Мы попросили читателей рассказывать нам истории про платья – и получили больше 400 комментариев. Первая из трех частей нашей «платьевой» подборки (вот часть 2 и часть 3) – о том, как наши детские платья и платьица становились для нас чудом или пыткой, первым опытом «женственности» или первой женской травмой, объектами желания или объектами ненависти, – а еще о том, почему истории о платьях очень часто оказываются историями об отношениях женщин внутри семьи, и о том, почему платья наших мам зачастую до сих пор хранятся в нашей памяти, а нередко – и в наших шкафах. Огромное спасибо поэтессе Анне Хальберштадт, фотографу Солмаз Гусейновой, переводчику Вере Пророковой, активистке Яне Теплицкой, писательнице Марине Бувайло и всем-всем, кто делился с нами историями.
*
«Натянуть на забор и качаться»: истории о детских платьях
Было мне лет восемь. И мама купила мне летнее платьишко — розового цвета из плотненького хлопка в рубчик, рисунок не помню, кажется, парусники… Вполне себе симпатичное, если бы не наглое дизайнерское решение в виде «прорезных» карманов. То есть, натурально, две длинные дырки, отороченные кантом и украшенные маленькими бантиками по краям этих двух позорищ. Как же я его ненавидела! Но мама была неумолима: «Не выдумывай! Прекрасное платьице, дышит, проветривается». И выгоняла меня в нем на прогулку. Это были пропащие дни — потому что я ни с кем не играла, а бродила в сторонке, закрывая ладошками дыры. Стыд был двойной: и платье дырявое, и трусы мелькают (если наклониться за мячом, например, или повернуться неудачно). Нет, меня не дразнили, не подшучивали, никто слова в адрес платья не сказал. И все же это одно из самых нерадужных детских воспоминаний. Связанное с мамой, в большей мере, как вы понимаете. (Лариса Мелькина)
Когда дочери подруги было пять лет, они ходила в симпатичный поселковый детский садик. Ее там все очень любили, и одна воспитательница притащила подруге платье, от которого пятилетний человек с ума сошёл от восторга, — а мы все охренели от ужаса. Это был китайский кружевной белый торт: воланы на рукавчиках, белые «атласные» цветуечки по вырезу, юбки из марли, открытые плечи и там тоже какие-то цветуечки,— короче, апофеоз китча и звездеца. Такие платья обычно на вокзалах носят цыганские крошки. Понятное дело, из этого платья она не вылезала никогда. Носила его лет до семи. Наконец она из него выросла. И только ее мама решила его наконец выкинуть — но нет! Девочка торжественно подарила его своей младшей близкой подруге — моей дочери Манюне, которой как раз исполнилось четыре года. Манюня от счастья тоже сошла с ума. Мы в этом чертовом платье ходили на все праздники, а каждый вечер она в нем танцевала. От него отлетали детали, Манюня со слезами заставляла их пришивать обратно. Наша бабушка-модельер крутила пальцем у виска и спрашивала, не могу ли я деть уже куда-нибудь этот драный серый торт. Но я не могла. Самое удивительное, что из этого платья невозможно было вырасти — оно росло и тянулось вместе с дочерью. Наконец, когда Манюне исполнилось семь лет, ее голова не пролезла в воротник. Платье было любовно сложено в шкаф, а потом я его тайно выкинула. Но до сих пор, когда мы собираемся купить Манюне новое платье, она спрашивает, а нельзя ли найти то, божественно прекрасное, которое было в детстве. (Анна Качуровская)
Мне десять лет, мы приехали в Минск, на свадьбу родственников. А там с текстилем получше, чем у нас, и вот нашли мы белорусское народное платье, с подъюбником и двумя половинками юбки сверху, как два фартука. Мама научила меня слову «плахта», и привезли этот наряд в Кишинев. Прихожу я в нем на праздник в школе.
— Ах, какое платье!
— Это не платье, это плахта!
С тех пор я считалась в классе странной заучкой.
(Саша Смоляк)
Лет пятнадцать назад мой сын, которому было года года четыре, завис в каком-то сельпо возле манекена, одетого в платье до пола. На вопрос, чем это платье так его заинтересовало, сын восторженно закричал: «Мама, купи себе такое платье, ты будешь принцессой!» Надо ли говорить, что это платье было со страшным количеством рюшечек, кружев, цветочков и воланов, а еще оно было ядерно-зеленого цвета и стоило несусветных денег. В общем, принцессино платье я себя не купила, очень расстроив этим поступком сынулю. Он его долго вспоминал и даже нарисовал в письме Деду Морозу, прося, чтобы тот принес такое платье мне в подарок. Дед Мороз, зараза, не принес. Собственно, так и пошатнулась вера моего сына в новогодние чудеса. (Наталия Пантелеенко)
У моей маленькой дочери было жуткое и обожаемое китайское платье-торт. Розовое. Оно растягивалось, тянулось бесконечно! «Дикие розочки», сумасшедший декор. Дальше дверей квартиры я ее в этом платье не пускала, но по приходу из садика платье мгновенно надевалось и носилось бесконечно. (Elena Datsko)
У кузины лет в пять было жуткое белое капроновое платье. Все, как положено: рукава-фонарики, вырез лодочкой, пышная юбка и оборки по краю. Оно было предметом моей лютой зависти (мы одногодки), а хозяйка свое платье ревностно оберегала. Наконец, когда нам было лет по шесть, я выцыганила у нее это платье и даже влезла в него (с трудом — я была слоненок, а кузина фея). В платье я проходила один день — и успокоилась. Отпустило. (Настасья Кузнецова)
Мне семь лет. Снится мне сон, что я принцесса. И платье у меня белое с тремя воланами на юбке, каскадом вниз. Проснулась, ничего не помню, кроме платья. Побежала, рассказала маме. Мама поохала вместе со мной, повосхищалась, что надо же, какой сон хороший. А через пару дней приносит подарок. Разворачиваю, а там платье из сна. Ну и что, что не до пола, а еле до коленок. Но оно белое. С воланами, тремя, каскадом. И розовая лента отделки по краю воланов. Я чуть в обморок не упала. Понятия не имею, где мама достала эту небесную красоту в Кишиневе 90-х годов. Это было мое самое дорогое, оберегаемое и любимое платье, пока я не выросла из него. (Саша Смоляк )
Мне было лет восемь… Мама переделала для меня отцовскую рубашку в крупную чёрно-красную клетку. Переделка состояла в том, что я была подвязана чёрной капроновой лентой вместо пояса, а под воротничком — пышный капроновый бант. Мне не терпелось выйти на улицу покрасоваться. Не помню, куда пошла, но помню, как возвращалась под взгляды и улыбки прохожих. Было ощущение пудовых гирь на ногах, каждый взгляд ощущала на себе физически. Это был мой первый и последний выход в этом наряде. (Елена Позднякова)
У меня до сих пор хранится детсадовская «снежинка» из маминой фаты! Костюм пожелтел от времени, но так дорог, что я его никогда не выброшу. Юбочку надеваю на дочку, когда она играет в принцессу. (Ольга Шестова)
Пятидесятые годы, СССР, бабушке достался кусок крепдешина. Маленький. Бабушка думала-думала и для своей маленькой дочки (моей тети) сшила из этого крепдешина замечательное платье. Сводила в этом платье один раз в гости, а в другой раз попросила дочку подождать, пока к она соседке забежит. Дочка стояла во дворе, стояла, делать нечего, стала играть подолом платья. Доигралась до того, что попробовала на зуб. А крепдешин прикольно так на зубах похрустывает. В общем, к возвращению мамы ребенок весь подол платья обгрыз. (Евгения Чикурова)
Моё первое вечернее платье было сшито из папиной рубашки. К новогоднему утреннику. Мне предстояло танцевать танец снежинок. Конец семидесятых, рубашку с жабо из сине-белого перламутрового жаккарда для папы шила тоже мама. Платье получилось волшебное. В детском саду его вывесили на всеобщее обозрение и сказали другим родителям, что все снежинки должны быть в таких. На что другие родители восхищенно ответили, что это произведение искусства. (Елена Ермоленко)
Когда мне было шесть лет (в 1995 году), мы с мамой поехали в Кёльн, в гости к нашим друзьям. В Кёльне, помимо прочих увеселений, мы пошли в огромный магазин детской одежды, где мама пообещала купить мне нарядное платье — любое, какое захочу, потому что московские варианты нарядных платьев эстетически её совершенно не устраивали. Я зашла в этот магазин и сразу увидела ЕГО: платье из чистого золота, сверкающее солнечным светом от воротника до самого подола из парчи. Всё остальное меркло в сравнении. Тут-то мама, нахмурившись, и взяла назад своё слово, потому что платье из чистого золота не вписывалось в её представление об интеллигентном нарядном платье, поэтому в итоге мы купили вельветовое платье с чёрным лифом и подолом в коричневую клетку. На выпускной фотографии из детского сада все мои однокашницы сидят в розовых принцессиных платьях с искусственными розами, вплетёнными в косы, а я — в дорогом чёрном вельветом платье, со стрижкой каре, на шее элегантная серебряная цепочка, а в глазах тоска по золотому платью. (Катя Рабей)
