Можно до шестнадцати лет считать, что нет ничего неприличнее слова «ПОПА», а можно уже в пять разговаривать так, что проходящий мимо электромонтер смущенно говорит: «Ну, девочка… Чего-то ты того…» Кто учил нас нехорошим словам, как мы начинали понимать, когда и при ком их можно говорить, а когда и при ком — нет, и, наконец, сейчас-то у нас с этим дела как обстоят?
Я вычислила слово х*й логически до того, как услышала его в реальности. Мне было лет девять, тогда были популярны такие тонкие журнальчики с анекдотами, А5, паршивая бумага, паршивые анекдоты. У дедушки всегда было несколько выпусков, и мне их почему-то читать не запрещали, хотя они довольно пошлые были. И там регулярно было слово «х*й» — со звездочкой. Я была ребенок неглупый, мне было понятно, что это ругательство, и в середине гласная, одна. Хай, хэй, хей, хой точно не подходят, я их слышала в цивильной обстановке (где я слышала панки хой — хз). Хяй, хий — как-то глупо звучит, хый вообще не вариант. Оставалось х*й и хюй. Х*й звучало серьезнее, так что я угадала. (Sophia Gedzenko)
Девочкой я была очень приличной, скромной и тихой. И почему-то – не помню, чтобы кто-то меня этому учил – считала ругательствами разные названия алкоголя. В детском садике попала в плохую компанию: нехорошая девочка Юлька отводила меня за деревянную беседку и учила плохому стишку «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке ВОДКУ пил!» Это было ужасно неприлично, я краснела и смущалась, но слушала. Родители, кажется, были не в курсе моего заблуждения. Все вскрылось в шестом классе, когда я познакомилась с девочкой по фамилии Коньякова, и это так меня потрясло, что я пошла спрашивать у них, как такое вообще возможно, чтобы девочкам матерные фамилии давали. (Полина Лосева)
Родственник подруги уехал в Германию, где стал прорабом на стройке. В подчинении – в основном работяги-немцы, один из которых смущенно попросил научить его русскому мату. Мол, богатая лексическая подсистема и все такое. Наш соотечественник удивился, но на просьбу откликнулся. Немец педантично записал новые слова и выражения (уточнив транскрипции) в блокнот. На следующий день он с лесов приветствовал начальника радостным возгласом: «Иван, … твою мать!» Так продолжалось несколько дней. В матерные контексты были вписаны все ближние и дальние родственники прораба. Ему самому был не раз указан фонетически краткий светлый путь. В конце концов тот не выдержал и припер немца к стенке: «Ты че? У нас так всем подряд не говорят!» В ответ растерянный немец смущенно извлек из рабочего комбеза зачитанную методичку «Как общаться с русскими» лохматых годов. Одним из важнейших принципов был такой: «Русские очень любят свой мат и впадают в депрессию, если долго его не слышат». А поскольку остальные рабочие на стройке были не столь эмпатичны и вкладываться в эмоциональную гармонию прораба не желали, немец решил создавать атмосферу один. И был уверен, что успешен. (Nadezhda Shapovalova)
Когда бабушке было 18, всю ее семью сослали из недавно еще независимой Литвы в Сибирь. Год был 1941 – то есть вместо того, чтобы погибнуть как евреи, они были депортированы как литовцы. В Сибири юная бабушка впервые услышала русский язык. И вот однажды она увидела, как местный мужик погоняет лошадь. Вечером того же дня бабушка восторженно поделилась со своей ровесницей – тоже ссыльной литовкой: «Надо же, как богат русский язык! Вот, например, слово «лошадь». У нас по-литовски для нее есть только одно слово – arklys. А по-русски – целых три: и лошадь, и конь, и б***дь!» (Sivan Beskin)
Муж подруги в раннем детстве был надолго отправлен к бабушке с дедушкой в деревню. Там ходил в садик. Вскоре родителям позвонила заведующая: ребенок в группе молчит. Как так? Оказалось, пока другие дети несли мат ИЗ садика, мальчик вносил свою лингвокульторологическую лепту внутрь. Источником был страшный матершинник-дед. Воспитательница сделала замечание бабушке, и та, провожая внука в садик, как молитву, твердила: «Только дедовых плохих слов не говори! Только дедовых плохих слов не говори!!!» Трехлетка впитывал наказ и терялся. Ведь в плане лингвокреативности – на фоне села – дед явно выигрывал. Другие знали много разнокоренных слов. Дед дополнял их богатством многозначных однокоренных. Они называли явления природы, детали дедова трактора, других трактористов, орудия сельхозтруда и рыбалки, червей, рыбу, односельчан (особенно соседей и подруг бабушки), ее родственников из других деревень и города, покойную мать бабушки и еще живую мать первой дедовой жены, продавщицу в магазине и все продаваемые там товары, маршруты по селу, хлев и огород. Все это можно было использовать в садике. При пересказе сказок. Рассказах о семье. Гастрономических впечатлениях. Отказе от дневного сна. А, главное, в речи деда эти слова никак не выделялись! И понять, что такое хорошо и что такое плохо, внук не мог. Поэтому в садике упорно молчал. Цитируя деда, лишь когда его пытались заставить говорить. (Nadezhda Shapovalova)
Младший брат, первоклассник, пришел домой и говорит мне, третьекласснице, – отгадай загадку: «Маму нужно уважать, никогда не оскор..?» Я, громко, звонким голосом «*лять!!!» Мама была в обмороке, брат ухохотался, а я не сразу поняла, в чем подвох, — слов этих не знала, потом уже меня просветили. (Oxana Ladich)
Мне было 12, я была в пионерлагере. Подруги рассказали мне анекдот, в котором дети звонят учительнице, она берет трубку и говорит: «Да?» — а дети ей отвечают: «М**да!» – там довольно долго все длится с этим рефреном. Я понятия не имела, что это неприличное слово, думала, что просто смешное слово в рифму. Я весело и громко рассказала этот анекдот подруге прямо при вожатом, который был в шоке от моей испорченности и наглости, долго меня ругал, а я тогда так и не поняла, за что. Когда поняла, стало неловко. (Аня Десницкая)
Я росла в интеллигентной семье и до сих пор матерный язык использую по назначению – для оооочень экспрессивных ситуаций. И вот мой муж, который начал учить русский только после нашего знакомства, наконец-то получил разрешение на работу в России. До этого учил вполне литературный русский. Первый рабочий день, вечер, встречаемся дома, он очень радостно меня спрашивает: «Лена, ты устала?» Да, говорю, конечно, устала. И тут почему-то повисает очень неловкая пауза. Не могу понять, спрашиваю, в чем дело?
