Кто-то неудачно покурил в кругу неблизких знакомых, а кто-то пошел поплавать в Коктебеле. Кто-то полез доставать сбежавшего кота, а кто-то был сбит машиной, участвовавшей в погоне. Кому-то врач во время операции случайно вскрыл ножную артерию, а кто-то провалился во вкопанный колодец. Мы попросили наших читателей рассказать о том, как они однажды чуть не умерли. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Лежал в реанимации, где мне упорно ставили инфаркт, прохлопав гемоглобин 8 и желудочное кровотечение. Отлично помню, как проснулся ночью и почувствовал, что от меня больше ничего не зависит: мое тело сейчас решает, как оно дальше будет. Было очень спокойно. Думал о том, что любимые знают, что я их люблю, долгов нет, дела мои вроде в порядке. Заснул. Проснулся живой: кровотечение остановилось. (Т. Ол.) (Unnamed)
Мне было лет пять, я играла на берегу замерзшего пруда, и мой плюшевый котенок выехал на лед. Я побежала за ним и провалилась. Говорят, меня спас какой-то случайно проходивший мимо дядька. Я ничего этого не помню и вообще не помню, как попала домой, а помню, что было страшно темно и почему-то страшно горячо. (Марина Кешина) (Unnamed)
Мне было пять лет, я заболела пневмонией, на которую жаловалась, видимо, что живот болит, так как вызванная докторша упорно твердила «да глисты у нее». Год 1992, ноябрь. Родители и их родители вообще не врачи, верят, что если врач говорит, то врач знает. Бабушка и дедушка уже собрались на дачу за тыквенными семечками (вроде как помогает от глистов), тут за чем-то забегает соседка, видит меня и говорит домашним: «Вы охренели, тут у вас ребенок сейчас умрет, быстро скорую вызывайте!» В общем, меня забрали на скорой, прооперировали, потом девять дней в отделении реанимации провела и еще несколько недель лежала в больнице. (Евгения Вишневская)
Ехала в автобусе у окна. Внезапно откуда-то появился грузовик, который едва не въехал углом кабины как раз в то окно, около которого я сидела, буквально на несколько сантиметров с автобусом разминулся. Было, мягко говоря, неприятно. (Аля Командос)
Мне было три года, на лето родители отправили к бабушке. Во дворе стояла большая металлическая ванная, в которой бабушка полоскала белье. Я подошла и за чем-то потянулась, и упала туда, и чуть не утонула. Об этом знаю от родителей, им сначала бабушка ничего не сказала, но когда они повезли меня на море, я напрочь не хотела заходить в воду. Потом переросла, но остаточный страх воды и глубины остался до сих пор. (Вера Склярова)
Я умирала не однажды, и вот последний опыт вдруг оказался эмоционально позитивным. Но мне было ради чего задержаться здесь, только поэтому я еще не там. Как-то неожиданно было встретить в лице смерти столько эмоционального тепла, принятия и сочувствия. Чуть не осталась. (Ellen Avdeyev)
Первый раз в жизни я захотел покончить с собой, когда мне было лет 6-7. Это было на Новый год. Родители не разрешили мне снимать конфеты, привязанные ниточками к елке, — ждали гостей. Надо было, чтобы было красиво и нарядно. Ну, дали одну или две… Конфеты были не дешевые и на счет. Пришли гости. Выпили, включился магнитофон с Лещенко — Сокольским — Виноградовым, потом мама взяла гитару и стала незнакомым голосом петь романсы. Меня покормили холодцом и отправили спать. Я обиделся смертельно — в буквальном понимании. Накинул пальто, но без шапки вышел на крыльцо и стал, рыдая, замерзать насмерть. Стоял и умирал прямо на крыльце. Надеялся, что когда противные гости и нелюбимые родители начнут выходить, то споткнутся о мой труп и все поймут. А будет поздно. Минут через пять мне стало скучно и я пошел умирать во двор. Умирая, ковырял валенком снег, вытаптывал тропинку и вытоптал ее до ворот дома. Напротив, через дорогу, был «наш» гастроном. Родной. Куда весь двор ходил в тапочках, в халатах и в трусах — если свежие. Дверь гастронома в новогоднюю ночь была приоткрыта, и через нее в свете тусклого фонаря какие-то дядьки выносили пакеты и ящики. Они сделали несколько ходок, относя все за угол гастронома. Что они там делали — было не видно. Я стал подмерзать, и ноги сами меня понесли в натопленную спальню… Решив, что умру в другой раз, я бухнулся в кровать и заснул. Утром во дворе (11 семей!) ходил милиционер и что-то спрашивал. Оказывается, в новогоднюю ночь Наш магазин обокрали. Соседи возмущались, но рассказать ничего не могли. Но у них был Я!!! Я рассказал про дядей. Когда расспросили родителей о времени подачи холодца, восстановили и время ограбления — почти полночь. Я чувствовал себя героем. Тетя Поля, соседка, воскликнула: «Они же могли его убить!» Все замахали на нее руками и стали стыдить. Я же, который мог в эту ночь умереть дважды — от холода и от злодейского ножа, проговорился маме, что замерзнуть решил из-за невыдачи конфет… К концу 1 января на елке не осталось ни одной конфеты — я лишь разглаживал и складывал в стопку пахучие фантики. Это была школьная валюта. (Александр Манолов)
В 23 диагностировали сложную форму онкологического заболевания. А я только вышла замуж, 5 курс вуза. В студенческой поликлинике был шок у врачей — роэ 80!
И по полной программе — химия, облучение. Помню очень веселую палату в отделении химиотерапии. Хохот стоял на весь этаж. Женщины со сложнейшими диагнозами, после операций — и столько радости жизни! …Приснилась мне тогда пустыня. Полуразрушенный дом. И прабабушка (она умерла до моего рождения) зовет меня с собой. Я говорю: «Подожди, мне еще надо доделать» (не помню что). Она меня торопит, торопит. А потом говорит: «Нет, не могу тебя ждать, оставайся». И ушла. И я осталась. И живу. (Ольга Акимова)
Мама и папа, стоя по шею в воде, толкали друг к другу надувной матрас, на котором сидела я. Мне было года полтора, я еще помню то чувство, что я не вполне умею управлять своим телом. Матрас перекинулся — я помню солнечные блики в воде и саму мутную воду. А потом был вид на себя, лежащую на берегу, откуда-то сверху, над рекой и над вершинами сосен. Самое странное, что мои родители наглухо не помнят этого эпизода. И я до сих пор не знаю — они забыли, как чуть не утопили меня, или это мои ложные воспоминания. (Лия О’Ди)
Тонул я дважды. В первый раз — лет в восемь. Был освобожден от физкультуры, но почему-то пошел вместе с одноклассниками в бассейн, впервые в жизни прыгнул в воду и на одной уверенности, что плавать — это просто, поплыл наискосок через бассейн. Плыть и правда было несложно, лишь одна ерунда не давала покоя — вода в ухе. Примерно посреди бассейна я решил поправить шапочку, сбился с ритма, забарахтался, захлебнулся. Вытащили багром. На то, чтобы снова поверить воде, ушло четыре года. Зато как поверил, стал плавать на скорость, на технику, на юношеский разряд (коего, впрочем, не получил). Вера в мои ихтиандрические способности сыграла со мною злую шутку несколько лет спустя. Лето 1997-го, мне двадцать, работаю в производственном отделе «ТВ Парка», и каждую неделю с утра пятницы до утра субботы мы сдаем номер. Пока в коридоре наполняется окурками миска-пепельница, я — некурящий — пью чифирь (восемь пакетиков дряннейшего чая на пол-литровую кружку), слежу за всем, что происходит в отделе, готовлю файлы, ставлю галочки в «птичнике»: в печать, в печать, в печать. Утром, когда все материалы проверены и улетели в типографию в Финляндию, я мчусь на первой «Ракете» с Речного в Витенёво, на дачу, где еще в пятницу собрались друзья, первые друзья в моей взрослой жизни. Одним жарким субботним утром мне захотелось вдруг переплыть Канал имени Москвы. А что? Могу ведь! Я молод, здоров, без пяти минут пловец-разрядник. Сутки работы, литр чифиря и здравый смысл не в силах остановить двадцатилетнего балбеса. Метрах в ста от берега вдруг прихватило сердце. Я задыхаюсь, тону, выныриваю на миг, снова тону, зову на помощь — не слышат, глотаю речную мутную воду (до сих пор помню ее вкус). А вот как доплыл до берега, не помню. Ребята сказали, что я плюхнулся без сознания на одного из них, незнакомая тетенька-сердечница из отдыхающих затолкала мне в рот нитроглицерин. Словом, выжил, но плавать разучился. Могу плескаться у берега, красиво и убедительно (наверное) махать руками, но воде больше не верю и ни за какие коврижки не заплыву туда, где не смогу крепко стоять на дне. (Модест Осипов)
В меня въехала машина, ехавшая по встречке с превышением скорости. Я на велосипеде переезжала через дорогу. Мне было восемь с половиной лет. Я ничего оттуда не помню, я просто проснулась в больнице после восьми дней в коме, с гипсом, перевязками и прочими прелестями на полтела. На мой удивленный вопрос — а какого хрена? — сидевшая рядом бабушка (моя) сказала, что я просто ехала на велосипеде и упала. Дальнейшие несколько месяцев, пока мама не рассказала мне правду, я усиленно гадала, как же это можно было так упасть. (Yuval OwlCat Root)
Жили с мч в квартире, в которой было полно хозяйского добра. В стенном шкафу за подушками и перинами нашлось охотничье ружье (неспокойные 90-е). Милый друг радостно его крутил туда-сюда и в какой-то момент взял меня, глубоко беременную, на мушку. Почему так и не нажал на курок — до сих пор загадка. Ружье оказалось заряженным. (Nina Argutinskaya)
В юном возрасте пошла в далекий магазин, почему-то долго не могла поймать маршрутку обратно, пошла пешком, очень сильно устала. На большой трассе на светофоре остановились машины. Я увидела свою маршрутку и пошла к ней через несколько полос… Машины поехали, я очень расстроилась и, ревя, пошла к пешеходной части, и меня чуть не сбили. (Елизавета Осипенко)
Служил срочную в стройбате, станица Зеленчук. Месяц жили в казарме, где температура стояла 3 градуса. Получил воспаление легких, причем диагноз себе поставил сам, так как в санчасть ни разу попасть не удалось. Сейчас думаю — хорошо, что туда не попал, только поэтому живой. Ну и спасибо занятиям спортом до армии. А выздоровел после того, как однажды ночью стало очень жарко, скидывал с себя в бреду одеяло, спасибо другу — вставал, укрывал. Но с того момента пошел на поправку. (Роман Никитин)
Лет пять назад полезла в море в шторм, два гребка и унесло к матери, а назад не получается никак. Пришлось сначала унять панику, вспомнить, что дома остался уже подрощенный, но еще не взрослый ребенок, и он меня ждет с пляжа идти в кино… ну и понять, что надо вперед плыть с волной, а грести, чтобы она не утащила назад. Потом еще раз такое со мной было, но не в шторм, а когда просто очень далеко заплыла… (Николь Толкачева)
В жару наклонилась помыть руки в Неве на спуске у Троицкого моста и упала в воду. Вообще я знала, что в Неве сильное течение, но тут впервые ощутила насколько. В последний момент буквально ногтями вцепилась в гранитную ступеньку и выбралась. Очень запомнилось ощущение могучей силы, которая тебя сейчас утащит. (Скейли Рамирес)
Года в три я немножечко тонула на Ланжероне. Меня подхватило небольшой волной, накрыло с головой и потащило от берега. Бабушка быстро спохватилась и вытащила меня, но ту минуту, что я была под водой, мне было очень хорошо, тепло и спокойно, как в животе у мамы. Лет в семь я научилась плавать и никогда не боялась глубины. (Наташа Пояркова)
Мне был почти год, в духовке пеклась курица, а я училась ходить с опорой. Обожгла обе ладони об дверцу духовки. Меня отвезли в травму, там идиоты вскрыли пузыри и занесли стрептококк. Помню, как ехали на скорой, а я видела ее как будто сзади и сверху. Потом лежала в больнице, где маме сказали — ты же еще молодая, еще родишь. К счастью, тут мне исполнился год, и я перешла из статистики «младенческая смертность» в статистику «детская смертность», в связи с этим пришлось меня спасти. От истории остались сложные отношения с горячими субстанциями и огромный шрам на щиколотке от капельницы. (Katya Perlin Eichorst)
Когда мне было около пяти лет, мы с родителям поехали в зимний вечерний лес с их друзьями. Мы с одним мальчиком пошли куда-то играть. Увидели бревна и начали по ним прыгать-перепрыгивать. Это был вкопанный колодец, то есть бревна, а посередине черная вода. И я прыгнула на этот черный квадрат, почему-то решив, что это просто доска другого цвета. Стало жутко холодно, пальто на мне намокло и тащило вниз, и я хваталась за скользкие бревна, чтоб вылезти, но соскальзывала. Это свое барахтанье помню до сих пор. Потом почувствовала, что меня кто-то вытаскивает. Этот мальчик очень быстро сообразил и побежал звать взрослых, и меня вытащил папа. Меня там быстро натерли водкой, завернули во всякие одеяла, а потом попросили ничего не рассказывать бабушке. Слышала, что этот мальчик (дяденька) сейчас в Израиле и вроде даже стал ортодоксом. (Вера Шевченко)
Я родила старшего ребенка и в его 4-5 дней попала в больницу неизвестно с чем. Даже в итоговой выписке одни предположения. Температура держалась 40 и выше около пяти дней, 23 часа в сутки я была на коктейле из очень сильных четырех антибиотиков, но ничего не помогало. Видимо, чем-то больничным в родах заразилась. Боль к тому же адская. Было так нехорошо, что мужа просили далеко не уезжать, так как в любой момент может и того… Лучше быть рядом. А как рядом? Мы недавно переехали в Израиль, денег нет, родни нет, больница в Иерусалиме, муж работает в Тель-Авиве, ребенок у друзей под столицей, весь отпуск потрачен на пребывание в больнице на родах, хехе. Но ничего, полегчало в итоге. (Rina Ginzburg)
Дали покурить впервые в кругу неблизких знакомых. Видимо, чуйку. Измена, гипервентиляция, пульс как у марафонца. В больнице (на скорой отвезли с сиреной)
дали полежать и отпустили. Но я-то точно знала, что умираю. Потом несколько лет боролась с дичайшими паническими атаками. Осторожнее с наркотиками. Даже с легкими. (Дина Школьник)
Упала в воду. Тонула на глазах у отца, он не сразу сообразил. Мне было пять лет. (Анна Москвина)
Купил детям орешки в кунжуте, положил пакетик в карман, где был ингалятор с потерянной крышкой. Когда начался приступ астмы, зачерпнул им рассыпанного кунжута и, не глядя, вдохнул… А астма — это, по сути, overreaction на какую-нибудь пылинку. Помню, что вот, всё, но отошел. Многое перетряс потом в жизни. (Виктор Меламед)
Как-то лет в 11 перебегал дорогу, думая, что она пустая. Неожиданно на середине пути увидел справа машину, мгновенно решил, что успею добежать до тротуара, и помчался дальше. Успел, но водитель резко затормозил и остановился метрах в двадцати уже после меня. Затем был разговор на тротуаре, подробности которого уже не помню. Сосед, увидевший все это в окно своей квартиры, вечером рассказал об этой истории моим родителям. (Алексей Охлопков)
Ну, первый раз я чуть не умерла в реанимации легочной московской больницы, куда я попала с двухсторонней пневмонией в жутком 2010-м году. Причину пневмонии за две недели моего пребывания в этой реанимации так и не выяснили, поэтому меня выпустили в терапию: когда диагноз не поставлен, больше 15 дней живого человека в реанимации держать не положено. Благодаря этому правилу я и выжила, потому что те две недели были без кавычек адом. И почти умирала там я регулярно. Потом у меня были три нейрохирургические операции, каждая с мед.комой на 8-9 часов. Каждая опасна настолько, что об одной такой операции в биографиях упоминают с придыханием. Что ж, у меня их было три. Перед третьей анестезиолог особенно часто упоминал, чем чревато, что странно: если бы я не пережила операцию, я бы не смогла возмущаться, что меня плохо предупредили… Но это не все! Еще у меня был курс радиооблучения в нашем онкоцентре. Всего три сеанса, но поскольку голова и близко к стволу мозга, очень опасно. Перед каждым сеансом меня предупреждали об этой близости. Но эти три раза близости к смерти были, по моим ощущениям, легкие, всего полчаса под аппаратом не шевелясь. Опять-таки, если бы задело, я бы просто перестала дышать и вряд ли бы что-то почувствовала. Третий раз я вообще задремала… Но мне надоело, конечно, вот это все. Опыт интересный, но никому не пожелаю. (Russell D. Jones)
Я однажды заварила себе травок от кашля, купленных в аптеке. Через три минуты после первого глотка у меня свело горло и я начала задыхаться. Произошла аллергическая реакция на что-то. Чтобы иметь возможность дышать, я засунула черенок ложки в горло и запрокинула голову. Таким образом немного открыла горло для дыхания. Было понимание, что умираю. Воздуха не хватало. К счастью, скорая приехала быстро. С тех пор никаких траволечений. (Irina Kara)
Я передознулся в пять лет прабабушкиными колесами от давления и пару раз задыхался от жесткой ангины. Всякий раз скорая успевала на последних секундах. (Ярослав Терещенко)
Я несколько раз вроде как случайно оказывалась в ситуациях на грани… В детстве, лет в десять (может, 11) бежали наперегонки с подружкой из школы, уже тогда никто не сопровождал. И решили быстро перебежать дорогу. Тогда, напомню, автобусы ходили нечасто, редкая машина проезжала (это примерно 1986-88), тогда еще окраина Москвы. И вот мы выбегаем на небольшую местную двухполосную дорогу… Зима, лед, мы катимся, орем, не заметили, как бежим по встречной полосе, еще нет реагентов и всюду льдище. Я разгоняюсь и качусь по долгой ледовой полосе… падаю и вижу в двух метрах от меня автобус. Тот старый, вижу открытые от ужаса глаза водителя… я лечу прямо под колеса… автобус (старая желтая советская аля буханочка) тормозит, как может, но его заносит, и он останавливается полностью сантиметрах в пятидесяти от моих ног. Все это происходит в считанные секунды, которые становятся тягучими… и я помню эти моменты до сих пор… пока водитель и автобус приходят в себя, я вытаскиваю ранец из сугроба и убегаю… наверное, тогда я еще не поняла, что произошло, но через несколько лет, вспоминая этот случай, поняла, что было чудо… (Olga Markusheva)
Однажды мы с другом были в Уэльсе на красивом пляже. Все купались, и нам захотелось. У меня не было купальника, а были большие страшные удобные белорусские труселя — но когда это меня останавливало. Пошла купаться в них. А волны большие, океан — это вам не Балтика. Я нырнула, а волна взяла да и сорвала с меня трусы. И понесла Посейдону в темные глубины. Я за ними, поймала — а меня на глубину тащит, совершенно не получается идти к берегу, при том, что ноги дно достают. Хорошо, друг поймал меня и вытащил вместе с трусами. Страшно не было, было смешно, но могло закончиться плохо. (Ананастя Ананасова)
Мы с друзьями поехали в Доломиты. Казалось бы, интеллигентные люди, все с докторской степенью… но в какой-то момент решили, что раз в этих горах зимой катаются на лыжах, то почему бы нам не съехать по тому же маршруту на попе по траве? В процессе, когда я летела вниз, к водопаду, я думала, что всё — настал мой смертный час, и давала богу обещания, какой я буду праведной, если он поможет мне остановиться (я атеистка). Бог помог, и из всей нашей компании я отделалась самым легким испугом и была тем, кто позвал помощь. Остальные переломали руки и ноги. Задницы потом у всех были черные, как на фотографиях приговоренных к порке саудовцев. (Leah Borovoi)
Мммм.. В физическом плане не было. А вот в психологическом — неоднократно. Не жалею. Интересный очень опыт. Нагуглил даже описание своих переживаний, тогдашнее — по свежим следам. 2005 год. За два года до встречи с будущей женой. Ох, как я бесоебил… Все пропало. Абсолютно все! Меня нет и я есть. Одновременно. Есть я и музыка, музыка — это я. Энергия. Нет ничего, ни глаз, ни ушей, ни ног — ни-че-го. Одно чувство, одно ощущение, глобально. Я — нерв, мозг, я не знаю, кто. Ведь, для того, чтобы осознать себя, нужны точки отчета, а их — нет! Слова ничтожны и не могут передать весь липкий восторг вперемешку с ужасом. Я — мысли, я вселенная, пульсирующая живая, выгнутая дугой (отлично помню это ощущение) словно мост.