Мне было четыре года и мы жили в Шибекино — это химический ужас и вечная зима. Я вечно болела, в сад почти не ходила, а если ходила, то это была просто чистая слезная тоска по маме на целый день. Приближался Новый год, и всем мамам девочек велели нарядить дочерей в «снежинок». Мама извернулась в кульбите, но смогла достать мне красивое белое платьице с красными — точками? цветочками? — в общем, в красном чём-то там. Так как дети были маленькие, родителей на праздник не пускали, чтобы избежать рева. Наряд нужно было принести на плечиках и подписать, чей он. Старая советская пытка для детей и взрослых. Только спустя месяц, когда раздавали фотографии с утренника, мама увидела, что платье мне надели задом наперёд. (Людмила Ефремова)
1989 год. Мне четырнадцать. Сентябрь. Едем всей семьёй в Пицунду, поездом, в Дом литераторов, отдыхать. Перед отправлением, буквально за пару часов, прилетает бабуля Надя из Москвы и сообщает, что привезла мне желтое платье с воланами, в огромных белых горохах. Наши, чтобы не усугублять и без того суетное утро, уговаривают меня потерпеть и забрать его после отпуска. Но я непреклонна, поскольку уже нарисовала в своем мозгу картину: я выхожу на перрон в желтом платье в горохах и обморок случается не только у граждан-отдыхающих, но и у местного, гагринского, населения. Бабуля кое-как передает этот синтетический, искрящийся в темноте кошмар маме, та сует его в чемодан, практически его не рассматривая… Всю дорогу в поезде я мечтала о парадном выходе на перрон. Подъезжаем. Я мечусь между чемоданами в поисках того, где лежит скомканное гороховое чудо. Наконец, нахожу; времени в обрез, чемодан зажат между полкой и не помню чем, я дергаю ручку — раз, два, выдираю ее с мясом, приоткрываю цепочку, вытягиваю жеванное платье, надеваю, выхожу… На перроне практически никого, в обморок никто не падает. Тишина. Слышен только папин голос, который, матерясь, пытается вытащить раненный чемодан из поезда. У мамы немой укор в глазах… Платье я больше не надевала. Никогда. Оно ведь и правда ужасное было. (Anna R. Satyan)
Мама, когда я была маленькая, шила мне сама. Одно из платьев было новогодним — белое, с кружевными оборками и серебряным вышитым листиком на груди. К нему прилагалось кольцо из белого меха на голову — в общем, я была королевишна. Привели меня в этом в детский сад, барышни полезли считать оборки: спереди шесть, сзади шесть — итого двенадцать. Крутили-вертели, одну оборку оторвали. А у меня — главная роль главной снежинки. Воспитательница говорит: «Только не плачь, что-нибудь придумаем сейчас!» А я и не плакала: посмотрела на нее серьезно и сказала: «Папа говорит, что все на свете можно исправить изолентой и скрепками. У вас есть изолента?» Воспитательница посмотрела на меня, как на сумасшедшую, потом у нее что-то щелкнуло, и она притащила натурально скрепки и приколола мне оборку. Так я и выступала. (Адриана Имж)
Меня в детстве почему-то постригли чуть ли не наголо, и я донашивала пальто троюродного брата Гришки. Ходила в трикотажных свитерочках и таких же вязаных штанах. Короче, меня в три года хронически принимали за мальчика. Я потребовала, чтоб мама мне на лысую голову нацепила бант. А к папиной защите диссертации мне в четыре года пошили у портнихи настоящее роскошное платье — из красного бархата с белым кружевным воротничком, и я до сих пор неравнодушна к бархату и к такому вот глубокому красному цвету. К тому времени, как я надела платье, у меня и волосы отросли. И я превратилась в настоящую девочку. (Anna Halberstadt)
У моих шестилетних дочек-двойняшек был первый в жизни концерт в музыкальной школе. Новогодний и праздничный. И прийти на него было велено в нарядных платьях. А у детей моих в тот момент верхом красоты и изящества считались нежно-сиреневые «принцесские» платья из смеси ацетата, синтетической сетки и кринолина с обручем на подоле. Платья кололись и были совершенно непригодны для ношения. Но разве неудобство остановит истинную женщину? Короче, надели девочки эти платья. А одна из сестёр дюже своенравная у нас. Говорит, колет мне, надо б что-нибудь поддеть. Ну мы и поддели. Хлопчатобумажную майку с красным Микки Маусом. А сверху платье. С декольте. И Микки на всю грудь. Прикрыли мы его меховым болеро из искусственного горностая и на концерт пошли. И вот сцена. Белый рояль. Девочки прекрасные стоят. Мои лучше всех, конечно. Тишина. Все внемлют. И тут моя принцесса с воплем: «Да неудобно мне в этом меху!» — снимает болеро и в зал бросает. Так и пела. С красным Микки Маусом в кружевах цвета сирени. (Анна Корнева)
Первое знаковое платье случилось году в 1974. Оно было розовое с фонариками, на нем были маленькие утята и цыплята в половинках скорлупок яиц, на некоторых были бескозырки. Я пришла в этом платье в детский сад, а на следующий день мама одела меня в другое. Ко мне подошли аж два мальчика, одного из них звали Дима Ульянов, и сказали, что вчерашнее платье было прекрасно и пусть я всегда хожу в нем. (Мария Архарова)
Самое первое платье с «имперской талией» мне сшила мама на пять лет. Папа под это дело подарил мне букет цветов, ну вот так и выросла. (Anastasia V. Vera)
У меня платье из детства. Было время, когда из магазинов в нашем моногороде исчезло всё. Мама покупала пелёнки из кулирки и шила платья моей старшей сестре, чтобы ей было в чём в детский сад ходить. Они были только двух расцветок, и ткани тоже не было, только марля. А я была очень мелкая и худая, просто смерть на взлёте, потому что сильно заболела и после этого не могла набрать вес, и мне просто обрезали следочки у ползунков, получались шортики на помочах. И тут соседка по общежитию решила отдать маме куклу, которую ей в детстве привезли из Германии. Ну, вроде как стоит, место занимает, а она в нее и не играла никогда, а у мамы дочки, вот, нате вам, играйте. Кукла была очень большая (для куклы, конечно), и на ней было совершенно потрясающее, невероятное, волшебное, с большим вкусом и мастерством пошитое кукольное платье: белый мягкий и нежный атлас с салатовой отделкой и вышивкой. И ткань такая чудная — не синтетика, мы такой не знали. И это платье мне пришлось точно впору! И у мамы все спрашивали, где она его взяла, когда меня в нём видели, и никто не верил, что оно кукольное! Платье, к сожалению, не сохранилось, и фотографии тех лет тоже утрачены. Но мы его помним. И я его помню, хоть было мне тогда едва-едва три годика. (Ольга Шестова )
На дворе девяностые. Мне одиннадцать лет. Денег на наряды нет. И я решаю сшить себе обтягивающее, короткое платье. Мама, даже не подозревая о фасоне, выдала мне какую-то старую длинную свою юбку по такому случаю. Сижу, шью. Ну как шью…. Как могу, так и шью. Когда дело дошло до примерки этого платья «мешка-сосиски», я решила что изделие готово и пора натянуть на себя это. Натянула еле-еле. Дышать невозможно, зато в «обтягон»! В этот самый момент заходит старший брат в комнату, видит меня в этой «сосиске» и, не сдерживаясь от смеха, говорит: «Ксюха, ты на гуську похожа!», и ржёт уже со слезами, и я тоже начинаю смеяться, и пока мы смеёмся, платьишко на мне лопается в нескольких местах. И тут, по закону жанра, приходит мама с кухни, видит меня в этих треснувших тряпках и говорит: «Доча, я тебя, конечно, сильно люблю, но в этом платье ходи только в огороде». У брата уже семья и двое детей, а он каждый раз мне это платье припоминает, когда приезжаю домой. (Оксана Митрофанова)
Мне семь лет, мама купила мне ночнушку и оставила на стуле. Я решила, что это платье, и пошла в ней по делам везде. Ходила очень гордая собой, пока уборщица в одном магазине не спросила меня: «А ты чо в сорочке-то ходишь?» Меня — как бы помягче сказать? — накрыло: стою посреди города, до дома далеко, в ночнушке… Платья потом долго презирала. Пока не родила дочек-двойняшек и опять не стала женщиной с платьями — но уже приличными, а не ночнушками. (Marina Sokolovskaya)