– А ты меня спроси, я устал?
– А ты, – что за нелепая шутка, думаю, – устал?
– Я зае**лся! – И улыбается, как ребенок в детском саду. (Lena Pashkova)
Лет этак в восемь я принес со двора полный комплект грубо-экспрессивной лексики и захотел обсудить это чудесное открытие с папой. Отец-филолог подробно объяснил мне, что означают все первичные слова и многие их производные, как они (производные) правильно образуются, а потом попросил держать новое знание в тайне и никогда этими словами не пользоваться. Я сдерживался лет до пятнадцати. (Модест Осипов)
Мужу было лет шесть, его брату – два. Их мама перебирает мужнины детские вещи на предмет, что сгодится брату поносить. На очередные брючки муж резюмировал: они брату ни х*я уже не годятся. Что его за это будут бить, не ожидал. Где нахватался, не помнит. (Oksana Gaspazina)
Как впервые научилась, уже не вспомнить, но помню, что когда в мои лет 9-10 была популярна песенка «Ах, уе…, ах, уе…, ах, уехал мой любимый», я понимала всё, кроме «Что ж ты му… Что ж ты мужем мне не стал». Старшая сестра, не отрываясь от пения, быстро пояснила. (Ирина Шминке)
Первое запрещенное слово – когда мне около трех было – оказалось «зараза» (даже не знаю откуда я его принесла), но я оправдывалась тем, что все так говорят. А в пять лет я спросила у мамы, что такое «минет», и объяснила, что тетки во дворе обсуждали, а я заинтересовалась. (Balitskaya Maria)
В первом классе я вернулся из туалета и решил уведомить учительницу: «Там Х.Й написано!» Более продвинутые одноклассники успели меня оттащить в сторону. Так я узнал, что не все, что написано, нужно читать вслух. (Илья Гай)
Лет в семь-восемь, двоюродный брат, ровесник, послал меня на три буквы. Вот прям так и сказал: «Иди ты на три буквы!» Я надолго задумалась, а потом решила уточнить, не на фиг ли это. Выяснилось, что не на фиг, но рядом. (Marianna Fundator)
Сама не помню, но по рассказам родных в 2,5 года привезла из деревни слова «сука» и «бля». Бабушка, услышав осенью, как обогатился внучкин словарный запас, была в шоке. Родители стоически не обращали внимания, и довольно быстро я новые слова забыла. В следующий раз уже в средней школе научилась ругаться, когда плотно прописалась на конюшне. (Ольга Хорошутина)
Мой дед был человеком очень энергичным и веселым. Юмор из него подавался непрерывно и под высоким напряжением, как ток из трансформаторной будки. А так как работал он трактористом, матерные слова составляли примерно процентов 70 его профессионального жаргона. Потому что всем известно, что без слова хер ни один трактор не заведется. Ругался он тоже весело, с огоньком, поэтому я воспринимала матерные слова как шуточные. И вот однажды, когда дедушка торопился на работу, куда он ездил на своем прекрасном коне Гнедко, мне очень захотелось, чтобы он взял меня с собой. На просьбу покатать мне было отказано, потому что он-де очень торопится.
– А куда?
– В пи*** на переделку.
– И я хочу в пи*** на переделку!
– Тебе пока рано.
Хохотал весь двор, а мама так до сих пор мне это припоминает, когда я куда-нибудь тороплюсь. (Яна Асанова)
Уже в середине школы, давно узнав все слова и услышав одно из последних, я вдруг вспомнил детскую книжку, читанную мной года в три. Помню, что книжка уже тогда была очень старая, с распушившейся по краям картонной обложкой, видимо, годов пятидесятых, – в советское время за неимением почти ничего детского передавали подобное по наследству, пока не придет в негодность. В книжке были короткие рассказы из жизни деток, как раз для чтения в том возрасте, когда начинают читать сами. И некий дедушка в одном из рассказов, ругая шалопая-внука, говорил ему: «Экий ты гондон!» Там еще картинка выцветшая была с дедушкой в шапке-треухе и чумазым внуком, которого дедушка назвал гондоном. Когда рассказывал позже, мне никто не верил, но я помню точно. А став повзрослее, понял, что предмет, соответствующий слову, был во времена издания книжки такой редкостью и дефицитом, что не всякий цензор понимал значение этого слова. Возможно, и автор не знал, но что-то мелькнуло в памяти, и он решил, что на ругательство деревенского дедушки слово вполне похоже. (Александр Ковалёв)
90-й год. Я в первом классе, приятельница – во втором. И вот, стоя на остановке в ожидании автобуса из школы, она спрашивает меня, знаю ли я, что такое «гондон». Нет, я не знала. «Аааа, ну да, ты же мелкая еще, попозже узнаешь». Попозже узнала, но когда – уже не помню. (Oksana Gaspazina)
Я узнала фразу «Е* твою мать» от мамы. Знаю эту фразу с детства – даже не помню, когда ее не было со мной. Но мне это совершенно не казалось матом, запрещенкой и т. п. Потому что другими самыми ругательными словами в семье были блин и дурак. О смысле той самой фразы не задумывалась лет до 25, пока не употребила ее в каком-то разговоре с подругами. После чего те оторопело на меня посмотрели и спросили, чего это я ругаюсь матом? (Я тогда не ругалась им особо.) А я отвечаю – какой же это мат?! (Olga Yershova)
Я была на удивление наивным ребенком. И совершенно неиспорченным. Конец весны, я третьеклашка, дворовый мальчик научил меня куче новых слов. Двор был огорожен от дороги длинной, свареной в нескольких местах трубой. В один конец трубы он кричал:
— Пи..рас недоделанный!
С другой стороны я внимательно слушала и запоминала.
Спустя время я увидела во дворе одноклассников сестры (9-й класс), которые курили и ели молодую черешню, и решила применить полученные недавно знания.
Я важно прохаживалась перед ними и по очереди, указывая на каждого пальцем, награждала сочными эпитетами:
— Ты – пи..рас недоделанный!
— А ты – пидарас недоё..нный! — удовлетворенно подмечая, как у мальчишек лезут на лоб глаза.
Кто-то из них не выдержал и пульнул в меня черешневой косточкой, которая угодила мне прямо в глаз.
Я, конечно, расплакалась и побежала домой жаловаться. Родители отправили сестру разбираться. А когда она вернулась, все закрылись на кухне и о чем-то шептались, а потом вышел папа и, стараясь сохранять серьезность, сказал, что не будет меня наказывать, но чтобы я больше никогда не произносила таких слов! Можно сказать, я сдержала обещание, не забыв наставить ближайших подружек, какие именно слова нельзя говорить ни в коем случае. (Inna Oleinikova)
Я в 4 классе дала себе торжественное обещание перестать ругаться матом. Матом, которым я ругалась, было слово «дура». Настоящий мат я услышала только в 7 классе. (Александра Петуховская)
Я в пионерском лагере, будучи лет восьми, спрашивала соседку по палате:
– Лена, а что такое «б**дь»?
