Сломал скелет: маленькие истории про сорванные уроки

Поддержите нас
Сломал скелет: маленькие истории про сорванные уроки

Кто-то принес и выпустил в классе двух летучих мышей, кто-то намазал доску мастикой, чтоб мел не писал, а кто-то засунул спичку в дверной замок. Кто-то выдавил чернила из нескольких авторучек в поролон под обивкой учительского стула, кто-то сломал скелет на уроке биологии, а кто-то позвонил анонимно в милицию, заявив, что школу заминировали. Мы попросили наших читателей рассказать о том, как они срывали уроки. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.


Проходили «Тараса Бульбу». Наша полностью отмороженная предпенсионная русичка (знаменитая своей привычкой садиться на первую парту, широко раздвигать ноги и спрашивать сидящих перед ней мальчиков-подростков: «Что это вы там разглядываете?») в какой-то момент бравурно заявила: «Но казаки были молодцы, они отважно заняли станицу, где оставались только старики, женщины и дети…» (не придирайтесь сейчас к подробностям, пожалуйста, я уже едва помню текст). Я был тишайший отличник, но у меня семья побывала в оккупации на Украине, и во мне открылась огненная бездна. Я встал и сказал: «То есть фашисты были молодцы, когда занимали села, где оставались только старики, женщины и дети?» Дальше начался ад, но я как-то очень спокойно перенес его, потому что прав был. (Kirill O.)


Сорвала контрольную по химии. Терпеть не могла химичку, плохо разбиралась в химии. Просто сказала: «А давайте на эту контрольную не пойдем!» И мы не пошли. Так как я была отличницей, никто из учителей даже не подумал, что это могла быть я, ругали признанного хулигана и двоечника. Он молодец, не сознался и меня не сдал. (Александра Петуховская)


Классе в шестом или около того проходили двукоренные слова, и наша русичка предпенсионного возраста в качестве примера привела слово «спортсмен». По ее версии, образованного от слов «спортивная» и «смена». Я позволил себе, предварительно подняв руку и получив разрешение высказаться, ее поправить, дескать, это от английских слов «sport» и «man». Завязалась дискуссия. После моего вопроса, следует ли понимать ее версию так, что 75-летний человек, занимающийся спортом, является сменой 80-летного, случился переход на личности. Точку в этом споре все-таки поставил я, показав жестом в виде согнутой в локте руки свое отношение к версии оппонента. И да, урок был сорван. (Антон Усятинский)


Я нечаянно сорвала урок русского языка в седьмом классе. Мы писали какую-то контрольную, в классе стояла гробовая тишина — наша русичка была женщина мощных телес и не менее мощного характера, так что на ее уроках никто не рисковал даже перешептываться. Я задумалась над заданием и машинально повернула голову в сторону окна. За окном были видны в голубом морозном мареве крыши домов, надстройка над одной из них и антенна на ней на фоне бледного неба. И на острие антенны примостился светло-пурпурный шар солнца. Это было потрясающе красиво по цвету и по лаконичности композиции. Я от восхищения в голос ахнула, и весь класс посмотрел на меня, а потом в окна, а те, кто сидел у дальней стены, повскакали с мест — тоже посмотреть, что я там увидела. Русичка гаркнула на всех, чтоб немедленно сели, наорала на нас, стала выгонять меня из класса. Кто-то осмелился сказать вполголоса, что вообще не за что меня выгонять, русичка услышала — начались разборки «кто сказал» и прочее. Но тут прозвенел звонок — контрольную мы не доделали, домашнее задание она нам дать забыла, а мы все быстро смылись из класса. (Татьяна Ионова)


У нас была молодая биологичка, на ее уроках мы чувствовали себя расслабленно, и один раз, когда ее достал уровень фонового гула, она воскликнула: «Почему вы не слушаете? Ведь это все очень интересно!» На что я честно громко сказал, что нет, не интересно и никогда мне в жизни не пригодится. Это ее сильно расстроило, она заплакала, урок был сорван, меня вызывали к директору, а биологичка в итоге уволилась. Не горжусь поступком, но так и вышло, биология мне пригодилась только в плане общей эрудированности. (Антон Жучков)


Я сорвала не урок, а пару в институте, да еще и на заочке, где мало кому что обычно нужно. Препода достал уровень шума, и она начала ОРАТЬ. В какой-то момент меня это достало (потому что я вроде как пришла слушать лекцию по экономике), я встала и пошла к выходу. Она начала орать и на меня: «Куда вы, я не разрешала!» — пришлось объяснять, что я приходила на лекцию, а не на кружок ора. Так и ушла сидеть в коридоре ждать следующую пару. А она минут через десять вылетела из кабинета и унеслась вдаль. Правда, в следующий раз передо мной извинилась. (Lena Pashkova)


Все-таки не урок, а пару на первом курсе. Философия, тогда еще вся материалистическая. В общем, я попросил преподавателя доказать, что у стула нет сознания. Дискуссия повышала и повышала градус, остальные студенты маялись от скуки, препод наливался краской, рычал на них и гневно показывал мне, как бы он гладил стул с сознанием и говорил бы ему: «Мой хороший». Тему занятия так и не прошли, разошлись недовольные друг другом. (Константин Оснос)


В университете втихаря сорвала пару, а потом сорвала свой срыв. Очень нужно было как-то доделать французскую домашку, а времени оставалось — одна пара по английской культуре, на которой тоже намечался активный опрос. Однако же препод по культуре был известен тем, что если его правильно триггернуть правильным вопросом, пускался в пространные воспоминания о своей жизни в Лондоне. Нужно было только подкидывать уточняющие вопросы, когда поток был близок к иссяканию, а в промежутках хоть на голове стой, так он увлекался. У меня почему-то лучше всех в группе получалось, может, потому, что совести и сострадания к бедняге совсем не водилось. И вот я запустила процесс, оставив какую-то часть сознания поддакивать, опрос был забыт, и группа погрузилась во французский. Казалось бы, все сработало. Но тут вмешалась карма, не иначе. Из мерного преподского гула мой мозг внезапно выхватил слово Waterloo. И впервые за долгую жизнь филологической девы офигел: water loo? Это что же, и битва, и станция называются водяной сортир?! Оказалось, мозг офигел вслух, притом довольно громко. «Water loo?! — возмущенно воскликнула я. — Это как вообще?! Кто вообще такое название придумал?!» — «Да вот так уж получилось, — развел руками выведенный из транса препод. — Впрочем, я увлекся. Давайте же перейдем к опросу». (Оля Ко)


Лекцию однажды сорвала в универе. Преподаватель конституционного права на протяжении полутора месяцев рассказывал о своем отдыхе на югах, о своих поездках. Я была отличница и сидела на втором ряду. И в какой-то момент со стоном сказала соседке: «Да как же мы экзамен сдавать будем? Учебника нет, литературы нет, а на лекции по предмету вообще ничего». Преподаватель затрясся, побледнел и выдавил из себя: «Для меня лекция — это луг зеленый! Я стараюсь, чтобы не скучно было! Но вижу, что без толку!» И с достоинством вышел из аудитории. Что странно, потом на экзамене даже не попытался меня валить. (Natalia Moiseenko)


Бросила стул в одноклассника. (Надежда Проценко)


Все скучно и плоско. На уроке биологии я под партой поджег кучку пороха. Смесь дымного и бездымного. Просто так, без цели сорвать урок, просто как-то мозг забыл, что дымный порох — он дымный. Ясен пень, из-под парты клубы дыма. Биологичка меня повела к завучу. Но по дороге мы договорились, не помню о чем, и вернулись в класс. Многократно сорванные уроки истории, потому что историчка дура, по многим вопросам я знал намного больше нее, и мои замечания: «Не так все это было, совсем не так!» — регулярно приводили к скандалам и срывам уроков. Но тут не помню подробностекй, так что нет. (Павел Гильбо)


Однажды в школе перед контрольной по химии придумали хитрый план. В самом начале урока встали и сказали учительнице: «Вот мы слышали, сегодня отмечается двухсотлетие дворянского дома Федуловых (это фамилия учительницы). Это ваша семья? Расскажете?» И весь урок вместо контрольной слушали рассказы учительницы про ее семью, детство и юность. Надо ли говорить, что дворянский дом Федуловых мы выдумали, и никто никогда о нем не слышал. (Аня Грабарчук)


Когда ввели 11 лет обучения и придумали профильные классы, химия в нашем гуманитарном выглядела так: расскажите наизусть параграф, откройте учебник, прочитайте новый параграф, выучите его к следующему уроку. И вот однажды я выступила с задней парты, немножко воспроизводя модные тогда интонации Собчака. Объяснила учительнице, что это не преподавание и не учеба. Было шумно, были слезы, класс выгнали за дверь. И мне за это было от школы — ничего (но пятерку для аттестата у мстительной химички заслужить не удалось). (Ася Анистратенко)


Я ничего не понимала в математике, физике и химии, поэтому меня всегда просили выступать с докладами об ученых. Самым оживленным был мой доклад о Гемфри Дэви, когда я вышла и сказала: «Думаете, торчать от наркоты могут только химики? Нет, в физике тоже есть такие возможности!» (Нелли Шульман)


В общем-то нечаянно. Когда учительница на русской литературе в третий раз сказала: «Базаров достал свою красную руку», — я пробурчала: «А зеленую спрятал». (Eugenia Kanishcheva)


Мы один раз сорвали не то чтобы урок, а практически 1 сентября. Это был наш выпускной год. Вся наша школа потихоньку разваливалась, трещины везде, неухоженность, и еще, как нам стало известно, директор Куроедов (я не шучу) уволил двух учителей, любимых всей школой. Директора не любили, в 1990 явственно пахло свободой, и мы, выпускники, объявили что-то вроде бойкота, отказались пойти на уроки, умудрились уговаривать других учеников не идти в школу, пока не вернут учителей, уберут этого директора, сделают ремонт. На разборки приехал начальник городского образования и весьма серьезно и уважительно с нами разговаривал, сказал, что услышал нас, и попросил разрешить ученикам зайти в школу. В результате через год школу закрыли на ремонт, директора убрали с директорства, что с учителями решили, я уж чета не помню. (Инна Миронова)


У нас класс был очень дружный. Мы просто не приходили всей толпой на урок и все. (Лидия Симакова)


Я написал сочинение о стихотворении Заболоцкого «Не позволяй душе лениться». Суровая критика. Я считал (и сейчас считаю), что «держи лентяйку в черном теле» — вообще неправильный подход к душе. Учительнице не понравилось, что я посмел критиковать поэта. Он ведь старался. Вместо запланированного урока была длинная речь о том, как нужно уважать труд поэтов, они ведь ночами не спят. (Олег Минич)


Вне каких либо праздников всем классом купили пару коробок конфет и уговорили химичку вместо урока пить чай с конфетами. (Irina Eji)


Наша классная руководительница вела английский и ужасно орала на каждом уроке, буквально гипнотизировала. Английский мы не знали, к ору вроде бы притерпелись. Но один раз, классе в девятом, шли к кабинету, и я говорю — а давайте прогуляем. И все сказали — а давайте! И пришел кураж, мы прогуляли все уроки, ездили ко мне в гости. На следующий день учителя были так поражены массовым прогулом, что пытались тактично и осторожно выпытать, какие были мотивы, какие наши требования. А мы просто слегка опьянели от неожиданной решимости и не знали, что им сказать. (Марина Александрова)


Я интересовалась историей, и учительница по истории очень меня любила. Я подходила к ней после уроков, она давала мне почитать какие-то книги, учительские методички, потом мы обсуждали прочитанное. Перед контрольной одноклассники говорили мне: «Спроси ее о чем-нибудь, а!» И я спрашивала, и Валентина Ивановна с горящими глазами пол-урока отвечала на мой вопрос. Когда спохватывалась, на контрольную времени уже не оставалось. Я ее тоже любила, Валентину Ивановну. (Наталья Штин)


Не урок, а семинар. Преподаватель заговорила о критериях прекрасного, первым назвав «социальную значимость». Я задала вопрос — а какая социальная значимость у «Черного квадрата» Малевича?
Преподаватель спросила — а что это?
Картина, ответила я, Казимира Малевича.
— Знаете, я сейчас пишу диссертацию, в кино на все картины ходить мне некогда! — ответили мне. Пара была безнадежно сорвана. (Евгения Пайсон)


Как-то на контрольной по биологии вместо контрольной написала текст «Imagine» Леннона. Биолог рассвирепел и отправил к директору. Директор долго допрашивала и отчитывала. Она была преподом по английскому, на мой вопрос, есть ли в тексте ошибки, сказала, что нет. Я была очень довольна, что написала правильно. Вообще мы в то время ужасно себя вели: приходили в школу в неформальной одежде с лозунгами и спорили с директором об искусстве и прекрасном, так как были претензии к нашей одежде. На выпускной экзамен пришли с чашками кофе и демонстративно из них пили. Наблюдатели уже не реагировали, так как очень хотели просто выпустить нас и уже не видеть никогда. (Ol’ga Seagullerin Martynova)


Как-то тематично это произошло. Был в целом обычный урок литературы, и внезапно кто-то начал, кажется, даже очень удачно начал, декламировать монолог Чацкого «В той комнате незначащая встреча…». Неожиданно класс это подхватил, все больше одноклассников подключались, и продолжали, и продолжали, несмотря на попытки преподавателя это прекратить и перехватить. Урок был сорван, а мне как участнику немного стыдно. (Влад Богомолов)


Сама не срывала, а одноклассники пару раз подрались перед уроком английского, и мы 45 минут слушали 100500 раз по кругу, какими должны быть настоящие пионеры. К тому времени мы давно сгрызли или разрисовали свои пионерские галстуки, и страстная речь англичанки выглядела просто как «на нас орали весь урок». Было утомительно и неприятно: подрались Эти Двое, а кричат на весь класс. (Марина Тихонова)


Задвинула под парту стул сидевшей передо мной отличницы, пока она стоя отвечала. А она села не глядя и прямо на пол. Было очень шумно. Девочка на меня не обиделась, кстати. (Елена Маслова)


Очень стыдная история. У нас была учительница труда, несуразная странная женщина. Самой странной ее частью были уши — они были по-настоящему здоровенные, просто огромные. Как-то раз мы с одноклассницей решили измерить их линейкой. Мы подошли к учительнице: одноклассница что-то у нее спрашивала, чтобы отвлечь внимание, а я старалась поднести линейку к уху учительницы. К моему ужасу, она заметила, ЧТО я делаю. Нас выгнали с урока, был скандал. Мне до сих пор стыдно! А ухо у нее было 11 сантиметров! (Olga Iskiyaeva)


Мой сын в 13 лет сидел на уроке литературы. Учитель завел шарманку о трагической гибели Маяковского. М. крикнул с задней парты: «Маяковского убил НКВД!» (Нелли Шульман)


На уроке географии присутствовал завуч, строгий партийный мужчина пятидесяти лет. Отвечала по теме «Экономическая география СССР», ну и сказала неосторожно, что СССР закупал за границей в том числе зерно… Ой, что было, что было… Они окаменели просто с учительницей! Это я с папой накануне удачно побеседовала, вот под впечатлением и сказала. От папы дома тоже влетело. (Наталия Баркова)