Страх и восторг. Катались на американских горках? Вот если все ощущения от этого аттракциона усилить многократно, то я ощущал примерно то же самое. Причем не органами чувств, а не понятно чем и как. Сознание взбесилось. Растеклось, распалось, рассыпалось, расширилось многократно и ухнуло куда-то (вниз?). Жуть от глобальной потери ориентиров… и лишь пульсация имеет смысл. Тягучая, с оттягом, такая, которую хочется ускорить, но она не ускоряется, а напротив — замедляется вязко. Вот именно — вязко, вязко, вязко…
О
Т
П
У
С
Т
И
Т
Е
!!!
мысль или крик. Не знаю. У меня нет рта. Я вселенная и, похоже, не один. Перпендикулярный поток энергии (не знаю, как сказать точнее), враждебный мне, попытался отсечь от меня одну треть. Я осознавал четко свою цельность и ощущал, как часть меня куда-то отрывают. Куда-то в небытие. Что-то враждебное.
А…а….а…а…а…
Где-то в моей вселенной, во мне сошли лавины, произошли землетрясения и несколько поездов сошли с рельс. И это длилось бесконечно долго. Времени не было. Это испугало, а после — удивило, а потом я опять потерял контроль. На самом же деле, как мне сказали после, я просто выронил кальян, и с моих джинсов друзья стряхивали угольки. Открыл глаза. Вышел ОТТУДА, мокрый, попытался сбросить с себя наваждение, но после понял, что можно просто плыть, глотать густой воздух кусками. Лежать. Глаза вернулись на место. Вернее — зрение вернулось. Но не тело. Где-то на периферии ползали змеи, не опасные, но противные. То змеи, то виноградные лозы, то плющ. Я не разобрал. Что-то змеилось и видоизменялось. (Семен Чирков)
Однажды на левом яичнике лопнула какая-то киста, в живот вылилось больше литра крови, было тепло, спокойно, и я периодически уплывала в обморок, медленно погружалась в ничто и возвращалась обратно. Мой дорогой бегал вокруг, переживал, а мне было хорошо. Потом он меня нес на руках в скорую, а я продолжала летать туда-сюда. Проснулась утром в палате с повязкой на животе. Сколько времени прошло — было непонятно… (Sofia Evglevskich)
Меня давил ЗИЛ-130, я падал в горную реку, попадал в несколько мотоциклетных аварий, срывался с веревки. Но ЗИЛ, наверное, самое яркое воспоминание, потому вот как сейчас помню, что в момент, когда он проезжал по моему подростковому телу, я стоял в стороне на газоне и видел все это со стороны. Большое чудо,что дожил до пятого десятка at all. (Василь Літвіненко)
Осенью 1988 ждал повестку в армию. Перебегал шестиполосную дорогу по диагонали, услышал, как сигналит машина сзади. Ускорился, уже выбежал на вторую половину дороги — машина обогнала меня, выехав на встречку. К счастью, аварии не было. Вечером пришлось вызвать скорую — флегмозный аппендицит, вырезали под общим наркозом. Задумался тогда. Как в миллиард лет до конца света — кто-то огромный два раза промахнулся. (Anton Karpov)
Я стал миллионером в 25. На павловской денежной реформе. Успешный бизнес и два телохранителя. Все как положено. Они были старше меня, офицеры-афганцы. Больше походили на дядек молодого повесы. Опекали. А потом в меня стреляли. На выходе из ресторана. И они закрыли меня собой. Сергея сразу в сердце, Игоря — в шею. Игорь умер в моей машине, не доехали до больницы. Я не знаю и уже никогда не узнаю, на что они среагировали быстрее пули. А Игоря я хотел уволить за несколько дней до этого. Он, кроме прочего, возил мою любовницу (я был женат, но любовница полагалась по штату) и переспал с ней. Я был очень зол. Сергей уговорил оставить: Он тебе одолжение сделал, зачем тебе такая?! Если бы уволил, он был бы жив, а я мертв. (Андрей Лев)
В Коктебеле пошла поплавать. А уплывала я всегда далеко от берега. Плыву, смотрю в сторону берега и вижу, что он далеко-далеко. И волны совсем маленькие, буранчики мелкие, но ветер гонит их в мою сторону, и я понимаю, что меня относит от берега. От страха я забыла, как плавать, начала звать на помощь, а никого вокруг, раннее утро, и я понимаю, что сейчас утону. Кое-как собралась и доплыла до берега. Было мне тогда лет 26. С тех пор плаваю вдоль берега, чуть в сторону глубины — начинает кружиться голова. Обидно, плаваю-то я хорошо. (Инна Кроль)
Утром погулял с собаками, почистил от свежевыпавшего снега дорогу к дому. Трактора не было еще, а когда придет — неизвестно. Домой вернулся, чаю налил, и тут как молотком по затылку, резкая боль. Почему-то сразу понял — конец. Дотянулся до телефона, позвонил жене. Попросил прощения за все и провалился в темноту. Никакой суеты и страха. Помню только, что боксерша моя лежала рядом на моей ладони. Спасла любимая жена, примчавшаяся за 150 верст, в снегопад, и вывозившая меня на скорой в Москву. Врач в райцентре сказал: «Увозите, мы его не вытащим. Нет у нас ничего…» Кстати, спасибо ему за честность. Очнулся в реанимации через трое суток. (Dmitri Evteev)
В первом классе я была довольно самостоятельной девочкой. Как-то раз мама сказала мне приготовить кашу, причем варить ее надо было до какой-то там температуры. Я, как ответственный ребенок, проверила температуру градусником, засунув его в кашу. Градусник лопнул. Я решила, что ртуть тяжелее каши и потому осядет на дно… и съела кашу. Как видите жива … а могло быть иначе (Leah Borovoi)
Лет в 12 ночью под утро поняла, что практически не могу вдохнуть. Очень остро поняла, что ничего с этим сделать не могу, и позвать на помощь тоже не получится. Все обошлось, и наутро это назвали ложным крупом. И сказали, что да, вполне можно было не дожить до утра. (Ирина Кузнецова)
10 лет. Апендицит. Острый живот, положили в пятницу. Дежурный врач не рискнул брать на операцию — лопнул аппендикс (как потом выяснилось), гной растекся и боли почти не было. Живот как-то онемел. В понедельник на профессорском обходе профессор на пинках отправил санитаров и меня на каталке в операционную. Очнулся в реанимации с четырьмя капельницами (в руках и ступнях), где и лежал неделю. Как потом мне сказали, была клиническая смерть несколько минут. (Аскар Хайрушев)
Зимний поход. Был довольно тяжелый день. Вечером мы выкопали в снегу пещеру, замуровали вход снежными кирпичами, поужинали и легли спать. Последнее, что я видел, перед тем как забыться, это как приятель пытается зажечь свечку, но спички тухнут одна за другой. Очнулся я от холодного ветра, дующего в лицо. Мой товарищ проломил ногами снежную стенку, и в пещеру хлынул свежий воздух. Если бы он не догадался, что спички не горят из за нехватки кислорода, утром бы мы не проснулись. (Lev Krasilshikov)
Я чуть не умер несколько раз. Первый — в четыре года. Полез доставать сбежавшего кота (черный такой, звали Жучок), сорвался с прогнившей деревянной лестницы, прислоненной к бетонному забору с колючей проволокой. И повис. В полуметре от земли. Натурально, болтая в воздухе ногами (не от радости). Проволока со всеми своими колючками вошла в левую щеку под скуловой костью и вышла через глазницу, едва не задев глаз. Сняли меня минут через 10-15 (не помню, продолжал ли я к тому моменту болтать ногами, но, судя по всему, продолжал кричать). Глаз до сих пор цел. Но врачи сказали — миллиметром выше, лишился б не только глаза. На щеке остался малозаметный шрам. (Германотта Шлангенфюрер)
А у меня однажды лопнула киста на правом яичнике… и около литра серозной жидкости вылилось. И поскольку болело справа, врач скорой предварительно диагностировал аппендицит, и повезли меня в экстренную хирургию, а там пожилой уже завотделением пощупал внимательно и сообразил — нет, не аппендицит это… В итоге мне сначала сделали лапароскопию и всю эту жидкость увидели, а потом уже распахали пузо горизонтальным швом сантиметров в пятнадцать длиной. С тех пор вот уже 19 с половиной лет живу с одним яичником, и значительно лучше, чем оно было с двумя! А случилось это все со мной утром, проснулась от боли. А накануне должна была ехать на природу за сто с лишним километров от города, но в последний момент выезд на утро перенесли, не помню почему уже. Шло бы все по плану, из тех верхних ебеней до города точно не довезли бы… (Maria Tkachyova)
У нас на даче разбирали старый дом, одноэтажную халупу. Строители сняли двускатную крышу, из которой везде торчали длинные гвозди, и положили ее одним склоном на землю. Малолетняя я, конечно, тут же взлезла в этот капканчик, прошла между гвоздей и начала там играть — интересно же. Никто не видел, все были заняты разборкой дома. Я наигралась и вылезла оттуда. Через пару минут крыша затрещала и сторона вверху обвалилась вниз. Все сбежались на шум, но я была уже в другом месте и только разводила руками: «Это не я! Я туда не лазила, даже близко не подходила!» (Anna Astapova)
Вообще чудом выжила: все стройки, крыши, все водоемы были исследованы по полной программе. Прыжки с мостов, деревьев, крыш в снег и воду, костры из банок с лаком и шифером, строительные патроны горстями в огонь… Детство в строящемся городе. (Марина Тихонова)
Я стояла в киоске в очередь в кассу и собиралась заплатить за какую-то мелочь. Вдруг ни с того ни с сего с верхней полки под потолком прямо над моей головой сорвалась здоровенная бутыль водки, трассирующе обдала воздухом ухо и разбилась прямо под ногами. С тех пор «А если кирпич на голову упадет?» — это больше не фигура речи. (Ira Polubesova)
Мне было 12. В моторной лодке с отцом и его друзьями. Что-то с ней случилось, и она внезапно сошла с ума, подбрасывая нас и вертясь как сумасшедшая. Могла просто порубить винтом… Это был день смерти Высоцкого. Отогревались у костра и слушали песни по БиБиСи. А я был типа уже в теме, я все знал про смерть. (Andrei Sen-Senkov)
Мне было лет 11. После 6 класса поехали со школой в Грецию, жили в православном лагере при монастыре. Как-то купались в море, и начался шторм. Все вышли из воды, а меня волны отнесли в сторону. Никто не заметил. Хотя мне казалось, что я орала. Потом просто плыла сколько было сил. Вдох, выдох. Гребок стараешься делать по волне, но тебя все равно утягивает назад. Еще вдох, выдох. Муж нашей директрисы заметил и кинулся спасать. Мы ухватились за скалу, она немного торчала из воды. Он придерживал меня, но волны сбрасывали с камня. Мой единственный купальник был разодран в клочья, как и я, руки моего спасителя тоже пострадали. До сих пор на ногах шрамы. Долго не любила короткую одежду. К нам доплыла Алина, она была в 10 классе. Мы вылезли на скалу повыше, где волны уже не доставали. От нервов я ела какие-то водоросли и успокаивала взрослых, предлагая им петь все известные мне молитвы, разложив на разные голоса. Когда море подуспокоилось, хозяин лагеря снял нас со скалы. Меня положили в кровать, несколько часов трясло. Запретили звонить родителям и рассказывать. Никто не обрабатывал раны, так как школьный врач не привезла с собой лекарств, скоро они начали гноиться. В больницу тоже не повезли. Всем, кроме одной мамы, которая чудом с нами поехала, было все равно. Она промывала мои раны перекисью, иначе б закончилось плачевней. Родителям сказали, что дети сами виноваты. Ту школу я до сих пор ненавижу, за отсутствие человечности.
Директриса обвинила меня в шрамах на руках супруга. По ее мнению, он мог меня и не спасать. (Анна Кругликова)
Дочке тогда было около годика, а сыну три. Я положила дочку в коляску, поставила сына на подножку коляски, и мы «поехали» отводить сына в детский садик в двух минутах от нашего дома. Я отвезла сына, той же дорогой вернулась с дочкой назад, сдала ее няне и этой же дорогой пошла на работу. Когда я проходила там уже одна в третий раз, арабскому террористу захотелось порубать людей топором. Я смогла убежать, а была бы я тогда, с детьми и с коляской… не убежала бы и не думаю, что моя борьба с террористом, вооруженным топором, закончилась бы в мою пользу… (Leah Borovoi)
В минус 40 сибирской зимой ехали домой с работы в сумерках. Водитель со встречной полосы решил в гоночки с грузовиком поиграть, разогнался и влетел нам в лоб — темно уже было, не видел. Машина в хлам. Интересно, что страшно не было, и потом сказали, что авария длилась доли секунды. А у меня почему-то до сих пор воспоминания, что машину долго крутило, а потом я долго висела где-то в темноте.
Думала: а, вот как оно бывает, вот так, значит, умирают люди. Рано как-то, наверное, мы сейчас столкнемся и я умру, может, даже больно будет. Не знаю, как это в доли секунды влезло. В итоге у меня просто удар головой и ремнем зажало. Остальные, кто был в машине, с переломами, но все живы остались. С тем водителем ничего, машина тоже в хлам, он сам не пострадал. (Юлия Полякова)
Решила пройтись по перрону из первого вагона, в котором ехала я, в последний, в котором ехали мои друзья. Идти через плацкартные вагоны, огибая головой свисающие ноги пассажиров в ароматных носках, было — проверено — невесело и долго. Дверь — плацкарт с насыщенными запахами жизни — дверь — прокуренный тамбур, дверь — оглушающий проход между вагонами. В общем, проводница сказала мне, когда будет долгая остановка, так, чтобы я по перрону успела пройти до конца поезда. Я пошла, и буквально минуты через две, к моему огромному удивлению, тронулся поезд. Пытаясь догнать первые ближайшие ступеньки в вагон, я ускорялась, и поезд тоже; успев только ухватиться за поручни, я уже не успела поставить ногу на первую ступеньку. Поезд набирал скорость, и я висела на поручнях с болтающимися в воздухе ногами. В двери, в которую я пыталась попасть, была проводница, которая увидела меня и хотела подать мне руку и как-то затянуть внутрь. Это было нереально, так как я не могла отпустить поручни. Я болталась на них из последних сил, и в тот момент, когда мои руки их отпустили, кто-то (позже я узнала, что это был начальник поезда) нажал на стоп-кран. Меня протащило по инерции под поездом, и когда я была в считанных сантиметрах от колес, он остановился. Кроме содранной до мяса кожи на всем теле и трещины в колене, больше никаких увечий не было. Пока я сидела вся в крови уже в поезде, в ожидании скорой помощи, мне подсунули листок, в котором я расписалась, что никаких претензий к работникам поезда не имею. (Ника Никанорова)
Мне было 23 года. Я кормила грудью своего сына, 8 месяцев отроду, и соседскую девочку, чуть помладше. И вот одним прекрасным утром меня настигла страшная головная боль, тошнота и слабость. Позвонила мужу на работу и сказала, что очень плохо, приезжай, потому что сын. Это меня спасло. Скорую я себе вызвать уже не смогла — отняло речь. Звонила и мычала в трубку, перепугавшись до смерти. Дальше я потеряла сознание и очнулась, когда врачи скорой кололи мне третью капельницу (услышала их разговор). Давление мое было 60 на 40. Поскольку врачи не поняли, что со мной такое, отвезли… в гинекологию. Мало ли что, мол. Там мне под наркозом сделали пункцию на предмет внематочной беременности, ничего не обнаружили и отпустили домой. Речь вернулась к вечеру. Что со мной было — до сих пор не знаю, больше такого не повторялось. (Tanya Seleznyova)
Когда мне было года два, мама гуляла со мной в коляске по ботаническому саду. Я потянулась за кувшинкой и выпала из коляски в пруд. Он располагался в глубокой трубе диаметром метр и глубиной метра три, а может, и пять. Потихоньку мое тело стало уходить под воду, мама не знала, что делать, стояла и надеялась, вдруг всплывет. Скоро попа всплыла, так и оказалось, что я непотопляема! И еще история.
