Какие страхи нас только не преследовали в детстве: кто-то боялся иностранцев и инопланетян, а кто-то – ядерной войны. Кто-то приходил в ужас при мысли о смерти от проглоченной жвачки, а кто-то боялся идти ночью в туалет по темному коридору. Кто-то в страхе перепрыгивал трещины в асфальте, искренне веря, что это спящие змеи, а кто-то старался не смотреть на горящие кнопки лифта. Бояться – страшно, но совершенно нормально, особенно когда ты маленький и в твоей голове море фантазий. Мы попросили наших читателей рассказать об ужастиках, в которые они верили в детстве. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Я года в четыре верил в то, что если ковыряться в носу, то палец может застрять и сломаться. Но не ковыряться не мог. Делал это невыносимо медленно и осторожно, замирая от ужаса, и по результатам очень тщательно проверял, не сломан ли палец, прикладывая к нему линейку. Я идиот. (Богдан М.)
Я не верила ни в руку под кроватью, ни в то, что игрушки ночью говорят обо мне гадости, пока я сплю, ни в гроб на колесиках или черную руку. Я даже ядерной войны не боялась. Но блин, как же я адски боялась черного котенка. Надо было его вызывать, налив в блюдце молока и поставив его под накрытую черной тряпкой табуретку. Сверху надо было поставить горящую свечку, и все присутствующие должны были положить палец на край блюдца, тихо и медленно повторяя: «Черный котенок, черный котенок, приди к нам… черный котенок, черный котенок, приди к нам…» В какой-то момент мы должны были почувствовать, как черный котенок трется о наши ноги. От одной этой мысли мне хотелось визжать от ужаса, но отказаться было нельзя – «ты что, слабачка?» – и я участвовала, и меня реально била дрожь. Я вспоминаю, и волоски на руке дыбом. А главное, чтобы черный котенок ушел, надо было правильно этот ритуал завершать. Но все забивали, потому что надоедало. И по моим подсчетам, к концу лагерной смены у нас в комнате паслось штук семь этих гребаных котят, и я только что писаться по ночам не начала. (А. Петровская)
Не знаю, чего я в детстве больше боялся — инопланетян или ядерной войны. Война мне снилась иногда, в летних кучевых облаках виделся гриб последнего взрыва. А об инопланетянах я узнал из американского фильма «Ангар 18», который показали в начале 80-х по советскому телевидению. Узнал и понял, что меня они точно похитят, поэтому ни в коем случае нельзя вечером, когда в комнате горит свет, оставлять занавески открытыми. После премьеры «Гостьи из будущего» страшные инопланетяне материализовались для меня в образе космических пиратов. И непременно с бластером. (Модест Осипов)
В детстве мне старший двоюродный брат как-то сказал, что если проглотить жевательную резинку, то она слепит все внутренности и можно умереть. Я все равно жевала жвачку, когда мне ее давали, но медленно, осторожно. Старалась при этом почти не двигаться, чтобы случайно не проглотить. (Мария Раевская)
Я лет в семь посмотрела кусочек какого-то триллера, где у монстра глаза светились красным. Потом долгие годы я боялась горящих кнопок лифта, особенно если в подъезде было темновато. Все это были дикие и иррациональные страхи. Конечно, на самом деле их было намного больше, но эти были самые яркие и длительные. (Мария Раевская)
Совсем в детстве я боялась скелета, который жил в подъезде на самой верхней площадке и появлялся поздно вечером. Главное было вверх не смотреть. Еще надо было держать дверцы шкафа закрытыми. Про Нарнию я тогда не слышала, но видела какой-то дикий фильм про чудовище из шкафа и открытыми дверцами не рисковала. А под кровать ночью я и сейчас не заглядываю и вам не советую. И свои конечности с нее не свешиваю, потому что кто знает, что там ночью под кроватью. Лучше не знать. Пусть оно там само по себе. (Elena Mashkova)
Я боялась гоголевского носа. В экранизации есть момент, где этот нос в узелочке прыгает, – это и был ужас моего детства. А потом я прочитала Эдгара По, и жизнь заиграла новыми красками. (Inga Zaionz)
Я верила, что если буду невнимательно переходить дорогу, меня обязательно переедет машина. И будет ездить по мне взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед.