У нас был очень сильный класс, так стихийно сложилось. И гениальные математичка и физичка. Мы на переменах задачки решали и друг перед другом хвастались. И вот по какой-то причине нам в восьмом, выпускном, меняют учительницу математики и вместо нашей любимой с передовыми методами преподавания появляется жена военного, читающая по учебнику. На первом уроке мы ее запутали, и она ошиблась в формулах. На втором мы стали шуметь и наглеть. Примерно через месяц на уроках творился ад кромешный. Поскольку отличников было семь, хорошистов двадцать, а остальным мы давали списать, то предмет мы таки разбирали как-то. Примерно через месяц учительница сорвалась и стукнула кого-то сумкой по голове (ну, эти младенцы были сами виноваты!), села за стол и сказала, что она уроки больше вести не будет, будет просто сидеть, а в конце года посмеется на экзамене. Мы поперешептывались, и коллективчик меня убедил, что так надо. Я вышла к доске и провела урок при идеальной дисциплине. Помню, что сумму прогрессии объясняла, но не помню какой. Периодически на подтанцовку выходили другие отличники, в общем, выглядело все прекрасно. После урока мы раскланялись с учительницей, мол, мы справимся, на следующий урок и оценки в журнал будем ставить. Удивительно, но скандала не было, наша классная поймала меня после уроков и предложила пойти в вожатые, раз уж так тянет в педагогику, пообещала, что в следующем году все вернут. Наверное, со всеми по отдельности поговорила, так что мы как-то спокойно дотянули до экзаменов, учительница тоже как-то напряглась и стала преподавать, а не учебник читать, так что все утряслось. Ну разве что к доске меня учительница не вызывала и впрямую не обращалась. Любимую математичку нам не вернули, но на следующий год к нам пришла еще одна гениальная, так что мы с ней тоже были счастливы, ходили на факультатив и учили институтскую программу. (Татьяна Сачкова)


1983 год, урок труда, девочки пишут бюджет на неделю, первые подорожания, масло подорожало. Я спросила — a если подорожает снова, мы снова будем писать новый бюджет на неделю, так и будем на труде до конца года писать бюджеты? Двойка в четверти по труду, исключение из пионеров на три дня, дикий позор и скандал. (Mascha Danzis)


На меня как-то в 8 классе накатила историчка, ну, в целом в рамках обычной учительской вседозволенности. А мой слегка экзальтированный друг решил за меня вступиться и давай на нее орать. Дошло до того, что он послал ее матом. Почему-то потом считалось, что урок сорвали мы вдвоем. Еще однажды мы довели учительницу, принеся на урок крысу в трехлитровой банке, но это уж совсем стандартно, вряд ли этим кого-то удивишь. (Neanna Neruss)


Мы с Вованом Корпачевым на перемене смастерили из бледной сосиски, позаимствованной в школьной столовой, куска картона и лужицы кетчупа страшный окровавленный палец, который во время урока пения Вован метнул под ноги и без того зашуганной учительнице Валентине Борисовне. Увы, эффект превзошел самые смелые ожидания — учительница грохнулась в обморок, а нас с Вованом (которого я благородно не покинул в беде) после уроков сорок минут пилила (и поделом) грозная директриса. (Олег Лекманов)


Не урок, а несколько дней школьной жизни, и не я, а мои одноклассники, но случай запомнился. Это было в 10 классе, когда за нами закрепили один кабинет, и вместо того, чтобы нам ходить по разным аудиториям, преподаватели приходили в наш класс. В те времена кабинеты убирали сами ученики, и в тот день дежурить после уроков остались самые веселые. Когда после их уборки ученики пришли в свой класс, оказалось, что все парты переставлены задом наперед. Развернуть их никак нельзя – нет места для такого маневра. Для перестановки уйдет как минимум времени на пол-урока точно. В класс заходит первый учитель и видит, что весь класс сидит к нему и к доске задом. Жаль, что тогда не было смартфонов, чтоб снимать реакцию каждого на камеру. Но преподавательский коллектив был у нас веселым и состоял в основном из молодых мужчин, поэтому особо никто не ругался. Некоторые просто проводили урок, сидя на задней парте или прогуливаясь между рядами, а преподаватель по информатике сразу принес с собой небольшую доску (времена задолго до появления флипчартов) и водрузил на заднюю парту. Так мы жили пару веселых дней, пока классный руководитель не заставил сделать перестановку. (Елена Груздева)


Не помню никаких подвигов в школе, зато в вузе чуть не сорвали лекцию по истории искусства в Русском музее. А все потому что Svetlana Pechenykh посреди зала с древнерусскими иконами зачем-то рассказала преподавательнице, что я хрюкаю, если меня правильно рассмешить. Вся группа во главе с преподавательницей очень заинтересовалась, я стала отпираться со смехом и возмущенно захрюкала. У группы была истерика, смотрительница зала пришла на нас шипеть и отчитывать и велела немедленно покинуть музей. (Дина Беркгаут)


Сорвал урок музыки. Сидели в специальном амфитеатроподобном классе, разучивали новую песню, записывали слова… За моей спиной, ступенькой выше, сидел пацан и бил меня какой-то довольно увесистой фитюлькой по башке. Ну так, от небольшого ума и большого нечего делать. Раз предупредил, что, мол, заканчивай, два предупредил… На третий раз без предупреждения повернулся и дал в ухо. Точнее, намеревался, но, во-первых, промазал и попал в висок, а во-вторых, забыл, что в руке-то ручка. И моя ручка вошла ровнехонько в стык костей черепа на виске. Шум, гам, скорая… Убить я его, конечно, не убил, но в больничку он залег на целый месяц. Самое интересное, что дружбаны этого пацана (обычное школьное хулиганье) меня не то что пальцем после этого не тронули, но за километр обходили: мол, ну его нахер, этого бешеного. (Иван Клиновой)


Проходили «Что делать?» Чернышевского. «Кто мне приведет другие примеры «нового человека» в русской литературе?»
Я: Шариков! (пауза, гвалт) И Швондер. (Юлія Гончарова)


О, я случайно. У нас математичка пользовалась странными, незнакомыми мне словооборотами. Среди прочих было «будем разуваться». И вот решаю я задачу у доски, а решать меня всегда вызывали сложное, и дело идет туго. Она говорит: «Ну что, будем разуваться». Я нагибаюсь, расшнуровываю ботинки, выхожу из них и продолжаю решать задачу. Причем, эээ, мне-то помогло, я задачу решил. Но клас скис и взвыл, ржали все, математичка — со слезами на глазах. Урок был сорван. (Кирилл Кулаков)


Наша учительница трудов Марь Иванна была полуграмотная хабалистая тетка, говорившая на непонятном мне языке. Меня она не переносила. Как-то буркнула мне: «Подай чашку, она в мойке». Что такое мойка, я еще догадалась. Но ответила, что чашки там нет, только миска. «Какая еще миска, — заорала Марь Иванна. — Миска вот!» И показала на тазик. «А чашка вот», — и я показала на чашку. «Да ты дура, — заорала Марь Иванна. — Это же кружка!» (Natalia Moiseenko)


У нас в техникуме ввели историю религий. Вел ее бывший препод по истории КПСС. И у меня должен был быть доклад, не помню уже про что, из Ветхого Завета. И вот стою я у доски, увлеченно что-то такое рассказываю, почему-то в аудитории сидят две группы, все хорошо, и вдруг с задней парты кто-то тихо спрашивает: «Да неужели?» Я автоматически, не прерываясь, отвечаю: «Да честное слово», — и совершенно не понимаю, почему все ржут. А потом выяснилось, что этот вопрос услышала только я и соседка по парте спросившей девочки. (Мария Рубштейн)


Третий класс. Мне вырвали зуб. Я пришел и сел за парту. А я как отличник сидел за первой партой. Учительница первая моя что-то объясняла по арифметике. А я выложил вырванный зуб, окровавленный, на лист тетради, сидел и любовался на разводы крови. Улыбаясь. Меня тогда уже вид крови завораживал. Учительница в итоге выгнала меня в коридор:
— И ЗУБ СВОЙ ЗАБИРАЙ! (Семен Чирков)


Моя мама была моей классной руководительницей. Класс был очень сложным, хоть вроде никто после школы не сел. Ко мне относились хорошо, так как маме не стучал.
У нас был классный час в девятом, мама вела эмоционально и нервно, потом ее позвали в коридор на минуту, и она вышла. Как только дверь закрылась, один из учеников — Рыжий (не сел, спился) — обратился к классу: «Тупаааая, ну и тупаааая!» Я неторопливо отодвинул стул своей соседки по парте, вместе с соседкой, и подошел к Рыжему. Обычно кровь после удара по носу не сразу появляется, а тут почему-то брызги летели во все стороны: на парту, на руки, на тетрадки какие-то. Когда мама вернулась, было понятно, что нет возможности продолжать классный час. С Рыжим отношения не испортились, он признал, что был неправ. А перебитая переносица у нас травмой не считалась. (Тимур Деветьяров)


Наш учитель истории был чудесный рассказчик и любил поговорить. А мы его обожали. И вот наступил день какого-то теста, и в классе решили попросить двух отличников придумать вопрос, чтобы ответ на него занял много времени, и этот тест был перенесен. Я думала целый вечер и придумала. Мы только начали там что-то читать про историю США, и я спросила в самом начале урока: «Раз мы изучаем США, то сколько там было президентов, и выбирался ли кто два раза, а если выбирался, то он считался как, например, только 25-й президент или 25-й и 26-й?» Ну вот, урок был сорван, ни до какого теста мы так и не дошли. Лекция про президентов США была, как всегда, невероятная! Два счастья сразу привалило: тест перенесли, на уроке все с открытыми ртами слушали и даже потом факультативное занятие сделали на эту же тему. (Alena Babenka)


Я подрался с одноклассником на уроке физкультуры. Нас разнял физрук и очень пафосно сказал:
— Как вы можете, вы же пионеры!
Во мне это срезонировало:
— Вы разве не знаете, что пионеры — это только на словах?
Его лицо перекосилось, и он сказал с еще большим пафосом:
— Да, Зицер, я бы с тобой в разведку не пошел! (Вадим Зицер)


Спорила с физичкой о квантовом дуализме. Дальше учебника ее знания не распространялись, а я сильно была увлечена изучением граней реальности, и меня несло. (Светлана Ильина)


Химичку мы терпеть не могли. Натягивали между партами в проходе струну и тренькали. Когда она начинала бегать по классу в поисках источника, просто отпускали один конец струны, и та сворачивалась под «базовую» парту. (Михаил Богомолов)


В институте в 1991 году внезапно появилась политология. То есть мы вот только-только сдали историю КПСС и обрадовались, а тут еще что-то новенькое. Как оказалось, это «история Средиземья глазами врага», потому что читал старенький преподаватель, который всю первую лекцию рассказывал, как его ужасно ругали за ошибку в заголовке стенгазеты, и подавал это как пример сталинских репрессий. Я забила сразу, подружка пошла на семинар, который сорвала вопросом: «Вот вы нам так долго рассказывали про ужас КПСС, а ведь вы же не могли всю жизнь проработать в институте, две диссертации защитить и не состоять в партии? Так где тогда была ваша гражданская позиция?» Преподаватель сказал, что она его оскорбила, и если она не уйдет, уйдет он. Подружка собрала вещи и сказала, что, конечно, она уйдет, «а то ж вы старенький, вас больше никуда не возьмут», так что преподаватель тоже ушел жаловаться. Экзамен мы сдавали завкафедрой, на лекции и семинары весь семестр не ходили, все нам завидовали, но повторить не рискнули. (Татьяна Сачкова)


Получила четверку за диктант. «Президентскую кампанию» мне исправили на «компанию». Пререкалась весь урок, была отправлена к директору, по пути к директору прихватила другую учительницу русского языка и завуча. Потом еще мама примчалась, в общем, на следующий день учительница обиженно мне заявила, что стоило ли такой шум поднимать, как будто убудет от меня из-за четверки. А через неделю она в школе больше не работала — директор тоже русский преподавала. (Ольга Алифанова)


Ну, не сорвал урок, а слегка нарушил его плавное течение, причем, к своему нынешнему стыду, довольно жлобской и сексистской репликой. Это была биология, а перед ней было обществоведение с изучением известной статьи Ленина. И на реплику учительницы, что мужчины в среднем живут меньше женщин, я вякнул с места: «Лучше меньше, да лучше!» (Геннадий Каневский)


Было задание выучить стихотворение Некрасова «Пророк» (Не говори: «Забыл он осторожность! Он будет сам судьбы своей виной!..»). Текст такой, что в голову уложить невозможно. Но меня осенило положить его на музыку. Так и исполнил у доски на мотив «Три танкиста, три веселых друга…» (Александр Лифшиц)


У нас был молодой и позитивный учитель по математике — Дмитрий Гершевич. Он вернулся из Афганистана, прихрамывал на раненую ногу и был очень красивым. В него были влюблены все девочки с 5-го класса по 11-й. И, как оказалось, учительница по рисованию тоже. Застукала их в актовом зале Ленка из 8 «Б». А на следующий день девчонки из классов с 5-го по 11-й коллективно не пришли на все его уроки. Как же он хохотал над нами, подтрунивал, но жаловаться никому и никуда не пошел. Через год он уехал в Израиль и сошел с ума. (Jane Itkis)


Обычно я показывал пантомиму «Смерть Гитлера». Каждый раз Гитлер мучительно умирал, выбирая различные способы самоубийства. Гитлер проглатывал пенал, душил себя пионерским галстуком, стрелялся ботинком, засовывал в мозг через нос множество ручек. (Vaha Zozulia)


Оговорилась, когда читала предложение: «Под ногой лесника хрястнула сучка» (хрястнул сучок на самом деле). Класс грохнул, учительница не могла успокоить, выбежала из класса. Потом писала стихи о том, кто что делает во время урока, и готовые тексты пускала по классу. Чаще всего так «накрывалась» физика, реже черчение. А в 11 классе изображала крик беременного лося, когда учительница отворачивалась к доске, чтобы на карте показать движение Красной и Белой армий. Голос у меня был довольно низкий, поэтому ей и в ум не приходило, что это я, искала какого-нибудь мальчика в качестве виноватого. Одним словом, хулиганство и глупости. (Ольга Грудцына)


В универе на первом курсе лектор по истории, молодой мужик, внезапно заявил, что из российских правителей больше всех ценит Ивана Грозного и Сталина. Ооо, как я завелась! Из меня полился недавно прочитанный «Архипелаг ГУЛаг», чуть ли не наизусть, а потом уж и про войну, и про заградотряды, и про пакт Молотова-Риббентропа… Лектор в конце признал, что я «умная девочка», но уже было поздно. (Юлия Адельханова)


Однажды урок пения нам перенесли в класс по труду. Там стояли токарные станки, на столах лежали деревянные бруски, палочки, а под столом опилки. Девчонки там были впервые, а мне очень нравилась столярка, и я прихватила деревяшку. Нас построили, учитель взял баян, встал прямо рядом со мной и начал урок. Играет он, а я завороженно наблюдаю, как он нажимает кнопочки на инструменте. Моя рука с деревяшкой сама потянулась, и я нажала тоже. Баян дал петуха, и все засмеялись. Громы и молнии изверг наш обычно спокойный учитель на меня, обычно примерную отличницу и вокалистку. Отчитал, да. Урок продолжили, конечно. (Pogorelova Elena)


«Война и мир». Была договоренность читать по главе и пересказывать другим. Кто-то не прочитал, соответственно, нам пересказывать было нечего. Пришлось найти тему для разговора — каждый в своем возрасте понимает поэта или писателя… На урок хватило. Все были счастливы, я больше всех, так как меня освободили от сочинений на четверть. А для тех учителей, кто нам не нравился: доску смазывали салом, поджигали теннисные шарики, сбегали с уроков посмотреть на ледоход. (Елена Гончарова)