Мне было лет пять, брат на год и четыре месяца старше. Иногда на каникулы мы ездили к отцу в Лианозово. В тот день мы гуляли с папой и его женой. На нас были детские лыжи. Брат уехал вперед, я еле его догнала, он решил проверить лыжей прочность льда у колонки. Лед был непрочный и провалился. Он с трудом касался дна ямы лыжами. Я была маленькой, но читала комиксы про Бамси. Взяла палку и поползла спасать брата. Вытащила. (Анна Кругликова)
Ребенком забралась на песчаный обрыв — посмотреть на гнезда ласточек. Песок под ногам поехал, и я спикировала вниз с высоты метров шесть. Внизу была лужа, полная арматурами и мусором от стройки, и яма с битым стеклом. Между ними был пятак чистого песка размером с метр. На него и приземлилась. Помню, что упала, и платье колокольчиком вокруг меня красиво легло. Взрослые, которые шли мимо, кинулись было, но я деловито встала, отряхнулась и пошла с видом, что так и было задумано, хотя отбилась, конечно, прилично. Ничего не сказала никому, боялась, что отругают.
Ребенком же гоняла на велике по свежему асфальту на шоссе, разгоняясь до одури с горы. В один из разов, когда я уже мчала, навстречу выехал автобус из-за поворота. Он вильнул. Я вильнула. И меня занесло на оградительный столб. Велосипед сжался, как гармошка, соединив колеса, я перелетела и врезалась во второй столбик, хорошо хоть не на него упала и не в овраг рядом. Такое было уже не скрыть, конечно, разбита была примерно вся. Не ругали на удивление, когда, хромая в слезах, прикатила остатки. (Татьяна Войстрик)
Я трудоголик и практически никогда не пропускаю работу без уникальной причины. Тогда я служила в армии и тоже не пропускала службу. Утром 14 февраля 2001 года внутренний голос мне сказал: «Лика, сегодня ты останешься дома». Я: «Что за фигня? Конечно же, я пойду на работу (в армию)». Внутренний голос: «Нет. Никуда ты не пойдешь. Ты останешься спать, а потом пойдешь возьмешь пропуск по болезни».
Я немного поспорила с внутренним голосом и сдалась. Осталась спать. Меня разбудил звонок командира — на моей автобусной остановке, перед моим автобусом был теракт. Восемь человек погибли, более двадцати ранены. (Leah Borovoi)
Каким-то чудом (видимо, все же инстинкт самосохранения сработал) не села в самолет Москва–Южно-Сахалинск. Накануне в поезде началось жуткое кровотечение с потерями сознания. Если бы села — уже никуда бы не долетела. Тетя доктор потом сказала — еще часок, и все. Так что весь студотряд отправился на консервный завод на острове Шикотан выковыривать красную икру из рыб без меня. На следующий год такого отряда уже не организовывали, начались «лихие девяностые». Вряд ли я уже когда-либо увижу черный тихоокеанский песочек. Зато жива осталась. (Наталия Пастушенко)
Один раз по малолетству отдыхала в Крыму с мамой и взрослой тусовкой, с которыми мы познакомились в поезде. Все плавали очень хорошо. Добрались до каких-то камней, решили искупаться. Волны мне казались небольшими, плавала я так себе, но все прыгали с камней — ну и мне надо, я же тоже взрослая. Прыгнув, я поняла, что там глубоко, а когда вынырнула, меня сразу стали накрывать волны. Воздуха не хватало, я запаниковала и начала тонуть. Это правда — утопающие не кричат, воздуха не хватает, наоборот, рот держишь закрытым, чтобы вода не попала. И руками не помашешь — ими стараешься удержаться на поверхности. Все очень быстро происходит. До сих пор помню ощущение под водой: вот и все. Хорошо, один мужчина заметил это и вытащил меня. До сих пор помню, как после этого мне еще долго не хватало воздуха, как будто бы я еще под водой. И имя спасшего меня помню — Игорь из Харькова. Спасибо, Игорь, 20 лет после этого прожила, столько ***ни наворотила. (Anna Astapova)
Когда мне не было и года, мама пошла со мной купаться в море. В шторм. Волна выбила меня из маминых рук… и выбросила на берег. (Leah Borovoi)
Полез на заброшку лет в 13-14. Именно «на», потому что решено было карабкаться по стене, опираясь на деревья и водосточную трубу. На уровне второго (по стандартным меркам третьего) этажа оказалось, что это не заброшка, так как через окно было видно комнату и людей. Испугался. Они, наверно, тоже. Упал спиной вниз, ударился головой. Вдохнуть было больно и почти невозможно. Привет, сотряс и дисграфия. (Дмитрий Кот)
А у меня ничего интересного. Стала постоянно болеть голова, клонило в сон, записался к врачу. Врач на меня посмотрел, взял за руку и отвел по коридору к другому врачу, к которому я даже как-то и не думал попасть. Этот на меня тоже посмотрел и немедленно отправил на рентген. А получив снимок, ласково сказал, что мне осталось жить недели две и на операцию надо ложиться вот прямо сегодня, сейчас. Я подумал и ответил, что прямо сегодня не могу, у меня завтра день рождения, вот отмечу, поговорю с родителями, тогда и режьте. Отметил, поговорил, лег на операцию, шансы были невелики, но случилось чудо. Вот, живой. (Петр Борисович Мордкович)
Наша с братом разница не очень большая. Год и четыре месяца. Я младше. Мама была замотана и заметила беременность на пятом месяце. Отец не хотел больше детей от моей мамы, настаивал на аборте, но врач сказал, что поздно и меня убивать не будут. Иногда я думаю, что моя жизнь взаймы и меня вполне могло не быть. (Анна Кругликова)
Родилась. Родовая травма, диагноза и лечения не было, а уже очень потом выяснилось, что было внутримозговое кровоизлияние. (水野芽瑠香)
В летнем лагере пошли на деревенский пруд купаться. Мне 12, а я все не умею плавать. Зашла по горлышко, хотела к берегу, не получилось, ушла под воду. Пережила несколько стадий от страха, паники, жизнь моя недолгая вся промелькнула перед глазами в мельчайших подробностях, которые до этого и не помнила, наступил полный покой и принятие конца. И вдруг розовая ленточка от чьей-то косы в воде рядом, значит, глаза уже были открыты. Я смогла ухватиться и вынырнуть, жива вот пока. (Елена Беляева)
Я довольно долго увлекался хели-ски — Аляска, Камчатка, Чили, Узбекистан, Новая Зеландия. Потом — дайвингом. Глубоким на смесях, пещерным… И как-то обходилось без экстрима (нет, один раз в подводной пещере было приключение, попадающее под заданную тему). И вот последнее увлечение — велосипедизм. Десять лет нормально. А потом за год — три черепно-мозговые травмы. Сначала меня сбивает тетка на роликах, потом я сам врезаюсь в огромную собаку, и вишенкой на торте — пьяный мент на машине. Хирург, глядя на монитор, задумчиво мне сказал: «Имейте в виду, четвертого раза не будет…» (максим чайко)
Спустился в кладовую в чужом частном доме, попросили соления принести. Поставил бокал на дощатую полку, с верхней снял банку. Поднялся наверх, допил бокал, в себя пришел в реанимации в 4 утра. Когда брал банку сверху, смахнул в бокал мышьяк от крыс, разложенный там. Это было на свадьбе у друга, бокал с шампанским. Самому смешно. Дружим до сих пор. (Алексей Аверин)
Провалился под лед, медленно уходил от воспаления легких в больнице. Друзья переправили в правильную больницу и потом отправили в Израиль. Спасибо стране обетованной — выжил единственный из трех провалившихся… (максим чайко)
Брали ночью одного бандита в загородном доме. Предварительно меня послали забрать у него из шкафа в коридоре оружие, чтобы исключить сопротивление. Тихо вскрыли дверь, я пополз по коридору в темноте — план дома был в голове. Как только открыл шкаф, под ним распахнулся люк, и я провалился в глубокий подвал-ловушку метров на пять. Там стояли штыри, которые сорвали с меня каску и бронежилет. От боли потерял сознание. Очнулся от сопения огромной собаки. И снова потерял сознание. В темноте штурмовать дом не решились. Стало светло, и начался штурм. Хозяин сдался без выстрела, потом открыл вход в подвал и меня достали. Оказалось, что пес должен был меня загрызть, но буквально перед захватом у меня погибла собака, и я ее долго нес на руках, прижимая к бронику, чтобы похоронить, и весь пропах. Так что обошлось несколькими переломами и потерей крови. Описал в своем романе «Собачья сага». (Гера Фотич)
Лежала в реанимации после операции на ноге. Отходила от наркоза. И тут слышу — шум волн, звонкий смех, мягкая музыка. И так мне спокойно и хорошо стало. Глаза закрылись, и я поплыла. В мое море спокойствия ворвался голос медсестры: «Так-так, а сердечко-то надо запустить». И уколола, чем сломала весь кайф. Так я поняла, что умирать даже приятно. (Маша Охова)
Тонула, падала, попадала в давку, попадала в неприятности с людьми, но все как-то без осознания. А вот накрыло однажды только, когда кубарем летела с самого верха огромного эскалатора в метро. Уж не знаю, насколько близко я была к смерти реально, но организм, видимо, решил, что все. Я до этого считала, что «вся жизнь перед глазами» — это некоторая гипербола, метафора, художественный прием. Но нет, она действительно вся прошла перед глазами за эти 10 секунд. (Yolka Greengold)
Первый случай: в детстве поехали купаться на карьер, плавать не умела, внезапно ухнула в пропасть. Родители думали, я так балуюсь, дядька вытащил, откачали, а я там уже и свет в конце тоннеля видела. Говорят, только очухавшись, опять побежала в воду, но не помню. Случай второй, нелепый: так как в детстве все розетки дома были недоступны, о вреде сования пальцев в розетку знать не знала. И в относительно сознательном возрасте сунула. Говорят, спасли резиновые шлёпки, но швырнуло меня мощно. Тогда же наступило разочарование в психотерапевтах. Случай третий: стояла на крыльце перед институтом, наклонила голову вперед (то ли в карман полезла, то ли шнурок проверить), и в ту же секунду туда, где была голова, с козырька крыльца рухнула тяжелая острая льдина, осталась в капюшоне куртки и чуть-чуть царапнула затылок. (Katherine Boytsova)
Я всю жизнь гадаю на стеклянных шарах. Когда меня сбила машина и шары из моих карманов раскатились по асфальту, я почувствовала, как небо становится все ближе, а мне становится все меньше дела до земли. Но потом меня что-то всосало обратно. Мои друзья стояли надо мной, и все до одного шары были у них в руках. Зрелище так сильно их впечатлило, что они кинулись собирать шары, а не меня. Сказали: «Нам показалось, что тебе это нужно». (Neanna Neruss)
Во второй половине 90-х, в феврале решил попробовать автостопом до Питера поехать. До Питера не добрался, добрался до дачного поселка Гавриловка, где водитель охранял дом. Избил, приковал меня на ночь, вырубился. На следующее утро повел меня к друзьям, таким же охранникам, на вечеринку. Там одна женщина в какой-то момент наклонилась ко мне и сказала: «Беги, он тебя тут же и прикопает, а мы никому не скажем». В общем, мне пришлось стрелять в человека, потом прыгать в сугроб с шестиметрового забора. Бежал после не помню, сколько. Считаю, что выжил чудом. (Таш Грановски)
Если б тот чувак в лифте не нажал всего лишь третий этаж, то выскочить бы не успела. Отделалась огромной шишкой на голове. (Ольга Гольдман)
Было такое развлечение у обеспеченных жителей СССР конца 70-х годов: ковры в речке стирать. Для этого нужно много: ковер, символ богатства и успеха, автомобиль «Москвич» — ну это, конечно, не «Волга», но вполне себе средний класс, еще нужны взрослые дети, которые этот ковер повезут на бетонную набережную стирать и сушить. Взрослыми детьми были мои мама и папа. На реке было очень весело, яркие брызги, по ковру, лежащему на мелководье, можно было весело бегать босиком, что еще нужно ребенку неполных трех лет? Говорят, дети до трех лет не помнят своей биографии, но это одно из моих первых воспоминаний: я бегу по ковру, над которым слой из прозрачной воды. И вдруг прозрачная вода заканчивается, ковер тоже, вокруг темнеет, глаза видят только что-то бледно-коричневое и полупрозрачное вокруг. Волосы скользят по лицу и поднимаются почему-то вверх, а грудь начинает ужасно болеть, когда пытаешься вдохнуть. Помню мое глубочайшее изумление по этому поводу. Дальше я закрыла глаза. А потом помню только ужасно испуганные лица родителей и что мне нужно было лежать на животе и нельзя больше бегать по реке (а и не хотелось особо). Только после того, как я тонула во второй раз, я поняла, что произошло тогда, в детстве. Родители подтвердили, что прямо на их глазах я ушла в подводную яму и меня оттащило течением под выступ берега. Вдохнуть воду, к счастью, не успела, а если и успела, то немного. Обошлось без пневмонии. Не страшно было совсем. И когда тонула во второй раз, тоже не было страшно, поэтому удалось сосредоточиться, понять, что никто не спасет, кроме меня самой, и выплыть в шторм на берег самостоятельно. (Svetlana Panina)
В 4 классе шла в компании одноклассниц-близнецов. Болтали, смеялись. Тут чувствую, что обе меня резко потянули назад, а перед носом промчалась машина. Можно сказать, вытащили за шиворот с того света! (Валерия Макаревич)
В два или три года прибежала смотреть, как папа строит гараж для трактора. Огромные ворота были прихвачены сваркой кое-как, папа мне с высоты закричал, чтобы я отошла в сторону. Ворота рухнули в полуметре от меня. Студенткой выходила на своей станции из электрички, двери внезапно захлопнулись, и мне прилетело по голове. Потеряла равновесие, чуть не свалилась под трогающийся поезд, мне помогли другие люди на станции. Горы и отбойные течения, наверное, не в счет. (Irina Nikiforova)
Я чуть не утонула в детстве. (Maria Telnov)
Мне поменяли лекарство от моей хронической болезни, я его пропила две недели, приехала с учебы и увидела, что все ноги покрылись сыпью. «Ох, — подумала, — опять вместо кожи подсунули какое-то г@вно. Переобулась и пошла на работу. К вечеру сыпь была по всему телу и поднялась температура до 40. Утром приехала моя мама, увидела меня в таком виде и потащила к врачу. Врач развел руками, сказал, что, скорее всего, это инфекционное что-то, и дал направление на анализы. Из поликлиники я уже сама не могла идти, мы вызвали такси и доехали до дома. А вечером у меня начался отек Квинке. Мама бегала, вызывала скорую, а я лежала и мечтала, чтобы от меня все отстали. Когда приехала скорая, я уже не реагировала. До этого я считала, что аллергия — это что-то несерьезное, теперь — нет. (Анастасия Миловзорова)
Мне три года, мама с братом на отдыхе, я дома на попечении папы и бабушки. Бабушка вышла по делам, я надела мамины туфли на шпильках и пошла модельной походкой к папе (помню эти светлые туфли и яркое солнце в проеме открытой балконной двери, где стоял папа). Папа в этот момент наливал нашатырный спирт на кусок ваты, чтобы вывести пятно с пиджака — я дергаю его за свисающий с его руки пиджак, чтобы он посмотрел на красотку-дочку, и все, темнота и провал. Одно воспоминание, как вспышка — коридор с горящими тусклыми лампочками, и больше ничего — память вытеснила боль от попавшего в левый глаз нашатыря, ожог, скорую помощь, больницу, в которой папе и бабушке врач сказал, что я умираю (бабушка упала в обморок), перевозку в областную больницу, бессонные ночи, когда бабушка часами носила меня на руках, операцию приглашенного светила, — и сейчас у меня, близорукой, левый глаз видит лучше, чем правый… (Ирина Иванкова)
Читала лекцию перед группой товарищей в помещении с лебедками (это был такой гараж для починки фортепиан и роялей), вдруг лебедка сорвалась с потолка, упав в сантиметре от носка моей туфли. Я на автомате продолжала вещать, а вот мои студенты были в ахуе. (Miriam BenSander)
Я умирал дважды в 14 лет с разницей в пару месяцев. Первый раз — пошел в ванну, полежал в горячей водичке, встал, чтобы включить душик, — и чувствую, как мир вокруг темнеет. И я такая маленькая светлая орущая точка в центре темного ничто.