– Мат! – отвечала Лена.
– А значит-то что именно?
– Неважно! Мат и всё! – строго говорила Лена
Вот не помню, долго ли продержалась тайна. (Ираида Юдина)
Подружка в подъезде просвещала нас, что делают родители, закрывшись в спальне. Все слова начинались на «и». Я еще много лет потом спорила, «иб*ться» или «е…».
Теперь-то я знаю, проверочное слово «*бля». (Inna Oleinikova)
Мне было лет шесть, я была совсем невинна, в сад и в школу не ходила. На Новый год за столом, полным взрослых, я спросила, «можно мне еще вон того фейхуя» , подразумевая протертое с сахаром фейхоа. За столом застыло молчание, папа спросил, поняла ли я, что сказала, я ответила что нет, тема была закрыта. Узнать мне смысл слова было неоткуда, однако у родителей была большая библиотека, и позже, лет в 11, я наткнулась на книги Лимонова и уже оттуда все узнала. (Юлия Варварова)
В музыкалке, где я проучилась крайне недолго, выявилась моя способность подбирать мелодии в голове и сразу проговаривать их нотами. Я напевала какую-то мелодию в гостях у двоюродной сестры. Где-то всплыл ля-бемоль. Слова «бекар» я не знала или не помнила. Обычную ля сократила до «обля». Сестра давай угорать (она была старше на 6 лет и образованней). Так я узнала про мат. Мне тогда казалось, что знающие этот язык вхожи в некое тайное общество, куда мне, сопливой, хода нет. Я очень была потом удивлена, узнав, как там мало слов. (Neanna Neruss)
Пришел со двора (дело было в Молдове), и спросил, что такое «х*й».
– Это такое слово… эээ… на молдавском, – ответили родители, и это было большой ошибкой: они не учли мою любовь к фольклору. Поэтому внезапно в троллейбусе я запел с характерной мелодикой: «х*й, мэй, х*й, мэй!» (Алмат Малатов)
В спецшколе английской класса до третьего был такой эвфемизм ругательства иностранного: go to the naki. Заменяло все, включая выражение восторга. (Vadim Volkov)
Мои старшие дети убедили младшую, что самое страшное ругательство – это сказать кому-то «дэ». В течение нескольких лет она считала, что «дэ» – это гораздо хуже, чем «какашка». Впрочем, матерных слов она не знала, но эвфемизмы вроде «блин» слышала. Когда ей было два, мы однажды услышали, как она сказала: «Блин, описалась!» Старшие дети в детстве, напротив, были уверены, что когда мать-волчица в «Маугли» говорит Шер-Хану: «Уходи отсюда, пока цел», то «покацел» – это такое ругательство. (Gregory Idelson)
Я все узнал поздновато, лет в семь, во дворе. Причем одновременно с описанием процесса, что было довольно грамотно, поскольку сразу определило сферу узуса, так сказать. Узнал от соседа-ровесника арифа (гарифуллы), татарского пацана. А расширение узуса произошло классе во втором, где мы с несколькими одноклассниками на переменах впервые предались стихосложению, начав с комических куплетов с использованием именно той лексики, которая для этого весьма пригодна. (Геннадий Каневский)
Меня и маму воспитывала ее няня, баба Дуся. У бабы Дуси была корова, которую она продала и бежала от коллективизации в Питер. Она была из Псковской деревни и говорила: «Я – Евдокия Петровна Петрова, а могла бы быть Евдокией перловой перловой». Бабушка нашла ее в скверике, выйдя из тюрьмы и родив. И с тех пор они до конца жили вместе. Говорила она матом, поэтому когда я родилась, она назвала меня пиздрик. Так что я все знала с детства. С бабушкой у нее были дивные диалоги.
– Фуй, Дуся, как вы можете такое говорить!
– Вольга николавна, до таких лет дожила, а не знаешь, что «п**да» – это хорошее слово! (Alisa Nagrotskaya)
Я все узнала в Большом театре на новогодней елке. Там книжку продавали, «Нецензурные выражения». Я попросила папу, и он купил. (Sofia Novik)
Меня одноклассник (по фамилии Любман) классе в пятом обозвал жидом – за то, что не дал 10 копеек. Зачем-то я сказал про это папе, и тот внезапно посоветовал в следующий раз сразу бить в лицо. Так я на всю жизнь запомнил, что нет на свете ничего хуже, чем быть жадным. (Виктор Меламед)
По настоящему разговаривать матом я начала, когда поступила на филфак. До этого слова, конечно, ловила, но была ребенком начитанным, необщительным и предпочитала сидеть дома, а немногочисленные подруги были из похожего текста. Ну, и дома мат был под запретом для всех, так что не складывалось. А вот с семнадцати лет я научилась выражаться, а заодно курить, читать латынь с древнерусским и все такое. Испортили девушку на филологическом. Пошла бы в торговый техникум, многих слов бы так и не знала. (Russell D. Jones)
Я был безнадежно домашним ребенком. Мат впервые услышал довольно поздно.
– Ира, а что такое «б**ть»? – без малейшей задней мысли спросил я старшую сестру в свои шесть или даже семь.
Сестра попыталась сохранить серьезное выражение лица.
– Где ты это слышал?
– Мальчишки говорили.
Сестра, с трудом удерживаясь, чтобы не хихикнуть, строго сказала:
– Юра, это очень плохое слово. Никогда его больше не произноси.
– Хорошо, – ответил я и послушно не произносил еще лет десять.