И не так было страшно, что переедет, как это последующее «взад-вперед», поэтому переходила дорогу я только на переходе. И смотрела по сторонам очень внимательно. (Tatiana P. Papusheva)
В детстве я очень боялась включать пылесос, и когда мама его включала – тоже. Кто-то из детей во дворе мне рассказал историю про мужика, который включил пылесос, а из отверстия, откуда выходит воздух, подул настолько сильный поток, что все мягкие ткани с мужика просто сдуло. И остался только живой скелет, что было страшно вдвойне. (Дарья Пастухова)
В детстве я боялась Бермудского треугольника. Это было тогда очень популярно – даже у Высоцкого в песне про это было. Но у меня иррациональный страх перед Бермудским треугольником доходил до настоящей фобии. Как известно, фобии не поддаются рациональному объяснению: понятно, что Бермудский треугольник вряд ли мог мне угрожать в московской квартире. На стене у меня висела карта мира. Я нашла на ней Бермудский треугольник и с наступлением темноты начинала его бояться. Засыпала, только укрывшись с головой и оставляя щелочку для дыхания. Страх перед Бермудским треугольником прошел с возрастом, но я до сих пор сплю, укрывшись с головой. (Julia Trubikhina)
Была адская детсадовская история, в которую я верил, как в святую правду, ибо рассказывал ее гигант из подготовительной группы: карлики ловили детей и делали из них пирожки, а одна тетенька купила у карлика пирожок, надкусила, а в нем оказался ноготь ноги. Две ночи лежал в кроватке своей, ждал прихода страшного карлика. Потом рассказал папе, он высмеял, и страх как отрезало. (Олег Лекманов)
Я лет в пять грызла ногти. Мама покрасила мне их лаком и сказала, что ацетон – страшный яд. Ногти я грызть отучилась. А в 10 классе я с ужасом увидела, как одноклассница задумчиво сгрызает лак с ногтей. Я была уверена, что она сейчас упадет замертво. Вот так меня мать родная надула. Я верила в это надувательство долгие годы. (Мария Дудниченко)
Самый большой страх с кошмарами до самой старшей школы – это Нюрочка-дурочка. Жила у бабушки в деревне совершенно безобиднейшая женщина. Старшие дети рассказывали жуткую историю, как по ночам Нюрочка-дурочка бегала по деревне с топором и кнутом. Эта адская история надолго вгоняла меня в ледяной ужас с кошмарами на тему того, как Нюрочка-дурочка рубит нашу дверь топором и машет кнутом. Сейчас смешно. (Марина Богданова)
Мне было лет пять-шесть. Возле хлебного магазина, куда мы зашли с бабушкой, валялся пьяный. Я спросил у бабушки, чего это он. Бабушка объяснила: «Он много выпил». Я после этого боялся пить чай, компот и все такое – вдруг со мной то же самое будет. (Yurii Volodarskyi)
«Израильская военщина, известная всему свету», разбрасывает по обочинам бомбы, замаскированные под детские игрушки, чтобы несчастные арабские дети их подбирали и взрывались – страшилка из детства, которая чуть ли не из телевизора звучала. (Ирина Шихова)
Я был в первом классе. Заслуженная учительница Украины Ольга Потаповна Гоголева, довольно противная бабища, рассказала нам, что у иностранцев нельзя брать никаких жвачек, игрушек, сувениров, так как они специально заражают советских детей ужасными болезнями. Например, есть такая болезнь сифилис, при ней ткани от костей отслаиваются. Я потом с подозрением рассматривал пальцы ног: мне казалось, что мякоть на них какая-то неплотная – может, уже начала отслаиваться? (Yurii Volodarskyi)
В детстве был ужастик, что нельзя брать угощение у чужих, особенно у цыган на улице – они эти конфетки или печеньки сами делают, а в процессе приготовления в них сморкаются. (Ирина Шихова)
Был такой японский ужастик «Снежная женщина». Мне она снилась лет пять после просмотра. Убить ее можно было только песней из мультика «Бременские музыканты». Я ее пела сама себе под нос перед сном до самого замужества. (Angelina Danilenko)
В Новосибирске не было эскимо. Я его попробовала в первый раз в Одессе в возрасте 14 лет. А в детстве мама мне говорила, что эскимо в Энске нет, потому что сломался завод по производству палочек от него. Я в это свято верила, причем долго. Вполне себе ужастик. (Lena Baitman)
Все детство я боялась ночью идти в туалет по длинному темному коридору. Пробегала, замирая от ужаса, пока не включала свет в ванной. (Симуля Шнейдерович)