Хорошо, родители были дома, вытащили. Как понимаю, остановка сердца или что-то вроде того. Полтора месяца больниц, литры капельниц. Вернулся — и вроде жизнь наладилась. Снова пошел в ванну, но уже не полежать, а в душик… вот во второй раз я успел выбежать и отключился уже в коридоре. Еще два месяца больниц, и с тех пор я киборг. (Ян Яршоў)
Баксан, холодная горная река, сильное течение, мне 13 лет и плавать не умею. Друг семьи, местный, предложил покататься на бревне, то есть уцепиться и плыть. Причем он у берега, мама посредине (оба умели плавать), а я как бы в центре реки получилась. Бревно зацепилось за горку коряг в середине реки, и я ушла под воду, течением вынесло потом, с синяками. Выползла на четвереньках на берег, несколько дней спустя поймала себя на мысли, что боюсь заходить в ванную комнату. Попросила себя отвезти на то же место (!!), и в тихой бухточке научилась сама плавать (!!). Поняв в сознательном возрасте, что я проработала, была в шоке сама от себя. (Лидия Мурыгина)
В возрасте до пяти лет я тонула, чуть не выпала из окна и едва не попала под машину, разминувшись с ней сантиметров на 30, но запомнился мне другой случай. Был у нас цветной телевизор, который постоянно барахлил. Поэтому задний пластиковый корпус был снят, и папа постукивал маленькой отверткой по разным проводам при необходимости. Мне 9 или 10. Папа на работе, а по телеку Дисней, а телек показывает мне серый экран с помехами. У старых телевизоров был кинескоп, к которому вел толстый провод с напряжением в разы больше 220. Этот провод в зоне соединения с кинескопом я и покрутила. Помню, успела отдернуть руку от резкой боли, и дальше она стихийно дергалась. И при каждом касании я получала еще удары током от собственной руки. Особо никаких последствий не было, но еще пару месяцев я иногда ревела «просто так». Люди, которые разбираются в физике или электрике, мне не верят (говорят, невозможно было остаться в живых). (Александра Давыдова)
Мне было то ли шесть, то ли восемь лет: я впервые уговорила маму отпустить меня гулять одну во двор. Я заигралась, не пришла домой ровно через час, и мама при всем дворе накричала на меня с балкона и приказала все бросать и срочно возвращаться домой. Я в абсолютно сомнамбулическом состоянии от позора перед друзьями (меня и так все считали совсем маменькиным ребенком, а тут мне на секундочку дали глотнуть свободы и сразу же унизили при всех) зашла в подъезд, вызвала лифт, и он уже закрывался, как какой-то молодой мужчина очень респектабельного вида просунул руку между дверями, лифт снова открылся, и он заскочил внутрь. В обычной ситуации я бы вышла из лифта, но тут мама сказала: «Срочно и безо всяких оправданий», — поэтому я осталась и снова погрузилась в переживания. Очень смутно помню, что он не дал мне выйти на моем четвертом этаже и нажал кнопку девятого. Потом зачем-то снимал штаны. Я на секунду очнулась на его вопросе: «Хочешь, оттуда польется водичка?» — и покачала головой — мол, нет, не хочу. Потом он тряс меня за плечи, смотрел в лицо и почти кричал: «Девочка, ты меня слышишь? Девочка, ты понимаешь, что я говорю? Девочка, ты что, глухая? Девочка, ты сумасшедшая?» — а до меня все доходило как через вату, потому что я представляла себе, какой п***ц и ужас меня ждет дома за то, что я не пришла домой вовремя. В общем, видимо, я ему показалась какой-то неинтересной и бракованной девочкой, потому что он вытолкнул меня на одном из этажей, и я уже по лестнице побежала вниз к нашей квартире. Сразу же рассказала обо всем родителям — только чтобы не ругали за опоздание, даже изобразила рыдания от страха. Папа как был в трусах и тапочках, сразу понесся вниз его искать. Я смотрела из окна, как по снегу бежит папа в трусах, а за ним мама в халатике и кричит: «Миша, только не убивай!!!» А потом этого мужика нашли: оказалось, что это из-за него находили в подвалах нашего района тела расчлененных младшеклассников, упакованных в пластиковые пакеты. (Алина Фаркаш)
Лежала на дороге. Почему-то представила, что стало солнечно. Беспокоилась о том, что по мне могут проехать машины, и я стану некрасивой. (Юлия Рахманова)
Что-то со мной было не то сразу после рождения. Мама всю историю узнала от своей подруги-медика, только когда мне исполнилось 18 лет. Я до сих пор не знаю. (Ирина Шминке)
Я не чуть, я умерла. Две недели в гриппе температура выше сорока одного, после жаропонижающего — сорок. В реанимацию меня привезли с уварившейся в холодец кровью, когда я уже не видела ничего, только белый свет, и у меня на каталке остановилось сердце. По рассказам очевидцев дежурный реаниматолог, бывший военный врач, прошедший настоящие войны, зарычал: «Я те помру!» — и меня стали доставать. Очнулась глубокой ночью в боксе. Доктор дремал рядом на стуле, сквозь сон массируя мне ладонь — капельница стояла уже десять часов, пальцы свело. Я лежала и думала, что такое бывает только в книжках и старом кино, а вот же. (Екатерина Ракитина)
Ялта, жарко, плетусь, очень сильно отставая, за молодыми влюбленными родителями, они оборачиваются и застывают; на лицах — ужас. Мне было 4 года, но до сих пор помню, что ногу, почти шагнувшую вперед, подгибаю под себя и сажусь на асфальт.
Впереди меня зияет открытый люк… (Катя Слу)
Шла по нашей главной улице Покровке, прохожу мимо старого, очень красивого здания, к стене очень близко. Вдруг слышу сзади дикий женский крик: «Стойте!» Застыла на месте, а прямо перед моим лицом просвистел огромный кирпич. (Елена Шевырева)
Я была на втором месяце беременности, и в один такой себе день у меня вдруг заболел бок. Немножко, потом сильнее. Сильнее. Еще сильнее. Болело слева, значит, не аппендицит. Звонить в скорую я стеснялась. Люди работают, а у меня бок. Я терпела, сколько могла, потом позвонила соавтору и подруге. Они тоже не сразу убедила меня набрать 03, но к исходу восьмого часа боли я стала сговорчивее. Скорая забросила меня в операционную, миновав приемный покой. Я уже была без сознания. Это был разрыв маточной трубы. (Ираида Юдина)
Оторвался тромб (31.05.2013). Вовремя успели к сосудистым хирургам… (Olena Zakhidna)
Звездочкой нос намазала, насморк достал, а оказалась аллергия, и я хоп — и дышать перестала. Стою у окна на кухне, вдохнуть не могу, и думаю: «Маму жалко, придет, а я тут на кухне валяюсь, мертвая, глупо как-то». Раздышалась потом. Лет 20 мне было. Ну и в родах дала остановку сердца. Странное ощущение, похоже на первый раз. (Ольга Кузнецова)
Чуть не умерла, сделавши прививку от дифтерии, лет двадцать назад. Думала только о том, что моя дочь останется одна. С тех пор про прививки — это не про меня. (Надежда Новикова)
Лет пять тому назад встречала Новый год у дочери. Было весело, много детей и очень вкусно. Я обожаю жареную утку… обожала до этого случая… взяла себе ножку, стала есть, но от жадности плохо прожевала кусок и подавилась. Но как! Страшно. Стала задыхаться, издавать жуткие звуки, перепугала внучку. Дочь бросилась применять медицинские знания, как-то меня сгибать и хлопать, но было только хуже. Задохнуться — это страшная смерть. Но тут одна из гостей дала мне бокал — попить, вдруг поможет. Ну, я глотнула… а это оказалась пиноколада — напиток, который ненавижу как мало что. И у меня сработал рефлекс… вместе с пиноколадой вылетела утка. Но я не пошла веселиться дальше, а уползла в комнату, свернулась калачиком и проспала чуть не сутки со страху. Совершенно была подавлена, что неудивительно. (наталья мавлевич)
В прошлом году выпила одну таблетку ибупрофена. Минут через пять чувствую — все, ухожу в мир иной. Ноги не держат, сознание туманится, зрение тоннельное, пот градом. Абсолютное ощущение последних минут жизни. Дошаталась до кровати и ушла то ли в сон, то ли сознание потеряла. Проснулась через три часа, мокрая как мышь. Надо же, удивилась сама себе, вот живучая. (Ирина Семилет)
Мыла окна, стояла на табуретке в открытом проеме. Табуретка поехала. Седьмой этаж. Я удержалась непонятно как, потом очень болели мышцы. Еще через несколько дней я узнала, что мыла окна не одна, а была уже беременная. Тут мне стало плохо второй раз. (Мария Чаплыгина)
В школе осталась дежурной, бежала мыть тряпку, на трех ступеньках пластиковая подошва сапога съехала, и я животом приземлилась на эти ступеньки. Разрыв селезенки, внутреннее кровотечение, но никто ничего не понимал, еле добралась домой, чудом — мамина сестра не дала мне уснуть и вызвала скорую, потом, в больнице, не было никого из врачей вечером. Когда пришла мама, у меня уже синели конечности. И снова чудо, бабушка нашла по телефону, стационарному, нашего дальнего родственника, который был анестезиологом в той больнице, и он был на смене, и согласился прийти проверить, как я. Когда он зашел в бокс, то сразу закричал: «Сестра, реанимацию!» А потом всю ночь операция, три месяца реабилитации в больнице, мне было 12 лет. Как приехали в больницу, плохо помню, помню лампы хирургические над лицом и как проснулась уже после, в реанимации, тело было частично моим. Но все ок, живу и здравствую, селезенка даже частично регенировала, говорят врачи. (Юлия Остапенко)
Я пошла помогать мужу с пчелами. Те пробрались под защитный костюм и произвели укусов шесть в верхнюю часть туловища. Я заверещала и побежала домой, раздеваясь на ходу. И тут же на полусогнутых пошла назад и крикнула мужу через забор: «Я умираю. Звони куме. Я умираю. Я умираю». Миновав отек Квинке, сразу перешла в стадию анафилактического шока. Простите за подробности, но перед смертью организм избавился от всего что было можно, включая литр пота, как мне показалось. Прибежала кума, медработник и тоже жена пчеловода, и вколола мне гормон. Я вышла из дома и легла на крыльцо. Был ясный весенний день. Я подумала — ты видишь это все в последний раз, похороны будут как раз на день рождения сестры (так себе подарочек), как глупо умирать в трусах и майке на грязном крыльце в мокрых от пота волосах. И не умерла. Отпустило немножко, потом вернулось, и поехали мы в больницу все ж. (Ноня Джонс)
В 2004 году с мамой и сестрой отдыхали в Таиланде, попали в то самое цунами. Когда меня крутило в воде, точно помню, что пролетела мысль: «Неужели я умираю?..» Мне было 13. Потом получилось как-то вынырнуть и вдохнуть, увидела сестру, ей было 8, она стояла на берегу в крови и держалась за пальму. История длинная, нам троим очень повезло в тот день спастись. Мы с Урала и совершенно не знали, как действовать при приближении цунами, теперь знаем… (Valeria Nikulina)
В два года на пляже Анапы внезапно оказалась лакуна от корабля. На мелководье. То есть только что было по щиколотку, шаг — и уже по макушку. Мама даже не увидела, а какой-то гарный хлопец увидел и вытащил. Я, конечно, этого не помню. А вот в шесть было поинтереснее. Наплевав на медотвод, некая бравая докторица уговорила мою маму на прививку от кори (мне), и в результате я через пару часов оказываюсь в реанимации с отеком легких. (С тех пор я очень люблю врачей и прививки, да.) (Даша Беляева)
Ночь, осень. Сижу, вычитываю программу к театральному фестивалю — халтурка. Ем абрикосы и вдруг, непонятно как, вдыхаю косточку. Секунда на понять, что сейчас будет, секунда на как-то вызвать рвотный рефлекс и выплюнуть косточку. Хорошо, что не растерялась, а то семья бы утром проснулась к трупу на кухне. (Alyona Helen Topolianskaya)
Я ела котлету, трещала с подругой по телефону. Помню мысль: я сейчас делаю очень плохо, мою кости, это прям мерзко, и ровно после этой мысли я открыла рот, чтобы что-то сказать подруге, и поняла, что из меня не выходит звук. Полный вакуум. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Схватила трубку домашнего телефона звонить в 03 и поняла, что я не смогу ничего туда сказать, почувствовала, что скорая не успела бы в любом случае, я уже начинаю терять сознание. Единственная мысль была: это ужасно глупая смерть. Я начала хрипеть, так как рефлекс дыхательный никуда не делся. Упала на пол, теряя сознание, и в этот момент брат выбежал из комнаты. Я думала, что дома одна. А оказалось, он просто спал. Он поднял меня и тряхнул со спины. И воздух тончайшей струйкой стал поступать в меня. Это было очень сильно. Очень. (Анастасия Борискова)
Была плановая операция по удалению миндалин. Все прошло ок, через неделю выписали. Сижу уже дома, никого не трогаю, пью кофе и… понимаю, что кофе какой-то странный — густой и с привкусом железа. Бросилась к зеркалу, а у меня полный рот кровищи. Чуть не захлебнулась, пока звонила хирургу и в скорую. Обложила горло льдом, легла под входную дверь и стала ждать. Приехала скорая, и мне вкололи кровоостанавливающее, стало легче. Пока довезли до больницы, кровотечение открылось опять, у операционной меня уже конкретно полоскало и перед глазами прыгали кровавые зайчики. Поставили катетер, а наркоза все нет, стали прикладывать маску, а я ее все время заливала, с третьего раза удалось. Когда пришла в себя, то очень удивилась, что осталась жива, так как по ощущениям мне уже с того света рукой помахали. Спрашиваю хирурга — ну и что это было? Глоточная артерия, говорит, лопнула, мы ее зашили. (Polina Delia)
А я просто шла с мамой 8 августа 2000 года по пушкинскому переходу. (Аня Лернер)
По скорой привезли в 4 Градскую с острым приступом панкреатита. Долго мурыжили в приемном покое, плохо помню, от боли звенело и темнело все. Вдруг все забегали, стремительно раздели, даже крестик забрали, положили на каталку и отвезли в реанимацию. Потом доктор спросил: «Вы поняли, что чуть не умерли?» — «Нет, а что?» — «Да у вас сахар 30 был! Вы что, не знали, что у вас диабет?» — «Нет…» С тех пор на инсулине. Наверное, хорошо, что я не поняла, что вот-вот и кома, и конец — что дома бы остались трое детей, один из них больной психически, все бы это рухнуло на старшую дочь и так далее. (Наталия Ким)
Собиралась умереть дважды, один раз тонула — спасли друзья; но тут ничего интересного, разве что любопытно, что чувствуешь своего рода красоту в ощущении безбрежного пространства, когда непонятно, где берег, а где наоборот. А вот другой случай экзотический: на меня летела сосна после грозы — и вот тут уже абсолютная красота, солнечный луч, летящее дерево, полное понимание, что бежать нельзя — только смотреть ей в глаза: ну чего, хвоей оцарапало, не более того. (Галина Ельшевская)
В молодости в состоянии сомнамбулизма вышла ночью из дома в трусах на проезжую часть дороги. Растормошил меня чудом успевший затормозить водитель. Рассказывал, ну, когда орать перестал, что вышла и стала лицом к движению. (Тата Петровская)
Мы спускались в долину с одного из безымянных пиков около Эльбруса. До того два дня шел снег. Я шел первым и, сделав очередной шаг, услышал жуткий раскатистый треск, как будто рядом с силой сломали сосновую доску в два сантиметра толщиной. В следующую секунду из-под передней ноги ушла «доска» — снежный пласт толщиной сантиметров в 70 и полсотни по фронту. Набрал скорость, ударил в перегиб — как взорвался рядом снаряд, заложило уши. И — от сотрясения наискосок, слева и справа, сошли еще две доски. Я упал назад. Не уехал с доской. Уехал бы — «так заровняло б, что не надо хоронить» (с) ВСВ. (Гамид Костоев)
Сидела с отцом под обрывом на берегу реки, положив ему голову на плечо. Мне лет пять было. И тут сверху в плечо отца в 3-5 см от моей головы прилетает бутылка от шампанского. У отца плечо в хлам, кровища рекой. Попади она чуть правее… (Елена Скокова)
Болела ангиной, с температурой 40, ночью решила не будить мужа и пошла сама за водой на кухню. Очнулась от голоса мужа, в луже крови, лицом вниз, со сломанным носом, в сантиметре от края батареи. Всегда просите о помощи, люди. (Татьяна Голубович)
Боль была такая, что подумала — либо инфаркт, либо мой прекрасный ЖКТ сказал привет. Вызвала скорую, настояла на всем — экг, гипотензивные, госпитализация («Ну, если вы, доктор, настаиваете, то повезем», ага… Доктор — это пациент, если что). После возвращения домой из БСМП — одна мысль:
— а насколько я/мы готовы к своей внезапной смерти?
— есть ли человек, что заметит твое исчезновение?
— кто удочерит кошку и немолодую собаку?
— как поделят твой нехитрый скарб скорбящие родственники? А если он хитрый — не передерутся ли?
— кто оплатит учебу сыну?
— как ты хочешь быть похоронен?
— готов ли к донорству?