Потом как началось… (Yurii Volodarskyi)
В детском саду девочки нажаловались воспитательнице, что Вася (имя условное) матом ругается. Я так понял, что это самое страшное ругательство на земле, и звучит оно именно так: «матом». Следующее приближение к откровению было, когда я с полчаса выпытывал у мамы, какое именно слово заменяется словом «блин», – но она не раскололась. Наконец, увидев на железнодорожной платформе интригующую надпись, я сказал папе: «Отлично кто-то написал: Х*Й ВАМ!» – и тут-то смутившийся папа объяснил, что это и есть Матом и повторять это нельзя. (Лев Оборин)
С улицы я неприличное не приносила, потому что на улице не гуляла. Все самое нужное для жизни выучила в старших классах – в моем физмате были пацаны и я, нежный цветочек, и при мне они совершенно не стеснялись. Поэтому пассивный словарь был гигантский. Но я его совершенно не употребляла, и сказать «бля», не покраснев, не могла. Так и поехала в общагу. Соседи поражались на девочку, которая залипала в курилке и краснела от каждого матерного слова. Жить захочешь – не так раскорячишься, первая же сессия сломала это табу. А потом в конце 4 курса мы с соседкой решили, что сколько можно материться, давай попробуем говорить культурно, смотри, птички, травка, красота какая, можно же без мата. Следующие полчаса мы молчали. (Саша Смоляк)
Меня обучила всем матерным словам первая учительница. Она вскоре умерла от панкреанекроза, так что к ней у меня давно нет вопросов, а к директрисе, которая дала первый класс человеку, обезумевшему от болевого синдрома, у меня много вопросов по сей день. (Ася Михеева)
Мама научила читать меня достаточно рано. Я на радостях от осознания того, что все буквы, оказывается, складываются в реальные слова, вслух читала всё: объявления, вывески, а также надписи на скамейках и прочих таких поверхностях. Как-то ждали автобус на остановке, я сидела на лавочке и зачитывала всё, что на ней было выцарапано (естественно, приличного там было мало): читала я радостно, громко, ожидая одобрения и похвалы, ну а мама конфузилась и не могла меня заткнуть. (Lilya Matvejeva)
У меня между «узнать» и в «научиться» прошло много времени. Знать я знала из матерных анекдотов (от бабушки) и лингвистических задач (от мамы), но мне, конечно, ничего этого говорить было нельзя. Поэтому до 11 лет я ругалась словами «мерзавец, паршивец, как тебя земля носит», чем невероятно веселила одноклассников. А потом я пришла на конюшню. Лошадь животное умное, но нервное и нравное, а весит в среднем полтонны. В общем, мат не роскошь, а средство передвижения, даже врачи не умеют так разговаривать матом, как конники. Я вписалась в коллектив сразу же после того, как первый раз уронила седло себе на ногу. (Lala Greengoltz)
В конце второго курса мой парень научил меня выражению «промудохуеблядское пиздопроебище». Шикарное выражение. Я учила его полчаса, в поезде, по слогам. Мы ехали в зимней электричке, в руках у меня был аквариум с хомяком, месячные только начались, и никакое выражение не описывало мое состояние лучше, чем это словосочетание. (Саша Смоляк)
Я лежала в больнице в детском отделении, и там ко мне подошла серьезная голубоглазая девочка и сказала: «А ты хоть знаешь, что такое мат?». Я не знала. «Это три слова, которые никогда и никому нельзя говорить». И остаток дня я ходила за ней хвостом (а она была младше года на два, но тайна делала ее совершенно недосягаемой), пока не умолила. И тогда, тогда она мне прошептала в самое ухо все Три Слова: «Сука, б**дь и х*йморжовый!» (Maria Stepanova)
Дочка пошла в Израиле в 10-й класс в школу с большим количеством русскоязычных. Надо сказать, что помощник директора меня сразу предупредил, что ее научат материться. Через месяц после начала учебы дочка спросила, является ли слово «е**ться» матом. Услышав положительный ответ, удивилась: «А где же здесь трехбуквенный корень?» (Ирина Лащивер)
Мной в детстве часто занималась прабабушка, и было ей больше 80 лет. Во дворе росли дивные Цветы, но кто-то постоянно воровал их семена прям с цветника. Пра моя была очень этим недовольна. Она собирает, выращивает, ухаживает, а какая-то … приходит и семена готовые собирает. И вот выносит меня бабуля на руках во двор, а там пожилая женщина в клумбе копается – с ясными намерениями. И я как закричу: «АХ ТЫ, СУКА СТАЯЯ!!! (старая)». То есть говорить я еще толком не научилась, а вот материться – извольте! (Anna Tolstova)
Когда я училась в 1-3 классе (точно не помню), кто-то из одноклассников рассказал анекдот. Помню, что там было про Петьку, Чапаева, изучение иностранных языков и вот то самое (мы это произносили как «скокманду, скокотманды»). Думаю, тот, кто рассказывал, тоже не понимал, о чем речь, всем казалось, что это такая смешная абракадабра. В итоге я этот анекдот рассказала родителям и, кажется, гостям – тут не уверена. Никто из взрослых мне ничего тогда не сказал, и что это за слова, я узнала несколько позднее. Было стыдно задним числом. (Светлана Евецкая)
В шестилетнем возрасте лежал в больнице. Соседи по палате, мальчишки лет 10-12, уже вовсю оперировали этими самыми словами, даже, я бы сказал, с некоторой бравадой. И вот дед с бабушкой приходят меня проведать, и я в перерыве между судочками с домашней едой с невинным видом рассказываю им новости своей больничной палаты. В том числе и что «мальчишки на таком смешном языке говорят» . С полным перечислением, с чувством, с толком, громко декламируя на весь приемный покой. Деду и бабушке было неудобно перед остальными посетителями детского отделения. (Виталий Виндзор)
У меня ребенок в юном возрасте виртуозно ругался матом, потом как-то прошло. Года в два сказал бабушке, когда та пролила суп: «Акуятнее, бьять», потом бабушке же, которая малину в кустах собирала: «Зачем ты в эти бл*дины залезла». И самое эффектное, когда он с дедушкой ехал в давку в троллейбусе, худенький, шейка тоненькая, сказал грудным басом: «Ну что бьяди сгьюдились, язойдитесь». Где научился – понятия не имею. (Нина Боер)
В военном городке у бабушки и дедушки, где я росла и куда приезжала потом на каникулы, была девочка, которая рассказывала мне и моим подружкам, что есть такое слово «е-е». Вокруг него был какой-то ореол неприличности. Мы все спрашивали, что же это такое, она все не отвечала. Вредная очень была. Как-то сказала, что «е-е» – это такие таблетки, которые если принимаешь, можно забеременеть. А мой троюродный брат в том же военном городке подучил меня крикнуть каким-то девочкам, что они – х*й. Я честно крикнула, потом спросила его, что это такое. Он сказал – «старые ведьмы». Я не поверила. Через пару дней спросила у мамы. Она ответила, что не знает. Я ей тоже не поверила. Мне было лет, наверное, где-то между шестью и восемью. (Liza Rozovsky)
Фиг с ним, как я познакомился с матом. Годам к 20 я был уверен, что знаю его. Но попав в армию, осознал, что даже зная слова, смысл можно не понять. (Тимур Деветьяров)