Мне было лет пять, и мама мне купила два новых платья: одно — микровельветовое, синее, в цветных узорчиках, второе — белое фланелевое в цветной горошек. А я взяла закроечные ножницы, порезала платья и своим пупсикам и куклам пошила одежку. Вот уже тридцать пять лет моя профессия — портниха. (Olha Arts)
Помню своё любимое детское платье — фланелевое, с пуговками сверху донизу и с завязочками на воротнике. На завязках я отгрызала бусинки каждый день и приходила с одной или двумя пуговицами из сада. Утром просила его опять и опять. Маме приходилось перешивать пуговицы каждый день и вставлять бусины. Оно было мягкое и теплое, как будто проснулся утром, вокруг холодно — а ты под одеялом. А ещё только его можно было натянуть на забор, закрыть глаза, раскинуть руки и кататься влево и вправо, а во рту красная бусина. (Ekaterina Suptelya)
История о детском голубом платьице — стандартном совковом, хлопковом, с белым воротничком и какими-то аппликациями типа бабочек. Наряжали меня в платья, а я больше всех игрушек любила копаться в песочнице и лазить по деревьям. Одно из самых ранних воспоминаний в жизни — как я сидела в голубом платье на ветке, мама позвала, и я спрыгнула, а подол зацепился за сучок, и я повисла, перебирая ногами в паре сантиметров от земли и рыдая от невозможности слезть. Мама чуть не загнулась со смеху, и это тоже было обидно. (Дарья Алюкова)
Нам с сестрой в детстве (это девяностые) папа где-то добыл шикарные шерстяные платья в клетку (красно-черную для меня и желто-черную — для сестры), но было лето и до осени в них было жарко. Когда наконец-то настал подходящий сезон, каждый раз, когда мы их надевали, начинался жуткий дождь, такой, что только домой бежать. Попытки носить эти платья каждый раз заканчивались дождем, даже если из дома мы выходили в абсолютно сухой день, — а потом мы из них выросли как-то резко. До сих пор вспоминаю с грустью. (Елена Зорина)
В садике все три года мечтала быть Снегурочкой на новогоднем утреннике, но меня не выбирали. И вот — первый класс, наконец-то счастье привалило: Снегурочкой выбрали меня. Мама улыбается, потому что знает, как я этого хотела. И тут выясняется, что костюма в школе нет и напрокат взять негде. Денег покупать тоже не было, и мама пошила платье Снегурочки из своего свадебного. До сих пор помню, как она его разрезала ножницами. И так спокойно, без тени грусти на лице. Только через годы поняла, что же мама тогда для меня сделала. А я была самой красивой Снегурочкой, разумеется. (Анастасия Кривец)
Бабушке подруга прислала из Белоруссии в Украину три кусочка ткани с люрексом. Красный, темно-синий и голубой. Все такое блестящее, что просто ах! Бабушка мне сшила из этого сарафан — до колен, на широких бретельках. Я ждала с замиранием сердца возможности надеть его на свой день рождения (мне исполнялось десять лет, 1987 год). А поскольку я июльская девочка, день рождения выпадал на отпуск. Сарафан мама честно с собой взяла, но отпуск почти все мое детство мы проводили в Прибалтике. За день до дня рождения пошел проливной дождь и шел почти две недели. Сарафанчик мне надеть не дали. Обидно было очень. Хотя носила я его потом долго, а вот обидно за десятилетие до сих пор… (Ira Tovbeyn)
На новогодние утренники в детском саду мама традиционно расшивала мое парадное платье всякими дождиками, чтобы получился наряд снежинки. А в тот Новый год меня с несколькими другими девочками определили танцевать танец матрешек, для которого из садиковских запасов выдавался сарафан с платочком. Я почему-то по умолчанию считала, что танец танцем, а в Новый год любая уважающая себя девочка должна быть снежинкой, и, станцевав, я переоденусь в праздничное. Мама же, наоборот, решила, что раз уже есть один наряд, то второй не понадобится, так что незачем возиться с рукоделием. В общем, перед тем, как ложиться спать, я выяснила, что мне предлагается провести праздник матрешкой. Сказать, что я была оскорблена, значит не сказать ничего. Я была просто потрясена таким ударом в спину. Следующая половина ночи прошла таким образом: мама возмущённо расшивает дождиками мое снежиночное платье, я сижу с видом королевы в изгнании и твержу, что вот уж нет, раз уж она уготовила мне такую судьбу, то теперь я пойду на утренник в матрешкином платье и только в нем, сколько ни умоляйте. Папа курсирует между нами, пытаясь помирить. К утру мое сопротивление было сломлено, а термин «матрешкино платье» прочно вошёл в лексикон нашей семьи как обозначение обиженного упрямства. Другие девочки-матрешки, кстати, спокойно провели тот утренник в сарафанах. (Александра Фролова)
Бабушка сшила мне, шестилетней, красивое летнее платьице: синее в крупный белый горох и с юбочкой почти «солнце». Мне оно так понравилось! Я нарядилась, вышла во двор — прогулялась перед дедом, покрутилась, чтобы юбка солнышком, а он даже меня не заметил, куда там платьишком восхититься. Кошка тоже не отреагировала. И тогда я пошла хвалиться новым платьем к телёнку. Он заценил — потянулся ко мне, стал нюхать юбочку, а я стала гладить его. Глажу, а он тычется в меня, тычется… Смотрю, а он половину юбки уже изжевал. Я в рёв и к бабушке! Платье она поправила — отпорола подол, отрезала жеваный кусок и из остатка сделала чуть клешеную юбочку. Но это было уже не так красиво. И юбка уже не разлеталась солнцем, когда крутишься…(Татьяна Ионова)
Был азербайджанский костюм на Новый год в первом классе. Мама сшила мне его за ночь. Платье в пол, сверху бархатный жилетик и шапочка — таблетка с фатой. Я была в восторге! А в Балдыргане однажды увидела платье, белое, в цветочек, из адского ацетата, с рюшами — и умоляла маму купить его, было мне лет 7. Сейчас понимаю — да, это плохой вкус, но я сейчас понимаю, что период длинных принцессиных волос и платьев с воланами должен быть у каждой девочки. (Aijan Mynbaeva)
Я была в первом классе. Делали правописание в тетрадях, разделяя слоги знаками «тире». Я торопыжка и пропускала иногда эти тире, пару раз разделив слово просто косой палочкой, «/». Мне поставили единицу, «кол»! Я так рыдала, ТАК РЫДАЛА, что мне отец принес откуда-то платье невиданной в дефицитные восьмидесятые годы красы: это было тонкого хлопкового китайского шитья платье, небесно-голубое, все в вышивке и с воланами, а сзади бант! Такое было только у двух человек — у меня и Мальвины. Челюсть у меня при виде платья отпала, глаза выпучились, слезы автоматически высохли. Помню всю жизнь. (Natalia Slyshchenkova)
На мой девятый день рождения мамин брат-геолог привез мне платье из шелка цвета капучино. Обычно я в штанах всегда ходила. В честь праздничного дня решила нарядиться. И после обеда и торта мы пошли гулять с моими гостями, на площадку с качелями-каруселями. Я, забыв что я не в штанах, а в шелковом платье, полезла на карусели. И, благополучно зацепившись за торчащие от сварки швы, оторвала половину подола. С тех пор платья почти не ношу. Вдруг поняла: так вот оно в чем дело! (Ольга Че)
У меня было самое прекрасное на свете платье из… ткани для наволочек. Мне было лет восемь, и мама сшила мне платье — белое в разноцветных горохах, и выглядело оно совсем не как наволочка, потому что беленькую кокетку для него вышила мамина подруга: она в то время зарабатывала машинной вышивкой. Блистала в нем на открытом уроке в школе, как щас помню. (Вера Халдей)
Мне было пять лет. У меня было «принцессишное» платье в мелкий бутончик. Розовое, рукава фонариками. Его сшила настоящая портниха. Оно мне страшно нравилось, я в нем себе нравилась еще больше. И вот мы с моей соседкой болеем ветрянкой. Болеем обе, играем у меня. Наряжаемся, как сейчас помню, в невест. Нарядиться в невесту с таким платьем не вопрос — из марли для глажки делаю фату, надеваю и подхожу к зеркалу. Долго смотрю на себя в принцессишном платье, фате, с лицом в частый зеленый горошек… Ну, в общем, с тех пор я о себе очень много не воображала. И замуж пошла в джинсах и свитере. (Ирина Гончар)
Я в детстве презирала платья, к огромному отчаянию моей матушки, которая хотела, чтоб я была принцесса. Но я уже в три года на предложение «сделать мне прическу, как у принцессы» скалила зубы и рычала: «Я не принцесса, я серый волк!» Как-то мама добыла два невероятных китайских платья, с вышивкой на груди, — розовое с птицами и голубое с рыбами. Я их игнорировала, у меня был хит сезона — джинсовый комбинезон.