Я стала бояться ходить в туалет после пионерлагеря – наслушалась там всякого про фиолетовых людей, красные руки и тому подобное. Как-то ночью очень приспичило, села в уголке комнаты – решила, что до утра высохнет. Но на звук журчания проснулась мама и погнала меня в ванную за тряпкой. (Ирина Лащивер)
Когда мне было лет семь, старшая на восемь лет сестра повела меня на «Вия». А потом она дома надевала белую ночную рубашку, красила ногти красным лаком и ходила за мной сомнамбулическим образом, протягивая эти ногти. Я абсолютно верил. Помню, что думал так: я живу с сестрой семь лет, и только сейчас узнал, что она Панночка. (Андрей Игнатов)
На дворе была советская власть, еще Брежнев был живой. Я был в казахском ауле у дедушки с бабушкой. Я русскоязычный, и бабушка после моих шалостей на ломанном русском говорила: «Будешь не слушаться, тебя заберет русский Иван». Вернувшись в город, я с опаской смотрел на русских мужиков. Такой вот был советский интернационализм. (Serik Sagin)
Я вполне традиционно в детстве боялась ядерной войны – зря меня, что ли, ей так интенсивно пугали? И звука самолета боялась – казалось, что вот сейчас он на нас ядерную бомбу сбросит. Ну, не прямо мне на голову, но рядом – мне сказали, что геометрический центр города буквально в нескольких кварталах от моего дома. Спасибо советским борцам за мир во всем мире за ужасы моего детства. (Юлия Боровинская)
Пацаны во дворе рассказали, что на свежих могилах по ночам есть свечение в форме человека, но это никакие не призраки, это фосфор из трупа выходит. И как он был в человеке распределен, так и выходит. Упорядоченно. Именно эта наукообразность меня просто до полусмерти вырубила. Я была умной девочкой, в призраков не верила, а в науку – да. У нас был откуда-то сувенир, олень на подставке, который днем был как белая пластмасска, а в темноте светился зеленым. Б**дь, до сих пор, оказывается, страшно. А тогда было даже страшнее, чем книжка, на корешке которой была написана ужасно кошмарная вещь: «Всадник без головы». В фосфор я верила класса до 8-го точно. И похорон боялась адски. Вот, думала, лежит мертвец в гробу, а люди стоят вокруг и не знают, что из него фосфор вовсю прет, – просто при дневном свете не видно. (Лора Белоиван)
Меня заставляли доедать все со словами: «Этот пельмешек ночью на вилке к тебе придет и будет плакать: “Ай-ай-ай, Лена, как ты могла меня оставить?”» Мне реально еда-сталкер ночами в кошмарах снилась. И до сих пор мне просто физически больно что-то не доделать, не дочитать или не досмотреть. (Елена Пепел)
Я уже в сознательном 14-летнем возрасте до мурашек боялась черного и белого альпинистов, которые являются туристам в горах, когда дела их плохи. Эти истории рассказывал наш проводник в походе по горам Кавказа. Но самой жуткой была история про детей из детдома, которых во время войны зимой эвакуировали босиком через перевал, и они потерялись навсегда. И их плач можно было слышать по ночам. Не знаю, спал ли кто-то вообще нормально в этом походе. Я – точно нет. (Nina Milman)
Я думала в детстве, что если разбить телевизор, оттуда выбегут немцы и будет война. Помню свой ужас, когда увидела разбитый телек на газоне в центре Алма-Аты – не знаю, чего он там валялся. Ну все, думаю, пздц. Ну, или близко к этому тогда подумала. (Галина Стешенко)
У нас в детстве висела репродукция Джоконды. Сказать, что я ее боялась все свое детство – ничего не сказать. Я боялась ее ужасно. Мне казалось, что она следит за мной, когда я в комнате. И даже тогда, когда я была в другой комнате, мне казалось, что она где-то рядом. Я думала, что если сниму ее, то она мне отомстит. Короче, это был ужас. Она мне даже снилась в кошмарах, причем регулярно. Но я или не говорила об этом родителям, или не акцентировала внимание на том, что так сильно ее боюсь, не помню. В общем, сняли ее, когда я была уже в более или менее сознательном возрасте, но мне до сих пор неприятно смотреть на эту картину. (Oksana Pustovaya)
В детстве я боялась ужастиков про коммунизм. (Таня Панфилова)