Я срывала уроки регулярно. Класса с шестого. Литературу и историю. Но это было, на мой взгляд, уместно и красиво. Я всегда любила литературу и историю. А учителя этих предметов любили меня как великого артиста очень разговорного жанра. И срывала я те уроки не одна. Через ряд от меня сидел мальчик, такой же артист и, может, даже талантливей. Делалось это так. Класс подходил к нам и говорил: мы, дескать, сегодня не учили, давайте вы поговорите? Ну ладно. Я поднимала руку прямо в начале урока и начинала заунывную песню про то, что мне искренне непонятны действия героя произведения, потому, что ситуацию можно было обратить в свою пользу так-то и так-то. Через ряд поднимал руку тот мальчик и говорил, дескать, давайте я ей объясню, почему по-другому было нельзя в той исторической обстановке. Учитель велся, и весь урок класс слушал наши шибко умные диалоги. И никого больше, разумеется, не спрашивали. По-моему, учителям с нами было тоже интересно. И далеко не сразу, к концу учебного года, они прощелкали, что происходит реально срыв урока. (Лиля Власова)


Регулярно срывали запланированные контрольные по истории. Научившая нас учиться Валентина Анатольевна Тимерманис, низкий ей поклон, пощады не знала и спрашивала сурово, поэтому иногда удавалось сорвать контрольную при помощи торта и букета, за которыми контрабандно отправляли дежурных первого поста. (Ольга Алифанова)


Я не срывала уроки. А надо было. Тем более, что истерики, которые устраивала Наталья Ефимовна Л., издевки Ольги Сергеевны Ш., ксенофобские высказывания некоторых учителей, которые до сих пор преподают, сами по себе нарушали учебный процесс. Но тридцать лет назад учитель был «всегда прав», а мобильников, которые смогли бы задокументировать этот беспредел, не было. (Нина Маркарова)


Мы на НВП (начальной военной подготовке) самодельную бомбу взорвали. Но наш военрук был товарищ закаленный — один из самых… эээ… тугих людей, которых я видел в жизни. Военную карьеру закончил капитаном — в армии таких называют «пятнадцатилетний капитан». Поэтому пришлось взрывать вторую петарду, потому что после первого взрыва он не смог проследить причинно-следственную связь между аудиовизуальными эффектами взрыва и хулиганами на второй парте, из-под которой валил дым… (Денис Умнов)


Не то что сорвала. Но письма Татьяны и Онегина никто в классе не выучил. И одноклассники попросили «подстраховать». Письмо я тоже не учила принципиально: не нравилось оно мне, а еще это деление на мужское и женское. В результате договорились, что я буду читать Онегина с самого начала. Я знала наизусть первую главу (поспорила с братом, что больше выучу, чем он). Вызвалась отвечать, ребята поддержали. Читала я монотонно и заунывно, но класс стойко держался и противился любым попыткам учительницы меня прервать. На 20-й минуте она поняла смысл действа. В этот день письма ни у кого не спрашивала. Все остались довольны. (Yulia Egorova)


5 или 6 класс, урок русской литературы, литература классицизма. Слово это было в учебнике, к несчастью. Наша очень, вот просто эталонно глупая, но добрая и безобидная русичка говорит: «Запомните, дети, классицизм от слова классовый. Это было искусство привилегированных классов». Я, дочь искусствоведа, еще в садиковском возрасте игравшая серией альбомов европейской живописи (Кранах, Мемлинг и прочее Северное Возрождение, стояли на самой нижней полке) мгновенно ледяным презрительным тоном чеканю: «Вовсе нет, какая глупость, классицизм от слова «классический». Само вырвалось, вот правда, но тон был, конечно, ээээ… фирменный, как выяснилось спустя годы. Училка отреагировала так, будто я ее ударила. Крик, меня волокут к директору, вызов родителей, большой ковер. Я безмятежна, я же эхзнаю, что права. Мама тоже знает, что я права, но она взрослее и умнее. Извинилась за меня. (Зоя Звиняцковская)


Чтоб прям сорвать весь урок — так нет, но я как-то исправил на доске одну из тем сочинений на «Фенечка как предмет конфликта Базарова и Кирсанова-старшего в повести Тургенева «Отцы и дети». Минут пятнадцать сорвать удалось. (Павел Снопков)


Я на уроках литры спорила с нашей русичкой, чем обижала ее неимоверно. Спорила вполне корректно, аргументированно, по прочитанным школьным произведениям. Ну и в очередной раз она взяла и наорала на меня. Я обиделась и решила на уроках отбывать молча. Так оно и шло несколько дней, пока учительница не сообразила, что на носу открытый урок и хорошо бы ей в нашем физмат классе иметь хоть кого-то, кто хорошо ответит по ее гуманитарному предмету. Ну и чтобы спасти открытый урок, она подловила меня одну в классе и извинилась. Дальше жили мирно. (Мария Чаплыгина)


На открытом уроке по истории, когда на меня возлагали множество надежд как на отличницу, нечаянно сказала: «В 1237 году наши взяли Рязань». (Анастасия Воскресенская)


Проходили на литературе тему апокрифов. Я вдруг вспомнила, что видела в интернете иконообразное изображение Люцифера. Нагуглила, показала преподавателю, спрашиваю, реальное это или фотошоп, как вы думаете? Преподавательница меня разве что святой водой не обрызгала и обозвала еретичкой, до конца занятия обсуждала только мои якобы антирелигиозные взгляды. Вот вам и апокрифы… (Елена Чипанина)


Назло литераторше выучила наизусть несколько глав «Евгения Онегина» подряд. И, когда она меня вызвала отвечать, попросила не перебивать. Она взвилась и прошипела: «Ну, до тех пор пока не ошибешься, не буду». Я декламировала 45 мин! Медленно, с выражением! До сих пор помню почти всего «Онегина». (Алла Верещагина)


Во время родительского собрания мы ждали в коридоре, ну что делать, скучно, пошли на третий этаж, позасовывали в несколько замков спички, а вазоны с подоконника поставили стройным рядом посередине коридора, наутро в школе скандал, сорванные уроки из-за испорченных замков, но нас явно кто-то сдал, потому что вычислили очень быстро. (Александра Воронина)


Урок НВП. Военрук, подполковник в отставке, пришел в парадной форме, скорбно зачитывал некролог маршалу Гречко. Я хихикала с подружками, а на замечание тихо сказала: «Каждый день умирают люди». И тут началось. Директору военрук написал докладную, что комсомолка такая-то заявила: «Каждый день ТАКИЕ умирают». Скандал случился чуть больше, чем рассчитывали, потому что комитет комсомола предложил меня исключить из рядов. А это — общее собрание, пятно на репутации школы и т.д. Продожалась вся эта свистопляска апрель-май выпускного класса. В конце концов в райкоме ограничились строгим выговором с занесением. Но я в ту пору была смертельно влюблена, поэтому как-то и не очень переживала — были страдания поважнее. (Вера Пророкова)


На биологии выбрала тему «Эрекция клитора» и рисовала на доске… На уроке украинской литературы спряталась под парту, сидела там 40 минут, потом аккуратно вылезла, чем вызвала у учительницы легкое замешательство. На уроке математики встала с места у окна и без слов прошла к ряду у двери, чтоб влепить пощечину мальчику, который мне тыкнул «фак». (Irma Petrova)


Я в 8-м классе на уроке географии встала и дала книжкой по голове одному мальчишке (не помню, за что). Но самое главное, он был сын этой учительницы. Это был единственный случай, когда мою маму вызвали в школу. А смешнее был случай, когда я, став учителем, сорвала политзанятия, которые вела у нас парторг школы! Я на этом никому не нужном политзанятии, конечно, проверяла тетради (в классе тогда было по 40-44 ученика, каждый день надо было проверить!). Парторг увидела, сделала замечание, сказав: «Никто не проверяет тетради, кроме вас», — а я в ответ: «Только учителя физкультуры не проверяют!» Все грохнули, потому что это правда! Она разозлилась: «Не нравится политзанятие, можете уйти…» Я встала и ушла! В те времена это был протест! Я не революционерка, но тут меня понесло… Потом разборки, но профсоюз вступился, пронесло… (Ира Журавель)


На истории учителю задавали вопрос, как он относится к политике Горбачева и Ельцина. И бинго. (Borisenko Anton)


В музыкальном училище были занятия по НВП. Полковник очень был чОткий: на лекциях НВП, например, нельзя было с распущенными волосами сидеть, и всякие там «разрешите обратиться?» Одна остроумная еврейская девочка Инночка подняла руку, мол, разрешите обратиться. И обратилась. «Товарищ полковник! А на занятиях по НВП можно носить черные лифчики?» (Maria Batova)


Я сидела на биологии и делала домашку по географии. И тут боковым зрением замечаю, что я уже не одна в укромном уголке за тумбой с газовой горелкой (для опытов). Надо мной стояла биологица. «Что ты делаешь?» — спросила она. «Географию», — ответила я. «Может, ты поделаешь ее где-нибудь в другом месте?» — спросила она. «Ок», — ответила я, собрала вещи и пошла искать «другое место». Но вроде она потом смогла продолжать урок. После некоторой паузы. (Asya Valkovich)


Мы изучали Латинскую Америку, и географичка рассказывала нам о каких-то там соседних странах, одна из которых шла по социалистическому пути развития и была облизываема СССР, а другая, напротив, угнеталась проклятыми США. Ну там условно Гондурас и Никарагуа, не помню точно. Я, дитя перестройки, поинтересовалась с места — все это, конечно, очень бла-а-родно, но как там с уровнем жизни в этих странах в итоге? Далее разверзся шитшторм с полностью сорванным уроком и родительским собранием с явлением всего педагогического коллектива и обещаниями вплоть до жалоб в райком партии. На меня, ага. Мне 11 было. Прекратить этот треш удалось только папе, который сходил в школу первый и последний раз в жизни и забил шкрабиху ее же оружием — ну там типа моя дочь! Дочь члена парткома института! Внучка ветерана войны! Правнучка старейшего большевика района! Задала вопрос, который сейчас обсуждается партией и правительством на страницах центральной печати! А вы! Вместо того, чтобы как педагог дать разъяснения!.. Да я сам на вас жалобу в райком партии! Ржали, конечно, дома потом. Стоял 1990 год. (Jane Dukhopelnykova)


В 10-м последнем классе на уроке литературы я пыталась реанимировать шариковую ручку. Я дышала на шарик, чиркала по бумаге, но безуспешно. Тогда я вынула стержень и стала то дуть в него, то, наоборот, подсасывать в себя, чтобы растопить чернила. Я их растопила. В результате я напилась густых чернил. Весь рот, руки, лицо, парта были синими. Класс был в восторге. (Dasha Koyfman)


Я был фаворитом у нашей учительницы русского языка и литературы, этакой дамы Серебряного века с прической, как было модно на рубеже веков. Но как-то раз она читала что-то на уроке и вместо «сизый сокол» продекламировала «шизый», и я не сдержался и заржал на весь класс. Она побагровела, глаза налились кровью и выкатились из орбит, и она заорала: «Вон из класса!» Это было за пять минут до конца урока, так что толком его сорвать не удалось. Но это был первый раз в моей жизни, когда меня выгнали из класса. Моего одноклассника она в свое время выгнала, кажется, за то, что он начал свое выступление со слов «некто Пушкин»… (Владимир Перетолчин)


Когда учительница ласково назвала меня «маленькая жидовочка», я, не зная еще значения этого слова, рассказала об этом маме. Мама сначала аж захлебнулась словами, потом взяла себя в руки, хитро улыбнулась и, вручив мне мацу (был как раз Песах), сказала, что я спокойно могу похрустеть ею на следующем уроке этой замечательной учительницы. А если она начнет возмущаться, пойти с ней к директору и рассказать про «жидовочку». Я так и сделала. Крошек и хруста было немерено. Еще и одноклассников угостила. Урок мы сорвали, конечно. (Yolka Flyman)


Я сорвала несколько уроков подряд, два или даже три, когда в 1991 году, во втором классе, пришла в школу с красивыми зелеными стрелками. Ясное дело, меня потащили к директору, собрали педсовет, вызвали маму. А дело в том, что у меня на глазу начал появляться ячмень, и мама аккуратно намазала его зеленкой с помощью заточенной спички. А другой глаз намазала так же, для симметрии и профилактики. Но пока это выясняли, сначала читали нотации, грозили исключением и прочее, в классе некому было вести уроки. (Nina Galan)


В период популярности Маппет Шоу приперлась на нулевой урок с поролоновыми ушками и пятачком на резинке а ля мисс Пигги. Накануне еще и КВН был с этим же персонажем, идею стибрила оттуда. Урок был сорван напрочь, классуха попросила ушки на перемену и пошла в них в учительскую… (Anna Baikeeva)


Русский и литературу в нашем классе однажды временно вела завуч. Это была пожилая трепетная экзальтированная дама со странностями, весьма своеобразно воспринимающая окружающую действительность. Например, на уроке могла подтянуть колготы, до этого с пафосом вещая о Татьяне и ее письме Онегину. На любой вопрос отвечала что-то вроде «потому что гладиолус», но в общем была добрая. А раньше бытовали такие импортные гремучие пеналы в виде коробки с ящиками и кнопками, яркие и красивые, и не всем доступные. Имели их дети бомонда и элиты, а не мы, дети рабочих, которым покупали один простой карандаш на два класса. Кнопку нажимаешь — отскакивает крышечка отсека с ластиком или выдвигается ящик с карандашами. Очень занятные. И вот мы с Наташкой Пастуховой, моей подругой не-разлей-вода, взяли ее пенал и давай посредством крышечки от ластика пулять маленькими скомканными бумажками в одноклассников. Все было очень тихо, никто даже не ответил нам. А завуч это увидела и натурально начала падать в обморок, как мы можем, и вообще, от нас не ожидала, и выбежала из кабинета. Догоняли, извинялись. Нас еще другие учителя сами защищали в учительской. Простила нас Валентина Ивановна. Но урок сорвали. (Ольга Шестова)


Удивительная школа у нас была. С большинством преподов просто повезло на всю жизнь. Был у нас замечательный физик, дядя Вячик. У него даже я, упустившая все точные науки с раннего возраста, понимала многое и что-то могла. Он мог бы написать учебник физики задолго до Остера. Его задачки могли звучать так: «В темном коридоре коммунальной квартиры лбами сталкиваются два милиционера. С какой скоростью будет распространяться звук удара дерева о дерево в атмосфере, насыщенной парами этилового спирта в … концентрации?» И вдруг, вместо нашего обожаемого дяди Вячика со сверкающими глазами, приходит старуха Шапокляк, с облезлой кичкой, очками и злая как ведьма, перед самой полугодовой контрольной, и шипит, что Вячик тут больше не работает. Все… Мы просто слетели с катушек и на уроке с контрольной начали действовать. Когда наша новая крысенция вошла в класс, все встали с таким грохотом, что она просто опешила. Скомандовав: «Всем сесть», она увидела, что у всех портфели стоят на партах, загораживая наши физии, естественно, она потребовала, чтобы их сняли… и портфели с грохотом начали валиться на пол, причем по одному, в разных местах класса, в течении 15 минут, их ставили обратно и с грохотом роняли. Поняв, что мы что-то затеяли, она развернулась и сдвинула одну из классных стеклянных досок, открыв контрольную, и стала что-то дописывать на другой половине. В этот момент самый отчаянный из повстанцев достал из-под парты огромный шприц и прицельной струей смыл контрольную с доски. Через пять минут физичка уже влетала в класс, где сложив ручки сидел наш класс с ангельскими выражениями на покрасневших от хохота рожах, с нашей директрисой, орущей на ходу: «Как вы понимаете постановление партии и правительства о школе?» Кого наказывать, так и не решили, Вячика нам вернули. (Sveta L’nyavskiy)