Я в детстве считал, что самое страшное ругательство на свете – это слово ЖОПА. А слово Х*Й был выцарапано огромными буквами на домике на детской площадке, меня всегда это очень интриговало, но почему-то я никогда ни у кого не спрашивал, что же это такое. В частности потому, что одно из самых страшных воспоминаний раннего детства такое: у нас была соседка, то ли самогонщица, то ли просто где-то спирт тырила, и к ней все время ходила соответствующая публика. Иногда она им отказывала, так сказать, в обслуживании без объяснения причин. И вот однажды мы с мамой вечером гуляли (мне года 4-5, наверное) и я вижу, как какой-то ужасно страшный дядя замахивается кирпичом этой соседке в окно и кричит: Я ТЕБЕ ЖОПУ-ТО ВЫЕМ (так я это услышал, вполне возможно, что на самом деле он кричал «я тебя в жопу-то вы**у», не знаю). (Артем Андреев)
Я была книжным ребенком и знала, что слово «сосну» – это не только «сосна» в родительном падеже, но и глагол, означающий «посплю немного». И вот как-то я услышала анекдот про зайца, к которому все лесные звери ходили выпрашивать елочку на Новый год, а когда лиса попросила у него хотя бы сосну, он ответил: «Ладно, сосни, бери березу и иди». Анекдот показался мне чудесно абстрактным (как же никто из зверей раньше не додумался, что нужно было просто поспать, чтобы получить в подарок дерево!), и я рассказала его за столом в новогоднюю ночь. Только много лет спустя я вспомнила этот эпизод и поняла, что означали вытянувшиеся лица родителей и наступившая вдруг тишина… (Darina Sunstream)
Помню, как в первом классе наша отличница пожаловалась учительнице, что я ее «обозвала матом». Учительница попросила шепнуть на ушко, как именно. «Сволочь», – покраснев, ответила отличница. (Ирина Лащивер)
Мой муж как-то уехал работать в Анголу на три месяца, и я осталась одна с двумя подростками. Когда он вернулся, 15-летняя дочь ему сказала: «Знаешь, папа, оказывается, наша мама умеет материться». (Ирина Лащивер)
В пятом классе мы переехали, и я попала в школу с театральным уклоном. За год постигла весь словарь. Папа одноклассника, художник-постановщик, который помогал нам оформлять спектакли, был изумлен нашей лексикой, сказал, что так не матерится даже постановочная часть. Любимое слово осталось с тех пор – п**допроушина. Некий сложный маневр в узком неудобном месте – миновать п**допроушину. (Alena Shwarz)
Как научилась, не помню, но обучила «нехорошим словам» все свое окружение. Однако в семье никто никогда таких слов не произносил. (Наталия Абалакова)
Когда мне было девять лет, мы жили на даче под Вильнюсом и снимали деревянный домик в яблоневом саду у тетки по прозвищу Жадина. За забором были еще два больших деревянных дома, где жили другие дачники с детьми. Среди них был и мальчик Яша, который мне нравился, сын заядлого картежника и мамы, которая с папой скандалила. Я была отличницей с первого класса и профессорской дочкой. Жадина с уважением относилась к моим родителям. С дачными детьми мы ходили воровать яблоки по вечерам и вообще тусовались. Как-то мы играли во что-то и Жадина закричала: «Дети, кто сказал плохое слово? Признайтесь! Вот Анечка никогда бы такого не сказала!» А плохое слово сказала именно я. Но какое именно – уже забыла. (Anna Halberstadt)
Ничего интересного. Пригородный рабочий поселок, из которого я каждое утро, вместе с едущими на смену работягами, ездила в городскую гимназию. Она была с «углубленным изучением английского языка», но я пока до нее добиралась, во всей полноте и совершенстве познала русский матерный и его всеобъемлющую лаконичность. В принципе до сих пор умею так разговаривать. (Лисичка Полярная)
Слову «б**дь» научился в детском саду, а слову «х*й» – в первом классе. В обоих случаях я знал, что это плохие слова, но не понимал, что они означают. С х*ем вообще смешно вышло: идем с одноклассником ZZ в школу, по пути на гараже написано. Я у него спрашиваю, что это. Он говорит: «Это хулиганское слово, плохое очень». Я, таким образом всосав означающее, пытаюсь вытянуть из ZZ означаемое, дабы постичь знак во всей соссюровской полноте. «А что оно значит, это хулиганское?» А ZZ никак мне не помогает – видимо, сам не знает. Ну, прихожу из школы домой и спрашиваю у бабушки – ленинградского кандидата наук, женщины суровых взглядов на приличия: «Бабушка, а что такое х*й? Я знаю, это плохое хулиганское слово, и говорить его нельзя, – но что оно значит? Я говорить его не буду…» И тут бабушка взвивается: «Кто тебя научил??!!» – «Да на гараже было написано, ZZ сказал, это плохое слово» – «Ах, ZZ!!» И понеслось. Пришлось идти во двор за познанием мира и знаков его. (Владимир Тодрес)
У нас в детском саду (1972 г.) страшно неприличным словом считалось «помойка». И при этом безумно смешным. Услышав его, полагалось всегда смеяться. Этим пользовался мой насмешливый папа, и стоило мне заплакать, он говорил: «Помойка!», а я сквозь слезы, и сделав большие глаза, отвечал: «Ха, помойка!» (Олег Лекманов)
Согласно семейной легенде, после первого дня в детском саду я, увидев пришедшего меня забирать отца и спеша поделиться новоприобретенными знаниями, сказал ему радостно: «Папа, иди в жопу». (Николай Эппле)
Помню, как мой сын в три года прочитал на стене простейшее трехбуквенное слово и спросил меня о значении. И я сообщила ему, что это базовое понятие инвективной лексики, что инвективная лексика есть в любом языке, но именно в русском она маркирована дополнительными коннотациями, – в общем, он увял, чего я и добивалась. А следующий подход к снаряду случился года через два, когда ему уже рассказали все слова и он поделился со мной новым знанием – и тут мы уже рассуждали, почему для нас обоих мужской вариант по звучанию предпочтительнее женского. (Галина Ельшевская)
Помнится, в глубоком детстве, на югах, в Крыму, научили меня подружки страшному слову «епание». На мой наивный вопрос – «может, Япония», смеялись и говорили: вот не скажем, что это, в лагерь поедешь, там узнаешь. В лагерь мне не хотелось, и родители меня туда не отдавали, потому долгие годы слово это оставалось для меня загадкой. Песня Окуджавы со словами «…старинное вы пан, я пани» казалось чем-то сакрально-неприличным. И вот, познав настоящий мат, поняла я, что да, существуют неприличные слова, но это не оно, а «епание», или, как говаривала моя подруга Полина Иванова, еще и «беляш», «зраза» и «сочничек»… (Юлия Скородумова)
Мой сын в старшей группе садика вернулся домой и сказал, что теперь знает очень плохое слово, но нам сказать не может. После уговоров все-таки сказал. «Тысяча чертей!» (Ахметшина Динара)
Мне было лет 7-8, когда мы переехали в другой дом. И вот идем мы с мамой по новому двору, я вижу вдалеке (и слава богу!) девочку и комментирую: а вот эта проституточка живет на таком-то этаже. Где услышала это слово, а главное, какое значение ему приписывала – ей-богу, не помню, помню мамино удивление и свое смущение.