И миллион миллионов вопросов…
P.S. Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! (с) МБ. (Natalya DoVgert)
Первый раз во время рождения, второй раз три дня лежала с приступом аппендицита дома в 15 лет. Успели довезти. Третий раз в роддоме, экстренное кесарево. В прошлом году еще — ехала на мотоцикле, не справилась с управлением и вылетела с дороги. Летела с мыслью — «ну все, приехала, Катя». (Ekaterina Sedova)
Это был мой первый самостоятельный выезд на отдых. Мне было 18 лет. Мы сидели в Крыму на пляже небольшой компанией и играли в подкидного дурака двое на двое. Штормило. Условие игры: кто проиграл, тот идет купаться. Компания чисто пляжная. Не друзья и даже не близко знакомые. Проиграла я с парнем, который в игре был со мной в паре. Пошли купаться. Волны огромные. Плавать фактически не умела. Только вошла в воду, налетела волна и сбила меня с ног. Я пыталась встать, но налетела следующая волна. Я перестала всплывать на поверхность. Мой партнер по проигрышу это увидел, так как был недалеко, выловил меня и вынес на берег. Помню хорошо его внешность и что его звали Гена. Если б играли не двое на двое, я бы утонула. (Ольга Разоумовски)
В первую поездку во Вьетнам решил посмотреть, что творится в кроне тропических деревьев. Нашел особенно раскидистого гиганта, но одна беда — до самой кроны ствол голый. Хорошо, что с кроны свисает приличное количество лиан. По лиане и полез. Когда долез до первой нормальной ветки на высоте метров 15, попытался за нее ухватиться. И тут выяснилось, что под корой был муравейник, развалившийся от моего прикосновения и рухнувший прямо мне в лицо. В результате я оказался висящим на одной руке на лиане, глаза залиты муравьиной кислотой, и под одеждой куча весьма кусачих муравьев. Спускаться пришлось вслепую, глаза смог разлепить, только промыв их уже на земле. А путь был не прямой, там еще с одной лианы на другую перелезать пришлось. (Леонид Неймарк)
Ну, я не однажды чуть не умерла. Можно сказать, что какое-то время это была прям моя топ-забава. Но лучший случай — это, конечно, когда я после второй комы была в реанимации, уже после ИВЛ, в сознании, меня потихоньку собирают до кучи, и тут одна молодая медсестра чутка переусердствовала и вколола мне какую-то неположенную дозу адреналина достаточно быстро. Было ощущение, что я вроде фигак и сдохла, но потом что-то нет, снова жива. (Анастасия Бондаренко)
На праздновании Нового года в 4 часа утра 1 января с другом-архитектором и его приятелями в жутком и жутко модном цеху какого-то завода с работающими станками в толпе абсолютно пьяных людей подавилась шоколадной конфеткой типа «Гвоздика», которыми закусывали водку — с липкой сахарной начинкой. Начинка залепила, вероятно, какие-то дыхательные пути, так что я могла только махать руками очень веселым пьяным товарищам, не издавая ни звука. Они, конечно, ничего не понимали, и я подумала, что вот сейчас, видимо, и умру. Но на глаза попалась завалявшаяся, видимо, единственная на весь завод хлебная корка, которая и спасла. Гвоздику больше не ем! (Anna Smulyanskaya)
Зимой я вышла из подъезда, и передо мной в 20 сантиметрах рухнула льдина размером с мою голову. (Ирина Солодухина)
Соседи по пионерлагерю не поверили, что я не умею плавать, и толкали все дальше от берега. Я провел какое-то время под водой. Помню, как смотрел на солнце и было совсем не страшно. Когда откачивали и кашлял, было противно. Все понял не сразу, первое чувство — раздражение, вы тупые? Я же говорил, что не умею. (Александр Амзин)
Тонула перед своей семьей человек из десяти, чуть не откинулась от анестезии (сказала врачу перед потерей сознания: «Я, кажется, умираю»), кровотечение по ошибке врачей на литр крови… ну и по мелочи. Главное четко: становится враз так небольно, спокойно и полное смирение. И тут обычно тебя уже тащат, выкачивают, трясут, кричат. И комментарии потом такие забавные, наподобие: о, смотри, наша зелененькая, которая вчера чуть не откинулась. (Анна Кожурина)
Брат моей однокурсницы вез меня на новой бэхе по Питеру, дорога пустая, сильный удар неожиданно, чудом не опрокинулась машина, смята сзади дверь на полсалона, я чуть окурок не проглотила и ноготь сломала, пока он руль выкручивал. Женщина была за рулем, говорит: «Да я просто не видела вашу машину». А если бы переднее сиденье, он бы выжил, возможно, а я точно нет. Ну, он стал кому-то звонить, а я пешком к метро потопала. Потом в Мечникова в реанимации медсестра заснула, я увидела, что уже воздух по вене, разбудила ее. Так-то есть что вспомнить. (Мария Панкевич)
После первых родов. 1995 год. Больница была после санобработки, я — первая роженица и единственная, так как официально открыть должны были на следующий день. Родила быстро, что по показателям тоже не очень хорошо. Раньше детей вместе с мамами не оставляли в одной палате, поэтому после родов сразу уснула. Проснулась от ощущения, что холодно и мокро, одеяло поднимаю — большая лужа крови. Я стала звать на помощь, так как сил встать уже не было. Никого. Не знаю, сколько прошло времени, но, услышав шаги проходившей мимо медсестры, смогла только сказать: «Помогите». Она спросила, что у меня произошло. Я просто откинула одеяло. Лицо у нее моментально изменилось, и она быстро убежала. Тут началась суматоха — медсестры забегали, главный акушер присела ко мне на кровать, пока готовили операционную и ждали анестезиологов. Потом было глотание трубки, так как при анестезии желудок должен быть пустым, а я после родов сразу съела бабушкины пирожки, которые она мне подсунула перед отъездом в роддом. Операция, переливание крови… Кому переливали кровь, наверное, знают, что иногда может трясти и морозить. По крайней мере, меня колотило так, как будто я долгое время находилась на морозе без одежды. В общем, все сделали вовремя и оперативно. Я жива и здорова. Дочь — умница и красавица. (Наталья Антипина)
Я однажды сдуру поплыла в небольшие подводные туннели в Апулии. Туннели перемежались отверстиями, в которые можно было всплыть и вдохнуть. Солнце светило уже довольно косо, я не заметила это отверстие и профигачила дальше, в следующий туннель. Всплываю и чувствую головой и спиной свод туннеля, покрытый ракушками. Понимаю, что воздуха больше не осталось. Думаю о близких и о смерти. Со всей силы, обдирая плечи и спину, отталкиваюсь от свода и плыву вниз и вперед, выплываю в открытое море. Дышу и ору друзьям, которые ждали меня в той пропущенной дыре. Плечи и спина были исполосованы, как если бы по ним тигр прошелся когтями. Никогда так не делайте! (Anna Michurina)
У меня дичайшая смертельная аллергия на ртуть. Выяснилось это эмпирическим путем: однажды в детстве грела на лампочке градусник, чтобы изобразить родителям температуру и не ходить в ненавистную школу. Перегрела, градусник лопнул, ртуть рассыпалась. Через несколько мгновений я стремительно начала слепнуть (лицо распухало с такой скоростью, что глаза превратились в щелочки) и задыхаться. Теряя сознание и падая, зацепила лампу, на грохот вбежала мама. Она моментально сунула мне в горло ручку деревянной лопатки, которой перед этим что-то мешала на кухне, и вызвала скорую. Успели вовремя, трое суток в реанимации. Второй раз такая же история приключилась спустя несколько лет через 15 минут после приема антибиотика тетрациклиновой группы. Здесь обошлось 24 часами реанимации. (Daria Mozel Lakshina)
Моя история — просто мотивационное пособие для ГИБДД. Всегда был противником (категорическим) синьки за рулем. Единственный раз в жизни сел за руль мотоцикла пьяным (напился с горя — любовная неудача). На трассе протаранил КамАЗ-зерновоз. Первое чудо, что живой, второе совершили врачи — хожу на своих ногах, пишу своими руками, двумя. Мыслей подумать как-то не успел. Всегда благодарю Б-га дважды: что живой и что никто не пострадал, кроме меня. Это был урок. (Лев Колбачев)
Почти 15 лет назад была начинающим борзым водителем, слишком быстро ехала по ТТК после снегопада, меня занесло и развернуло против потока. Помню очень долгие секунды, когда сначала пролетала в каких-то сантиметрах от отбойника, а потом смотрела, как на меня несутся машины. В итоге ничего не случилось, я развернулась и поехала дальше, но, кажется, тогда ближе всего была к смерти или серьезным увечьям. Зато хороший урок: мой стиль вождения после этого изменился. (Olga Frolova)
Остановка сердца во время кесарева. Понятное дело, ничего не помню, была под наркозом, а когда утром проснулась, за окошком голубь активно токовал вокруг голубки. «Дура! — как мне показалось, кричу, — октябрь месяц, какие дети?» И пока занималась этим богоугодным делом, привезли вторую мамашу, у этой почки отказали. Только врачи ушли, она мне: «Тссс! У меня в тумбочке должно быть полкруга домашней колбасы! Давай сожрем?» И вот мы, две красавицы, которые даже сесть не могут, пытались как-то вывернуться и дотянуться до тумбочки и выяснить, есть там колбаса или нет. Дети? Какие дети? Там же колбаса! (Соня Карамелькина)
Когда мне было лет пять, я утонула в пруду. Туда меня позвали играть старшие ребята, которые, так же, как и я, гостили у бабушки в деревне. Им было лет 7-8, но мне они казались совершенно взрослыми, опытными людьми. В тот день эти двое братьев-обалдуев, жившие в ближайшем доме, как-то умудрились смастерить плот. Он, конечно, был хлипким и очень плохо держался на воде. Но такое приключение я, конечно же, упустить не могла. Мы лихо вырулили на середину малюсенького и заросшего тиной пруда, и тут я решила прыгнуть. Понять, что творилось в голове у пятилетнего ребенка, мне сложно и сейчас. Плавать я не умела. Но прекрасные ощущения и виды, захватившие меня, помню до сих пор. Помню прекрасное сияние, пробивающееся через зеленоватую, мутную воду, колышущиеся водоросли, любопытных тритонов, заглядывающих мне в глаза, и тишину. Мне почему-то было хорошо и спокойно там, на дне пруда. Вдруг сверху воду разрезала чья-то рука, схватила меня за голову и выволокла вверх, на доски плота. «Взрослые» друзья не подвели, недаром я им так доверяла. Я не успела ни нахлебаться воды, ни испугаться, ни толком понять, что произошло. Видимо, поэтому следующим летом я утонула снова. Но уже на речке, на самом мелководье. Воды там даже мне было по колено. Но я умудрилась нахлебаться воды, наесться речного мелкого песка и испугаться до истерики. Меня, конечно, спасли — вокруг было множество людей. Но я до сих пор помню этот ужас, когда вода заливается в нос, рот, глаза и уши. И вдруг понимаешь, что дышать невозможно. После этого случая я научилась плавать и воды не боюсь. Видимо, оба этих раза нейтрализовали друг друга в моем подсознании. Потому что Ихтиандром я тоже не стала. (Angella Rain)
Лет в семь с двоюродной сестрой купались в озере недалеко от берега. Внезапно дно ушло из-под ног, а мы ушли под воду. При этом крепко держали друг друга за руки. Мой дядя, папа сестры, увидел, что мы исчезли, и бросился нас вылавливать. С тех пор очень редко отплываю от берега. На море доплыть до буйков — супердостижение.
До сих пор не понимаем, как мы умудрились тогда начать тонуть. Если бы утонули, смерть была бы довольно глупой. (Inna Nikitina)
Инфаркт. Я шел с ним полкилометра, потом упал на скамейку. Из соседнего ларька тетки вызвали скорую, меня отволокли в больничку. Там я еще успел позвонить на работу, бывшей жене и родителям, потом отключился. Говорят, били электричеством. Очнулся через сутки. (Александр Музланов)
Клиническая смерть в дошкольном возрасте, тонула в озере, нарушала ПДД и чуть не была раздавлена, будучи на велике. (Deenara Rawsleva)
Двадцать лет назад работала в турфирме, возила автобусные экскурсии. Ехали по ноябрьской вечерней трассе, все спокойно, дети смотрят телевизор, мы с водителем переговариваемся, потом вижу — по салону бегает девочка лет пяти (тогда ремней никаких не было), и я встала со своего экскурсионного кресла, чтобы ее усадить на место, и через несколько секунд в автобус врезалась легковушка. Водитель среагировал, и удар пришелся не в лоб, а вправо, прямо на мое кресло — оно всмятку. А девочку я успела удержать, если бы я не встала — она бы улетела в лобовое стекло, а я бы как минимум осталась без ног. Потом выяснилось, что в машине три нарка ехали. Я потом месяц в автобус не могла зайти. Но ничего — до сих пор вожу. (Екатерина Калужникова)
После Нового года осталась красная икра. И я ее решила доесть, не заметив, что она подпорченная. Вырвало, упала в глубокий обморок, пришла в себя незадолго до прихода мужа, лежала и не могла сделать ничего. (Евгения Чикурова)
В 14 лет я тонула в подмосковном карьере. Все произошло очень быстро, сначала был ужас, а потом замелькали яркие картинки из детства. И страх ушел. Тут меня и спасли. (ира карасева)
Бывший муж пытался задушить. Почему-то отпустил. (Наталья Анискова)
Я сама тонула. Спасла девочка, которая рядом купалась. А дочка в больнице перестала дышать. Это произошло во время обхода. Врач заметила, что один из младенцев не орет, и спасла ее. (Lida Glazkova)
Однажды меня сильно избили по гомофобным мотивам ногами по голове. Спустя годы я понял, что вообще-то могли убить, просто не получилось. (Леонид Цой)
Ехали мы два с половиной часа на свадьбу в такси из аэропорта г. Владикавказа в некоторую высокогорную деревню. Водитель, здоровенный угрюмый парень со сросшимися бровями и волосами буквально отовсюду, два раза подряд прокручивал на магнитоле кассету, каждая сторона которой начиналась с зазывного: «Для вас поет Марина Журавлева», ну и так далее. Когда он вставил эту кассету в магнитолу в третий раз, я не выдержал и взмолился: «А можно что-нибудь другое?» А дальше я чуть не умер, спасибо, друзья отстояли. (Олег Лекманов)
Мне было 22. Меня затолкали в машину и несколько часов насиловали и избивали в лесу. Хотели повесить, но не нашли веревку. Поэтому просто вырубили и бросили там.
У каждой второй девочки в этом мире есть подобная чудесная история «Как я могла умереть, но не умерла». (Nuretz Bird)
Когда начинался ковид и никто толком не знал, что это такое, я заболел. Участковый врач послушал, померил сатурацию, выписал какую-то ерунду и посоветовал пить воду с лимоном. От воды ничего не проходило. По всем ютьюбам все дули, что мое состояние — это полная ерунда и не страшнее сезонного гриппа: смертность мизерная, проходит быстро, главное — не делать ничего, тупо ждать. И все пройдет. На седьмой день непрерывной температуры вызвал врача — он предложил продлить больничный по телефону, я настоял на личном визите. Пришел студент-старшекурсник на стиле: пурпурные брюки, приталенный крахмальный халат, бриолин, двухцветный французский готический маникюр с кровавыми мазками по контуру, тоннелями в ушах, штангой в носу. Послушал, сказал: «Хрипов нет, ларингит, полощите горло содой», — и исчез. К ночи у меня начались конвульсии и спазмы, я пытался вытолкнуть из себя весь воздух, а в коротком полусне я постиг основу мира: он состоял из голубиного помета, обрывков газет из мышиных гнезд и пыльного пуха тополей. Вращаясь, они сначала и образовывали дуады, дуады помета, трухи и пуха объединялись в триады, все вращалось, слипалось, образовывало монады, в которые влипали сосновые иголки и палки сорговых веников, постепенно образуя весь окружающий меня мир. Жена лежала рядом, время от времени вставала, приносила воду, мокрые полотенца, а мне это было уже не надо — меня била дрожь, и мне было как-то отдельно уютно исследовать мир из говна и палок. Вдруг вечером она заплакала, «Скорая» сбрасывала вызов. И она спросила: «Ты меня любишь?» — «Да». — «Вставай!» Я свесил ноги с кровати, она натянула на меня штаны, рубашку, свитер, ботинки, пуховик. Внизу ждало такси. Она, как в полицейском фильме, придерживая мне голову, уронила меня на заднее сидение и повезла в нелегальную клинику. У них не было разрешения работать с «ковидниками», но каким-то чудом врач решил меня принять. Пришла медсестра, взяла кровь, меня направили на рентген. Мне было все равно, я просто прикладывал, когда надо, банковскую карту и подписывал отказы от ответственности. Рентгенолог принес снимок: «На вид — процентов 70, как дышит, непонятно». Врач написала длинную портянку рецептов, отдала ее жене: «Если хоть что-нибудь не найдете — звоните в «Скорую», я вас научу, как…» Жена вытащила меня, как куклу, на улицу. -3 С, поземка, под ногами ледяная корка. Пока минуту-две ждали застрявшее в пробке напротив нас такси, в меня проникал дичайший холод, ноги и руки перестали слушаться, и стоял я только благодаря стене клиники. Дома я не смог добраться до кровати. Как был, лег на пол. Жена накрыла меня одеялом, вызвала такси и поехала. Сначала она называла адреса аптек, в которых аптечная сеть указывала наличие лекарств, потом стала заезжать во все попадающиеся по дороге. Где-то покупала, где-то меняла и покупала: антибиотики первого резерва на гормоны, гормоны на муколитики, муколитики — на антикоагулянты. Вишенкой был провизор, не отпускавший физраствор и дистиллированную воду для инъекций, — оказалось, их внесли в какой-то список рецептурных препаратов. Пришлось и за них отдать блистер ампул китайских гормонов. Три часа я лежал на полу и слушал брякание приходящих от банка СМС.
Когда она приехала с двумя мешками препаратов, я уже готов был грызть ковер от боли. Клиника у нас в доме отказалась делать инъекции. Первую жена сделала сама, потом сидела и читала справочник военно-полевой медицины, изданный в Казахстане, в 1979 году. Он был единственный, допускавший введение прописанных препаратов вне стационара, в условиях фронта. Меня отпустило через пару часов. Я ощутил себя как под пальмами, на пляже. К обеду следующего дня позвонили из клиники: очень аккуратно поинтересовались, жив ли я. Лаборатория, принявшая мою кровь, выкатила им претензию, что они произвели забор биоматериала у покойника, и два раза перепроверили результат. С этого дня я начал бегать. Но это уже другая история. (Александр Ивлев)
В возрасте одного месяца от роду столкнула себя со стиральной машины и приземлилась головой на кафельный пол. Спасло то, что стена за машиной затормозила падение. Ну и врачи оказались волшебниками. Никаких последствий, кроме шва на черепушке. (Yana Boguslavskaya)
Ехали со дня рождения приятеля, я спал на переднем сиденье, кто-то не так повернул, — я начал урывками понемногу включаться где-то через пару недель. Потом еще долго не мог вспомнить последние полгода-год. (Евгений Шмуклер)
Меня почти убил первый муж. Как-то вечером он выпил после работы, был в плохом настроении. Сначала орал на меня, а потом повалил на пол и начал душить. Проснулись дети и плакали. Я помню, что было странное чувство, что глаза открыты, но я ничего не вижу, темно. И больше не слышу плача детей. На последних секундах он разжал руки, вероятно. Через десять дней после этого я убежала с детьми и больше никогда его не видела. Это было 23 года назад, у нас с детьми все хорошо. (Анонимно)
Меня ребенком возили на юга, и я ходил купаться на волнорез, в один из дней то ли спускался по скобам в торце волнореза вниз к воде, то ли поднимался вверх, но начался шторм, и меня с головой захлестывали волны. Я не мог подняться наверх из-за шторма и только крепко держался за скобы. Продолжалось это некоторое время, пока какой-то дядька меня не вытащил, спасибо ему. (Михаил Просмушкин)
Не знаю, считается ли, но подавилась какаошкой во время просмотра стендапа. Была одна дома, на четвереньках бегала по полу, била себя кулаком в грудь. Весь пол залила, пока выкашляла. Сначала очень перепугалась, а теперь хочу оставить этот способ смерти на будущее. (Jelizaveta Pratkunas)
Было дважды, в течение трех лет.
