает из озера Кета и течет прямо к Норильску прямой черточкой на карте, которую мы прошли бы за полдня, оказалась с 60-х отравлена выбросом хлора с Норильского Никельного, и регулярные выбросы не дают ей восстановиться. Поэтому выглядит она как цепочка меандров по мертвому болоту. Все было рассчитано прецизионно, поэтому последние три дня были голодные, рыба в Рыбной теперь не водится. Приходилось грести против ветра практически непрерывно, только опустишь весло – всю компанию сдувает назад. В каком-то каньоне минут пять плыли сквозь желтое облако. Чуть ли не самое сильное воспоминание – асфальт под ногами в конце. Деталь: компания моего отца, с которой я там был, ходит с 1966, объехали Якутию, Киргизию, Бурятию, Тыву, Грузию, Памир, сплавлялись по верховьям Енисея, ходили в зимние походы на северный Урал и так далее, и Путораны были их мечтой. Так вот, они забыли палатку в Москве. Поэтому про комаров отдельный роман. (Виктор Меламед)
Всю ночь плавала в ледяной воде на ледорубе. Это если вкратце. А так пошли мы на восхождение – год 1993 примерно, Приэльбрусье, от альплагеря на 2500 м высоты еще до фига вперед и вверх, всем лет по 16-17. К вечеру началось черт-те что с ураганом, градом и этим всем: внизу, в лагере, инструктора и моя мама всю ночь стояли у окон, рискуя получить в лицо вырванной ветром рамой. А мы смирно проплавали всю ночь в палатках в набухших спальниках, наутро с сотой попытки развязали заледеневшие завязочки на палатке – и лучше б не выходили, буря просто кранты. А, ну да, ледоруб кто-то оставил с вечера ровно под моим местом, как оказалось. Первыми не выдержали инструктора и повели нас вниз, в альплагерь, на бабушкину кухню со столитровыми кастрюлями горячего супа. Но то было предварительное восхождение, а с зачетного (с тех пор я «альпинист Советского Союза») у меня навсегда шрам на левом указательном – благодаря ему я тогда откосила от мытья посуды на той самой кухне до конца сезона, это уже другая история. (Nataliya Bolshakova)