Мы поехали в командировку в Саратов, жили там на частной квартире. И вот я (мне было семь) вышла погулять, и местные мальчишки меня окликнули: «Эй, мальчик, как тебя звать?» Это была сбывшаяся мечта! Сейчас я заведу друзей, которые не знают, что я девчонка, и проведу обалденные две недели! Я представилась Мишей, и дней десять наслаждалась жизнью. Но к середине последней недели со мной что-то случилось. Я невыносимо захотела надеть платье. С рыбами. Ревела весь вечер: «Мама, я так хочу надеть это платье, но я же Миша!» На следующий день я его надела, и все взрослые поддержали мою легенду, что мы с Мишей близнецы, он уехал, а Маша приехала. Никто не поверил, конечно. Все ржали и говорили: «Мишка, снимай платье и побежали купаться!» Сняла и побежала, потому что желание удовлетворила, и успокоилась. Никогда с тех пор мне больше платьев не хотелось. (Lilith Wolf)
Было Платье и у меня. Помню его до сих пор. Мне было лет десять, девяностые, многодетная семья… Тогда частенько случался обмен вещами между семьями-друзьями, и после одного из таких обменов мама достала из сумки Платье. Юбка солнце-клеш! Я пробегала в нем все лето и даже спала бы в нем, если бы мама разрешила. Пришла осень, Платье убрали вместе с другими летними вещами… А на следующее лето мы его не нашли. Горю моему не было предела. Прошло время, мамы не стало, и в один из дней я нашла Платье на антресолях. Конечно, оно было мне уже мало… Поплакав над ним, я его отдала, а вот кому — уже не помню. Но то ощущение СЧАСТЬЯ, которое я испытывала, когда кружилась, а юбка мягкими волнами развевалась вокруг, помню до сих пор. (Елена Машкова-Котырева)
Мне было четыре или пять, и мне купили платье. Ситцевое, обычное, в мелкий рисунок. Фишка была в том, что оно зашибись как кружилось! И я помню, как каждое утро требовала надеть «то платье, которое кружится». Особенно папа недоумевал. Ему было сложно понять. И я надувала губу, когда предлагали «вот это розовое с рукавами-фонариками». (Юлия Ноздрина)
В мои года четыре привез мне папа платье из столичной командировки. Пластмассовый оранжево-белый кошмар, который был ещё и невероятно велик мне (папа то ли не угадал на пару-тройку размеров, то ли схватил «что давали»). Пока я «вырастаю до него», было решено дать его поносить на время моей двоюродной сестре (прекрасной, высокой и стройной Елене). Мои слёзы не смягчили родственников. Я и до того завидовала сестре, но в тот момент, похоже, отчаянно и внятно начала сходить с ума. Но когда наша семья приезжала к Ленке в гости, мы с ней тайком выносили платье под одеждой на улицу, я переодевалась в него в каких-то кустах и подвалах, а потом мы час-два гуляли по району, избегая быть замеченными из окна или с балкона. Никогда больше я не чувствовала себя настолько прекрасной. К тому моменту, как я до него доросла, оно куда-то делось… (Полина Погорелова)
Когда я была маленькая, все платья у меня были дурацкие: на кокетке, широкие — детские. Но был один любимейший голубой сарафанчик В ТАЛИЮ! В талию — как у Натальи Гончаровой на акварели А.П.Брюллова! Мне очень редко его надевали, потому что в нем холодно, погода не позволяла. И вот в байдарочном походе я с утра с боем добилась вожделенного сарафанчика. Плывем — папа сзади гребет, мама впереди рулит, посередине я в сарафанчике в талию. Подплываем к берегу, маме кажется, что уже мелко, она выходит — и с головой уходит под воду, подняв фонтан брызг! Я страшно, ужасно реву: «Сарафанчик в талию! Сарафанчик в талию!» (Он обрызган, весь мокрый, и я понимаю, что сейчас заставят его переодеть, а что родная мать на глазах утопла, это как-то не важно.) (Татьяна Левина)
Я сейчас почти не ношу платья, а в детстве, кажется, только в них и ходила. Мне их шила мама, красивые и необычные. Но запомнились мне не мои наряды, а мамино платье, которое я тайно доставала из чемодана и представляла себя принцессой в нем. Это было платье со второго дня свадьбы, голубое с люрексом. И — самый восторг! — с длинными перчатками. Чемодан был весь набит сокровищами… Свадебное платье бабушки (я, кстати, не сразу поняла, что за платье. В моем детском мозгу все свадебные платья были похожи на торт, а тут было строгое платье с коротким рукавом), платья мамы и тети (они их тогда уже не носили, но остались фотографии). Детский рай. (Марина Матехина)
Было платье, в школе, сшитое собственноручно из настоящей шторы, полупрозрачной, вишневого цвета. Коротенькое, с кучей оборок на юбке. С такими огромными крыльями, в классическом стиле восьмидесятых. Сшила я его за ночь, оно было страшно коряво сделано (девятый класс!), ужасно неудобное, но я была собою очень горда. (Наталья Русяева)
Моя мама выходила замуж в коротком обтягивающем платье цвета типа «Тиффани Блю», а ткань вся в люрексе. Мне было разрешено его примерять, когда захочу. Лет в 5-6, да и позже, когда оставалась дома одна, я надевала его, а оно получалось мне в пол, и я прохаживалась в нем, чувствуя себя настоящей Снегурочкой! (Елена Шишкова)
В моем детстве тоже как-то было плохо с выбором платьев. Тем более, что я была очень, ну очень худая, и найти платье на меня было очень трудно. Поэтому всё шилось, перешивалось индивидуально для меня (все равно больше никому не подходило). А когда я оставалась одна, я доставала из чемодана мамино свадебное платье. Это, конечно, не современные платья, а обыкновенное короткое белое платье, из какой-то очень дорогой по тем временам ткани (1963-й год). Я его надевала и представляла себя невестой. А вместо фаты была накидушка с подушек. (Наталия Атапина)
По мне сейчас не скажешь, но я обожала наряжаться. Первое платье, которое я запомнила, — горчичного цвета, с вышитым цветочком на груди, импортное, вероятно, завезли в город партию, и мама его «доставала». На следующий день в садик пришла я и еще одна девочка в точно таком же платье. У взрослых была бы трагедия, а мы пришли в восторг, весь день держались за руки и говорили, что мы близняшки. (Aijan Mynbaeva)
Классе в пятом или шестом я шила себе платье из марли, белое, с серебряным широким поясом из обратной стороны молочного пакета. Там внутри была такая серебряная бумага, чтобы пакет был водонепроницаемый. (Наталья Русяева)
Первое любимое платье подарили на день рождения в 11, и я себе в нём казалась себе очень лёгкой — это, пожалуй, был самый счастливый мой детский день рождения: с платьем мне будто подарили веру в себя, в красоту, во что-то, наверное, обычное для других девочек, — но ко мне оно пришло только тогда. Платье было шелковым, по светлому фону были рассыпаны некрупные вишенки. Ещё повезло — это был очень теплый апрель, и я и моя подруга Оля вышли с бадминтоном во двор; мы были юны и прекрасны, у нас все получалось, нам говорили комплименты, а нам было все равно! А как в этом платье можно было кружиться и кружиться, и оно шло волной, и нужно было поднимать руки, чтоб волну не сбивать и при этом удерживать равновесие… (Solmaz Guseynova)
Мне было около 9 лет, и мама привезла мне из Баварии платье: белое в меленькую розовую полоску с матроской (такая штука, как воротник, накидывалась на плечи и завязывалась спереди). Я помню, как ждала Нового года, чтоб надеть его. И как простудилась, но лежала в постели под елочкой гордая, довольная и, конечно, в платье. (Ksenia Selina)