1. Мне было года 23, я была учительницей в школе и заразилась от детей коревой краснухой. Очень тяжело болела, дней пять температура за 40. Лежала и думала, что умираю. Очень жалела мужа, потому что где еще он такую хорошую найдет…
2. Лет в 26, будучи беременной ~ 6-7 недель, заболела каким-то особо мерзким гриппом. Опять же очень высокая температура, началось кровотечение. Муж отвез к врачу — укололи чем-то и сказали: «Все нормально, лежи дома». Ночью проснулась оттого, что лежала в луже крови. Вызвали скорую. И вот везут они меня в больницу и по радио говорят: «Готовьте кровь на переливание, у нас тут девочка очень тяжелая». А я думаю: «Это они обо мне? А я ничего не чувствую». Мне не было страшно или плохо, было как-то отстраненно. (Lily Remennik)
Чуть не умерла не однажды, увы. Начиная с раннего детства. К счастью, пока безуспешно. Самый острый экзистенциальный опыт — автомобильная авария в США 20 лет назад, в которую мы с друзьями попали в конце недельного road trip из Коннектикута в Канзас. Около города под названием Odessa. Водитель гигантской грузовой фуры заснул за рулем, видимо, и таранил нашу машину, а потом его взбесившийся многотонный прицеп начал швырять нас, как теннисный мячик. Несколько раз перевернулись, пролетели метров десять по воздуху на встречное шоссе. Потом отовсюду дым повалил, а когда мы вывалились наружу и начали от шока истерически хохотать с каменными от ужаса физиономиями, неожиданно хлынул ливень средь ясного неба, залил пламя и тут же перестал. Чистая мистика. Вот до этого момента была полная уверенность: «Вот и все…» И, что странно, какая-то убийственная отрешенность и безмятежность. Самое удивительное, что в итоге все не только остались живы, но даже серьезных травм не получили, в отличие от нашей машины. Не знаю, как остальным участникам, но мне это все мощно прочистило мозги и радикально изменило мироощущение и систему ценностей. (Нина Шулякова)
Ребенок угостил конфеткой M&M, я очень горячо благодарила, потому что детка была до этого непреклонна и не делилась ни с кем вообще ничем и никогда. И подавилась. Мы как раз шли через лобби отеля, в котором отдыхали. Семья паниковала и металась (при этом среди нас был человек с дипломом медика), ребенок побежал за водой, а сотрудники отеля долго бегали за врачом, принесли в итоге мусорный пакет и в ужасе ждали, испорчу ли я им интерьер. Конфетка немного подтаяла и проскочила, но за то время, пока задыхалась, думала только о том, чтобы ребенок подольше искал воду и не видел конца. (Mira ClePlum)
Для всех я потеряла сознание, а на самом деле я подошла к окну, а там Димка. Димка — это человек, с которым я дружила и по работе он мне помогал, ибо биохимик. А еще я с ним всякие старые кины любила смотреть, которые нормальные люди не смотрят. Он умер в 28 лет. Сердце. Это было лет пять назад. И вот он около окна стоит, прям за кошачьей решеткой, и я обрадовалась. Мне не хватало Димки. А он мне говорит, что если он нужен, то теперь у нас есть лазейка. Прям как в фильме «Пурпурная роза Каира». Я помню фильм. Мы с ним смотрели вместе. Никто не хотел со мной смотреть старье, а он смотрел. И я ему говорю, дескать, Димка, ты же ненастоящий. А он отвечает — а какое это имеет значение? Да и правда, решительно никакого. Мы еще чуток постояли, друг друга держали за пальцы через кошачью решетку. А потом я глаза открываю — лежу на полу, а сверху скоряки с утюжками. Я командую, разумеется, что не надо утюжков, и следующий проблеск сознания уже в больнице был. Вот оно как. И никаких коридоров и света в конце тоннеля. Вот такая была клиническая смерть от обширного нижнего инфаркта. (Лиля Власова)
Я выжила чудом. Тонула несколько раз, в море в шторм и в озере, не рассчитав силы, оба раза вытащила мама. Опять же мама почти в последний момент вытащила из-под поезда, спасла и меня, и свою подругу, которая несла меня на плечах. В подростковом возрасте было много экспериментов с наркотиками, спасал тогдашний молодой человек, а потом муж и отец моих сыновей, работавший в реанимации Склифа и умевший все. Бросила я, узнав, что беременна, и после этого никогда и ничего. Стала очень тревожной мамой двух мальчиков, и все стало происходить уже с ними. Однажды в 2003 мы (я) в последний момент решили не ехать на фестиваль «Крылья» с его друзьями, а поехать в Питер на машине с моими. Уже в Питере узнали, что был теракт, как раз они заходили тогда, девушка друга погибла. А потом наш брак распался, и меня опять понесло на адреналиновые галеры, путешествия и ситуации на грани. На машине (маленькой желтенькой черри куку) несметное количество случаев, занесло на трассе, несло в отбойник, вспомнила вдруг, что надо не тормоз в пол, а много раз нажимать по чуть-чуть, так и остановилась. Но хуже всего у меня с мотоциклами. Я вообще насчет равновесия не очень, не умею кататься на велосипеде, все попытки меня научить кончались плохо, поэтому мотоциклы — это в принципе не вариант. Пару раз попробовала сесть сзади, сидела прямая как палка, упала, решила, что не мое. Но еще дважды (!!!) меня уговорила подруга. В первый раз мы просто упали на небольшой скорости и отделались легкими травмами, а второй раз в городе Каракас в рождественскую ночь мы ехали с дискотеки. По той же дороге за нами ехали полицейские, и один из них почему-то выстрелил в меня, ровно в то место, где секунду назад была моя голова. Попал в плечо, чудом не задел кость. Когда спросили, зачем стрелял, сказал: «Случайно». Типа у них упал мотоцикл и пистолет выстрелил сам. Сейчас я переехала с детьми в Барселону, родила еще дочку, живу, спокойная, толстая женщина средних лет, так и не скажешь, что ебанько. Права пока не готова получать еще раз. Надеюсь на мирную старость. (Maria Apartseva)
Однажды после аварии на работе мне делали операцию сразу на две переломанные ноги. Когда привезли в палату, было очень плохо. Настолько, что я не могла даже пальцем пошевелить. Врачи, персонал смотрели на меня с таким сочувствуем, мол, жалко, могла бы еще пожить… Было очень страшно. До жути. А потом принесли кровь и вливали ее в меня через капельницу. С каждой порцией я оживала, как вурдалак. Непередаваемое чувство возвращения к жизни. (Olga Nikitina)
Мне было 13 лет, я лежал в ванне и слушал альбом ДДТ «Периферия». Мой кузен дал мне очень плохой провод питания, местами оголенный и с отходящим контактом, приходилось иногда этот контакт поправлять. Меня замкнуло в цепь. Все мышцы напрягаются и в воздухе (или в ушах?) стоит зуд, как под линией электропередачи. Ты ничего не можешь сделать и знаешь, что, видимо, умрешь. Я вспомнил, как мне рассказывали, что в таких случаях человек не может кричать — связки тоже напряжены. Проверил — так и есть. Я все равно был один дома. Не знаю, как шло время, я был в состоянии сильного шока. В какой-то момент потерял сознание, потом снова очнулся все там же, это было очень грустно. Потом, не знаю как, ток отпустил меня, и я стал биться в так называемых остаточных судорогах. Я, конечно, уже плохо понимал, что происходит, потом уже про это прочитал. Я стал пытаться вылезти из ванной, но почти не контролировал тело, кажется, меня замкнуло еще раз, потом отпустило, я перевалился через край ванной, меня били судороги. Я думал, что это все еще электричество, и боялся взяться за железную ручку двери. Потом все-таки вышел из ванной и, падая, пошел на балкон прыгать вниз, чтобы ток больше не шел за мной по мокрым следам. На балконе я перебил своим телом пустые бутылки, и, голый, в потеках крови, стал перелезать через перила. Внизу случился сосед, который отговорил меня это делать. Я как-то смог открыть ему дверь, он уложил меня на кровать и позвонил маме. Судороги еще продолжались, но уже не так сильно. Мама посоветовала выпить снотворного и сказала, что скоро приедет. Сосед ушел. Потом перезвонила мама и сказала, что зря мне сказала выпить столько снотворного, и мне нужно поблевать. Тело начало расслабляться, устав от судорог, поэтому я на локтях и коленях пополз на кухню пить теплую воду и блевать. У меня были на пальцах и почему-то на груди большие выемки полностью выжженного желтого мяса. Больно не было ни разу, только страшно. (Vanya Zhuk)
Мы с папой однажды переплывали водохранилище, я в круге, папа рядом. И где-то на первой трети, когда уже было достаточно глубоко, у меня вдруг сдулся круг, я из него выскользнула и пошла на дно. Помню пузырики, поднимающиеся наверх сквозь лучи света, и как становилось все темнее. А потом папа поймал меня за пятку и вытащил, чего я уже не помню, очнулась уже на берегу. Удивительно, что я даже не испугалась, и, кажется, не до конца осознала важность момента. (Ольга Солдатова)
В нашей 37-й немецкой спецшколе появилась молоденькая медсестра, которая сделала всему классу прививку оспы в пятикратной дозе ( не развела вакцину). Весь класс к вечеру слег, а я чудом не умерла. Я помню желтый туман и гудение. Голоса каких-то людей. Помню, что услышала голос папы, и это успокаивало: папа врач, хорошо, что он тут. Значит, он спасет. И он спас. Меня два месяца продержали в Институте педиатрии с миокардитом. Медсестру не уволили. (Karina Kudymova)
Тонула в море, в детстве. Дважды. Первый раз перевернулась вниз головой на мелководье в тесном круге и почти захлебнулась, пока меня папа за ноги не вытащил. Второй раз волной утянуло на глубину, потом выбросило на отмель, и так несколько раз. Очнулась с полным ртом песка, удачно зацепилась за камни купальником, и волна наконец меня оставила. Огромная, многослойная выставочная железная дверь упала на место, с которого я только что отошла. Отек Квинке со скорой, наверное, не умирала совсем, но ощущения незабываемые. Чуть не попала в ДТП с трамваем, на пассажирском сиденье. Ну и ковид дома в марте 2020, когда никто не понимал, что с этим делать. Выходила на балкон и ложилась на живот на скамейку, только так могла дышать. Делала все, чтобы дышать и отхаркиваться. Выползла, начался миокардит. От него, может, и не умирают, но тоже страшно очень было. Руки отекли мгновенно так, что обручальное кольцо пришлось скусывать кусачками. (Дина Беркгаут)
Когда работала в Минобороны, ехали группой по делам в одно село. И вот выезжаем на последний отрезок грунтовки, из-за лесопосадки, и видим, что по селу работает артиллерия. Водитель останавливает машину, берет телефон, начинает снимать. И в этот момент точка обстрела переносится прям на нас. То есть мы стоим в чистом поле. С разных сторон от машины рвутся снаряды (почему-то не помню звука, странно). Водитель завис и медленно водит в воздухе телефоном, внимательно глядя в экран. На всю машину орет Боб Марли. И как-то совершенно очевидно, что все, геймовер, и почему-то еще более очевидно, что вот конкретно проклятому Бобу Марли как раз нихрена не будет, и через пару секунд над четырьмя трупами будет раздаваться: «Noooo woman no cry!» Вот на самом деле для кино это был бы очень пошлый сценарий, правда? Кончилось все, естественно, хорошо, кто-то наконец вышел из ступора, дал водителю по голове, мы сделали полицейский разворот и смылись оттуда на максимально возможной скорости. Первый вопрос после остановки, конечно, был: «Ну так что? Сфоткал?» Ржали хором минут пять, истерика, сброс адреналина, все такое. (Jane Dukhopelnykova)
Хммм… 2013 год был. Зима. Теракт в Волгограде. Взрыв на вокзале. Я опоздала на взрыв часа этак на четыре. Я первая в вагоне узнала о случившемся. Стала рассказывать пассажирам. А потом и остальным стали поступать звонки от близких. Когда вышла из вагона (поезд пришел, как я поняла, на какой-то запасной путь), еле дозвонилась до брата. Сеть была перегружена. Был шок. Ужаса не испытала. Как-то так… На самом деле тогда много людей писало мне в соцсети, интересуясь моим самочувствием. Почувствовала, что все мы связаны и помним друг о друге. Согрело душу. В такие моменты это важно. А так да, реши они взрыв устроить чуть попозже, меня бы в живых не было. (Юлия Флегинская)
Попала под машину, 20 минут без сознания, в больницу менты привезли, там и очнулась, мне, говорю, отсюда надо, у меня дела, а врач из приемного орет: «Куда? У тебя кровь в голове!» Ну еще дырка в черепе, должна была окочукаться из-за сопутствующей хрони, а вот не удалось что-то. (Catherine Dubrowska)
У меня примерно месяц была высокая глюкоза, больше 20. Глюкометров тогда в России было не достать. А потом я простыла и заболела. Стало еще хуже. Тетя и дядя, с которыми я тогда жила, вызвали скорую. Когда она приехала, нас всех буквально с порога обругала фельдшер, дескать, к такой взрослой девушке вызываете бригаду, а где-то, может быть, ребенок умирает. Врач даже не стала меня смотреть. Через какое-то недолгое время почувствовала, что все, начинаю заканчиваться. Стала прощаться с близкими. Тогда дядя (он мне был как второй отец) погрузил меня в машину и вместе с тетей повезли в больницу. Я задыхалась. Лицо белело. Дядя ехал с такой скоростью, что нас остановили гаишники, а когда поняли, в чем дело, проводили с мигалками. Уже во дворе больницы ко мне подбежали врач с санитаром, они почему-то сразу поняли, что со мной, сказали, надо везти в другую клинику, тут помочь мне не могут. Я все это отлично слышала и помню. Подъехала скорая, и в момент, когда меня перекладывали с одних мягких носилок на другие, жесткие, я ударилась спиной и отключилась. Очень хорошо помню, как в мгновение пропала боль (а мне несколько дней было очень-очень плохо), как все вокруг затопило белым ярким светом, как я поднялась над собой и видела всех немножко сверху, и даже отметила то, что лежу в любимых джинсах. Дальше — как нелепо подпрыгивает грудная клетка под дефибриллятором, как гремят носилки, на которых я лежу… В общем, меня как-то завели. Очнулась я уже в реанимации облбольницы. Остановка сердца была чуть больше минуты. Уже почти двадцать лет прошло… (Дарья Мирошникова)
Отход после наркоза. Мне только что вырезали аппендицит. Я падаю в розовую с крапинками глазурь, которой накануне красила кружку у подруги в керамической мастерской. Хочу падать в нее бесконечно. Глазурь затягивает. И тут кто-то вырывает меня из этого действа, заставляет дышать и произносит «аппендицит», и я думаю: «Слава богу, все не зря». «Дышите, не засыпайте». А хочется как раз обратного. Вернуться в мир розовой глазури… Я осознаю, что не могу дышать. Я в отделении реанимации. Думаю, ничего страшного. Сейчас я позову на помощь. Но я не могу вымолвить ни единого слова. Это как кричать во сне, стараешься изо всех сил, но ничего не выходит. Ну ничего. Сейчас я открою глаза. А веки не поднимаются…
Ладно, я могу махать руками, меня заметят. Но максимум, что я могу, это бить кончиком пальца о железную каталку. Очень беспомощно. В ответ на мой призыв о помощи медсестра кричит мне через все отделение реанимации: «Больной, не буяньте, успокойтесь!» А ты ни вдохнуть, ни выдохнуть не можешь. Неужели такой он, твой конец. (Polina Kalashnikova)
Мне подруга из ревности к мальчику подсыпала что-то в шампанское. Как позже объяснили, какое-то лекарство из аптечки ее родителей, жутко несовместимое с алкоголем. Очнулась я в реанимации. Мне сказали, что я едва не умерла. Что стало с подругой, я даже не знаю. Долго лежала в больнице, трудно восстанавливалась. Родители упорно молчали, ничего не рассказывали. Одноклассников ко мне не пускали. А потом почти сразу после выписки мы уехали из города. Особых ощущений в процессе отравления не помню. Помню танцпол дискотеки, я на нем качаюсь в такт музыке. Затем почему-то начинаю качаться сильнее и сильнее, и все. Отключаюсь. То есть меня не было вообще все те несколько дней, пока врачи боролись за мою жизнь. (Тося Ковригина)
Ну, я в детстве многократно чуть не умирал — астма. Вдохнуть можешь, выдохнуть нет. Не страшно, просто понимаешь, что все. Потом то ли «перерос», то ли даже не знаю. Лет в десять-одиннадцать своровал у отца пачку патронов для мелкашки, добывать порох, для каких-то детских дел. Решил проверить, что будет, если положить на горящий огарок свечи один патрончик. Проверил, на балконе зажег огарочек, положил патрон, стал ждать в комнате — я же умный, присел за стенкой. А патрончик что-то не бабахает. Открыл двери на балкон, посмотреть. Бабахнуло. Отлетевшая гильза бумкнула в ногу, неделю прихрамывал, синяк был на все бедро. Хорошо, что не пуля, повезло. В начале девяностых вставили пистолет в проекцию печени, ощущения непередаваемые, но не страх, а просто понимание, что вот оно — все. Наркоманы, да, денег хотели. Если бы были уже обдолбанные — убили бы, а так друг из квартиры вышел, еще девчонки у нас сидели. Видимо, на четыре трупа не решились. В Израиле когда жил, как раз был хамсин, а мне приспичило в Тель-Авив съездить. Автобус что-то задерживался, жарко было очень, махнул рукой, вернулся домой. В интернетах — новости, теракт. 142-й автобус, по времени — как раз тот, которого не дождался. В больнице работал, из Газы ракеты летели. Тревога, сирена, старожилы ломанулись в убежище. У нас отделение с больными на ИВЛ, рядом — две немаленькие цистерны с кислородом. Персонал — выходцы из бывшего Союза. И время обхода подоспело. Ну, и пошли мы на обход вместо бомбоубежища. Просто покурили потом по две сигареты, а не по одной. Еще как-то в молодости друзья решили проверить, не вру ли я, что у меня аллергия на горчицу. И подмешали в какую-то еду. Не врал я, если кто-то когда травился чем угодно — поймет, как это было. Самое неприятное — это горящая, по ощущениям, кожа на лице, которую хочется содрать с себя. Да, еще у меня был вполне антисоветский гипотонический криз, лет в семнадцать. Не ел с утра, учился, потом где-то еще околачивался, стало плохо. Вот настолько совсем плохо, что прямо п***ц. Дикая тошнота, голова как будто разрывается изнутри, жар, противный липкий пот, качает, ничего не вижу, вот просто детский калейдоскоп в глазах, а не мои -2 и -3. Это как раз под зданием управления КГБ случилось, проходил я там, ага. Ну и облевал их красивые дубовые двери. Потом как-то добрался до дома, по стеночке, вызвал скорую, вкололи что положено, все прошло. А, смешное еще, где-то год назад поперхнулся, долго не мог откашляться. Понимаю, что еще чуть-чуть, и все на этом. А в голове одна мысль: «Я же ключ в дверях оставил, дочь с учебы придет, не сможет в дом попасть». Пришлось откашляться, в общем. (Dmytro Redko)