1985. 10-й класс. «Общагу» ведет историчка и по совместительству парторг школы. Тема урока: «Ленинское определение наций и народностей». По ходу дела примерно объясняется, что Ильич считал нацией ту, у которой есть флаг, герб, границы, государственная печать и т.п. А народностью — ту, у которой чего-то из этого нет. Пошли примеры: вот цыгане, допустим, народность. А румыны — наоборот. Финны — опять же нация. А вепсы — фигушки. Естественно, кто-то спрашивает про евреев. Историчка, не моргнув глазом: «Ну какая это нация. Это народность, да и то условно». Я, единственный в классе еврей, разумеется, глубоко оскорблен. Не за евреев, это-то дело привычное. Короче, встаю и говорю: «Вы, Анастасия Семеновна, противоречите Ленину». Ох, что началось. И сионизм, и проклятые происки империалистов, и идеологическая зараза, и все остальное. А я все про Ленина, да про неуважение к его формулировочкам. Поволокла к директору в результате. Чуть не вышибли из комсомола. Зато класс был доволен — урока больше не было. (Илья Тилькин)


На первой после летних каникул паре по литре на вопрос, прочли ли мы в каникулы «Малую землю» и «Целину» Л.И. Брежнева (класс молчал, мотал головами — никто не прочел, учитель стала возмущаться), я из какого-то расслабленного летнего состояния сказала: «Ну что вы, Тамара Ивановна, это же не литература…» Был взрыв и всем *** (каюк. — Прим. ред.). (Анна Нигаматуллина)


Училка украинской литературы (это еще Советский Союз был, но уже перестройка) читала и комментировала какое-то верноподданническое стихотворение, а я слушала и саркастически (кажется) улыбалась. Училка спросила: «Вам не набридло?» (вам не надоело?), я ответила: «Смотря что». Был дикий скандал с привлечением завуча. (Ася Шумяцька)


Я спросила на уроке истории, чем конкретно отличается первобытно-общинный строй от коммунизма и чем коммунизм лучше, а она не ответила, а просто выгнала из класса. (Yana Rzhepakovsky)


Я принес и выпустил двух летучих мышей. (Игорь Поспелов)


Однажды мне попался рецепт слезогонки и удалось добыть ингредиенты. На переменке в недрах раздевалки (находилась в подвальном помещении) с приятелем на кусочке сухого спирта сварили грамм 150. Получилось неубедительно. Вылили на пол. Кто ж знал, что результат — это жидкость и ей надо еще испариться. Через полчаса занятия прекратили, школу эвакуировали, причину установить не смогли, то есть сошло с рук. (Владимир Самофалов)


Мы сорвали урок английского не только себе, но и всей школе на два дня. Мы подсыпали мальчикам слабительного в кока-колу и предложили выпить. Но мальчики учились с нами в классе и заподозрили подвох. А наша классная руководитель зашла в класс, сказала: «О, кола!» — и выпила целый стакан. Ей было очень плохо потом два дня, нам было очень смешно и стыдно. (Дана Глазова)


Случайно сорвала пару по теорверу в универе. Преподаватель объяснял плохо, предпочитал больше писать материал на доске и комментировать по ходу действия.
Видела я плохо и в очках и без них, вне зависимости от места, написанное на доске не различала от слова совсем. Насчет материала договорилась с друзьями из КПИ за пельмени, они объясняли понятно и быстро. Прогуливать пары было нельзя — автоматический неуд. Поэтому я сидела где-то посередине и рисовала. В тот злосчастный день преподу вздумалось прогуляться по рядам, а в числе прочих рисунков у меня была узнаваемая карикатура на препода непосредственно.
Собственно, преподаватель выдрал у меня из рук злосчастную тетрадку и, потрясая ей, провозгласил:
— Что это?!
— Рисунок, — честно ответила я.
— В смысле что вы делаете?!
— Рисую.
— Почему?!
— Потому что все непонятно и ничего не вижу.
— Зачем же вы ходите на пары?!
— Потому что иначе вы поставите незачет, — ответила я.
По аудитории поползли смешки.
И тут преподаватель совершил ошибку, развернув тетрадь так, что карикатура стала видна ближайшим трем рядам, и надрывно вопросил: «А это что такое?!»
На карикатуре был довольно опознаваемый вещающий препод с утрированными жестами, показывающий на доску. На доске ползали жучки и свивались кракозябры, большими буквами над доской было выведено: «Вероятности».
— Это, — неловко сказала я, — мое понимание предмета.
Ну, дальше три ряда громко заржали, меня выставили из аудитории и таки влепили незачет. Потом препод уволился, и пересдавала я уже более вменяемому товарищу. (Lokay Raidho)


На биологии у нас был полулекционный формат. А каждый урок начинался с того, что кто-то из учеников зачитывал кратко свой конспект с прошлого занятия. Речь шла о межвидовом скрещивании, которого обычно не происходит, но некоторые виды тополей и некоторые виды зябликов на это способны. Ученик по конспекту излагает: «Межвидовое скрещивание очень редко, но есть исключения. ТОПОЛЯ СКРЕЩИВАЮТСЯ ЗЯБЛИКАМИ». Все. Первой захохотала сама преподавательница, потом мы. Едва стихал хохот, кто-то произносил: «Тополя скрещиваются с зябликами», — и все катилось по новой. Учительница смеялась до слез. Оставшиеся минут пять или десять прошли в обсуждении, какие значки имеет смысл ставить. (Кирилл Кулаков)


Дело было в педучилище, 1980-е годы. Последний курс, весна вовсю топорщилась сиренью за окном, и не до консультации по русскому языку и литературе было, однозначно. Преподавала у нас шикарная учительница, она прошла войну, была в концлагерях — синие цифры на ее запястье нам спуску не давали. Несмотря на крутой нрав, предмет знала великолепно, но мы уже одной ногой выпускники и позволили себе легкий гул. Одногруппница Тамарка Павленко пришла на консультацию после прыжка с парашютом, падение было в кусты, лицо и руки были у нее соответственно располосованы, и сидела она прямо передо мной. Ну, Клавдия Михална и давай ее спрашивать, гонять просто по предмету, Тамарка тупила или еще от падения не отошла, и Клаша разбушевалась… А я от слов: «Павленко,ты дура набитая…» углубилась в чтение Солженицына, книгу которого как раз на коленях держала. И вдруг, как гром среди ясного неба (для меня!), Клаша стоит у нашей парты и грозно вопрошает:
— Семенова, повтори, что я только что сказала?..
Я встала, расправила плечи и громким голосом произнесла:
— Павленко, ты дура набитая!..
К чести Клавдии Михалны сказать, ржала она вместе с нами, но урок был сорван. (Семенова Светлана)


Мы однажды всем классом постановили сорвать урок философии. Внезапно у нас в 10 классе появилась эта философия, потом так же быстро исчезла, не оставив по себе никаких следов… В общем, мне наш философ был вполне симпатичен, но очень хотелось дружить с классом, поэтому мы весь урок философии просидели в одной из рекреаций (особо не скрываясь), а затем как ни в чем не бывало явились на следующий урок истории. Все немного смутились, когда незадолго до начала истории в класс заглянул философ, но он искал не нас, а учителя. Учитель истории был одновременно и нашим классным. Ох, как он нас потом распекал! Но на этом все приключение закончилось, инцидент прошел для нас без последствий. Наверное, время было такое. Это девяностые, кажется, 1992-й или 93-й год. Тогда же у нас были разборки с учительницей физики, но мое личное участие свелось к паре фраз. Правда, я была тогда дочкой завуча. Но я была очень примерной в школе, пожалуй, только в начале 90-х я осознала, что можно вот так свободно в школе себя вести. (Ольга Дернова)


Обэжешник был майор. Он имел обыкновение строить всех перед уроком и командовать. И вот он в очередной раз построил нас по росту да как гаркнет:
— Честь отдаааать!
А я ему:
— Только после свадьбы!
Отца вызывали к директору. Велели дочь нормально воспитывать. Он сказал, что судя по произошедшему, он меня очень неплохо воспитывает. (Аня Хвагина)


Был (и есть сейчас) такой бессмысленный предмет — ОБЖ. У нас его вел историк, особо не вникая. На одном из уроков он прочитал из учебника, что в тайгу нужно брать с собой красные шарики: типа если потерялся, надуваешь их и тебя находят. Самая, короче, необходимая вещь. Дальше он развил мысль, рассказав нам о полезности этих шариков при крушении самолета, стихийных бедствиях и пр. Мы стали спорить, а историк почему-то прямо уперся в необходимость красных шариков в любой сложной жизненной ситуации. После этого мы регулярно дарили ему красные шары на любые праздники — он в целом был дядька с юмором и ржал по пол-урока. Этот же историк как-то заявил, что пионерия была лучшим проектом в Союзе, — мы натурально откопали красные галстуки (1999 год!) и пришли в них в день рождения Ленина на урок истории, тоже практически его сорвав. Мем с красными шариками оказался живуч: на пятилетие выпуска мы снова подарили их учителю истории. (Настя Свешникова)


А мы смылись со всех уроков — Горбачева вроде как встречать, он в наш город приехал. Потолклись на площади и в кино пошли, потом торт купили, короче, время отлично провели. (Симуля Шнейдерович)


А я сорвал урок географии в 6 классе так: пришел пораньше и совершил такую операцию — в патрон для лампочек вложил кусочек промокашки, смоченный соляным раствором. Перед уроком лампочки были выключены, чтобы токопроводящий раствор не высох. А как урок начался, горячий цоколь лампочек высушил мокрые промокашки и свет погас. Как меня вычислили? Просто только я со стула, поставленного на парту, дотягивался до лампочки. (Николай Кононов)


А я мазал доску мастикой, чтобы мел не писал, и спички в дверные замки совал. И обламывал. (Владислав Соломович)


Парафиновой свечкой натер доску. Мел не пишет, училка злая, всем ок. (Степан Яковлев)


Сама я никаких уроков не срывала, хотя некоторое полемическое разнообразие в общение с нашей историчкой, отличным, кстати, методистом, но сталинисткой позднебрежневского разлива — да, такие были! — вносила. А сорвал урок у нас однажды один одноклассник, не «оппозиционер», а нормальный отвязной балбес, который, описывая избирательную систему в СССР на обществоведении, отрапортовал: «Голосование в СССР открытое и тайное. Открытое — это когда голосуют открыто. А тайное — это когда не знают, за кого голосуют». (Julia Trubikhina)


В старших классах был хак «Как сорвать любой урок литературы»: высказать и парой реплик обосновать любое утверждение, противоречащее программе. Преподаватель (со стажем лет так в пятьдесят+) обычно начинала рыдать, а однажды просто уехала на скорой. (Степан Яковлев)


Я сорвала много уроков… Но самый запомнившийся случай, когда в 8-м классе делала доклад по Достоевскому. Он начинался так: «Вообще-то Достоевский был эпилептиком…» Все заржали. Я продолжала в том же бодром тоне: «Ну, болезнь у него была такая: перед тем, как садился писать, его валила падучая!» А вы говорите: «Хармс». (Katia Kapovich)


Подговорил соседку по парте прочесть какой-то тупой стандартный английский диалог в формате стендапа, поменяв все интонации на максимально неподходящие по контексту. Внесли приятное разнообразие в урок, вызвали смеховую истерику у класса и преподавателя до конца занятия, я как инициатор получил двойку и соответствующую запись в дневник. (Станислав Барышников)


Чернила из нескольких авторучек в поролон под обивкой учительского стула. Когда учитель встал и повернулся к доске, на заднице у него, естественно, расплылось чернильное пятно. Весь класс заржал, урок был сорван. Урок был по географии. (Тимур Пантелеев)


Сорвали урок коллективно с одноклассниками. В английской школе при директрисе-гэбешнице были отнюдь не демократические порядки, и часть учителей (к счастью, не все, не все!) позволяли себе полную неадекватность. Причем даже со старшеклассниками. Однажды в выпускном классе математичка, ненавидевшая учеников, школу и свою работу и к тому же страдавшая аллергией на мел (что не извиняет), начала совершенно уже непристойно орать на одного из наших мальчиков, относительно безропотного. Дело было даже не в выражениях, а в оголтелом оре. И выгнала из класса. Тогда вместе с ним встал и пошел к выходу наш самый умный, авторитетный и обаятельный, за ним еще несколько человек, всего треть класса, включая меня. Помню, что сидеть остались те, кто целил на золотую медаль — благоразумие проявили. Этим гуртом мы посовещались и пошли то ли к относительно вменяемому завучу, то ли прямо к директрисе, чтобы опередить жалобу учительницы. Лидер наш спокойно разъяснил ситуацию, математичку заставили извиниться. При этом в соседнем кабинете физичка могла стукнуть пятиклассника учебником по голове… (Вера Полищук)


Облевал кабинет географии. (Андрей Пермяков)


Я не то чтобы сорвала урок, а практически уволила учительницу. Четвертый или пятый класс, новая учительница русского и литературы, довольно, эээ, средненькая. Ну и я — будущий доктор филологии. Тема «Фонетический разбор слова». У доски кто-то (не я) разбирает слово, допустим, ЦАПЛЯ. «Ц — согласный, ЗВОНКИЙ…» и т.д. Учительница: «Все правильно, садись, пять». Я, абсолютно уверенная, что она просто не заметила ошибку, тяну руку, поправляю, что Ц — глухая… Ну, в общем, оказалось, что она не не заметила, а таки была уверена, что звонкая… Очень неловко вышло. (Ирина Шихова)


Я сорвала урок биологии так: у меня был дипломат, но не козырный из кожзама, а пластиковый, и еще я сидела на первой парте. И вот крышка моего дешевого дипломата вырывается у меня из рук и падает на учительский стол, стоящий вплотную. И попадает по банке с разрезанной лягушкой. Банка падает, все течет, серая лягушка летит и падает в сумку биологички, висящую на стуле. Меня, конечно, заставили все это убирать, доставать гребаную лягушку из сумки и тряпочкой сгребать формальдегид обратно в банку. И журнал классный я тоже, конечно, испортила. Короче — не покупайте подделок, господа. (Lena Baitman)


На уроке литературы меня вызвали отвечать про «Бедную Лизу», а я не читала. Долго и увлеченно я рассказывала, какая Лиза была бедная, бледная и несчастная, что значит для девушки разочарование в любимом, о крахе всех мечт и пр. (смутные сведения про произведение все-таки были). На 19-й минуте этого трагического повествования учительница смахнула слезу и сказала: «Садись, Сиротинина, пять!» И вот тут что-то меня дернуло: «Ольга Петровна, а я не читала…» Ольга Петровна была неплохая тетка, но тут даже ее сорвало, а мне потом было стыдно: родители вернулись из школы и рассказывали, как она была расстроена и пила корвалол, «от Тани я ТАКОГО не ожидала». (Татьяна Сиротинина)


Сломала скелет на уроке биологии. Просто изучала анатомию. (Inna Kulishova)


Мариэтта Шагинян, «Четыре урока у Ленина» или как там это бессмертное произведение называлось. Сказала: «А вообще это Троцкий сделал революцию», толком не понимая, кто такой Троцкий. Год был 1988-й, класс седьмой. Через два года вышла новая программа по литературе, в который были уже Гроссман и Приставкин. (Maria Genkin)


Мы обратили внимание, что историк постоянно витает в облаках и никогда не смотрит, куда садится. Естественно, была заготовлена гигантская кнопка, которая тихо ждала его на стуле. Мы замерли в предвкушении. И действительно, обстреливая нас датами и именами, он прошагал от двери к столу и плюхнулся на стул. Я помню, как приготовилась не ржать и как была потрясена, когда вопля не было. Не было ни вопля, ни мата. Он продолжил урок и только минут через 15 по дороге к доске тихонько попросил одного из мальчишек «вытащить» из него «это». Вот тут мы и раскололись, так как от смеха зарыдали все заговорщики. Не помню уже, было ли нам за это что-то, но с историком мы очень подружились. Классный дядька был! (Alex Terno)