У мамы была белая нейлоновая ночная рубашка в пол. Американская, купленная у знакомой спекулянтки. Открытые плечи, гофрированная оборка, спереди и сзади переходившая в лиф, под грудью вставка треугольная и чуть завышенная талия. В 12 лет я считала (впрочем, и сейчас не готова это оспаривать), что это самое красивое платье. Ох… Когда дома никого — платье, вальсы Шопена в исполнении Беллы Давидович (других не было). Наташа Ростова прошла мимо, но когда я стала читать Джейн Остин — всех героинь мысленно одевала в мамину ночную рубашку. (Вера Пророкова)
В 60-х дедушка купил кусок яркого голубого атласа с мелкими матовыми звездочками, из которого бабушка сшила маме костюм Снегурочки. К следующему Новому году его перешили на платье Снежной королевы. Я обнаружила эту невозможную красоту, когда меня в четыре года оставили у бабушки на три летних месяца. Примерила в самом начале и больше не сняла. Целыми днями гоняла по улице, лазила по деревьям, не отказывала себе ни в чем. За лето платье в пол неслабо потрепалось, выгорело под южным солнцем. Бабушка называла меня «цыганенок», но чувствовала я себя эти три месяца, понятное дело, как королева. (Victoria Afanasyeva)
На какой-то из детских дней рождения, лет пять или шесть мне исполнялось, обе бабушки подарили мне по платью. Бабушка с папиной стороны подарила платье «дорохо-бохато», красное, с бархатным жилетиком и огромными подсолнухами, могла себе позволить. А мамина мама подарила «кружевной белый торт» — со всеми этими воланчиками, розочками, открытыми плечами. Я думала о нем — «божественно красивое», особенно прекрасными и благородными мне казались открытые плечи, которые мама на детских праздниках все пыталась мне прикрыть. Стоило оно какие-то копейки, особенно по сравнению с «дорогим-богатым». И бабушка, уже умирающая, по-моему, в это время, увидев этот контраст, разрыдалась: «Какая же я бабушка, если не могу подарить внучке дорогой подарок». Бабушки не стало где-то через год или два, а узнала я об этих ее слезах совсем недавно и все думаю, как же мне теперь ей рассказать, что то платье для меня так и осталось самым дорогим и прекрасным за всю жизнь. (Лора Суслова)
Было у меня платье в раннем детстве, которое отец привёз из командировки на Кипре в 97 или 98 году — из красивого белого кружева, рукава с буфами, — но как же я его ненавидела! Потому что мечтала я о совершенно другом платье, из магазина у нас в Железногорске. Как сейчас помню: их висело три, этих корейских синтетических чуда, вырвиглазно-маркерных цветов: голубого, ядовито-пастельно-зелёного и персикового. Я хотела персиковое: на нём были такие цветочки и безумные воланчики, ленточки, оборочки — короче, великолепный китч, вдобавок шуршащий при любом движении как пластиковая клетчатая сумка. Мне казалось, что ничего лучше этой корейщины придумать было нельзя. (Мария Калинина)
К утреннику нужно было платье. И вот мне объявили, что тетя моя достала подходящий наряд! Я снова и снова расспрашиваю о платье, какое оно. Розовое. В цветочек. М-м-м. С поясом. С поясом!!! Как я мечтала об этом платье с поясом, о том, как я красиво завяжу его бантом. В день утренника приезжает тетя, после сна наряжают меня в платье с поясом. И завязывают его сзади! Я не хочу сзади, а мне не разрешают завязать впереди, потому что не так задумывал автор. Это платье — одно из самых больших моих разочарований. (Maria Akkuzina)
Моя прабабушка отлично вязала. А в советское время чистая шерсть почему-то бывала только колючей и никакой другой. В Баку тогда было фотоателье на улице Коммунистической, где все поголовно фотографировали детей. Поэтому у всех бакинцев, кто родился вокруг 1980-го года, непременно есть детское фото на кресле и с белым круглолапым медведем. Для фото с медведем меня заставили надеть безбожно колющееся платье. Красное, с белым воротничком, безумно красивое. Мне было примерно три года, не хватало мышечной массы для сопротивления, так что взрослые меня победили. Поругали, обозвали пару раз «карабахским ишаком», смыли слёзы и повели фотографироваться. На фото у меня лицо такое: «Я вырасту и всех вас убью». И все, кто видел это фото, говорят, что вот это мое истинное лицо и есть. А шмотки я проверяю запястьем, когда покупаю, и беру только абсолютно мягкие. (Алия Хагверди)
Мне уже было девятнадцать, но родители все еще контролировали покупку одежды, считая, что сама я одеваюсь безумно и вычурно. И вот свадьба у сестры. С мамой идем на рынок и покупаем платье персикового цвета, верх из кружева, низ от талии — органза. Такая противная органза, на которой даже пятно воды след оставляет. На свадьбе оказалось, что все девицы моего возраста в крутецких платьях в обтягон и с разрезом таким огромным, модно было, а я… девочка-дюймовочка. У меня сразу испортилось настроение, но, чтобы добить меня окончательно, официант капает красным соком прямо на эту органзу проклятую. Я, рыдая, иду на кухню банкетного зала, начинаю отмывать, сушить, получаю огромное пятно от воды и тут меня накрывает, и я начинаю визжать просто на всю кухню: «Я выгляжу ужасно, а-а-а-а-а!!!» Короче, я так визжала, что всех поставила на уши, и даже невеста меня утешала, а родители поспешили увезти меня домой. Дома я просто вышвырнула это платье. Больше против моей воли ничего не покупалось. Особенно платья для торжеств. (Fa Magdi)
«Страшно быть перестало»: истории о платьях, мамах и бабушках
Моя маленькая внучка, которой 4 года, однажды пристально так посмотрела на меня и сказала: «Тебе надо покупать красивые платьица, и тогда ты не будешь стареть». Я ей верю. (Людмила Бубнова)
Когда моя мама умирала, она долго сохраняла подвижность — правда, из дома не выходила, но по квартире передвигалась нормально. И вот обычный субботний день, солнце светит, месяц март кончается. Мама слабая, но говорит нормально, чаю даже попила со мной, и я пошла в гостиную, платье кроить. В прогрессивном журнале «Бурда» была модель такая, платье из синего хлопка, типа гипертрофированной школьной формы, только с завышенной талией, большим треугольным воротником и юбкой до щиколоток. Но хлопка у меня не было, да и холодно в хлопке ходить. Посмотрела я на свой кусок синей шерсти, разложила на полу и стала прикидывать, что можно из него сшить. Потом услышала, что мама зовет, пошла к ней. Через час вышла в гостиную и эту синюю ткань повесила на зеркало. Потому что мамы больше не было. Там эта ткань и провисела девять дней. А потом в мозгу у меня что-то перемкнуло, и я все-таки сшила из этой ткани то самое синее платье. Которое стояло колом, скрывало меня всю, было страшным — но ничего другого я носить не могла. Полгода я его стирала вечером, утром снова надевала и шла учиться или типа того, насколько это возможно в клинической депрессии. Потом платье просто висело несколько лет в шкафу и мне было страшно к нему прикасаться. А однажды пришел мой Саша, унес его и сжег. Потому что оно было как гроб. Он так сказал. (Дина Лукьянова)
Было платье для дочери, которое я перешивала из своего бархатного, соединив вишневый бархат с такого же цвета какой-то блестящей тканью в лихие 80-е. Получилось прекрасное «принцессино» платье для 14-летней красавицы. Все завидовали и спрашивали, сколько стоит и где достали. (Бася Бородулина)
Когда-то давно мне назначили суд на мой день рождения. Гости пришли прямо на суд (но цветы запретили пронести в зал). Мама тогда подарила мне платье на случай ареста (не страшного, смешного, на 15 суток). Хотя в платье есть шнурок, а в тюрьме шнурки нельзя. До сих пор это платье самое любимое. (Yana Teplitskaya)