Мне было лет шесть-семь, когда папа рассказал за столом историю о черте, который сделал «штота плохоэ» с какой-то семьей. Из деталей я помню, что семья состояла из мужа и жены, а черт вылез из шкафа, – и об этом якобы написали в газете. Конечно, у нас с братом в детской был старый скрипучий шкаф. Ну и всё. Темноты, а также шкафа и черта, я боялась лет до двадцати очень серьезно. Через несколько лет после этой истории случился совершенно необъяснимый случай: однажды ночью что-то довольно сильно шумело в красном детском ящике из-под игрушек. Шум этот также слышал брат, поэтому я точно не сошла с ума. Слава богам, это было всего один раз, и я была уже постарше. После двадцати темноты я стала бояться поменьше, полюбила фильмы ужасов и посмотрела их уже больше сотни точно. (Alena Mslk)
Родители собирались покрестить меня в детстве, но что-то пошло не так. Они периодически об этом заговаривали, но без энтузиазма. Я это слышала, но будучи маленькой, ничего не понимала. До тех пор, пока мне в руки не попалась книга, которая стояла у бабушки и дедушки на полке. Совершенно не помню, о чем она была, но там была картинка, изображающая крещение: голый мальчик – не младенец, – батюшка и куча каких-то людей, наверное, родственников. Я до смерти испугалась, что меня, уже довольно взрослую девицу лет восьми, заставят раздеться перед толпой. Этот страх жил во мне довольно долго, наверное, вплоть до подросткового возраста. И когда родители снова об этом заговаривали, я сразу начинала отнекиваться. Очень рада, что в итоге ничего не сложилось. (Alena Mslk)
Я боялась лет в пять наступать на кучи листьев – один неумный родственник сводил меня на японский фильм «Легенда о динозавре». Там одна тетка на кучу листьев наступила и провалилась в пещеру с динозаврами. Недавно я это вспомнила и пересмотрела фильм. Ржала, как лось. А потом чуть попозже, лет в десять, читала рассказы Конан-Дойля и жутко боялась Собаку Баскервилей. Прямо страшно в окно было выглянуть – думала, что она там скачет по саду в свете фонаря. И особенно, до усрачки, напугал меня рассказ «Желтое лицо». Я как до лица дошла, так в холодном ужасе книжку отложила. А потом там все невинно оказалось. А сейчас иногда боюсь своей рожи в зеркале и того, что без очков читать не могу. (Elena Popova)
Детский сад, сончас, я в своей кровати, лежу на спине, руки сложены на груди. Подходит воспитательница и говорит: «Что же ты лежишь, как мертвенькая в гробу?»
Не знаю, что ее побудило так сказать. Я перепугалась, первая мысль была, что раз так лежу, скоро меня так и похоронят. До сих пор не могу уснуть в этой позе. Иногда среди ночи вижу, что муж так спит, и тихонько его разворачиваю. Мало ли что. (Анастасия Литвинцева)
Лето я проводила у бабушки и дедушки в деревне на севере области. Там детям после сумерек строго-настрого запрещали ходить на «зады» – задние стороны дворов, которые выходили ровно к лесу. Общий хор из любого встреченного взрослого гласил: «Птица Полундра утащит». При этом по самой деревне и по улицам – ходи хоть до рассвета. Став взрослой я, конечно, поняла, почему это говорили, – тайга под боком, пойдешь за грибами – кабанами натоптано, в округе на сотни километров лесоповалы, и контингент мог быть разный. Но мои личные дети, приезжая сейчас в ту же деревню и в тот же дом, на «зады» не ходят. Так силён в их матери страх ночных прогулок по краю тайги. (Мария Хайретдинова)
Сом-убийца. В СПИД-инфо была огромная статья про то, как сомы-убийцы уволакивали целых телят и детей в озеро с берега – такие они были огромные. Я ужасно боялась глубины, хотя отлично плавала для ребенка. Правда, привычка старшей сестры вдруг пропадать из виду, а потом дергать меня под водой за ногу, не помогала. И до сих пор у меня замирает сердце, если вдруг под водой меня что-то трогает, даже если это водоросли. И плавать с рыбами я отказывалась наотрез на отдыхе много лет. (Катерина Булатова)
Я боялась, причем уже в довольно сознательном возрасте, лет в 14, что меня заберут инопланетяне. При этом всех остальных вокруг они загипнотизируют, так что никто не сможет мне помочь. По ночам не могла спать из-за этого. (Анна Эррен)
Я очень боялась в детстве потерянных иголок: мол, воткнется в ногу и по венам до сердца дойдет. До сих пор, если при шитье игла выпадает из рук и приходится ее нащупывать на поверхности, в сердце переживаю небольшой фильм ужасов как рефлекс. (Надя Ка)
Одна из историй, которые рассказывали родители, чтобы мы с сестрой не ходили купаться без присмотра, – «наступить на труп при купании в мутной воде» – труп обязательно выпустит облако пузырьков и всплывет. Озёра с застойной водой, камышами по берегам и островками ила на дне – не мое.