В слове «ночёвка» тетенька исправила «ё» на «о», а когда я начал митинговать, сказала: «В суффиксах под ударением после шипящих всегда «о», Женя, ты что, не выспался что ли, еще и спорит, ты погляди!» Класс хохочет.
Я: «Ольга Вячеславовна, вы совсем дура?» Гробовая тишина. Училка вышла. Вызвали отца… Ну, в шестом классе дело было, погорячился, да… (Евгений Красильников)


Ну, это уже гуляет как сугубый апокриф, но я действительно тот самый человек, что прочитал стихотворение Пушкина «Арион» как (кормчий) в молчанье правил грузный член… вместо «челн». Наверное, обе половины класса в то время глубоко и вдумчиво размышляли о предмете — поэтому их было не унять. Русичка, ведшая и литературу в окраинной шпанской школе, конечно, до самого выпуска думала, что это было сделано нарочно. (Гамид Костоев)


Однажды нам на уроке украинской литературы дали прослушать оперу «Молодая гвардия». На следующем уроке в классе сидели только девочки. Мальчики, чеканя шаг, подошли к двери класса минут через пять. Первый постучал в дверь три раза. Ногой. Из класса тоненьким голосом ответили: «Кто там?» От следующего пинка дверь распахнулась, и с арией «Це мы, фашысты» строевым шагом вломились мальчики, выстроились у доски и допели: «Дэ ты, Уля, сховала зброю?» Сорвали овации и все уроки. (Vladimir Serebrennikov)


Приклеила в 4 классе училку английского к стулу, а стул — к полу. Очень уж она мерзкая была. (Ася Штейн)


Литература. Ничто не предвещало, хотя на повестке дня стояли «Отцы и дети». Дети безмолвствовали, дотошно разглядывая трещины на парте. Надежда была только на отличницу, то есть на меня. Встаю и уверенно выдаю тезис: «Если бы Базаров любил Одинцову, то женился бы…» Несмотря на общее оживление, урок фактически подошел к концу. (Daria Hookk)


Не срывал. Но. В 11 классе во время урока истории играли во дворе школы в квадрат. Нас было человек семь. Учитель истории в этот прекрасный солнечный апрельский день периодически задавал нам вопросы по теме через открытое окно кабинета. 1993 год. (Илья Иткин)


Я был очень тихий и послушный. И очень любил кино. Вот мы с двумя одноклассниками в девятом классе почти каждый день ходили с двух последних уроков в кино. Особенно если английский. То есть минимум два раза в неделю. Но обычно чаще. И раз зимой в третьей четверти за нами поперся весь класс. С нами увязывались часто один-двое, а тут — весь класс. Вряд ли можно считать, что я или даже мы втроем сорвали урок. Просто с нами в тот раз пошли сразу двое лидеров, они класс и потащили за собой. Все шли, радовались и ржали, а мы просто шли в кино. Хотя весело было. Проверить, так ли это, можно, спросив Альбина Шарикова, Nina Zefirova, Tamara Melanina. Проверить надо — память уже играет со мной. (Mike Girshovsky)


Я закончил сочинение по «Преступлению и наказанию» утверждением, что Советский Союз победил пьянство и проституцию. На что учительница литературы заявила: «Максим, ты меня убил своим концом». (Maxim Zhirnovsky)


Еще много уроков срывала, но и лекцию в университете тоже. Это было после 9 апреля 1989 года в Тбилиси. Тогда были введены войска, советские солдаты с лопатками забили насмерть 21 женщину, в том числе девочек- старшеклассниц, пустили газ, толпы, крики, пострадали около 300 человек… На русском филологическом, как обычно, пребывало в учении много гебистских отпрысков. Одна «отпрыска» начала спор (или я сказала, а та ответила — не помню), защищая солдат с лопатками, я защищала грузин. Лекторша молчала, боясь вмешиваться. Собственно, как и остальные студенты. В том числе и грузины. Кричали страшно. Привели к нам замдекана, сказали, я там такое устроила. В прошлом году он смеялся, вспоминая это. С тех пор все действия мои, как было передано, записывались в особый дневник. После обретения Грузией независимости часть гебистов уехали и занимают хорошие посты и работы нынче в России, мягкая и ненавязчивая часть осталась здесь служить в штатском культурным взаимоотношениям и ценностям обеих стран со всей преданностью к деньгам, славе, почету и пр. (Inna Kulishova)


Худграф. Рисуем экорше (гипсовая фигура человека без кожи). Однокурсник не успел закончить рисунок. Остался после занятия. Но пришла другая группа, он снял верхнюю часть фигуры и перенес в соседнюю аудиторию, где стояли ноги от другого экорше. Но штырьки были велики. Положил туловище на пол и мастихином пытался соскрести лишнее со штырьков. За этим занятием его застал зав. кафедры рисунка. Обещал отчислить. Не отчислил. (Tatyjana Meny)


А мы с подружкой подговорили весь класс сбежать с последнего урока, а сами остались… (Василина Васильевна)


У дочки подруги все выходные учебник математики лежал открытым на столе. А над ним жил попугай. Перед школой она быстро закрыла его и положила в рюкзак. Самая строгая математичка забыла дома учебник и попросила одолжить ей на урок. Галя протянула ей свой, не помня о попугае. Учительница резко открыла книгу, все попугайское взлетело и повисло у нее на волосах и очках. Перед классом сидела учительница в попугайских перьях и всем остальном. (Tatyjana Meny)


Пока мы были на физкультуре в седьмом классе, кто-то накакал нашей математике на стул. Стул на стул. Она долго нас допрашивала. Просила признаться, кто измазал стул калом. Мы молчали. Урока не было! (Neifakh Anna)


Я расскажу не про сорванный урок, а про сорванный экзамен. Предыстория: у нас была замечательная учительница биологии, которая превратила кабинет в сад. В этом же кабинете стоял аквариум с рыбками. Но как-то раз эта же учительница спасла жабу от вивисекции и поселила ее в этот же аквариум. Жаба переселила рыб на тот свет, но сама не подыхала, а только росла и пухла… Теперь история. Русский язык и литру вела завуч — полная низкая женщина по кличке Коробочка. У нас в Одессе украинский язык был обязательным, но по желанию родителей от изучения его можно было отказаться. Такой отказавшийся был на класс один, худой парень двухметрового роста по фамилии Смирнов. И он на выпускных экзаменах должен был сдавать устную русскую литру вместо украинской. Смирнов пришел к Коробочке сдавать этот экзамен, и они стали искать свободный кабинет. Как завуч, Коробочка имела ключи от всех кабинетов, а свободным оказался только кабинет биологии. Смирнов, решив подлизаться, принес Коробочке на экзамен роскошный букет длинных гладиолусов. Коробочка огляделась в кабинете, куда бы поставить цветы, чтобы не завяли, и увидела пластмассовое ведро, полное чистой воды. Она и воткнула туда гладиолусы, и в ту же секунду на Коробочку из ведра выпрыгнула гигантская жаба.
На крик сбежалась вся школа. (Michael Scherb)


О, это было феерично. Переезд 30 августа 1994 года в СПб, начало восьмого класса, сентябрь. Я пропускаю одно из занятий по русскому, а там учительница, такая же новенькая, как и я, говорит классу: «Если я задаю задание на пропущенные буквы, то надо каждый раз еще и подчеркивать главные члены предложения». Ну и на следующее занятие я сдаю ей два упражнения домашки, в одном из которых вставлены все буквы — и ничего не подчеркнуто, конечно, потому что мне никто не передал ее блажь. Тетрадь мне возвращается через урок с огромной двойкой. И я прямо на уроке не выдерживаю и устраиваю феерический скандал со слезами, доказываю ей, что задание выполнено верно, а свои устные измышления пусть оставит при себе. Что двойку я точно не заслужила и вообще отличница. И что могу вставить пропущенные буквы прямо сейчас до конца учебника и не ошибусь ни разу. В журнал эта двойка не пошла, я заслужила репутацию истерички, но зато из меня вышел весь стресс от переезда, а он был колоссальный. В итоге я, конечно, стала первой золотой медалисткой этой школы. Надеюсь, не потому, что учителя меня боялись. (Светлана Бодрунова)


Учительница читает стихи. Есенин. «Пахнет рыхлыми драченами…» Урок сорван, класс ржет. (Виктор Крысов)


Запись в дневнике: «Пела и мяукала на уроке англ. языка». А ничего, что нас, пятиклассников, подсадили к другому учителю на урок в 9 классе?
Физика. 6 класс. Тема «Кинетическая и потенциальная энергии». Учительница крутая во всех возможных и невозможных смыслах — убийственно грозная, бывший директор и зав районо, увидев которую в коридоре, моя старшая сестра просто как зомби вошла в стеклянную стену. Она знала и помнила до своего трудного конца жизни каждого ученика, его родителей, братьев, сестер и т.д. Дисциплина — мухи замирали, на парте карандаш, ручка, линейка — и никогда в другом порядке. Но физику знали все — впечатывалась на уроке железно.
Ольга Васильевна (грозно):
— Автомобиль стоит. Мотор работает…
Мы с соседом по парте хором со всей дури:
— А в саду поп сидит, картошку лопает!
Еще мы регулярно срывали уроки химии — ее не знали ни мы, ни учительница. Через год, будучи студенткой 1 курса музучилища, была с бригадой направлена в психбольницу с музыкотерапевтической целью. НА сидела в первом ряду… До сих пор помню, как оторопело ползала по кругу в пьесе Альбениса и никак не могла закончить. 45 лет прошло… (Юлия Смирнова)


Я из параллельного мира, наверное. Из-за меня однажды сорвала урок учительница.
Я не придуриваюсь, чесслово. Добрые однокласснички подговорили меня показать русичке мои стихи, зная, что она ко мне негативно относится. В результате вместо урока литературы получилась 40-минутная пламенная проповедь о том, как Америка губит нашу нравственность и духовность (если чо, в стихах не было ни слова про Америку). (Мария Елиферова)


Практикантке сорвали урок. Не я лично, но запомнилось как… Мы, в общем и целом, просто шумели и особо ее не слушали, ну практикантка же, да еще и один на один с нами. Но тут она совершила роковую ошибку, пригрозила пожаловаться завучу, Роману Петровичу Кочмару. И вдруг парень из класса тихим таким, но внятным и замогильным шепотом говорит: «Кочмар на улице Вязов». Всё, мы легли, практикантка в слезы, а Кочмар таки пришел нас отчитывать. Он был строгий, но справедливый, его любили и уважали, поэтому было немного стыдно, но все равно весело. (Марианна Рева)


Ой, у нас была биологичка — любительница Юпитера в пятом доме, карт таро и знаков судьбы. Уроки срывала учительница лично, если ее начинало нести в любую из сторон на заданную тему. (Kirill Pismenny)


Я посмела поправить училку, сказав, что Жорж Санд — женщина. Ответ: «Жорж — французское мужское имя, а если ты такая умная, выйди из класса». (Ирина Савенкова-Никитина)


Запускал тяжелый металл на плеере через динамик от компьютера, подвешенный к люстре. (Александр Богданов)


Начал за мной в школе ухаживать Макс, одноклассник мой. И вот примерно через месяц от начала ухаживаний, известных, конечно же, всей школе, подходит он к нашей классной и говорит: «Ольга Игоревна, отпустите меня домой с последнего урока, у моей сестры день рождения, мама просит прийти пораньше». Через 15 минут я подхожу к Ольге Игоревне и говорю ровно такой же текст. Классная взбеленяется: «Вы бы хоть поводы разные придумали, если вдвоем сбежать с урока хотите!» А у нас, как оказалось, сестры реально в один день родились, да еще и в один год. И мы между собой не договаривались, потому что про дни рождения сестричек друг друга еще не знали. Классная позвонила обеим мамам, убедилась, что мы не врем… Все запомнили это совпадение на всю жизнь. (Светлана Бодрунова)


Я урок литературы сорвала случайно — была отличница, любимица преподавательницы, сидела на первой парте. Но с советской литературой в английской спецшколе проблемы у нас были у всех. А наша учительница требовала только одного — тщательного прочтения и знания текста. Задавала по главам и донимала вопросами о подробностях. В очередной раз выяснив, что «Разгром» никто толком не прочел, она решила, что мы будем читать его вслух. Читать какую-то главу досталось мне. Я дошла до фразы: «Михрютка, сказал он жеребчику и потрепал его по холке», — и начала дико ржать не хуже жеребчика. Дело в том, что михрюткой в раннем детстве меня звала мама, и больше мне это слово нигде не встречалось. И на меня напал дикий смех, не очень понятно, почему. Давясь от хохота, я объяснила соседке по парте, в чем дело. Рассерженная учительница заставила меня читать главу сначала. На фразе про Михрютку громко расхохотались те, кому моя соседка успела объяснить причину смеха. Меня опять заставили читать главу сначала. На проклятой фразе ржал уже весь класс. Учительница передала книгу другой ученице. Когда та начала в очередной раз: «Михрютка, сказал он жеребчику…» — истерика от смеха случилась с учительницей. Урок был сорван полностью. (Marie Maramzine)


Наша любимая историчка переехала из нашего маленького украинского городка в Питер… Эхх. И на замену дали вообще непонятно кого. Должна отметить, что у нас был единственный русский класс не только на школу, но и на город. Найти учителя истории, да еще и русскоязычного, было нереально. Ну взяли, кого было. Пришел такой украинский националист, лет 60, худой как скелет, с желтой кожей, в синем школьном пиджаке, в кармашке которого торчал скелет от расчески, и на ломаном русском жутко скучно пытался нас учить украинскому праву. Он ненавидел нас, мы его. Полное взаимопонимание. И тут он дошел до раздела религии в праве и толкнул речь, как коммунисты религию угнетали. И тогда встал одноклассник и в лоб его спросил, а правда ли, что он при советской власти верхом с лошади нагайкой людей из церкви выгонял. Мы онемели все. Мужик вместо того, чтобы сказать, что не было такого, с пеной у рта закричал, что время такое было и все так делали. И тут стало понятно, что правда же. Под конец он сказал, что нас, москалей, с Украины гнали и всех довыгнать надо. Что тут началось. Мы отказались от него как от учителя. Вообще. Я не помню, как этот год доучились, он еще вел уроки или нет. В следующем году он перешел от нас в другую школу, уже украинскую, и там свои местные под конец года его так избили, что в больницу попал. Это было единственное насилие такого уровня, о котором я слышала в нашем городе. Думаю, его карьера учителя на этом закончилась. (Марианна Рева)


Я училась во владимирской школе, несколько выпускников которой каждый год уходило во Владимирский централ. Поэтому на задней парте у нас в классе резались в карты в 7 и 8 классе. Приносили на урок музыки в 6 классе кошку и запирали в шкафу, посреди урока музыки она открывала шкаф. Еще у нас ребята приносили будильники. А еще нам крупно повезло с классухой, она была учитель английского, ей было немного за 30, муж, двое детей. Она вообще не реагировала ни на что. У нас был урок английского на первом этаже, нам было 12 лет, и мы по очереди влезали в класс через окно во время ее уроков. (Frida Gudim)