У моей мамы было платье из тонкого, какого-то необычайно приятного на ощупь трикотажа насыщенного сине-голубого цвета. И было оно парадно-праздничное, в общем, не в гости, но на свадьбу или юбилей. И все торжественные события моего детства прошли под мысль о том, что когда-нибудь, однажды, это платье отдадут мне. Вот до сих пор смотрю на старые фотки и греюсь этим воспоминанием… Отдали его мне, когда мне было лет шестнадцать. Какое же это было счастье! Все первые маски у меня были с подкладкой из этого сказочного трикотажа. И до сих под куски лежат, ждут своего часа. А [вообще] у меня платьев нет. Не люблю. (Russell D. Jones)
Несколько лет назад умерла моя бабушка. И я вдруг поняла, что на похороны мне надеть нечего, нет ничего подходящего. Ни платья, ни брючного костюма — вообще ничего. Не то что черного — даже темно-серого, например. Тогда я, глотая слезы по любимой бабушке, поехала наугад в ближайший торговый центр за платьем. И так открыла для себя платья от Love Republic. Подходящее по фасону, цвету и цене нашлось только у них. Несколько лет оно висело у меня просто так. А зимой я надела его в театр. Такой вот подарок от бабушки получился. А ведь она мне в девяностые и нулевые шила какие-то юбки, модные, купить такое мы не могли себе позволить, бабушка спасала, хотя терпеть не могла всего этого рукоделия. (Anna Yastrebova)
Моя прабабушка была известным на всю Москву модельером, звали ее Варвара Данилина, она обшивала весь Большой театр, одевала Любовь Орлову. И мне по наследству досталось платье ее работы. Дивное, ветхое. Ему лет 80, не меньше. Но я его носила, по особым случаям. Однажды перед торжественным мероприятием, где я была ведущей, решила я это платье постирать — вернее, почистить в химчистке. И на этом его запас прочности иссяк: оно рассыпалось прямо на мне в прямом эфире. То есть буквально: там было сорок пуговок на спине, которые со звоном начинали осыпаться, стоило мне хоть чуть ссутулиться. И полвечера моя сестра, которая, к счастью, оказалась рядом, подхватывала ползущие у меня на спине швы нитками. Мы регулярно убегали в какую-то подсобку и, хохоча, меня штопали. Платье больше не ношу, но все мечтаю повесить на какой-нибудь манекен и любоваться им со стороны. Оно действительно невероятное. (Марина Юшкевич)
Моя мама в 1976-м самостоятельно сшила себе свадебное платье, невзирая на все приметы: белоснежное, хлопковое с тонким кружевом, — не представляю, где только ткань нашла в маленьком, далеком от Москвы городке. Очень красивая была невеста. Но мама легко относится к вещам, и когда мне в пять лет потребовался наряд на какой-то праздник, она так же легко разрезала свое платье и сшила мне из него что-то типа комбинации оверсайз, с кружевом по подолу, на тонких бретельках. Все восхищались и говорили, что я чистый ангел. Платье с нами осталось на всю жизнь. В десять лет комбинация превратилась в игривое платьице, чуть закрывающее попу, в пятнадцать я носила его как майку — с шортами на море. Сейчас мне тридцать два, платье лежит где-то в закромах у мамы, но я планирую одевать в него свою будущую дочку. Такая вот история поколений. (Natalia Poroshina)
Я в мамином свадебном, нашив атласный кринолин, играла в школьной постановке «Горя от ума». (Tatiana Amosova)
Бабушка моя была мастерица вязать. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, она связала мне по моему заказу два платья. На самых тонких спицах. Серое, длинное, горловина сбоку, на маленьких серебряных пуговках, и темно-синее с воротником хомут, почти по щиколотку. Я носила их постоянно, всё музучилище и весь институт. Не знаю, где серое, но синее висит у меня в шкафу в другой стране. Прошло сорок лет уже. Это память о моей бабушке. Думаю, что и сейчас, если надену, будет супер. (Tatiana Petrov)
Мы с подругой, тоже активисткой, боролись с каким-то очередным государственным драконом, почти не спали, не ели и очень боялись. Непросто звонить еврейской маме и просить отформатировать все флешки на случай обыска. Мама тогда, отформатировав флешки, начала мне шить платье. А когда дошила, все закончилось: ФСБ осталась, пытки остались, но страшно быть перестало и опасность тоже закончилась, кажется. На оранжевое платье мама пришила ящерицу, которая все время отрывается. Раздавленный дракон такой.
(Yana Teplitskaya)
Самое волшебное платье точно вот это — сшила дочке на «выпускной из садика», под давлением и при некоторой поддержке обеих бабушек. Мой личный мир в это время распадался на куски, но получилось как-то собраться ради этой идеи и совершить чудо: платье струилось, не было жарким и почти не мялось, а потом стало хитом всех праздников на последующие несколько лет, пока не перестала сходиться молния на спине. (Gaya Trzn)
Мне было семнадцать лет, и меня ждал школьный выпускной. Я была золотой медалисткой и хорошей девочкой, которую за год до этого накрыло ярчайшим подростковым протестом. Я бунтовала против всего и вся, встречалась с парнем намного старше меня, которого родители терпеть не могли, ссорилась с ними постоянно, а еще отрастила аккуратную стрижку в гриву ниже лопаток и сама покрасила волосы, проколола дополнительные дырки в ушах, носила мини-юбки и чувствовала себя отчаянной красоткой. И вот нужно было платье на выпускной. Тогда все хорошие девочки одевались а-ля первый бал Наташи Ростовой — какие-то пастельные газовые облака и локоны на голове. Мне же все это, разумеется, категорически не нравилось. И моя мама — великая, великая женщина, — несмотря на все мое поведение (прямо скажем, так себе было поведение) поехала со мной покупать платье. Все мне не нравилось, от всего я крутила носом. Мама стоически терпела. Мы пошли в какой-то суперунивермаг на Новом Арбате. И там было ОНО — великолепное, невероятное платье. Оно было черным, с бархатным низким лифом с сумасшедшим вырезом, с корсетом и пышной короткой юбкой из какой-то шелестящей ткани. Я в него влюбилась, оно было прекрасно, черно и страшно вызывающе, и я в нем была вроде и нарядно одета, а вроде и почти голая. То-то директриса и прочие обрадуются! Так вот мама и бровью не повела, не то что не предложила мне хотя бы попробовать что-то поскромнее, а с энтузиазмом поддержала мой выбор, назвала платье стильным и необычным и сообщила, что оно мне очень идет. И почти без вздоха выложила за него баснословные совершенно деньги.В платье я была ослепительна, надевала его потом еще несколько раз на вечеринки и танцы, и всегда производила фурор. Оно и до сих пор в шкафу висит. А парня, слава богу, бросила, и с мамой с тех пор дружу нежно и близко, и никогда больше с ней не ссорилась. (Вера Прийма)
Самое красивое платье в моей жизни сшила моя бабушка — для себя. Оно было темно-синее в крупный белый горох, с отрезной летящей юбкой. Из шёлкового шифона. И пуговки были обшиты этой тканью. Бабушка как-то разрешила мне надеть его по торжественному поводу. А потом это платье разрезали по спине на всю длину, потому что бабушку в нем похоронили. (Екатерина Старшова)