Когда-то очень давно меня прострелили. Не буду говорить, когда, потому что столько не живут, но в любом случае это случилось в Киргизии, высоко в горах. Три часа до ближайшего населенного пункта. Ну хорошо, что водитель был «в завязке», так что он повез и довез. А выпил бы водки — и неизвестно, где бы я сейчас находилась, скорее всего, там глубоко внизу, где жарко и общество… Когда в тебя попадает пуля, это именно так, как в кино — ты нечаянно падаешь, острой боли от пули вовсе нет, есть ощущение, что тебя очень сильно ткнули тяжелым тупым предметом типа бревно… поэтому в кино все и падают. Мне стало трудно дышать, а больше ничего такого особенного, и никто не понял, что произошло… но потом мне стало совсем трудно дышать, и я стала потихонечку падать, потому что сидела в то время, когда в меня попала пуля, а так бы, наверное, сразу упала… и три часа подряд меня везли в населенный пункт по имени Нарын, а мне в принципе было не больно, только очень обидно на предмет если вот прямо сейчас умереть, а я же еще такая молодая… и крови не было почти, что оказалось хорошо, она вся внутрь изливалась. А потом меня привезли в больницу, и мне было уже как-то совсем хреново, но я все-таки строго потребовала одноразовых шприцев, а потом разрешила разрезать майку, только чтобы не двигать руками… и все… так, наверное, и умирают… что угодно, господи, лишь бы это закончилось… но я очнулась в реанимации, мне надавали по щекам, а потом меня тошнило, и отовсюду из меня торчали трубки, и жутко болело под мышкой, потому что там разрезали довольно неаккуратно, там, где было входящее отверстие, и внутри тоже очень болело… реанимация была на первом этаже и большие окна во всю стену, и к вечеру подъехало довольно много машин, они светили фарами в окна… я сгребла все свои трубки и сползла на пол, чтобы не видеть вспышки камер в окнах, они меня фотографировали… потом была какая-то возня-беготня-уколы — и я очутилась где-то на другом этаже… с глюками на двое суток… потом мне сказали, что ничего не было, мне все почудилось, но определенные фразы, которые до того не встречались в моей жизни, трудно было бы самой выдумать из головы… а еще потом прилетел вертолет с доктором из Бишкека, потому что пулю в легком не нашли, а нашли в позвоночнике и боялись выковыривать, прилетел этот доктор и выковырял пулю из моего позвоночника через мой живот, так что шрамов у меня хватает, говорят, это к счастью, но тот, что под мышкой, очень некрасивый, правда, сейчас мне уже все равно. Потом я там еще лежала некоторое время в этой больнице… в палате никто не говорил со мной по-русски принципиально… и еще результатом плеврит… и вены у меня очень тонкие, поэтому капельницы ставили в куда получится, в кисти и ступни, это ужасно больно… потом меня как-то нашел солдатик русский аппендицитник и стал со мной гулять, когда я смогла уже более-менее двигаться… а потом пришел солдатиков начальник с женой и забрал меня из больницы… к себе домой… и еще три недели они со мной носились как с писаной торбой, с чужой совершенно девочкой… кормили, гуляли, перевязывали, водили на массаж… а потом отвезли в Бишкек и посадили на самолет до Питера… понятно, что это ни разу не везение, если в тебя попадает пуля из пистолета Макарова с близкого расстояния, и везением чистой воды было бы, если бы пуля пролетела сантиметров буквально на пять вбок и мимо, и бог с ней!.. но пуля пошла по-другому, и в результате левое легкое насквозь, НО чуть бы выше, и это было бы сердце… а чуть бы ближе — и навылет, и тогда смерть от потери крови, а еще потом она застряла в остистых отростках одного из позвонков, а могла бы просто перебить этот чертов позвонок… ну а я сейчас, в общем, как-то так не инвалид и ничего прочего, ничего кроме того, что потом мне года два подряд снились кошмары, ничего кроме того, что на моем теле два уродливых шва… один под мышкой и один через весь живот… (Ekaterina Gannota)
Дважды чуть не погиб. Первый раз все было как в индийской киноленте. Был сбит машиной, которая участвовала в погоне. Летел и вспоминал жизнь. Потом упал на землю. В результате порвал рукав дорогой рубашки, поцарапал любимый ремень и получил легкий синяк. Во второй раз было как в американском боевике. Во время учений на гористой местности я почувствовал приятную вибрацию вдоль позвоночника, повернувшись назад, увидел сослуживцев с белыми лицами, кто-то просто замер, другие что-то кричали неразборчиво. Оказалось, что мой сослуживец- пулеметчик, поскользнувшись на камне во время стрельбы, чуть не изрешетил меня. Но нужно отдать ему должное, вовремя выровнял пулемет. (Аба Довид Аббо)
Случайно сумела выбраться из горячей ванны лет в 12-13, чтобы постучать — ГРОМКО — в дверь ванной. И даже повернула завертку в открытое положение. Случайно мимо проходила мама, услышав, что я скребусь. Говорят, нашли под дверью, очнулась на руках отца — нес в комнату, дышал на меня каким-то алкоголем; протрезвел сразу, сказал потом. Скорая, приехавшая через полчаса, померила мне давление, сказали, что даже с таким не живут, что-то вкололи, хотя я давно была в себе и вполне ок. (Elena Fursova)
Подростком долго маялась бессонницей, из-за чего не очень внятно воспринимала реальность и двигалась в основном на автопилоте. Пару раз чуть не шагнула в лифтовую шахту, и из-под машины за шиворот вытащили. Теперь стараюсь соблюдать режим. (Джузеппе Арчимбольдо)
У меня перед носом захлопнулись двери поезда метро, который в тоннеле подорвали террористы. Это в Лондоне было, тогда сразу несколько взрывов в транспорте в один день случилось. А я переживал еще, что не успел на поезд… (Игорь Ткач)
Ой, у меня есть, есть история! Ну она в двух частях — первая часть комическая: мне еще нет двадцати, я на пару с однокурсником снимаю комнатку в квартире родительских друзей. Однажды вечером мы болтаем, и я устраиваюсь, чтоб видеть собеседника получше, несколько нелепо, но, как мне кажется, удобно: верхней половиной тела на кровати, ногами на сундуке, который напротив, середина меня висит в воздухе, понятное дело. Резко звенит дверной звонок, я умудряюсь повернуться на 180 градусов прям вот из этой позы, сказав типа: «Ни фига себе, кого это несет!» — но это просто пришел сын хозяина квартиры, все хорошо, мы болтаем уже большой толпой, потом он уходит (учится в мореходке, живет в общаге, забегал по делам), и уже пора спать, и тут я понимаю, что заснуть не могу из-за глухой боли справа под ребрами. До утра успеваю выдумать тьму диагнозов, сожрать много анальгина (не помогает), решить, что у меня четвертая стадия рака неизвестно чего, приползти под утро в родительский дом и услышать от мамы: «Так! Майку-то сними!» Под майкой обнаруживается красивый обнимающий тушку полукруглый кровоподтек — в общем, я так быстро развернулся на своем импровизированном ложе, что сильно растянул какую-то мышцу, и надо было просто подождать, когда это все восстановится понемножку, вообще ничего серьезного. И обезболы у мамы нашлись получше. Часть вторая: прошло лет семь, я женился, мы с молодой женой неудачно заселились в квартиру, которую нам сдавали близкие друзья за условные копейки, но внезапно решили продать. Через месяц переезжаем в следующую, я тягаю кровати, шкафы, чемоданы, черта в ступе, мы наконец засыпаем блаженным сном в снятой пару недель назад милой однушке, куда перетащили уже точно все, — но сон быстро превращается в кошмар, где меня кто-то мучает, тыкая чем-то в правый бок, я просыпаюсь, мучитель испаряется, боль остается. Поерзав без сна часа три, я признаюсь новобрачной, что у меня, в общем, проблемы, она вызывает (господи, как?! бегала к телефону-автомату ведь, не иначе) скорую, скорая приезжает, а я меж тем вспоминаю, о чем мне напоминает эта боль, и внезапно заявляю в лицо врачам: «Знаете, я, наверное, растянул мышцу, у меня такое было уже». Врачиха скорой говорит: «Юноша, я уверена, что у вас почечная колика, но как хотите, боль мы снимем, но вы бы со своим, эээ, растяжением до врача дошли бы, а?» Они вкалывают что-то магическое, я три часа радостно думаю, что все позади, но нет. Следующие сутки я пытаюсь себя убедить, что ничего не болит, а если и болит, то вот-вот пройдет, но это работает удивительно слабо. Я сдаюсь и иду к терапевту той клиники, к которой приписан благодаря работе — хорошая клиника, «Водников», кстати, — астраханцы знают. И почему-то с порога говорю ему: «Знаете, мне кажется, я что-то себе там растянул, честное слово. Переезд, тяжести, давнее растяжение, все дела». Он меня выслушивает, трогает, щупает, хмыкает, говорит: «Что ж, похоже, да, растяжение, плюс воспаление мышечных тканей. Миозит. Мажьте этим, пейте это, должно пройти». Я все мажу и пью, ночами неделю на стенку лезу — как сейчас помню, под юбилейные программы к 850-летию Москвы, то есть вот Утесов поет: «Ну что сказать вам, москвичи, на прощааааанье?..» — и там еще про добрую ночь что-то, а у меня ночь только начинается, и никакие, блин, СОГРЕВАЮЩИЕ мази не помогают, да и с чего бы. Через неделю честного следования идеям терапевта я обнаруживаю утром, простите за подробности, в некоей повседневной жидкости следы явной кровищи, и даже не сказать чтоб следы, а прям изрядную такую примесь — к этому времени от болей я ни черта не спал, собственно, всю неделю, с небольшими внезапными перерывами после теплой ванны в сочетании с ударными дозами ношпы. С новым знанием топаю к терапевту. Терапевт, видимо, помнит меня, и еще помнит, что с недельку назад я выглядел получше, поэтому бледнеет сам: «Что? Что случилось?» — я излагаю ему новые факты вкупе с комментариями по поводу действенности мазей из пчелиного (змеиного?) яда и всего прочего. И наблюдаю, как у врача выступает мелкий пот на лбу и как он пишет внезапно в моей карточке, где, казалось бы, негде уже это написать — мелким бисером по краешку полей, по всему их периметру, после размашистого «миозит» — «в о з м о ж н о п и е л о н е ф р и т !!», затем лихо выводит неведомое мне прежде слово Cito! на направлении на очередной анализ прям тут, и говорит: «Бегите, они быстро сделают, но, честно говоря, уже пофиг, все ясно, это формальность. Вы ходить вообще можете? живете далеко?…а, десять минут, ну так дуйте домой, пока ходите, собирайте вещи. Дайте мне адрес, я вызову туда скорую, соберите вещи к тому времени, они через полчаса будут железно. У вас беда с почкой, не знаю, какая, но чем раньше вы попадете в больницу, тем лучше для нас обоих, поверьте». Ну и, в общем, я все сделал, как было сказано, машинка приехала, жена меня нашла потом по записке: мне сказали, куда меня везут, я написал, мобил-то не было — а когда привезли в больничку, вкололи что-то настолько прекрасное, что я впервые за неделю заснул спокойно и не менял позы всю ночь, чтоб не дай бог что не сдвинулось внутри. Собственно, это оказался просто камешек, первый и последний в жизни пока (тьфу-тьфу). И не то чтоб я чуть не умер, хотя пролечи я его как мышечное воспаление еще хотя бы с недельку (а лечение там диаметрально противоположное, надо заметить) — кто его знает, чем дело бы кончилось. Как минимум, для моего врача это почти точно была история о том, как чуть не умер его пациент с неверным диагнозом, и я рад, что обеспечил чуваку хэппи-энд. (Юрий Кибиров)
Ребенком побежала за трамваем, подъехавшим к остановке, влезла в узкий прошеек между ним и столбом, меня из-под колес за капюшон вытащила незнакомая женщина. (Лана Шкурская)
Пару лет назад. Дома была одна. Включила газовую плиту и не заметила, как от нее загорелся край рубашки, потому что подняла в это время голову вверх, чтобы достать тарелку из шкафа. Когда почувствовала боль, огонь дошел до груди. В панике начала включать воду в кране на кухне, но струя не доставала до меня. Уже было так больно, что почти не координируешь свои движения и начинаешь метаться. Додумалась побежать в ванную, вскочила под душ, открыла воду и потушила себя. В шоке пошла на работу, там меня уже отправили в травмпункт. Только вечером дошло, что случилось. (Arina Starostina)
Очень странная история. Ко мне приехали в гости друзья-финны, на Новый год. В 23.00 я оставила их в комнате и ушла полежать в другую комнату, потому что почувствовала себя плохо. А дальше просто лежала и понимала, что вот сейчас могу умереть. Никаких страшных симптомов, просто сознание уходит, уплывает, а тело отказывается шевелиться. Собственно, после получаса борьбы я перевернулась на бок, полежала еще, встала, и мы с финнами встретили Новый год на балконе. До сих пор не знаю, что это было. (Diana Surikova)
Машина сбила на пешеходном переходе на следующий день после ДР 30 лет. Банально, как у Булгакова, пронеслась мысль: «Неужели это все?..» Наверное, на какое-то время я потеряла сознание. Были сбиты коленки, и все. Потом три недели смотрела на все новыми глазами. Сейчас мне 41. С того момента (тогда у меня было двое детей) еще родила сына. Он такой классный, что скорее всего, я не погибла тогда, чтобы на свет появилось это чудо. (Olenka Litred)
Загремела в знаменитые боткинские бараки со страшным паратонзиллярным абсцессом на фоне ангины. Оперировать было, видимо, влом, поэтому мне дали бутылку фурацилинового раствора и велели полоскать. Так себе идея, когда у тебя рот не открывается из-за пареза лицевых мышц. Написала дежурному медику на бумажке: «Полоскать я и дома могу». Ответ: «Ну иди и полощи дома, чо». Уехала домой, открыла рот руками, абсцесс вскрылся, отделяемое эвакуировала, парез прошел, прополоскала. Хорошо, что вот так, а вскройся он внутрь… Я не врач, я учительница. (Марина Терехова-Торохова)
Вспомнился один случай, чудной. С друзьями поехали купаться. По случаю кризиса в личной жизни состояние было какое-то нервное, взвинченное. Посидели на берегу, посмеялись и пошли в воду. А я не могу остановить смех, у меня настоящая истерика случилась. И плыть, надо сказать, в таком состоянии оказалось очень неудобно. Начала тонуть, а друзья уже далеко уплыли. Хорошо, что сообразила на спину лечь и помедитировать (я тогда и слова такого не знала, наверное). (Елена Парфенова)
В юности ехала в трамвае, сидела у окна, на улице уже темнело. Вдруг трамвай слегка притормозил. В окно влетел камень, практически чиркнув меня по носу. Слава богу, только ветром обдало и битым стеклом обсыпало. Если бы трамвай случайно не затормозил в ту секунду, я бы тут с вами не разговаривала. (Екатерина Старшова)
Резко упал сахар, я потеряла сознание, чего не помню. Хорошо, дома был отец, позвонил мужу, вызвали скорую. В скорой мне казалось, что надо мной издеваются парамедики, в Штатах это всегда здоровые красивые парни, что они смеются и перекрывают мне кислород, и я думала только об одном, скорее бы умереть. В больнице я еще какое-то время от всех шарахалась, когда пришла в себя, потом пришел муж и развеял мои паники. Долго лежала в больнице, кроме диабета еще разного нашли, и врачи говорили, что только на Бога теперь можно рассчитывать, я была готова, муж не отпускал, дома молился (мы не фанатики веры) и, видимо, вымолил. Как-то потихоньку организм восстановился. (Nina Tonkelidi)
Не купила билеты на «Норд-Ост». Муж тогда плоховато водил машину и не смог припарковаться у кассы на Пушкинской. Обиделась на него, очень хотела пойти, хоть уже и была сильно беременна. Не факт, что билеты купила бы именно на тот день, но шанс был велик, неделя была та. (Елена Парфенова)
Меня в московском метро чуть не столкнул под поезд ребенок. И стояла я не на краю, он сзади разбежался, сильно толкнул, я по инерции чуть на рельсы не упала… спасибо тем, кто меня подхватил на самом краю — поезд в этот момент был уже близко. У меня тогда истерика случилась от ужаса, и сейчас трясет, когда вспоминаю… (Lyudmila Stepnova)
У меня такое впечатление, что я первую половину жизни ходила по краешку. В 26 лет мне удаляли зуб мудрости под общим наркозом, так как что-то там было не так. Я реально летела в какой-то трубе, обмотанная какими-то бинтами на манер мумии, долетела до края, увидела прекрасную бездну, где было темно, но что-то там так притягательно сияло, что мне непременно хотелось туда вылететь. Пыталась несколько раз, но кто-то как будто меня удерживал за забинтованные лодыжки. Потом все-таки меня разбудили, сказали, что я долго не могла выйти из наркоза. В следующий раз у меня было назначено собеседование в одной из башен-близнецов WTC на 11 сентября 2001 года на 9 часов утра. За неделю до этого выяснилось, что я не смогу приехать именно в этот день, пришлось перенести на неделю. По понятным причинам оно не состоялось, но до сих пор помню свою ощущение, когда смотрела на происходящее и понимала, что именно в это время я должна была быть там на каком-то тридцатом этаже. 7 декабря 2015 года во время операции мое сердце все же остановилось на три минуты. Клиническая смерть, перезапуск мотора, все дела. С тех пор третий глаз не открылся, по-марсиански я так и не заговорила, но жива и даже относительно здорова, в том числе и головой. Ну и славно, инда еще побредем. (Yelena Yakovleva)
В тринадцать плескалась в Тирренском море в шторм, попала в отбойное течение. Не знала, что нужно делать, плыла просто наискосок, к сестре. В какой-то момент волны меня стали накрывать, и я почувствовала, что теряю силы. Помню, что испугалась, помню ощущение, что затягивает. Когда сестра полезла в воду, я очень спокойно подумала: «Не, две дочери в один день — это для родителей слишком». Кричала ей, чтобы дальше не шла. Она меня встретила на полпути, там, где еще можно стоять на дне, и тащила на берег, когда я доплыла. Мы потом сидели запыхавшиеся, смотрели в одну точку. Договорились ничего родителям не рассказывать. Рассказали лет через восемь. (Дарья Башкирова)
Несчастная любовь. Таблетки. Еле откачали, я видела сверху, как они колдуют надо мной, помню ощущение: ужасно смешно они там все суетятся, а наверху так классно и весело… родители сидели в коридоре, после этой истории они поседели. Мне было 25. Ему тоже. Его мать не разрешала нам встречаться, ей все время казалось, что я ведьма. В итоге сыночек кинулся на нее с ножом, попал в психушку, а был таким перспективным мальчиком, играл в ансамбле ударных инструментов Марка Пекарского. (Татьяна Хазанова)
Я бедовая была, а посему несколько случаев могу насчитать. Первый раз не помню, потому как была младенцем. Я нашла пузырек с витаминами и наелась. Откачали. Потом, уже в шесть лет, каталась на тумбочке с телевизором, и телевизор — огромный «Славутич» — свалился на меня, пробив мне голову в трех местах. Чуть позже я тонула в пруду. Ну и последний раз очень смешной. Я решила напечь пончиков с творогом для школьной вечеринки. Как сейчас помню: бегу с сумкой в направлении продуктового, запинаюсь и падаю животом на какой-то торчащий из земли железный штырь. Мысль проносится в голове: «Ну вот и все!» Очнулась через какое-то время. Пошла домой и никому не рассказывала. (Olga Solovova)
В полтора года попала в инфекционку с пищевой аллергией, получила в нагрузку сальмонеллез. Не среагировала на четыре курса антибиотиков, сказали, нужна кровохлебка в аптечной упаковке. Ее достала мама друзей родителей, спасла меня и еще много детей, кому хватило. По рассказам, родителям предложили приезжать за телом, но в итоге отдали полуживую меня, сделав выговор за то, что я не развита по возрасту и не держу головку. (Светлана Шуняева)
Слопали на двоих с подружкой ведро абрикосов. Но умирала я не от обжорства, а оттого, что по примеру дедушки расколола и косточки. Попалась одна горькая, с миндальным вкусом. Но спас меня тоже дед, когда я вползла в квартиру и грохнулась, он стал мерить пульс, не услышал стука сердца и успел вызвать скорую. На самом деле пульс еще был, просто дед после контузии на войне был глуховат, но то, что скорая успела приехать «с запасом», видимо, и спасло мне жизнь в восемь лет. Сейчас мне 46, и я ненавижу даже запах и вид абрикосов. (Yelena Zakharova)
Тонула просто. Обратным течением отнесло черт знает куда, и я полчаса болталась там, твердо решив, что умирать сегодня не буду. Плавать умела только по-собачьи и в основном лежала на воде. Спасли по чистой случайности — бабка подруги побежала к морякам, которые заниматься спасением отказались, но ее зато услышали два дачника из города, которые за мной поплыли, по-моему, в рандомном направлении и нашли случайно. А я на воде лежу, типа отдыхаю. Они говорят: «Это ты тут тонешь?» Я такая: «Угу». (Алия Хагверди)
У меня прозаично — чуть не умерла от психоактивных веществ. Опыт непередаваемый. Наблюдать, как меняется собственное восприятие и сознание, пока медленно умирает мозг. (Arsa Teren)
Много раз было. В детстве от ангины чуть не задохнулась, в больнице что-то сделали, чтоб задышала, плохо помню. В юности ехала на пассажирском сиденье в машине, ровно в меня на красный свет неслась встречная. Была бы лепешка от меня, но мой водитель успел развернуть машину и столкновение стало лобовым. От машины лепешка, мы живы. Еще в одной аварии вылетела через лобовое стекло и осталась жива. На Красном море попала в отбойное течение, что там редкость. Как-то выплыла, хотя в море унесло очень далеко, корабли были ближе к берегу, чем я. На виндсерфе унесло в открытое море. Я управлять не смогла, на берегу тренер про меня забыл. Дочка ему напомнила, меня нашли, спасли. Были билеты на «Норд-Ост», на тот самый спектакль. Не пошли. Внезапно по непонятной причине порвалась брюшная мышца. Было сильное внутреннее кровотечение, потом реанимация. Потом мне рассказали, что я умерла, а затем вернулась. (Наталия Дергачева)
Когда мы с кузеном и моим парнем пошли купаться, моя подруга осталась на берегу. Она не умела плавать, хотя мы все были уже взрослыми, я и кузен учились в универе.