Я стояла у доски и чего-то не знала, и в ответ на ор сказала историчке: «Леность и непонятливость воспитанника обращаются в вину педагога и суть только вывески его собственного нерадения; он не умел, он не хотел овладеть вниманием своих юных слушателей». Гоголь, говорю, Николай Васильич. Эту цитату я нашла в детской книжке «Белая лошадь — горе не мое» и специально запомнила для такого случая. Какая мимика была интересная, то ступор, то ярость, и авторитет Гоголя нельзя не принять во внимание. Ора стало, конечно, больше, а не меньше, но это потом. (Olga T. Bittering)


Я просто всех увела с урока химии у ненавистной училки, которая позволяла себе хамство и оскорбления. И все, урока не было. Нашла правильные аргументы для каждого и увела. Было большим удивлением, что все до одного мои одноклассники ушли со мной. Никто не струсил и не остался. Это, наверное, моя первая победа в управлении людьми… (Натэлла Бармакова)


Ну, я как-то увел полкласса с середины урока. (Павел Сергиевский)


Пришла новая историчка в 10-м классе. Молодая. Ноги не раздвигала, конечно, но носила кофточки, которые на ее большом бюсте с трудом сходились. Меня невзлюбила с первого взгляда, в результате четверка в аттестате по новейшей. Уроки вела, читая по тетради. Слово в слово. Ну, я ее тетрадь и спрятала. (Anna Zoueva)


Заперла злобную тупую преподшу в ее кабинете (у меня был дубликат ключа). Другой подсунули под батарею кусочек мяса в целлофановом пакете — эта дура славилась тем, что никогда не проветривала свой класс, а тех, кто падал у нее на уроке в обморок, отправляла к директору и ставила двояки за поведение. Ей же на донышко стула прикнопили снежок с собачьей мочой в марлечке. Сама я принесла на урок кота и заперла его в шкафу. Посреди урока он, естественно, вылез (правда, до одноклассника, который после этой истории принес ворону на урок, мне далеко). А вообще уроки срывали часто, но не я. Со срывом уроков самая чудесная история была в старших классах. Наш класс в полном составе ушел в кино на фильм «Сюрприз Афродиты». Скандал был… ору, крику… А наша классная, она же препод по русскому языку, заставила после уроков написать изложение по просмотренному. И с полным основанием наставила кучу двоек — за грамотность и неумение связно пересказывать сюжет. (Соня Карамелькина)


Меня не было в классе в тот день, но наши отказались писать сочинение по теме «Барчуки проклятые» («Отцы и дети»). Бунт устроили. Базарова никто не любил, а тут надо было на семейство Кирсановых наезжать. (Anna Zoueva)


Географичка наша была коммунистом с 30-летним стажем, пламенной верой и начинающейся деменцией. Могла начать фразу с одной мысли, запнуться и продолжить уже другой. В такой момент очень важно было вовремя сказать что-то вроде: «А в Америке экономика лучше», и все. Урок сорван. До конца урока она могла невнятно орать и обличать. (Соня Карамелькина)


Моя одноклассница в 5 (!) классе несколько раз звонила анонимно в милицию, заявляя, что школу заминировали. Но ее быстро вычислили. (Ksenia Kuznetsova)


Мой муж на уроке пения в начальной школе спросил, правда ли, что Ленин был полиглотом. (Inna Kuznetsova)


Одноклассники не хотели писать контрольную по химии. Предмет у нас вели ужасно, никто ничего не понимал. Я засунула монетку в дверной замок кабинета, его не смогли открыть и урок отменили. На меня никто тогда не подумал — отличница с примерным поведением. (Наталья Воробьева)


Биологичку спросил про партеногенез… и все время ее поправлял. (Евгений Игумнов)


Урок биологии… сперли учебник, по которому нам читали урок. Учителю права (было такое) клали кнопку на стул. (Марина Горбунова)


Я сорвала не урок, а выпускной экзамен в четвертом классе, вопреки шпаргалкам отличницы, санкционированным училкой, решив задачку по геометрии единственной во всем классе правильно. Чем вызвала бойкот к себе у всей списывающей по шпаргалкам гурьбы одноклассников и неописуемое неудовольствие. (Alla Nesterova)


Бездарная была учительница по рисованию. Я на ее уроке четверть часа голосила петухом с жуткими подвываниями. На неделю исключили из школы, вернули только в связи с ответственным концертом перед партийными бонзами. (Галина Глушкин)


10 класс, мы с подругой Сашей на большой перемене выкурили косяк. Потом была физика, учительница рассказывала про Марию Кюри, к которой относилась с большим пиететом. Нас пробило на ха-ха ровно на том эпизоде, когда Пьера Кюри сбила телега. Было так невыносимо смешно, мы чуть по полу не катались. Видимо, наш смех был заразителен, потому что скоро хохотало полкласса. Учительницу до глубины души оскорбил такой цинизм, урок был сорван, моих и сашкиных родителей вызвали в школу. Зато единственное, что я до сих пор помню из курса физики — это подробности трагической гибели мужа Марии Кюри. (Анастасия Булай)


У меня была в 4 классе война с училкой: видимо, совсем некому было учить, прислали старую маразматичку с пенсии, которая, когда кто-то хулиганил, высоко поднимала свой партбилет и кричала: «Я старый большевик, и я не позволю!» Я зацепила ее за больное место — сказала, что она неправильно пишет Великая Октябрьская социалистическая революция, потому что слово «социалистическая» нужно писать с маленькой буквы (я уже тогда была граммар-наци, только еще не знала об этом). Училка сказала, что вообще-то да, но ЭТА революция — такая великая, что надо все слова писать с большой буквы. На следующий день я принесла в школу том Малой Советской энциклопедии, и там социалистическая было с маленькой буквы. Урок был сорван. (Лариса Мелихова)


Я сказал на уроке литературы, что Катерина не является лучом света в темном царстве, поднялся ор выше гор. Весь урок учительница всем рассказывала, какой я ужасный человек. (Иван Климарев)


А в 5 классе я сорвала урок по методике, которую почерпнула из «Республики ШКИД». Там дети сговорились, весь класс начинает гудеть, причем поймать никого невозможно, потому что как только учитель подходит, ближайшие ученики замолкают — а остальные продолжают. Я подбила одноклассников, и мы опробовали этот метод — оказалось действительно очень эффективно! Училка убежала и больше не возвращалась (она замещала урок и чем-то нас сильно обидела). (Лариса Мелихова)


У нашей исторички были розовые волосы. Фиг знает, чем она красила в 1968 году. Она нам рассказывала историю партии и сказала: «Партия — это кулак миллионнополый». Мы были дети продвинутые, богемные, все же художники. В классе стоял неполиткорректный рев. (София Азархи)


Ой… Однажды во время немецкого нашли в шкафу нитки и пустили их по классу. Обмотали себя, парты, стулья со всех сторон. А потом меня вызвали к доске, и преподавательница не поняла, почему я встала на стул и начала преодолевать невидимые ей препятствия. Когда она поняла, что мы сделали, то психанула и прервала урок. В другой раз мы не пошли на урок ИЗО. Вместо этого мы сперли из класса всю зеленую краску, кисти и всю бумагу, какую нашли. Нарисовали сотни зеленых листьев и наклеили их на голую вербу у ворот Лицея. Был март, в Сибири еще сугробы везде. И среди белого безумия наше зеленое дерево. Потом про нас даже в городской газете заметку написали из-за этого. В другой раз кто-то из пацанов притащил духи «Красная Москва» и обрызгал ими дверь нашего класса. Воняло так, что дышать и тем более учиться было невозможно даже при открытых окнах. Всех распустили. (Полина Бунина)


А я писал изложение по рассказу Осеевой «Синие листья» и получил 4 за то, что вместо слова «чинить» (карандаш) я использовал слово «точить». Я начал спорить, и моим главным аргументом было то, что в изложении важно передать смысл, а не пересказать наизусть, и вообще, «чинить карандаш» — это устаревшее выражение, и так больше никто не говорит. Кончилось тем, что 4 мне исправили на 2, и я больше с учителями не спорил. (Ivan Djikaev)


История из пятого класса моей дочери. Один парень не мог найти тетрадь с дз, учительница настолько разозлилась, что начала вытряхивать все содержимое из его ранца, перевернув его. Оттуда посыпалось много полезных вещей… в том числе два мобильных телефона, которые он потерял год и два назад, а апофеозом стал выпавший засохший зеленый бутерброд трехлетней давности, аккуратно завернутый в пакетик с надписью Никита Р. 2а… Как можно было продолжать после этого урок?! (Наталья Фимина)


Я как-то сорвала пару на подготовительных курсах в МГУ. Точнее, не я, а мои кавалеры, которые дрались за меня как петухи. По причине того, что я забыла очки, пришлось сесть в первый ряд, а аудитории в 1 гуме огромные, вход с них с разных этажей, эхо такое, что листать тетрадку неловко, так вот, в середине пары два парня заходят со второго этажа и очень медленно и громко начинают спускаться по разным лестницам на первый ряд, обходят полный зал девчонок и садятся рядом со мной, один слева, второй справа… Минутное молчание, переглядывание, и, наконец, лектор разряжает обстановку вопросом, обращенным ко мне: «Я могу продолжать лекцию?» Думаю, я тогда была красная и немая как рак. (Наталья Фимина)


На уроке французского (это было классе в пятом-шестом) я нашла в конце учебника текст «Марсельезы» и решила попробовать ее спеть, тихонечко. Учительница все равно услышала и рассвирепела, после чего накатала в моем дневнике: «Пела на уроке». Я потребовала дополнить запись, мне казалось важным дописать, что пела я на уроке французского и по-французски. Это было бы справедливо, и так моим родителям было бы легче меня понять и простить. Я отказывалась садиться на место, уперлась рогом, и в результате мы с ней пришли к компромиссу: запись была дополнена информацией о том, что пела я на уроке французского. Так себе победа, но я устала бороться. (Ирина Чеп)


Были такие учительские стулья, у которых каждая ножка крепилась одним винтом в основании. И была у нас учительница географии, которая в душе была баскетболисткой. Она заходила в класс, и кидала сумку на стул. От двери. А это было время, когда учителя ходили по классам, а не ученики по кабинетам. На перемене мы с приятелем выкрутили 4 винта у ножек и прикрутили 4 пружинки. Достаточно жесткие, т.е. без нагрузки стул стоял. Приходит географичка, кидает сумку, стул падает. Она с криком: «А! Вы думали, я упаду!» — подлетает к стулу, хватает сумку… Стул встает. Она вылетает из класса, явно за директором, мы — винты на место. Директор приходит, пробует стул, стул стоит. Приходит географичка — стул ложится… Весь урок развлекались. (Elena Kleyn)


Журнал крали с товарищами. Систематически. (Юлия Игнатьева)


У нас в квартиру забежала мышь. И внезапно моя бесстрашная прежде мама, выбегающая ночью из палатки в лесу с топором, вдруг завизжала и взобралась с ногами на кровать. Я хладнокровно (со снисходительной даже улыбкой) взяла стеклянную банку из-под компота и, загнав мышку в угол, накрыла ее банкой. Дальше было несложно. Мама велела мне отнести ее на улицу, но я отнесла, конечно же, в школу. Мышь была посажена в портфель той, кто с наибольшей вероятностью воспроизвел бы реакцию мамы. И я не ошиблась с выбором кандидата! Но банку я предусмотрительно спрятала, а больше ее ловить было нечем. Зато оказалось много желающих и поймать, и поруководить процессом. В общем, это даже превзошло мои ожидания! Мне до смерти чесалось признаться в авторстве переполоха, но я так и не решилась. До сих пор жалею. Мышь скрылась под плинтусами и, кажется, прижилась там со временем. По крайней мере мы исправно носили ей хавчик еще полгода. (Ольга Карлова)


На уроке биологии нам выдали какую-то необычную фасоль для проращивания в качестве домашней работы. Я положил ее в алюминиевый портсигар с рифленой крышкой и случайно обнаружил, что если портсигар наклонять туда-сюда, фасоль катается по нему с ни на что не похожим и неимоверно противным звуком. На следующем уроке протестировал эффект на математичке, с которой мы к тому моменту были уже на ножах. Она долго не могла идентифицировать источник отвратительного звука, бесилась и сходила с ума. Когда наконец меня вычислила, выгнала из класса и больше не пускала на математику до конца учебного года. Чему я был очень рад. (Антон Пищур)


У нас был химик — очень странный тип и большой любитель выпить. В принципе, довольно безобидный, но однажды он пришел на урок не в духе и начал с того, что ударил по лицу одну из девочек, которая опоздала и попыталась войти в класс без разрешения. Мы зашумели, он на нас наорал и стал вести урок. Я сидел на первой парте, и когда химик отворачивался к доске, таскал с учительского стола мел и кидал его в стоявший в углу пожарный ящик с песком. Он долго не мог понять, куда исчезает мел, приносил из лаборантской новые куски, но потом догадался и подловил меня, резко обернувшись. Потребовал отдать мел, я сказал, что у меня ничего нет. Тогда он начал силой разжимать мне кулак и сломал два пальца. Потом еще мимоходом уронил на пол моего друга. И в этот момент пришла наша классная с той девочкой, которая получила по лицу в начале урока. А в классе бардак, один товарищ на полу валяется, я стою с выгнутыми в обратную сторону пальцами, а все остальные шумят и орут. На следующий день химик уволился. Классная еще предлагала написать на него заявление, но никто не стал этого делать. (Антон Пищур)


У нас была чудовищная форма. Кто-то наверняка помнит, синяя юбка и пиджак из отвратительной синтетики. От сидения юбка в районе попы начинала блестеть как светоотражатель. И я позволила себе дамскую аккуратную рубашку навыпуск. Наша классная руководительница не пустила меня на урок «в таком виде». Заправься! Я развернула к ней спиной свою одноклассницу, которая стояла у доски, и наглядно ей показала, что происходит с юбкой в районе попы, и пыталась ей объяснить, что так нельзя, это некрасиво! (И это при том, что моя мама каждую неделю отпаривала мне эту проклятую синтетическую юбку.) Урок был сорван. За это поведение я была отведена к директору школы, и вызвали мою маму. Именно от этой чудесной учительницы я узнала аббревиатуру классруквод. Коим сейчас и являюсь, кстати. (Фрекен Бок)


Я принесла на урок биологии пойманного дома тарантула… в банке… потом все дружно ему мух ловили. (Алена Плешкова)


По-моему, почти все уроки в средних классах школы (самое начало 90-х) проходили в неопределенном состоянии на грани срыва. Уходило поколение учителей, которые привыкли, что можно всех переорать, и одновременно — что не будет злобного умника, который их поймает на ошибке. Они были неправы и в том и в другом, и еще в третьем — что хоть у кого-то в классе найдутся родители, не загруженные рутиной до полной невменяемости и апатии. Тихо и спокойно было только на специализированных занятиях в маленьких группах, английский или информатика. В общем, «срывать уроки» не было искушением. Чего их срывать, если они в любой момент сами накрываются?
Моей специализацией было отпрашивать с урока, желательно много одноклассников сразу, под идеальным предлогом и с невинными глазами отличника. Рекорд, пожалуй, — это когда от занятий освободили всех мальчиков параллели, при условии их готовности прийти в школу в черном свитере и зеркальных очках. Нам была нужна массовка, петь на заднем плане какого-то культурного мероприятия/соревнования «We will rock you». Половину мы сразу же потеряли, почуяв свободу, они разбежались домой или за пивом. Но даже оставшихся хватило на моральное подавление остальных участников соревнования. А никто не сказал, что нельзя привести всю школу! (Oleg Roderick)