В детстве я боялась, что если мыть голову и закрыть глаза, то всё исчезнет. Потом откроешь глаза – а ничего и нет. Как это – «ничего нет», я точно никогда не знала. И откуда этот страх взялся – понятия не имею. Но приходилось как-то сквозь шампунь подглядывать, прищурившись, чтобы окружающую действительность не оставлять без присмотра. Иногда и сейчас под душем вдруг вспоминаю, что надо же бояться – правило такое. Но не соблюдаю, нет. Разве что глаза промою побыстрее – так это же случайное совпадение. Куда же оно всё деться-то может, фу-ты ну-ты? «Не боюсь», – говорю. (Марина Крылова)
У меня была няня, моя любимая баба Ксюша, которая пришла в семью в 1936 году, за год до рождения мамы, и всех нас вырастила. Родом она была из деревни Калабино, у нее было образование в два класса ЦПШ, ума палата и фантазия совершенно неуемная. Она понимала, что детскую психику надо беречь, но получалось у нее плоховато. Увидев похороны в соседнем доме, например, она прилипла к окну и сказала мне, пятилетней, мол, «смотри, мужика хоронят».
– А отчего он умер?
– Дык язык проглотил да помер.
Мне было очень страшно некоторое время – жевала и глотала очень осторожно. Еще она опасалась цыган, которые время от времени ходили табором по нашему Гольяново, и говорила мне, что они детей воруют. Я бы, может, и не запомнила, но тут папа, большой любитель самодеятельной песни, принес катушку с Новеллой Матвеевой. И песню слушать не могла – девушку было очень жалко, – и цыган боялась тоже довольно долго. (Julia Kuperman)
В первом классе я боялась гномиков из пианино. Учительница музыки рассказала, что они живут внутри инструмента: «Вон над клавишами войлочная полоска красная или зелёная – это их колпачки или штанишки». Ночью гномики выходили и били по рукам нерадивых учеников, которые фальшивят во время игры. (Ирина Лащивер)
Я в детстве боялся спидозных иголок от шприцев в трамваях и кинотеатрах. Начало 90-х, Воронеж. (Сергей Рущенко)
Мне мама сказала не трогать старинные фарфоровые китайские чашки, потому что их охраняет дракон. Вылетит – не поймаешь. Какое-то время я боялась дракона, а потом перестала верить. Дальше пришёл 1991-й, и мама пугала, что есть будет нечего, но дудки. Дракон не вылетел, а еда есть. (Наталия Горелик)
В детском саду противная кудлатая девчонка мне рассказала про чешуйчатое и полосатое, которое живет под кроватью. Я его сразу очень реально вообразила: полоски такие серо-черные, как тюремная форма, сухие чешуйки, круглая башка с маленькими глазками и острыми зубами. В туалет ходить было очень страшно, причем именно дома, ночью. Я прыгала из кровати подальше, и в кровать с разбегу. А потом, уже большая, лет в 11, увидела тизер зубастиков, и их стала бояться. Все их посмотрели, а я пряталась и переживала в коридоре. (Анастасия Решетняк)
Я в детстве боялась, что если погладить уличную кошку, то потом врачи будут тебе волосы электричеством вырывать. Если им не дать это сделать, облысеешь навсегда. Что такое это «вырывать волосы электричеством» – не знаю, но так моя прабабушка говорила. (Светлана Орлова)
Я в детстве побаивалась наступать на трещины на асфальте. Потому что подруга мне сказала, что это змеи, которые спят. Но если на змею наступить, она проснется и ужалит. Так я и прыгала от трещины к трещине. (Надежда Пикалева)
В детском саду воспитательница Галина Константиновна сказала, что того, кто не слушается, посадят в тюрьму и будут там кормить жареными гвоздями. Это все, что нужно было знать ребенку в пять лет про тюрьму. (Александра Смирнова)