В мои семнадцать мозг у меня был заточен на химию, биологию и велосипеды, но никак не на платья. Соседке год как купили крутые ролики на силиконовых колесах, и я просто умирала от зависти — своих роликов у меня не было, был только велосипед «Урал», который перешел мне от соседа. Я даже дышать на него боялась. И вот после экзаменов, сданных на все пятерки, мы с мамой поехали покупать мне платье на выпускной вечер в школе. В 1997 году моллов еще не было, зато была барахолка, где тусовался весь город. Это сейчас словосочетание «купить на барахолке» означает «носить ширпотреб», да и перестали люди афишировать свои походы туда, а тогда только там можно было встретить всех и купить все. Мы приехали, а там продают ролики. РО-ЛИ-КИ! Зеленые. На силиконовых колесах. С черными вкладышами. В общем, я за пять минут убедила маму, что мне нравится вот то белое с золотыми пуговицами платье, которое стоило копейки, зато давало мне возможность прямо сейчас, за пятерки, за хороший аттестат, вымолить у мамы ролики. Домой мы приехали с этим жутким платьем — и с роликами. Платье я засунула в шкаф, а ролики надела и не снимала их ровно неделю. За два дня до выпускного я таки решила достать платье и пришла в ужас. Какой-то трескучий искусственный шелк, аляповатые пуговицы, жуткий покрой. Я сидела около шкафа и тихо плакала, потому что понимала, что второго платья мне никто не купит. Ошиблась — выловив меня с мокрыми глазами, прижав к стенке и буквально вытащив из меня правду, мама посмеялась и сказала: «Слава Богу, а то я понять не могла — ты мне цирк на барахолке из-за роликов устроила или у тебя со вкусом все так плохо». Мы тут же снова поехали на барахолку и купили мне платье. Нормальное. Я его потом кому-то отдала, а предыдущее, жуткое, до сих пор лежит у меня дома. (Татьяна Бегайкина)
Я чуть со стыда не сгорел, когда увидел её в этом чёрном платье с ужасающим кружевом. Несмотря на то, что мне было семь, я понимал: твоей маме двадцать три, такое бывает, она хочет быть красивой, хочет надеть это дефицитное и дорогущее платье, купленное на рынке рядом с полугнилыми помидорами. Верх был прозрачен настолько, что виден бюстгальтер, тоже дефицитный и дорогущий, тоже, как сейчас понимаешь, безвкусный и крайне вычурный. Она, навесив на себя всё самое лучшее (а мы понимаем, как выглядело самое лучшее в эти лихие времена), шла есть майонезное оливье к своей свекрови. Которая трижды медсестра. Которая свято знала: у родителей первой и четвёртой группы крови не может родиться ребёнок третьей. То есть ты понимаешь, что в правом углу, ну вот честно, мамин лифчик, в левом — тотальная уверенность в своей правоте бабушки: проигравшему быть. Но, сев за стол и выпив бокал детского шампанского, я твёрдо решил: моя мама, милая и прекрасная, ещё девочка, должна, просто обязана, чувствовать себя привлекательной, чувствовать желание мужчин, зависть подруг, осуждение пенсионеров, да и вообще показывать чаще этому миру свою грудь хорошего четвёртого размера. (Alex Gool)
Мамин юбилей, через четыре часа начнется банкет в столовой на работе. Мама в слезах и расстройстве — ей не нравится костюм, который она для этого случая приготовила. Ну что ж, мы с ней достали все наши тканевые запасы и из трикотажной ткани, коричневой в синий цветок (я ее когда-то на брюки присмотрела), за три часа соорудили платье. Я закалывала прям на маме, потом прострачивала, вышло очень красивое платье с вырезом «качелькой», без рукавов, длинное и с высоким разрезом сбоку. Потом мама в нем еще на праздники ходила, и я у нее выпрашивала поносить. (Евгения Чикурова)
У моей мамы было трикотажное сине-зеленое платье с воротником на пуговицах. Она в нем ходила беременная братом, потом мной. Потом носила на работу — «на каждый день», с поясом. Потом перестройка: денег и одежды качественной нет. Платье немодное, но надёжно спрятано в шкаф. А тут сестра моя двоюродная ждала ребенка. Она вроде бы вся упакована, но удобного платья для беременных у нее не было. Поносила это, после родов вернула. Выросла я — уже лет тридцать этому платью. И вот я хожу с пузом, и опять это платье находится и становится самым удобным и комфортным и для меня. Видимо, энергетика у него такая, или фигуры у нас всех похожи. (Вера Золина)
Моя мама порезала свое свадебное, чтобы сделать мне костюм Снежинки в садике. (Ярина Вовк)
Моя мама из свадебного платья сделала мне костюм Царевны-лебедь! Платье было из парчи, кололось, но я была царевна!!! (Светлана Громова)
У меня было много платьев и не только… Потому что мама шила, но шила нам с сестрой ВСЕ ОДИНАКОВОЕ! От костюмов и платьев до пальто, а мы такие разные, и внешне, и внутренне. Выпускной, школа, 90-е. Надо сказать, что шила мама быстро — одна ночь, и все готово. Все по последней моде. Мы с сестрой шить не умели, да так и не научились. И вот — вечер перед выпускным, тафта! Мама решила меня проучить — и, конечно, в самый неподходящий момент. Мол, накосячила, шей сама… Я просидела над платьем весь вечер, понимая, что идти не в чем, да и настроения никакого. Легла спать. А мне еще однокласник нравился, ухаживал за мной, но в пределах школы, дальше дело не шло. Наутро платье было готово, только оборки пришить осталось! Которые, по-честному, я сама и пришивала. И хотя на выпускной опоздала, платье произвело настоящий фурор. Танцевала с тем самым мальчиком весь вечер. Все было как в тумане… А ещё каждый год на день рождения отца покупала новое платье. Ему они очень нравятся. Всегда ношу их с удовольствием, ведь они подчеркивают женственность и индивидуальность, а женщин в платьях все меньше. У меня подросла дочь, обожает платья и шьет! (Елеонора Бутенко)
Платье мамино. Гладкое, скользкое, темно-вишневое, с нарисованными по ткани какими-то розами, на мне — длинное. Надевалось тайком, в редкие минуты, когда всем не до меня. И обязательно с мамиными сказочными туфлями на каблуке. Даже не перед зеркалом (отражения своего не помню, только ощущение — ухх!). (Наталия Вениаминовна)
Я одесситка. В моей семье хранится волшебное платье. Оно сделано из тонкого шелкового панбархата по моде времен Одри Хепберн. Вырез лодочкой приоткрывает ключицы, а на спинке неглубокий мыс. Все по фигурке, то-о-о-ненькой-то-о-о-ненькой. Это платье сшил дедушка для моей мамы, в то время — студентки Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Дедушка был талантливым врачом-ветеринаром, отставным военным. Его исследования в области микробиологии спасли не одну жизнь. Он шил для бабушки и мамы нежнейшие платья — «чтоб его девочки были одеты по моде». Срезы припусков швов обрабатывал вручную, а стачивал через полоски газеты на машинке с ножной педалью типа Зингера. В этом маленьком черном платьице мама пришла в университет на новогодний вечер. Из множества студентов со всего мира запомнился один красивый молодой человек. Он не мог отвести от нее восхищенного взгляда и, волнуясь, пригласил на танец… В будущем — мой отец. Я много раз видела платьице, пока росла. Слушала историю о первом танце с папой. Став студенткой политеха, освоила дедушкину машинку. И посадила платье уже на свою фигурку, то-о-о-ненькую тогда. В этом маленьком черном платьице я отмечала День студента — Татьянин день. Мы с ребятами устроили вечеринку в честь нашего выпуска и пригласили друзей. Один молодой человек интеллигентного вида не мог отвести от меня восхищенного взгляда. И пригласил на танец. Мой будущий любимый муж… Иногда я достаю вещицу и глажу ткань ладонью. Панбархат приятно упирается и не дает себя примять, игриво отсвечивает и манит тенями. Он с характером – такой же, как мы с мамой в нашей юности. (Надежда Курись)
Прабабушка была белошвейкой. Шила на «Зингере» всё, от белья до шуб. Когда я приходила в детский сад, окружали меня воспитательницы и спрашивали: «Это у тебя полуфабрикат или покупное?» И мамуля всегда была нарядная. (Александра Любимова)