Надо сказать, что гораздо более криминальные слова я к этому времени уже знала и значение их хотя бы примерно понимала, только с ежиком – в смысле, проституткой – вышел облом. Кстати, мы с мамой обе филологи, так что и она от слова «х*й» в обморок не падала, и я матом не ругаюсь, а разговариваю. (Ирина Шихова)
Основную массу матерных слов я узнала как-то само собой, потому что в начальной школе у нас свободно матерились уже все или почти все. Наверное, потому что в семьях и дворах многих моих одноклассников детей в этом смысле не стеснялись. При этом мы понимали особенность таких слов, и никаких неловких ситуаций я не помню. У меня же в семье никто никогда при детях не выражался. Исключением было слово «п**дюли», которых дед по маминой линии регулярно обещал выдать нам с братьями. И вот лет в 15, когда папа, замявшись, использовал вместо обиходного слова «дедовых гостинцев», до меня, как в известной песне, вдруг дошло, от какого корня это слово. (Софья Печальнова)
Когда я должен был пойти в первый класс, мама рассудила, что там я все равно всё услышу, но притом в искаженной форме. Поэтому она взяла дело в свои руки: провела беседу о сексе и научила всем ругательствам. В результате мой авторитет в школе был весьма значителен. До сих пор мой друг вспоминает, что именно я, и именно первого сентября, просветил его, что дети не находятся в капусте. (Yaroslav Buzko)
У нас в группе детского сада был мальчик, по странному совпадению – Вовочка. Но этого Вовочку надо было видеть. Такой корейский ангел – маленький хорошенький мальчик всегда в гольфиках и часто в белой рубашечке. Он нас всех и научил. (Светлана Орлова)
Все положенные слова узнал во дворе довольно рано, в первом классе мы уже были все в курсе. И вот нас однажды кто-то (мы потом, конечно, узнали, кто) заложил классной руководительнице. Которая тоже вполне была в курсе всей палитры, и (это мне потом уже было понятно, когда я с ее мужем на рыбалку пошел) удивить ее было сложно. Но как положено, нас троих она поставила у доски, отчитала и сообщила всему классу, что наши родители будут вызваны в школу. А нам она велела написать на листке бумаги те слова, которые мы произносили. Мы с одним моим товарищем были уже в курсе, что «маты» бывают разной степени запрещенности. И написали хитрО: «жопа, ссать, срать». А вот третий наш одноклассник написал что-то длинное, долго он выписывал слова. И когда классная наша наши записочки, быстро окинув взглядом, смахнула в стол, а его листок стала изучать, мало понимая, что написано, он подошел к ней, заглянул, и когда она спросила:
– Андрей, а это что за слово? – звонко на весь класс выкрикнул :
– А это, Нина Яковлевна, йобтвоюмать! (Сергей Муравьёв)
До определенного момента ругалась исключительно по-польски. Мама научила. (Лидия Симакова)
У меня был случай, когда я поделилась с подружкой словом «п**дыш», услышанным от бабушки. Делилась сакральным я с ней по телефону и боялась, что меня услышат, поэтому произносила это слово по буквам задом наперед. Подруга впечатлилась. А еще был эпичный случай, когда дедушка при мне – пятикласнице – крыл матом старшеклассников за то, что они ругались матом. На мое недоумение дед ответил, что ему можно, а им еще нельзя. Но к слову сказать, какое-то время родственники держались и при мне не старались не выражаться, и я не знала, что такое «три буквы» и «да она такая бэ». Мучительно гадала, ища варианты. И не понимала, почему сторон четыре (туда тоже посылают, но с ними все ясно), а загадочных букв три, не хватает же. Хотя слово на букву бэ в качестве междометия я как-то услышала и начала произносить вполне по делу, но меня отучили. На время. (Яна Середнёва)
Из первой своей смены в пионерлагере я привез не только слова, но и частушки, вроде «поезд едет, рельсы гнутся, чего-то там два попа е**тся». Старшая сестра записала всё в нотную тетрадочку, которую взял полистать наш папа, после чего родитель бегал с криками по квартире, и чтоб окончательно нас опозорить, показал родителям Юнны Мориц, бывшим у нас в гостях. (David Dector)
До 13 лет дожила, слыша только «б**дь» ( кстати, долго думала, что заканчивается на ть, пока подруга не просклоняла и доказала тем самым, что на дь). В 13 лет в школе была дежурной и вытирала доску, подошел однокашник и сказал, что я никогда не смогу написать на доске две первых буквы и последнюю в слове художественный, я поразилась и немедленно написала – класс ржал до потери сознания, а я, ничего не понимающая, стояла с вытаращенными глазами. Потом года три ( очень долго!) я приставала ко многим людям с вопросом: скажи, пожалуйста, что значит слово х*й ? И эти бедные люди или смеялись, или тушевались, но не объясняли! Узнала, что это значит, лет в 16-17, не помню, к сожалению, от кого. (Ольга Дорджина)
Сестра, делясь с мамой впечатлениями от посещения сада, гордо сообщила, что теперь она знает два матерных слова, на «п» и на «ж». Мама призадумалась: на «п» знала, а что ж такое на «ж»? Оказалось, «писька» и «жопа». (Мария Абрамова)
Мне было четыре, я умел писать все буквы, и соседские девчонки постарше подговорили меня начертить палочкой на земле ЕБАЦА и смеялись почему-то. (Igor Rubinstein)
Когда мне было лет 12, мы с друзьями поехали на фестиваль школьных театров в Польше и неделю жили вместе со шведскими и польскими детьми в маленьком селе недалеко от Познани. Мы с лучшей подругой Иркой, задружившись с местными сельскими девочками, попросили их научить нас ругаться матом по-польски. Девочки сперва наотрез отказались, но мы предложили в ответ научить их русскому мату. Любопытство победило, и они сказали, что в принципе сделка возможна, но сначала надо уйти в такое место, откуда не будет видно колокольню костёла. Поводили нас переулками, привели в кусты. Все это было страшно волнительно. И вот мы сидим вчетвером под кустами на корточках, и одна из девочек, воровато оглядевшись, громко шепчет: «Х*й!! п**да!!» (Мария Середа)
Мне было семь лет, я попал в детскую больницу на обследование. Пацаны в палате рассказывали басню, в которой кульминацией являлось обращение льва к зайцу: «Кого-кого, косая б-дь, ты собираешься е-ть?..» Стихи привели меня в восторг, потому что слова были незнакомые и смешные; я выучил всю басню с первого же прослушивания. Когда мама пришла меня навестить, я ей с восторгом все и выложил. По мере того, как мама начала бледнеть, я стал догадываться, что, видимо, дело в незнакомых словах, и попытался заменить на знакомые и приличные с теми же окончаниями, но получилось плохо. Мама устроила скандал медсестрам, а они ей только и ответили – да он сам тут бегает, всем рассказывает. Что, вполне возможно, было правдой… (Александр Алабин)
В два года, живя в селе Сростки, отлично говорила: «Пох*й, Санек!» Мои родители квартировали у местного фельдшера, который именно так отвечал на почти все запросы моего папы. Вскоре меня привезли с визитом обратно на историческую родину, в город Ленинград, где бабушка в первый же день предложила мне на выбор к завтраку кашу манную или кашу гречневую. «Пох*й, баба!» – радостно ответила я. (Нелли Шульман)
Старший брат меня научил. И однажды за ужином решил продемонстрировать маме с папой.