Я боялся инопланетян и немножко привидений. Но инопланетян больше, что для конца 80-х было вполне естественно. Но особый ужас у меня вызывал сюжет, вычитанный в какой-то бульварной киевской газетке в 1989 году. Там рассказывалось про детей, которых мама послала за хлебом, а сама занялась уборкой. Через некоторое время дети вернулись – без хлеба, но в серебристых скафандрах. Она стала на них орать, а они ходили по квартире как ни в чем ни бывало. Тогда она замахнулась на них пылесосом и после этого потеряла сознание. А когда очнулась, пришли ее дети – без скафандров и с хлебом. Она, кажется, на них опять стала орать, но один из детей сказал, что ее показывают в телевизоре. Она обернулась – и действительно, на экране телевизора отпечаталось, как она на кого-то пылесосом замахивается. Я умом-то понимал, что даже если эта история правдивая, что очень сомнительно, то она скорее абсурдно-комичная, чем страшная, и, в общем-то, мама сама виновата. И тем не менее я ужасно боялся, что со мной что-то такое произойдет. Не знаю, что именно – что меня подменят инопланетяне или что я их буду бить пылесосом. Но мне до сих пор бывает неуютно от этой истории. (Артем Андреев)
Я боялась, что если чихну одна в квартире, кто-то ответит: «Будь здорова». Кто этот кто-то, не имею ни малейшего понятия, но было страшно. (Валентина Васильева)
Было мне лет пять, к нам в гости приехал двоюродный брат, старше меня на пару годов. Он рассказал мне, что если намазать зеркало зеленым одеколоном, то ночью из зеркала выйдет ведьма, и мало не покажется. А перед зеркалом на трюмо как раз стоял бутылёк «Шипра». Словом, напуганное дитя не спало несколько ночей; это обнаружила бабушка, и двоюродному брату было всыпано с присовокуплением обычных бабушкиных наименований: «Вот полыгало! Вот натопырь-то кожаный!» (Сергей Круглов)
Как-то попался мне в руки атлас тела человека. И ничего меня в нем не впечатлило так, как скелет. Я подошла с вопросом к маме: «Что же это такое страшное?» И получила ответ: «Внутри каждого из нас такая штука». Тут со мной случился припадок. Я отказывалась верить. Взрослые бегали и не знали, как привести меня в чувство. Сориентировались, вырвали страницу и сожгли скелет: нет картинки – нет проблемы. В глазах деда читалась безграничная тоска по испорченной дорогой книге. Шел 1983 год, мне было три года. А муж и сейчас в ужасе от черепа младенца, когда в нем два ряда зубов: молочные и взрослые. Я недавно посмотрела – да, впечатляющее зрелище. И, конечно, красная тема всех моих детских страхов тоже была связана с человеком. Как появился видеомагнитофон, и я по недосмотру взрослых узнала о зомби, покоя мне уже не было. До сих пор боюсь всего, что связано с телами после смерти. (Olena Chuprei)
На маленьком вокзале в городе Пачелма висело три огромных во всю стену портрета. Пятилетняя я прекрасно знала дяденьку посередине и без умолку теребила утомленную ожиданием поезда маму: «Мам, а кто те двое, бородатые, по бокам?» «Карл Маркс и Фридрих Энгельс», – устало выдохнула мама. «Мам, а кто это?» «Ну, Карл Маркс – это правая рука Ленина… (пауза) А Фридрих Энгельс… левая». Весь мамин текст легко заменялся словом «отстань». И уж лучше бы она сказала «отстань». Портреты были в виде бюстов, поэтому много лет мне снился «Ленино-франкенштейн» с руками в виде бородатых дядь. Он тянул эти руки к детям. Особенно страшно было носить октябрятскую звездочку. (Ольга Донская)
Бабушка говорила: «Будешь кривляться, подует сквозняк, останешься с кривым лицом». В пример страшно неполиткорректно приводила своего друга, у которого, как я потом поняла, это было последствием инсульта. (Katja Byushgens)
Я умирала от ужаса от «Красной руки» Успенского. Хотя уже была школьницей, все равно прибегала ночью к родителям в постель. Особенно плохо мне было от «бегут, бегут по стенке зеленые глаза». В моем представлении они были ядовито-зеленые и совершенно окаянные, бегали на проволочных ресницах и самое страшное – ни с чем не рифмовались. Когда я выросла и попала на семинар к Успенскому, я первым делом спросила у него, почему он сделал в книжке такой ужасный конец. А конец был такой: все эти сущности есть, но они безобидны, а люди умирают от ожогов и удушья из-за самовнушения. Что ответить, он не нашел. После этого отношения с мастером на семинаре как-то не сложились. (Neanna Neruss)