Весна 2011 года, моя младшая сестра собиралась замуж, а я была второй раз беременна, и никто об этом пока не знал, кроме нас с мужем. И вот сестра предлагает мне примерить лёгкие нарядные туфли на каблуке, из тех, что она выбирала к свадебному платью, ну и пришлось мне ей сказать, что летом мне на каблуках будет уже неудобно. Типа: «Ты знаешь, летом уже будет довольно заметный живот». Она мне на шею бросилась со слезами, а из свадебного путешествия привезла мне платье. Хлопковый купон тёплого розового цвета, с огромными цветами по подолу, с завязками на шее, свободное ниже груди. В этом платье я проходила до начала сентября, пока уже не стало совсем холодно, и живот в него отлично помещался. А потом ещё и два следующих лета носила, потому что вырез и система с завязками оказались очень удобными для кормления. Теперь платье сидит на мне заметно хуже, я его и не ношу, но никому не отдам. Для меня это история про дочку и сестру. (Дарья Моренко)
Моя мамочка, которой нет уже более 20 лет, была женой офицера. Как принято было в те времена в любом дальнем гарнизоне, к каждому празднику шились новые платья! Портниха была одна, и очередь к ней выстраивалась за год почти, так как шила она вручную! Мама болела и не успела вовремя отдать ткань и встать в очередь, я была маленькая, но помню, как она плакала целыми днями, пока отца не было дома. Жили мы в Кобрине под Брестом. Как-то раз к нам пришла молочница, в разговоре с ней мама рассказала про свою беду. Молочница сказала маме, что у неё есть знакомый портной, и что она может отвести маму к нему. Они договорились на следующий день. Утром мама взяла отрез и ушла. К обеду она вернулась с опухшими от слез глазами. Молча прошла в комнату и легла. Вечером к ней зашла её подружка, и мама рассказала, что тем портным оказался старый, заплесневевший дед-поляк, полуслепой, глухой и вообще не понимающий, где он и что с ним. Тем не менее, дед этот занимался перелицовкой старых пальто. Мама опять рыдала, до праздника оставалось меньше недели. Отрез она оставила и мерки с нее дед тоже снял. Через три дня к нам опять пришла молочница. Она принесла банку с молоком и газетный сверток для мамы. Когда мама развернула пакет, она снова заплакала… Прошло очень много лет, но я помню запах этого платья, дед чем-то побрызгал его! А само платье… горчичного цвета, маленькое, по маминой миниатюрной фигурке, с крохотной пуговичкой, обтянутой той же тканью, с кружевной вставкой на груди и такими же рукавчиками. Где дед взял кружево?! Платье было таким скромным, таким изысканным, благородным… Как этот почти слепой дед смог сшить такое чудо?! До сих пор загадка. Мама затмила всех на вечере в Доме офицеров. На следующий день они с отцом собрались отблагодарить деда. Пришли назад быстро и оба очень расстроенные. Мама опять плакала, а отец курил на кухне, чего никогда не делал до этого. Оказывается, портной умер. Родственников у него не было, только соседи, которые его и схоронили. Родители отдали деньги им. А для мамы дед оставил косыночку из той же ткани, из которой была сделана вставка на груди и рукавчики. Мама носила это платье очень долго, надевала его на праздники и все шутила, что будет его носить до смерти и в нем ее похоронят. Похоронила я маму в другом платье, но косыночка на голове была та самая, из кружева деда-портного. (Светлана Фролова)
У моей прапрабабушки сгорел дом. Пешком она с сыном дошла до Москвы (три дня босиком). Устроилась работать, а сына отдала учиться на портного. Как только она заработала денег, сразу забрала его, уже ставшего молодым человеком, купила в деревне дом, нашла сыну жену из сирот. Сын стал спиваться — у нас в семье до сих пор остались его книги, Шекспир, Гёте, Шиллер, возвращение в деревню далось ему тяжело. Бабушка была седьмой из восьми его детей. Рассказывала, что он сшил ей красивое платье, она выбежала играть с другими детьми, но вернулась и сняла его — невозможно быть единственной девочкой в таком красивом платье. Это единственная история, которую она мне рассказала про себя маленькую. (Яна Михайлова)
Мама собиралась на концерт в гарнизонный клуб. Вечер 8 марта. Сделала прическу, надела новое платье в пол, цвета горького шоколада, шелковое, с глубоким вырезом и какими-то невероятными рукавами, похожими на крылья. Платье приехало из ГДР, мама заплатила за него страшные по тем временам деньги. Его никто еще из коллег и подруг не видел. Я шла с мамой на вечер, ожидая триумфа. Мне пять лет, моя мама самая красивая и я самая счастливая. Пришли в клуб, я сдала пальто в гардероб и пошла занимать места для нас в первом ряду. Маму кто-то позвал из знакомых, и она оставила меня одну. Начинается концерт, мамы нет. Выступают чтецы, танцоры, детский хор. Я верчусь, волнуюсь, мамы все нет. На сцену к роялю выходит певица. Смотрю на нее и понимаю, что она в мамином платье. В том самом, цвета горького шоколада, с рукавами-крыльями. Я чувствую, как кровь приливает к голове и в животе становится тошно. Конферансье объявляет номер. Аккомпаниатор поднимает руки над клавишами и кивает певице. И в эту секундную паузу я кричу что есть сил: «Это не ваше платье! Это мамино!» И начинаю рыдать. Откуда-то появляется папа, уносит меня из клуба и трет снегом щеки, чтобы успокоить. Потом оказалось, что певица приехала в точно таком же платье, как жена командира гарнизона. В ярко-желтом, с алыми розами. И стали искать, во что ее срочно переодеть. По размеру и росту подошло только мамино. А меня предупредить не успели. После концерта мама продала это платье певице. (Yu Max)
В середине 1980-х мама купила себе где-то невероятной красоты платье покроя «принцесс». Я увидела ее на свой день рождения в этом стройнящем золотистом платье с высокой талией, с уложенными кудряшками, маникюром, мягкой улыбкой, солнце играло в ее глазах. В итоге я восхитилась так, что уверовала: моя мама — действительно принцесса! Вот тебе и сила слова. (Екатерина Рычкова)
Когда я слышу про платье — сразу вижу мою прекрасную маму, которая идет за мной в детский сад. В платье из тонкого шелка, коричневом, в белый мелкий горошек. Мне было лет пять, и с тех пор я знала, что моя мама красавица. (Марина Томилина)
Рассказ мамы — 1932 год, общежитие мединститута в Москве, голодно, холодно, за дровами ездили всем курсом в лес. На свидания ходили в медхалатах, чтобы не испачкать юбку, чуть ли не единственную на всю комнату. Доезжали в халате, переодевались в каком-нибудь подъезде и шли к колоннам Большого… И вот утром просыпается одна студентка и кричит: «Ой, девочки, какой мне сон приснился, Нина Вощанова, в шелковом платье…» И тут раздался такой хохот, что до самого сна дело не дошло. Зато выражение «Нина Вощанова (мамина ближайшая подруга) в шелковом платье…» дошло уже даже до моих английских внучек. (Marina Buvailo)
Стоим перед шкафом с ребенком пяти лет, перебираем мою одежду, и вдруг дочь берет за подол одно из платьиц и выдает: «Мама, а когда ты умрешь, мне останется это платье?» И бросает такой взгляд на меня, полный надежды на то, что вот-вот уже скоро она его будет носить… (Наташа Шойхет)
Продолжение:
• Истории про платья, часть 2: «Мы вместе — он, я и платье» — 101 история о свадебных и особенных платьях;
• Истории про платья, часть 3: «И потом рыдала до утра» — 25 историй про платья, с которыми все не так.
Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями. Присоединяйтесь к нам на фейсбуке и в телеграме — мы собираем истории для публикации именно там. Хотите рассказать свою историю на эту тему? Пожалуйста, пришлите её на story@postpost.media, а мы иногда будем пополнять наши подборки.