– Дашенька, скажи, как зовут дедушку Ленина?
Я, громко, со счастливой улыбкой:
– Владимир Еблевич!
Мне было три. Брату одиннадцать. Он думал, что мне влетит, а влетело ему, конечно. (Дарья Максимович)
Я в 11 лет впервые поехала за границу, в Польшу. Долгая дорога на автобусе, и вот спустя много часов выхожу на вокзале в Варшаве, осматриваюсь по сторонам, и тут случившийся рядом поляк, разговаривая сам с собой, в сердцах восклицает: «Курва!» Подружка с украинскими корнями тут же любезно объяснила, что это значит, а у меня первое впечатление от заграницы. (Анна Ростокина)
Меня старшая сестра научила считалочке «Филя, Хрюша и Степаша – мудаки, а Каркуша – проститутка. Раз, два, три». Мне очень понравилось, но я понимала, конечно, только имена персонажей. Потом мы сели в машину с мамой и моим интеллигентным еврейским дедушкой, поехали в Пушкинский музей. Я, конечно, выдала только что выученное стихотворение. Дедушка побелел, мама покраснела, я ничего не поняла. Приехали в Пушкинский, и пока смотрели выставку, я бесконечно повторяла этот стишок, несмотря на то, что мама шикала на меня все время. Потом, вечером уже, мама спросила, знаю ли я, что значат эти слова. Я сказала, что нет. Мама ничего не сказала про мудака, но объяснила, кто такая проститутка – дословно «это женщина, которая продает свое тело». Я потом каждый раз, когда видела женщин, продающих что-то в подземных переходах, смотрела, не продают ли они тело. Я себе представляла это так, что у них совсем нет денег, безвыходная ситуация, и они тогда по чуть-чуть отрезают и продают. Например, сначала одну руку, потом другую, потом ноги, а в конце уже остается только тело и голова, и они и их продают. (Анна Кегелес)
Нет, я и раньше эти слова знала, но это были единичные экземпляры, и мне (английская, музыкалка, хореография, бабушка-учительница) пользоваться ими просто не приходило в голову. Пока в 13 лет я не попала на месяц в больницу, а там лежали девочки-ровесницы с Компрессорного (район Екб). С тех пор у меня свободный «французский», а после лекции М.Липовецкого по творчеству Ю.Алешковского в Лицее – еще и с приличным произношением. (Та Ши)
Лет в восемь подружки спросили у меня, знаю ли я «матные» слова. Я призадумалась, а потом уверенным шепотом ответила: знаю, «дурак» и «чёрт». Девчонки решили меня просветить, но, видимо, стеснялись или боялись произносить те самые слова напрямую, и поэтому говорили загадками, требуя, чтобы я додумалась до пропущенных слов и намеков самостоятельно. Помню, это были бессмертные строки: «Тихо в лесу, только не спит барсук. КХМ! барсук повесил на сук, вот и не спит барсук» и вариация с дроздами: «знают дрозды, что им подадут КХМ-КХМ!». С барсуком я отчаялась угадать, а с дроздами пыталась хотя бы по рифме догадаться, и тогда подруга решила подсказать: оглянувшись, нет ли рядом кого, она быстро начертала мелом на асфальте слово ПОПЫ, а потом густо его зачеркнула. «И где же тут рифма?» – подумала я и разочаровалась в мате до института. (Светлана Белая)
В дошкольном еще возрасте пришла домой со свалки за гаражами, перемазавшись краской. После безуспешных попыток оттереть ее с рук сказала маме, что краска ни хера не отмывается. Пришлось объяснять, откуда знакома с этим выражением. Гаражи и их обитатели. (Oksana Gaspazina)
Мой дед и дня не мог прожить без того, чтобы не вставить крепкое словцо к месту и не к месту. А в детстве мы с родителями как раз жили в одной квартире с дедом и бабушкой. Поэтому трехлетней мне как можно раньше и строго наказали, что известное слово, которое пишут на заборах – нехорошее и говорить его нельзя. Но с детьми всегда действует закон «больше всего хочется того, что нельзя». И поэтому я где-то год донимала родителей и бабушку слезными просьбами «хочу материться». Как-то раз мама пожалела меня и сказала: «Иди к окошку на кухне и матерись там, чтобы никто не слышал». Я подошла к окну и долго повторяла «б**дь, б**дь, б**дь». С одной стороны, это было огромное облегчение, а с другой – я стояла у окна, материлась и плакала, потому что мне казалось, что я делаю что-то очень плохое. Прошло 20 лет, и теперь я считаю мат не чем-то ужасным, а вполне себе важной частью национальной культуры. (Марина Кирюнина)
Знала эти слова из литературы и анекдотов, но долго не употребляла – заменяла эвфемизмами. Самый любимый эвфемизм, полученный в подарок от подруги — «какого мужского полового срамного детородного уда». А чему правда хотела бы научиться, так это идишским проклятьям. Вот с выдумкой люди к делу подходили. (Мария Вуль)
Самыми страшными словами в моей жизни были «жопа сраная», которым я научила четырехлетнюю младшую сестру. Эти слова можно было петь в песнях на якобы на ходу придумываемом «иностранном языке», и для пущей маскировки они звучали как «жопэ сранэ». Но все равно при взрослых надо было их по возможности «запикивать». Удавалось не всегда. А вот где я их изначально подобрала, не помню. Троюродный брат, скорее всего. Шесть лет и обширные знания по части того, за что попадает по заднице. С матом тоже не помню, как началось. Сидела в шестом, что ли, классе на классном часе и в упор не понимала, когда классная говорила: «Очень плохо, что у нас девочки матерятся». Мне при этом представлялись какие-то неуставные отношения с матерью. Спросить, а что такое материться, при том, что весь класс как бы знал – было стыдно. А потом незаметно оно пришло в мою жизнь… (Svetlana Usataya)
Познакомилась с неприличными словами благодаря мальчишкам в школе – они эти слова говорили и на партах писали. А начала пользоваться после того, как волонтером побыла в конюшне цирка шапито. Там не матерились – там просто на мате разговаривали. (Евгения Чикурова)