В десятом, что ли, классе у нас ввели предмет «История религий». Вел его лысый джентльмен лет сорока, довольно двинутый на христианстве. В какой-то момент он начал пороть чушь о других религиях (не могу, к сожалению, вспомнить ее точного содержания, но речь вроде шла о буддизме и индуизме). Мы с одноклассником, чуваки умные и привыкшие, что с учителями спорить можно, вступили в дискуссию. Спустя несколько минут спора сорокалетний мужчина впал в истерику и начал натурально орать на двух подростков. Нас повели к завучу (она же наш классрук). Та сначала в немом недоумении смотрела на своих ненаглядных балбесов-отличников и брызгающего слюной мужчину. Мы как могли объяснили суть происходящего. Нас отпустили с миром и совсем не поругали. Препод остался с завучем в кабинете. И после нашего класса этот мужик больше историю религий в школе не вел. (Светлана Макаренко)


Мы как-то, будучи в 8-м классе, сорвали урок в 10-м. Наш класс находился этажом выше класса, где учился 10-й. У нас урок отменили, и мы почему-то ничем не были заняты. То есть, конечно, не ничем. Внизу под нами шла физика, вел ее старый почтенный физик, папа нашего директора школы. Физик он был хороший, но очень плохо видел. (Однажды он даже перепутал нас и 10-й класс и провел пол-урока нам вместо 10-го.) Так вот, мы привязали на длинную веревку стул и медленно спускали вниз через окно. 10-му классу оставалось только наблюдать, как в окне медленно опускается и поднимается стул… Физик не понимал, что происходит, весь 10-й класс был занят только стулом. (Maria Leonova)


Лаконичнее всех сорвал урок мой сын, в самом начале средних классов. На фразе диктанта про осень «Деревья отливали золотом и серебром» искренне заржал. Класс, выдержав паузу, присоединился. (светлана атлас)


Выпускной экзамен по литературе. Не сорвала, но что-то близкое. Почему-то уже ответившие оставались в классе, слушали остальных. В моей продвинутой школе работала психолог, донимавшая всех своими идеями, неожиданными вопросами и т.д. Она же входила в состав экзаменационной комиссии. Одноклассник мучает билет по «Преступлению и наказанию», психолог вдруг вступает: «Сколько душ сгубил Раскольников?» Леха храбро отвечает, что кроме старухи, была убита ее сестра Лизавета, и добрая психолог торжествующе сообщает, что это неправильно, потому что Лизавета была беременна. Всеобщее офигение (на тот момент для нас это была новая постановка вопроса), учителя тоже притихли, и тут отличница я — с галерки: «А если у нее была двойня?!» По тем временам это было нетривиально, так что бедные учителя прифигели заново. (Инна Лахманлос)


Училась во ВТУЗе, особенности обучения — 2,4 и 6 курс рабочие, полдня учишься, полдня работаешь, непросто. Практику по высшей математике вела девушка, МНС, лет на восемь нас старше. И сидим мы на паре все уставшие, невыспавшиеся, тупим жутко. А она вдруг расплакалась: «Дети (нам всем немногим более 18 было), как же мне вас жалко, вам спать надо и питаться хорошо!» Ну, все кинулись ее утешать, что и едим хорошо, а не высыпаемся по собственной расхлябанности, ведь и погулять охота. Очень нежная была девушка. (Ирина Кузнецова)


Скинул физика со ступенек. Хорошо покатился. (Андрей Гончаров)


Урок истории. Проходили «Малую землю» Л.Брежнева. Накануне старший брат с цифрами и картами подробно объяснил, что операция была стратегической ошибкой. Что я и изложила, подчеркнув, что не умаляю подвига солдат. Была изгнана с урока чуть ли не с проклятиями. Объявила личную вендетту историчке и на следующих уроках (в конце 10 класса) отвечала, что не готова к уроку, и схлопотала несколько двоек. По прошествии лет этим не горжусь. С моим почти пятибалльным аттестатом я знала, что ей не позволят выставить мне 2 по истории. Кажется, она сама потом подчищала журнал. (Баира Овшинова)


Я увела весь класс в кино, потому что мы оставались единственной школой, кто оставался на шестидневке, а в субботу шел единственный сеанс. Фильм «Тарзан».
Потом просто подготовила и провела урок английского и проконтролировала, чтобы класс выполнил домашку. (Светлана Журавлева)


По дороге в школу на вторую смену я набрела на маленькую белую болонку. Точнее, она сама на меня набрела и совершенно не хотела оставлять, шла за мной как хвост до самой школы. Недолго думая, я засунула болонку в полотняный мешок со спортивной формой в надежде вернуться из школы вместе с ней и растопить собаколюбивое сердце своих родителей. Но что-то пошло не так… Сначала псинка тихо спала в мешке, видимо, устала с мороза, но минут через 15 с начала урока предательски зашевелилась. Не дожидаясь скандала, я попросилась выйти и, прихватив мешок, побежала в гардероб, где пересадила уже, думаю, сильно сожалеющую, что связалась со мной, болонку в мешок со сменкой. После чего вернулась на урок в кабинет напротив. Но уже через пару минут в коридоре раздался вопль технички: «Чей собака, ироды?!» — и я с криком: «Мое!» — а за мной и одноклассники, вылетели из класса. Тут уж было не до учебы. На перемене меня незамедлительно заложили маме-учительнице математики, собачку мне взять не позволили, ее забрал мой одноклассник, Леша, у которого уже была такая же псина дома. (Юлия Драбкина)


Второй класс. 1985 год. Неожиданно, даже для себя, прыснул от смеха на уроке, вспомнив маленькую сцену с двухлетней сестрой днем раньше. Антонина Егоровна, умудренный педагог, сразу же привлекла ко мне всеобщее внимание популярной фразой: «А теперь Павлов нам всем расскажет, что же его так насмешило, чтобы мы все тоже посмеялись». Ну раз она сама просит… Сестра гоняла по квартире на трехколесном велике, а мама на нее тихонько поругивалась. Потом ей начало надоедать, что ее игнорят, и она заорала на сестру в голос: «Щас по жопе получишь!» Анечка затормозила, вскочила с велосипеда, схватила свой зад пухлыми ручками и нахально соврала: «А зопа нету!» Я продолжал тихонечко трястись, потому что никак не мог перестать смеяться. Мне, наверное, все еще казалось, что училка сделала все правильно и сейчас мы действительно все посмеемся. Но в классе было тихо — тетку боялись. (Кирилл Павлов)


На уроке музлитературы — изучение оперы «Евгений Онегин». В ключевой момент водрузила на голову малиновый берет, который у меня был с собой по чистой случайности. (Maria Vavi)


Уличила в незнании материала биологичку. Это же сделало еще семеро моих друзей. Закончилось все сначала плохо для всех — никто не получил золотую медаль, все отличники и хорошисты получили тройки в аттестат, районо и гороно встало на ее сторону, родители встали на нашу, мы воевали полгода до выпускного. Но потом все закончилось хорошо — все поступили куда хотели, эта тупая тварь не сломала ни одной судьбы. Многие, поступив, заглядывали в школу к ней на урок и говорили детям — боритесь, Анна Петровна в вашей жизни не навсегда. (Alena Shwarz)


На уроке НВП нас выстроили в шеренгу, я была замыкающей. Пока военрук шел вдоль строя, я сзади мяукнула. Пока он бегал вдоль шеренги и пытался выяснить, кто, я мяукнула еще раз. В 5-м классе принесла на урок сольфеджио белую мышку. Кто ж знал, что учительница может испугаться такого милого создания. (Ирина Лащивер)


На уроке географии в 10 классе (я только что перешла в новую школу, равно как и героиня, про которую дальше) спросили одну одноклассницу: «Что такое зимний тип воспроизведения?» Она была простая девочка, не знала почти ничего. Ну мы с одноклассником шушукались, смеялись, я ему и говорю, что, мол, это ж когда люди зимой размножаются. Он взял и начал этой Свете Лаптевой подсказывать. А она пов-то-рять!!! Учительница сначала не поняла, но я Светку подбодрила. И она уже громко и уверенно завернула про зимнее размножение людей. Бедная учительница не могла просмеяться минут 15. Потом спросила: «Так, кто это у нас был — Лошкарева?» Я просто дурниной заорала: «Неееет!» Так она дошла до другой фамилии на Л. А мы все продолжали ржать и больше не занимались на этом уроке в тот день. (Evgenia Loshkareva)


В десятом классе сорвала урок ОБЖ. «Кто начальник гражданской обороны в России?» — грозно спросил меня обжшник (бывший трудовик). «Егор Летов», — честно ответила я. «Это что еще за такой?» — рявкнул он. Ну я и затянула про границы ключ. А класс немедленно подпел. (Дана Курская)


Пару по политологии сорвала. Молодой краснощекий преподаватель по фамилии Логинов оченно смутился на мое заявление, что я ему новую фамилию придумала и не хотел бы он ее поменять (1 или 2 курс, борзость несусветная). А он мне сказал: «Вы что, хотите не автоматом получить, а экзамен сдавать?» Я его добила, что да, потому что, видимо, я вам понравилась (не знаю, что за наваждение было, так-то я скромная была), а он взял и убежал с пары. А на экзамене все равно автоматом 5 поставил, потому что я знала все по теме. П.С. Забыла добавить новую фамилию его — Политологинов. Жаль, не прислушался. (Evgenia Loshkareva)


Я эпично срывала уроки дважды. Первый раз — в третьем классе. Я тогда знатная пигалица была, 7 лет, вся такая правильная — октябрята, пионеры, Советский Союз, вот это все. А, и была еще младше всех в классе на два года. Училка любила детей бить линейкой и ставить в угол. Однажды вытащила за ухо шалуна из-за парты, дала оплеуху и дальше за ухо оттащила в угол. На что я встала и сказала, что своим поведением она позорит высокое звание советского учителя (1985 год на дворе) и что товарищ Макаренко такое поведение не одобрил бы. Гг, я к тому времени Макаренко очень любила читать. Воплей было на всю школу, меня потащили к директрисе — закончилось все тем, что меня перевели в другой класс. Второй раз — на уроке литературы. Класс 6 или 7 — когда там Онегина проходят? Русичка наша, Татьяна Викторовна, меня откровенно недолюбливала, потому что у меня на все произведения была своя точка зрения, часто отличавшаяся от «линии партии». Я была запойным чтецом с трех лет и читала все подряд — в 6 лет перечитала всего Стендаля, Диккенса, обоих Толстых — в общем, все, что находила в маминой подписной библиотеке, а язык у меня с детства отлично подвешен, и за словом в карман не лезу. Так вот, собсна, читает наша Татьяна Викторовна с придыханием и пафосом: «Я вас люблю, к чему лукавить? Но я другому отдана, я буду век ему верна!» На что у меня (начитавшейся накануне Анжелики) непроизвольно вырывается: «Ну и дура!» Смертельная обида со стороны ТВ, сорванный урок, двойка в четверти по литературе (гг, у меня! двойка! по литературе!). Весело было, в общем. (Kateryna Nesmyelova)


Давным-давно, в Калуге, году в 68-м, первого сентября классная руководительница проникновенно спросила: «Ребята, что вы видели летом?» Я поднял руку и сказал, что был на выставке эскимосов. Раздался крик: «Вон из класса!» и прочие проклятия. До сих пор не знаю, что она подумала, как интерпретировала? Вроде бы еще не было серии анекдотов про чукчей… А выставка-то была в ГМИИ. (Сергей Ясинский)


Обществоведение у нас вела лично директриса. Проходили закон отрицания отрицаний, и она объясняла это так: был первобытно-общинный строй без частной собственности, он отрицался частной собственностью, а потом будет еще одно отрицание, и будет коммунизм без частной собственности. Я задал вопрос: тогда коммунизм тоже должен чем-то отрицаться, что же будет после него? Без подвоха, искренне хотел разобраться, я был отличник. Она встала в тупик: просто послать меня было нельзя, мой папа преподавал обществоведение в другой школе и руководил каким-то методическим кружком или семинаром, то есть был в некотором смысле ее начальством. Сказать, что будет после коммунизма, она не могла, и сказать, что закон отрицания отрицаний не работает, тоже не могла. Класс, которому вообще было пофиг на марксистско-ленинскую философию, внезапно заинтересовался и в мертвой тишине ждал, как она выкрутится. В конце концов она сказала: коммунизм — высшая форма существования материи, материя вечна, значит, и коммунизм вечен. Урок сорван не был, но вышел несколько скомканным, и она даже не стала нас спрашивать по этой теме. (Grigory Ostrov)


Я сама никогда не срывала уроки, а вот ребенок отличился. Так не хотел присутствовать на истории, что спрятался в шкаф. Но не учел рост, вес и длительность урока и через 10 минут от начала выпал. На вопрос учителя: «Ты откуда?» — честно ответил: «Из Нарнии». Урок, как понятно, не случился. (Alena Bauer)


На уроке литературы сидела и думала о своем и задумалась так сильно, что на вопрос учительницы: «Какие чувства испытывал Чацкий?» — громко сказала: «Да херово ему». Вылетела, конечно, с урока. И слушала из коридора, как весь класс до конца урока ржал (и учительница тоже). (Мария Юдакова)


Это был открытый урок. На него собрались солидные дяди и тети из всяких организаций, от которых зависит карьера учителя. Урок репетировался с нами на протяжении месяца. Учительница наша любила ауры, рерихню, все блаватское и космическое. Любая книжка толковалась так, чтобы дети непременно нашли Шамбалу. Для открытого урока был выбран «Буранный полустанок». Я его не читала. На уроке молчала. Но в конце, когда слово предоставили тем, кому есть что добавить, я встала и осудила. Сказала, что это антинаучный бред и с книжками так обходиться нельзя. На меня зашипели. Учительницу в итоге чином все же повысили (почему нет?), а я через полгода поступила на филфак, чтобы изучать, как с книжками обходиться можно. Повзрослев, я осознала свою вину. А еще больше повзрослев, осознала, что все правильно тогда сделала. (Наталия Честнова)


Мы всем классом подсказывали нашей тупенькой однокласснице Ире всякие глупые ответы, и однажды я ей шепнула «Кастрюля», когда та бедолага пыталась упомянуть Григория Сковороду в своем ответе. Когда Ира сказала «Григорий Кастрюля», урок превратился в какую-то лавку абсурда. Ей уже кричали: «Григорий ножницы, Григорий решето, Григорий розетка», но самое главное — Ира и сама искренне улыбалась, пожалуй, не понимая, в чем дело. (Наталя Плужник)


Наша математичка практически на каждом уроке любила унижать некоторых ребят из класса, которые были слабы в математике или тех, кто ей просто лично не нравился. Каждый раз я с ней вступала в перепалку, выражая свое несогласие с ее унижениями в сторону учеников. В итоге каждый раз меня выгоняли с урока. В коридоре я попадалась на глаза кому-нибудь из завучей, которые отправляли меня в класс моего классного руководителя, чтоб я по коридорам не шаталась. В свою очередь наш классный прерывал свой урок и шел разбираться с математичкой. Итог — срывались сразу два урока. (Natasha Danilchik)


С пеной у рта спорила с учительницей литературы про образ Наташи Ростовой. Она топила за идеал женщины, в который Наташа превратилась в финале, я топила за недопустимость навязывания всем женщинам единственной роли (тогда обозвала Наташу «свиноматкой», сейчас, конечно, выразилась бы помягче). Весь класс был в восторге, пока спорят — никого не вызовут больше. В конце концов я даже пятерку получила, литераторша сказала: «Ты неправа, и я с тобой не согласна, но ставлю пятерку за твердую позицию и умение аргументировать». (Екатерина Кондрашова)