Я до сих пор боюсь наступить на люк. Мама рассказывала, что одна девочка зимой наступила и сварилась там, потому что ее шуба намокла, стала тяжелой, и выбраться она уже не смогла. С тех пор прошло лет тридцать, больше двадцати из которых без шубы. Но я даже в шортах и шлепках обхожу тель-авивские люки. А ведь тут даже горячего водоснабжения нет. (Олеся Бурьян-Цейтлин)
В детстве моя украинская бабушка мне сказала, что у детей, которые отказываются есть, «желудочек начинает есть сам себя». Этот ужасный образ преследовал меня долгие годы. (Вика Рябова)
У моих родственников в ванне в сливном отверстии почему-то не было никакой решетки или сетки – просто дыра в трубу. Когда пробку вытаскивали, засасывало воду неслабо. И было такое развлечение дома – пяткой затыкать слив и удивляться ощущениям. Но у родственников так делать было страшновато. И двоюродная сестра, на 3,5 года старше меня, подпитывала этот страх. Она говорила, что меня может затянуть в трубу, – ее однокласснице один раз ногу по самое бедро затянуло, еле вытащили. (Софья Печальнова)
Я боялась в детстве плавать в озере и речках – вдруг Несси всплывет. (Людмила Танавская)
Я лет в пять до паники боялась белены. Соседский мальчик рассказал о том, какое это ужасное ядовитое растение, «а с виду – обычный сорняк». По соседству жила пожилая пара. У них якобы была дочь, которая погибла в детстве, поев белены. Каждый сорняк мне казался этим ужасным растением, особенно если он был большой. А так как было лето и травы росло меряно-немеряно, я шарахалась от обочин. Родители повели меня к прабабушке, которая занималась целительством и хранила разные травы. Она мне и показала эту белену в сушеном виде. Страх, однако, не сразу прошел. Еще я боялась, что случайно сяду на иголку, она проникнет под кожу и с кровотоком доберется до сердца. (Дарья Аппель)
Был один популярный ужастик в моем детстве. Я жила в сталинке на площади Гагарина, часть подъездов в которой были «дипломатическими», как тогда говорили. Жили там иностранцы, и вовсе не все они были дипломатами. Чтобы советские школьники не брали жвачку из рук иностранцев, был пущен слух, что если надуешь эту жвачку, она не отлипнет больше никогда – покроет тонким слоем всё лицо, закупорит ноздри, носоглотку, и всё – капец, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Я не верила и жевала за троих. (Лера Новосадова)
В детстве была история про красную пленку. Якобы в фотоаппарате у мальчишек – у кого же еще – пленка была не обычная, а специальная, как на рентгене. Только она не до костей обдирала, а до наготы. Полшколы девочек забивалось в женский туалет и не выкуривалось оттуда ничем, пока не надоело бояться. (Лера Новосадова)
В детстве я боялась, что если косить глазами и в это время кто-то испугает или ударит по голове, то так на всю жизнь и останешься. Я очень любила дурачиться, и именно косить глазами мне было страшновато, но это меня не останавливало. Зато я очень боялась, когда меня оставляли дома одну, что если я плохо буду себя вести, придет дядя милиционер и заберет. Какая-то соседка так сказала кому-то на улице, а у нас на втором этаже жила семья милиционеров – реально два брата и их жены работали в милиции. (Зина Латышева)
Папа лет в пять мне сказал, что когда сопли – это у меня мозги вытекают. Лет до десяти при каждом ОРВИ, высмаркиваясь, я тосковала, что так скоро ничего не останется. (Анна Бугайченко)
Я боялась лет до 11 сидеть на унитазе. Казалось, что оттуда вылезет змея или еще кто-нибудь страшный. Еще очень боялась деревенских туалетов по той же причине. (Майма Пушкарева)
Мама лет в пять сказала, что если выпью 100 граммов водки, то умру. Так за всю жизнь и не выпил. (Евгений Кьюби)