У нас есть семейная байка про то, как мама с папой спорили, можно ли мне, шестилетней, разрешить читать «Про Федота стрельца, удалого молодца». У книжки была вполне сказочная обложка, и я схватила. Папа считал, что можно, а мама – что рановато. Папа победил, и я удалилась читать. Через какое-то время мама приводит меня к папе на кухню и говорит: «Вот сам теперь и объясняй ребенку, что означает «зовет царь генерала, штырь ему в забрало». (Мария Середа)
На соседнем доме прочел – рановато научили читать. (Андрей Пермяков)
У нас могла ругаться бабуля. Она легко сердилась и легко отходила от ссоры. У нее было два ругательства «розгад вашу морду» – это когда вышла из себя, и «а розб**дь вашу мать» – это когда надо уже было прятаться. Все эти ругательства существовали сами по себе, они обозначали только степень гнева бабули и знакомым словом было разве что слово «морда». Смешно, но много лет я думала, что для ругательств слова придумываются безотносительно частей тела или действий, и слова «х*й» или «б**дь» были просто такими специальными словами для ругательств, что-то типа крика «ура» или «караул». Когда подружка-соседка рассказала мне, что к чему, – я была в ужасе. Она поняла это и решила закрепить успех, рассказав мне новое слово и его значение. «Ибацца», вот какое слово я знаю с тех пор. (Людмила Ефремова)
Мне 8 лет. Бантики в косах, гольфики до коленок, покрытых зеленкой, сандалики, юбочка в складочку… Гордо стою на стульчике перед толпой гыгыкающих молодцев и ооочень выразительно, громко и звонко читаю с листочка подсунутый хохочущим старшим братом «Гамлет, або феномен датського кацапізму» Подеревьянского… (Элла Лисова)
Плохие слова я узнала в лагере, из неприличных анекдотов. Первый раз меня отправили в зимний лагерь в 3-м классе, в 9 лет, лагерь был «приличный, от маминой работы». Мама работала в каком-то НИИ. В лагере жили в палатах по двое, моей соседкой была Ленка, она умела делать шпагат, мостик стоя и рассказывала анекдоты. После каждого она спрашивала – дошло? И если нет, очень смеялась. Те, где «не дошло», я помню всю жизнь. Например, был анекдот про мальчика, который не умел выговаривать букву р. Он позвал девочку на е*алку, а она обиделась, и дала ему в е*ло. Ленка не объяснила, что тут смешного, сказала – у мамы спросишь. После лагеря я так и сделала. Мама тоже ничего не объяснила, сильно отругала, велела «таких слов» никогда не говорить, и ееё сказала, что Ленка из «плохой семьи». Стало ясно, что остальные анекдоты лучше маме не рассказывать. Еще был непонятный анекдот про Василия Иваныча, Петьку и Анку. Там Петька все время прибегал и сообщал Василию Иванычу, что, дескать, «у Анки е**тся», а тот поправлял – мол, не е**тся, а сношаются. В конце концов Петька говорит: смотрю – сношаются, пригляделся – е**тся. Кто все эти люди, я все-таки узнала у мамы, но чем именно они занимались, удалось выяснить только через полгода, в летнем спортивном лагере. Там мы жили все вместе в одной палате, человек 20. Все девочки были после 6-го класса, и только мы с одноклассницей Машкой – после 3-го. Старшие девочки рассказывали анекдоты каждый вечер после отбоя. У нас, мелких, была покровительница из старших – Маша, ровесницы не дружили с ней, так как она была высокая и очень худая (дистрофик, дылда или доска-два-соска – так ее дразнили). И вот эта Маша плела нам косички и, как могла подробно, объясняла все матерные слова и заодно все, что сама знала про «половую жизнь» (слово «секс» не употреблялось). Не до конца ясным оставалось слово «проститутка». Это была «женщина, продающая свое тело». Каким образом это происходит, Маша не говорила, но советовала почитать рассказы французского писателя Гида Мопассана. Мопассан был тайно и с упоением прочитан в 4-м классе, и с этого началась взрослая жизнь. (Ekaterina Yablonskaya-Mikhailova)
Мы с кузиной научились ругаться в осознанном возрасте, когда расписывали фреску на большом объекте. Строители матерились непрерывно, точнее, разговаривали только матом. Первый день нам, воспитанным девушкам, сильно резало ухо, и на второй резало, и на третий, а на четвертый мы дружно выругались, когда разлилась краска. А до этого я даже про себя не материлась. После четырех лет работы дизайнером интерьера матерюсь виртуозно, строители другой язык не принимают. (Нурия Бикинеева)
Когда и от кого научилась неприличным словам, увы, не помню. Скорее всего, от дедушки-гаишника. Зато у нас есть две семейные легенды. Первая – мы с мамой в гостях у тети, мама с тетей раскладывают пасьянс и сплетничают, я волнуюсь, что, кажется, не успею домой до начала «Спокойной ночи, малыши». Периодически подергиваю маму, слышу в ответ «Сейчас пойдем», никуда не идем. Наконец, по словам мамы, они с тетей вышли в зал, а там я, уже полностью одетая, втыкаю в телевизор на заставку «спокушек», а потом поворачиваюсь к ним и говорю: «Б**дь, ну я же говорила, что не успеем». Ну и вторая – как я маршировала по квартире под собственный аккомпанемент «Ё* твою мать».
Жаль, ни того, ни того сама не помню. (Nadežda Wedenejewová)
Я в принципе знал все неприличные слова, но употреблял их очень редко, пока однажды не начал работать в 19 лет, очень поздно возвращался с работы вместе с первым моим боссом, человеком-легендой Дмитрийсергеичем, и мы шли по адовым колдо*бинам и льду в темноте. И я поскользнулся, чуть не упал и сказал «упс». И он говорит: вот сразу видно нерусского человека, русский человек сказал бы «б**дь». И с тех пор я «упс» не говорю уже. (Семен Кваша)