Я тоже плохо плавала, но всегда была безбашенной. Парни поплыли на другую сторону озера, а я решила просто немного проплыть. Плавала я только на спине. Когда мне показалось, что я плыву к берегу, я ошиблась. По озеру пошла рябь. Я стала тонуть. Подружка поняла. Да и я крикнула ей об этом. Она жутко испугалась, сказала, что все равно сейчас поплывет меня спасать, и я буду виновна в ее смерти. И тут мой парень обернулся. Он все понял и вытащил меня. Потом мы долго сидели на берегу. На обрыве, где ласточкины гнезда. (Maksakowa Olena)
Рядом с моей детской кроватью стояло пианино, а на нем советская лампа с абажуром, основание лампы каменное тяжеленное, шнур электрический свисал. Просыпаюсь, а лампа лежит так поперек меня — основание слева, абажур справа. То есть 5 см в сторону — и, думаю, в черепушке дырка была бы. Пару раз тонула в Черном море, но совсем не так интересно, как люди выше. Просто волной накрывало. Лет шесть было. Рядом кто-то вытаскивал, и почему-то всегда не родители. (Maria Urusova)
Болезни не в счет, но в шесть лет в Крыму побежала в море, и волна подхватила меня и унесла на глубину. Страха не было совсем, хорошо помню солнце через разноцветные слои воды. Мама и кто-то еще с берега нырнули за мной, вытащили и долго выливали и вытряхивали из меня воду. На следующий день я вознамерилась повторить приключение, но вместо этого получила по попе. Воду всё же не разлюбила. Сильно позже стала заниматься подводным плаваньем в спортивном бассейне и после занятий нашла акваланг тренера и решила с ним поплавать. Чтобы не засветиться и вообще побыстрей, не стала перетягивать ремни на свой размер, а просто завязала на животе. Поплавала, потом развязать мокрые брезентовые ремни не смогла, стала вылезать, зацепилась за крюк лестницы где-то на середине 6-метрового (в глубину) бассейна, в который неизвестно когда тренер вернется, и сколько воздуха в баллонах, тоже неизвестно. Вот в тот раз я здорово испугалась. Не выгнали меня только потому, что тренер не стал устраивать публичный скандал, но вернись он на полчаса позже… (Marina Buvailo)
Врач во время операции ошибся и вскрыл мне ножную артерию. А средств для остановки кровотечения в операционной не было. Впрочем, как потом оказалось, он хотел, чтобы я не выжил, так как был психопатом. Пока наложили швы, я потерял 2500 мл крови. Но кто-то успел принести нужные материалы. И в последний момент меня зашили. Всем врачам было как-то безразлично, выживу я или нет, так как было известно, что у меня уже практически не работает печень. Никто бы отвечать за мою смерть не стал. Но всю ночь после операции ко мне приходил добрый анестезиолог Магомед, который умолял меня не спать, так как иначе я уже не проснусь. Сил никаких не было. Но я слушался и не спал. Утром пришли врачи и влили мне еще пару литров крови. Тогда я смог немного расслабиться, но уже не спал все равно. Всю ночь мне было тихо и никак. Меня не волновало, что я могу умереть. Просто у меня не было сил не слушаться врача. А утром вдруг я ощутил, что как бы умер и ожил, и прежняя жизнь совсем ушла. Кругом все запахи и цвета казались очень нежными и новыми. А потом я мысленно, но очень четко увидел море, большой многопалубный корабль, уходящий за горизонт. Восходящее солнце отразилось в окнах верхних палуб, и он как бы провалился за горизонт. Я точно знал, что это что-то значит, что-то важное. Как оказалось в тот час ночи, когда я умирал на операционном столе, погиб необычный поэт и писатель, мой друг Виктор Iванiв. (Федор Сваровский)
Отравился квасом из уличной бочки, вместе с сестрой из одного бидона. Еще в детском возрасте. Потом выяснилось, что в цистерну, где его варили, упал пьяный работник и утонул. Трупный яд в квасе. Мы ходили с ней вокруг стола и мычали: «Уууу, как нам плохо…» (Gregory Khasin)
Историй было несколько, когда проходила по краю. Самая первая. Мама с тетушкой варили самогон в баньке, пробовали и трепались за жизнь. И тут их как ударило вернуться в дом, проверить детей. Я двухлетняя рыдаю, стоя в кроватке, моя пятнадцатилетняя кузина спит, а рядом полыхает платок, накинутый на лампу. Потушили, уложили. Вернулись, в баньке горит. Потушили и там. А так тонула в отбойной волне, когда вытащили, не было сил подняться. (Екатерина Евсеева)
Первые раз пять не помню, мне было меньше шести месяцев. Последний раз — в 2015 году. Все было очень прозаично, от необычной формы пневмонии, которую никто не распознал. Я даже не знала, что шансы выжить у меня были всего 50%, это все я узнала много позже. (Bobbi Smythe)
Мне года четыре, дома я и бабушка, на улице пасмурно, а я ненавижу, когда мало света, как подруга шутила, «темно дышать». Я включила весь свет, который смогла, в большой комнате, из кухни пришла бабушка, выключила все, отругала, что надо экономить, ушла. Я снова включила, бабушка опять выключила, я, уже характерная дама, твердо сказала бабушке: «Если ты еще раз выключишь свет, я разобью окно». Бабушка выключила, я подумала и разбила левой рукой двойную раму балкона. Стою и смотрю, как в руке торчит осколок стекла, а по нему фонтаном бьет кровь, помню ужас от того, что я испачкала кровью платье, я спряталась где-то в квартире. Бабушка прибежала на звон стекла, еле меня нашла, вызвала скорую, приехала молодая медсестра и врач. Медсестра, увидев меня, потеряла сознание, где-то там отключилась и я. Зашили все, что смогли, гипс какое-то время носила, сейчас все хорошо. Потом травилась зеленым горошком до реанимации. Потом с подругой ели грибы — все здоровы, я в реанимации.
Но каким-то запомнившимся, как все пропало, был момент, когда приводила в чувства мужа. Зимой отмечал с коллегами Новый год, и привезли его с сильным отравлением, дома я и его мама, как я подняла мужа на пятый этаж — вообще не понимаю, помогла его мама, кажется, но я не уверена. Дома мужу все хуже и хуже, вдруг его мама плачет и говорит, что не может смотреть, и убегает. Я вдогонку прошу купить минералки, чтоб она как-то отвлеклась. Я одна, мне 19, я сама перепугана, но отступать некуда (почему я не вызвала скорую, не знаю, то ли кто-то сказал, что бесполезно, то ли еще что). Я затащила мужа в ванну и начала поливать холодным душем и отпаивать, он немного пришел в себя и начал просить не лить на него горячее, я отдернула руку, чтоб проверить воду, и поскользнулась. И я понимаю, что я лечу головой в кран, и в эти секунды я успела продумать все, и про его маму, которая там внизу рассчитывает на меня, и про мужа, который то приходит в себя, то вырубается, про жизнь, которой как-то и не было особо. Я как-то собралась и прилетела головой просто в плитку, а не в кран, больно было, потом плохо было, но я как-то собралась и смогла помочь и мужу, и себе, но многое в голове перевернулось. (Екатерина Кокоз)
Гуляла с собакой во время грозы в Москве, шла с ней вплотную к десятиэтажному дому, чтобы было не так мокро, и вдруг прямо перед нами откуда-то сверху упал толстенный искрящийся электрический кабель. Отдернула собаку и себя с асфальта на газон, обошли это место и побрели дальше. (Мария Орлова)
Только что родила ребенка, пуповина еще пульсировала, и услышала, как врач собирается мне вкатить лекарство, на которое у меня сильнейшая аллергия с остановкой дыхания. Причем об этом было написано в моей медкарте крупными буквами сверху и лично ему говорено. Буквально схватила его за руку.
Шансов выжить организму в таком состоянии было очень мало. (Елена Голубкова)
Маленький тихий захолустный городишко, где никогда ничего не происходит. Мне 11 лет. Мы идем по улице с мамой и тетей, я — чуть впереди, но никуда не спешу, не бегу. Дальше (если верить их словам) перехожу дорогу, и прямо на меня на огромной скорости мчится машина. Я, опять же если верить их словам, как бы прохожу сквозь нее. Мама успела за какие-то доли секунды поговорить с Богом, так, своими словами. Мама и тетя видели ровно одно и то же. Обе не склонны к галлюцинациям и бредовым идеям, тетя вообще невероятно практичный и трезвомыслящий человек. У меня нет каких-либо паранормальных способностей. Я тогда опасности не почувствовала и вообще не поняла, из-за чего столько шума. Ну машина и машина, по моим ощущениям, она просто проехала мимо, ну да, я часто неосторожно перехожу дорогу, что теперь. (Анастасия Журавлева)
Меня до сих пор передергивает от мысли о дайвинге. Пошли с подругой в Хургаде лет в 20. Первое погружение прошло отлично. После него египетский инструктор стал звать на дискотеку, целоваться и жить вместе. И я какого-то ляда полезла снова со свежеотвергнутым египтянином нырять с баллонами. Возможно, я сама себя накрутила, но погрузившись на метр, я стала просить вернуться на поверхность (специальным оговоренным жестом руки). Ну и дальше помню смутно. То ли он уговаривал «продолжить смотреть рыбок», то ли не сразу понял мой жест «наверх». Но я стремительно накрутила себя и, наконец уговорив его выплыть, уже истерила в голос так, что он, кажется, хотел отогнать меня подальше от лодки, чтоб не видел никто. 20 лет спустя все еще сложно отделаться от мысли, какой был его план, погрузись мы до конца. Но это круче. Мама и 13-летний брат вернулись из Сочи в Москву 28 июля 2002 года на Ил-86. Том самом. Который потом отправился в Санкт-Петербург и через минуту после взлета рухнул в районе Дмитровки, на глазах у них. (Julia Seregina)
Обожаю хурму. За вкус, за цвет, за терпкость. Схватила в магазине первую, октябрьскую, еще чуть твердую у чашечки. Ем, вдруг горло цепенеет, и я не могу дышать. Совсем. Ни вдоха, ни выдоха, ни звука. Смотрю на своих детей, на кухонное окно и понимаю, что вот так люди и умирают от удушья, а сейчас это буду я. Минуту простояла парализованная, а потом постепенно отпустило. Очень страшно было.
Хурму люблю до сих пор. Держу сначала в морозилке. Мечтаю поехать в декабре на юга, забраться в хурминый сад и есть ее рыжую, перезрелую, текущую по рукам. (Veronika Philinovskaya)
Дважды была в 20 минутах от смерти, как сказал врач в первом случае. Первый раз — 7 лет, перитонит, неделя болей (скрывала от всех), потом мама на руках отнесла в поликлинику, оттуда больница, операция, пять суток без еды и воды на капельницах почти без сознания, фонтаны крови из вен (тонкие были, врачи протыкали насквозь, не умея поставить иглу), наконец выздоровление. Второй — 25 лет, камень 11 мм запер почку, ночь диких болей, мама довезла в почти бессознательном состоянии до больницы Адмиралтейских верфей на чистейшей, невероятной интуиции, это на другом конце города. Там (после трехмесячных попыток понять, откуда мои боли в животе) увидели камень. Я была уже нетранспортабельна, почка могла порваться, а это практически мгновенный финиш. Бог меня оставил на Земле: именно в тот день именно в это отделение из отпуска возвращался один из трех в СПб дробильщиков камней. Мне вкатали стодол (эффект фантастический — «мама, я умираю» было сказано мной дважды), и я дождалась дробильщика. Спасибо ему. Про остальные случаи, типа аварии в 2012 году (машина всмятку, но я за три секунды до удара успела сдвинуться к центру заднего сиденья и отделалась ушибами) или очень жесткой посадки на самолете немногим ранее, начала вспоминать после чтения других историй. (Светлана Бодрунова)
2015 год, нервный срыв. Корвалол пять пузырьков и егермейстер. Удивительно, что смогли спасти, два дня в реанимации… Кома… Темно, холодно, все слышишь, думаешь… Но бессильна, только мыслями заставляла хотя бы попробовать шевельнуть пальцем… Не получалось… Через два дня надоело такое состояние, надоело слушать стеб врачей над больными (реально), разозлилась, мыслями все пыталась себя заставить чем-то двигать… Начались судороги (потом сказали, что типа начала приходить в себя), слышала крики врачей, что-то кололи…. К ночи открыла глаза… Странное состояние, если честно… (Мария Базлина)
Меня не заметила фура, перевозящая строительные блоки, — у нее был прицеп, а у прицепа был занос. Водитель фуры хотел повернуть налево, но передумал и поехал направо. А то, что там я на своей крошечной машинке, он просто не заметил. Поэтому его прицеп снес всю левую часть моего автомобиля. Арматура, посыпавшаяся с прицепа, воткнулась в крышу у меня над головой. Лобовое стекло вылетело и упало за пять метров от моей машины. Ощущения забавные, как в фильмах про войну: играет патефон, попадает снаряд, дым развеялся, а патефон продолжает играть. У меня пела Агузарова. Чудом у меня ни царапины. (Татьяна Сиротинина)