Our German language teacher smoked Belomor. Once when she stepped out of the class I stole a Belomor פּאַפּיראָסן‎ from her purse, folded it the PROPER way, put it between the teacher’s desk and the desktop glass, and lit it. When she got back to the classroom she looked at it, then at the class, and said, «Deti, who did this? Yurik, weren’t it you?» Yurik is me, of course. IDK how she knew. BTW, she was a German language teacher for my father, too, some 30 years prior, same school. A lovely Jewish lady. (Yuri Ctapyxa)


В институте как минимум один раз было. Студенты пристали: у нас тут день рождения, на большой перемене не успеем съесть торт, пойдемте прямо сейчас все вместе. Это было невероятно глупо, но почему-то я в какой-то момент плюнула, и мы все пошли в столовую с этим тортом. Идем, а перед корпусом декан стоит. Я думаю: черт, что же делать? Обратно пойти? Но он нас уже видит. Нагло поздоровалась и прошла мимо. Рада, что уволилась оттуда. Скучаю только по студентам. (Алия Хагверди)


Суфлировала одногруппнику, пока он отвечал на тему о направлениях в искусстве. В какой-то момент появилось озорное настроение, и я после кубизма прошипела следующее направление «эксгибиционизм». Валик не знал тогда еще ничего ни о каких извращениях, наивное дитя, и твердо глядя в глаза преподу, произнес это слово. Препод был отличный, ржали до конца пары. (Anna Vladimirovna)


Я сорвала свой собственный урок. На педагогической практике хорошо подготовилась к уроку черчения в 8 классе, но от волнения задала не те размеры, которые проверила, а с другой страницы. В итоге все вычертили огромные болты, которые не поместились в тетрадях. От растерянности я высказала пожелание, чтоб каждый из них нашел свою гайку. (ольга масальская)


Я вашчэ нічыво ні здзелал! Я проста вышал да даскі! Школьны ўрок вяла практыканка. Ня памятаю як дробныя ўзаемные зачэпкі-«церкі» яе з класам пачаліся-разьвіваліся, я ў іх ня ўдзельнічаў. А потым яна выклікала мяне да дошкі, я выйшаў, стаў… і гром аплядысьментаў! Так, раптам усе мне запляскалі, зь пераходам на авацыі. Я стаяў роўна й моўчкі пасьміхаўся.. А няшчасная практыканка псіханула, грымнула, закрычала «всем сдать дневнікі!» ды забегала па клясе іх зьбіраючы (на гэткіх нэрвах нават часам не заўважаючы дзеньнікі, што ей пад нос суюць). У каго забрала — наставіла двоек і выбегла. Больш яе ня бачылі. Шкада яе. А я ж нічога не зрабіў!.. (Alba Medium)


В десятом классе на практической работе по химии сидела на первой парте рядом с учительским столом. Слишком сильно нагрела пробирку с какой-то кислотой на горелке, и кааак стрельнет из этой самой пробирки химичке прямо на синтетическую блузку! На блузке мгновенно разрастается дырка, учительница в панике, класс визжит. Потом меня вся школа спрашивала: это ты химичку сжечь хотела?! (Полли Белолапка)


Наша учительница предложила классу бороться за имя пионера-героя Павлика Морозова. А один мой одноклассник встал и сказал, что за Павлика бороться не хочет, а хочет за Чапаева. Это был конец 70-х, никакой еще перестройки. Ему очень попало, вызывали директора, которая нас весь урок чехвостила за то, что мы плохой пионерский отряд, не знаем, за кого хотим бороться. (Julia Grantham)


Помните такие парты, где подставка под ноги из двух труб была? Так у моей соседки каблук застрял между этих труб. А ее в этот момент к доске вызвали. Мы пытаемся ее ногу вытащить, учитель аж подпрыгивает от крика, весь класс на партах лежит от смеха. Есть что вспомнить. (Любовь Чернышева)


Я сорвал комсомольское собрание в 1987-м. Обсуждали поставленного на милицейский учет хулигана-одноклассника. Комсорг — какие будут предложения? Мне скучно было, и я предложил — вынести благодарность. Комсорг и классный не успели отреагировать, как все пацаны подняли руки. Пацанов у нас было больше, чем девочек. А дальше шум, ор, завуч прибежала. А у меня уже группа поддержки, кричат, дескать, большинством голосов, не имеете права не объявлять благодарность. Короче, всех отпустили по домам, а комсомольское собрание сдулось, и на следующем этот вопрос уже не поднимался. (Роман Лебедев)


На меня физичка начала орать на уроке, причину не помню, что-то нейтральное, а голос у меня был сильный, я встаю и на нее во все горло в ответ, типа не надо на меня орать, хотите сказать — говорите… Ну естественно, еще ор минут на десять, обвинения во всех тяжких, без родителей у нее на уроке — не появляться! Собрала портфель, вышла из класса и… Не появлялась на уроке где-то месяц, пока меня наша классная не заставила идти на урок, родителей я, естественно, не стала звать в школу. Орать она на меня конкретно прекратила. (Julia Shah)


В последний год перед выпуском нам в программу (обычно составленную очень благоразумно без всяких «музык» и «трудов», что выгодно отличало нашу гимназию от средних школ) добавили дебильнейший предмет, который к тому же был разным для девушек и парней. И если чуваки занимались чем-то похожим на доармейскую подготовку, то девочкам досталось нечто под названием «медицина и основы здоровья» с абсолютно маразматичной учительницей в кризисе среднего возраста. На первом же уроке стало понятно, что она по классике ненавидела детей, женщин и все живое и веселое. Поэтому я, золотая медалистка из самого задротского класса в параллели, пересела на последнюю парту, где читала в свое удовольствие все 45 минут кряду. Все было бы супер, если б через какое-то время учительница не стала закидывать удочки про «предназначение женщины как хранительницы семейного очага», рассказывать о том, как важно уметь оставаться в тени мужчины, и о том, что вообще надо родить поскорее и не высовываться до самой пенсии. Причем делалось это все в уничижительной манере, параллельно с унижениями всех присутствующих учениц, мол, какие мы все дуры малолетние. После очередного пассажа в сторону нашей легкомысленности я не выдержала и спросила со своей галерки, почему же у нее нет детей и мужа, если это так необходимо для женщины. Крик она подняла знатный. Выгнала меня из кабинета, но человеком она была противным и никто ее особо не любил, так что со мной с урока ушли почти все. (Юлия Николаева)


Выгнали 1-го сентября с биологии. Вышли с пацанами из школы, залезли на ворота (из окон класса мы были видны), и я запел «Ласковый май» (петь не умел ни тогда, ни сейчас). Сорвал уроки в классах, где окна были открыты. Ну, потом родители, директор… (Юрий Васюков)


В карандаш под прямым углом втыкаете простую булавку или иголку. Держа карандаш ниже уровня парты, мягко, спокойно постукиваете булавкой плашмя по пластиковой столешнице. Получается звук точь-в-точь как будто вода капает из крана в раковину. Этим мальчишки занимались на задних партах. Некоторых учителей это доводило до безумия. Что там булькает? Откуда вода? Откуда капает? Идет на звук, а там чинно сидят ученики, на парте тетрадки, ручки, ну и карандаш. Иголочки-то не видно. Да и кому в голову придет. Учительница отходит — а за ее спиной снова булькает. Возвращается к подозрительной парте — тишина. Так и бегала. Все, урок сорван, а виновник не установлен. (Юлия Игнатьева)


Классе в седьмом на перемене перед уроком музыки я монеткой провернул замок от двери музыкального кабинета, закрытого ключом. Там стояло фортепиано, и мы с одноклассниками зашли, стали бренчать на нем. Вернулась учительница и весь урок потом выпытывала, кто открыл кабинет. Вызвала завуча — все, включая меня, молчали. Когда завуч подумала на другого, я не выдержал, встал и признался. Оказалось, признать свою вину не страшно, особенно если тень ложится на невиновного. Позже кто-то из одноклассников сказал, что я зря признался: «Тебя все равно никто бы не выдал», — но я был рад справедливости. (Дмитрий Северов)


В пятом классе вместо Последнего звонка пошли на озеро купаться. Самые ботаны остались и, естественно, рассказали, куда делся класс! Зная это, администрация школы устроила обзвон родителей в абсолютно садистском стиле: а где ваша дочь? В школе? А нет ее! На минуточку, это 1983 год, домашних телефонов раз-два и обчелся, связи никакой нет. Седеющие на ходу родители слетались к школе. А мы уже напляжились и пришли обратно. Родителей в это время в школе прокачали, а классная, оказывается, каждому говорила, что это ваш/ваша ребенок инициатор. Сейчас я осознаю, какой кошмарный поступок мы совершили. Не дай бог случилось бы несчастье — кому отвечать бы пришлось? (Ksusha Petryk)


Ну, не то что бы мы прямо сорвали урок, но нас с подружками выгнали с урока русской литературы в музыкальном училище, когда мы громко заржали в ответ на фразу нашей русачки: «В Париже Тургенев встречался с Проспером Мериме, Жорж Санд и Эмилем Золей». Она сначала попыталась у нас выяснить, что такого смешного в ее словах, а когда ответа добиться не удалось, выгнала нас из класса. (Natasha Bodansky)


Я однажды сорвала уроки в целой куче классов. Однажды в разговоре с учительницей литературы (у нас были очень хорошие отношения) я упомянула, что знаю «Балладу Рэдингской тюрьмы» Уайльда наизусть. У меня действительно была очень хорошая память на стихи — двух прочтений хватало, чтобы запомнить. Учительница проверила меня по книге и предложила погастролировать по классам с чтением этой поэмы. А вещь длинная — как раз на двойной урок. Училась я в физматшколе, двойных уроков по литературе у нас не было — только по математике. Но литераторша с нашим математиком была в хороших отношениях и договорилась, что я культурно пооблагораживаю учеников. Так что почти неделю я ходила из класса в класс и рассказывала учащимся седьмых и девятых классов о тяжкой судьбе гвардейца, зарезавшего любовницу… (Юлия Боровинская)


К нам в выпускном классе 1-го сентября пришел новый историк. И вот он вещает про «дело Коммунистической партии», прекрасные решения товарищей Сталина и Молотова, примерно понятно, что нас ждет. И вдруг он употребляет слово «антропогенез», причем он мог бы обойтись без него, но он пишет его на доске, как незнакомое для нас: «антропогинез». И продолжает вещать дальше. Я терпела минут 15… Голая доска… на ней это слово… Он человек новый… Чего от него ждать… Может, он в конце урока скажет, что же вы не знаете ни хрена. С другой стороны, он первый день в старшем классе зарабатывает авторитет, а тут я все обгажу, не хочется портить человеку такой день, к тому же испорчу отношения. Я все это прокрутила в голове. Поняла, что если я не скажу — никто не скажет, и подняла руку. По его растерянному лицу поняла, что он не специально. После урока одноклассники смотрели с сочувствием: подставилась сама. К его чести, не отомстил. Даже зауважал. (Юнна Казас)


Мне сложно писать про это, но дело было так: в 1969 году в г. Якутске на ул. Островского, в школе 17, в 3а классе шел урок, по-моему, писали контрольную. Мальчик Женя, который отличался весьма подвижным темпераментом, сообщил учительнице Тамаре Степановне, что у него болит живот и он хочет выйти. «Нет, — сказала Тамара Степановна, — никуда ты не пойдешь, и хватить паясничать». Мальчик Женя не унимался и, завывая, что он сейчас не удержится, продолжал добиваться свободы передвижения, угрожая, что вот-вот он наложит в штаны. Учитель была непреклонна, и когда полемика достигла высшей степени накала и весь класс уже ничем не занимался, а только с улюлюканьем наблюдал за перепалкой ученика и учительницы, мальчик затих и, с улыбкой победителя оглядывая класс, начал распространять недвусмысленный запах. Урок был сорван, а мальчику Жене больше никто и никогда в школе 17 не ограничивал свободу передвижения, и не только. А Тамара Степановна незадолго до смерти сказала, что мальчик Женя был самым любимым ее учеником за всю ее 60-летнюю педагогическую деятельность. (Евгений Манзырев)


Десятый класс (в 1966 году он неожиданно стал выпускным). Учительница литературы занудным голосом читает «образцовые выпускные сочинения». На мою парту падает записка: «Мухи уже передохли. Начинаем дохнуть мы. Выручай». К счастью, у меня с собой сборник, выпущенный к 10-летию журнала «Юность», а в нем «Школьное сочинение» Марка Розовского. Благонравно поднимаю руку. Учительница ошалевает — я на литературе всегда жила своей жизнью — и дает мне слово. «Зинаида Сергеевна, а у меня тоже есть хорошее сочинение. Можно почитать?» — «Да, конечно». Читаю медленно, с выражением, лицо серьезное, как у Александра Иванова. Класс ржет. З.С. сидит, подперев кулачком щеку, и внимательно слушает. Дочитала — и класс мгновенно смолк. Все думают, что же будет. Украла минут 15 урока, до звонка еще пять. З.С. на полном серьезе: «Спасибо, Тамара. Вот видите, ребята, я всегда говорила: как можно больше цитат!» Хохот все оставшиеся пять минут… (Тамара Левандовская)


Наша химичка была маленького роста и на свой стул перед огромным химическим столом подкладывала себе стопку книг. А мы на перемене увидели в классе пустую коробку от обуви и положили ей вместо книжек на стул… до сих пор и смешно, и стыдно… (Meira Rita)


Темно-синее зимнее утро, первым уроком литература, сонно конспектируем биографию Байрона. Чудесная наша Людмила Алексеевна диктует: «Несмотря на свою хромоту, Байрон был прекрасным танцором, охотником, наездником…» В полной тишине главный наш хулиган Вадик с интонациями Л.А. продолжает: « …на хромой лошади». Все. Литература в тот день закончилась, уняться мы не смогли. Вместе с Л.А., правда, поэтому санкций не было. (Юлия Алексеева)


Я очень громко чихнул на уроке. Громче обычного. Чуть со стула не свалился. Класс разразился смехом. Учитель евклидовой геометрии, Алексей Анатольевич, прекрасный дядька, вышел со мной из класса. Слова его помню до сих пор. «Ну что ты мучаешься здесь (в гимназии), зачем тебе греческий и латынь, иди в клоунское училище, это достойная профессия». Мне 32. Частенько думаю, почему же я не послушался его. (Андроник Хачиян)


Мы с подружками за пару уроков приходили к учителю с «инициативой», быстро надергивали фактов из учебника, оформляли все в шаблон по типу «Своей игры» и радостно и шумно рубились потом всем классом вместо урока. И волки сыты, и учитель немножко отдохнул — все любят пофилонить, так-то. (Маша Решетникова)


Я очень громко икала во время чтения вслух. Читала и икала. В результате все тупо сползли под столы от смеха и остановить это было невозможно. (Polina Ivanova)


Я не нравилась математичке, с ней папа учился в одном классе, уж не знаю, что он натворил. А она была довольно полная. И вот однажды она пришла нас готовить к какому-то тесту и радостно говорит: «Ах, как вас много!» Я ей ответила: «Ой, а вас — как!» В общем, все смеялись, урок не сорвался, мне до сих пор стыдно, отношения у нас не особо наладились. (Александра Оливер)


Пластмассовую расческу поджигали и клали под лестницу. Вонь!!! На всю школу. Урок сорван. (Ольга Земчугова)


Еще до того, как ученики заходят в классную комнату, объявляешь — кто первый в класс входит, тот говнюк! Пол-урока преподаватель пытается загнать внутрь сопротивляющихся до потери сознания учащихся — дело сделано, урок сорван (сам проделывал подобное множество раз — работало как часы!) (Alex Aizin)


Во втором классе зачем-то принесла в школу мышь. Выпустила. Учительница — дама в теле, да еще и носившая заметные каблуки, — взлетела на парту, стоявшую за ее спиной. Не оборачиваясь. На самом деле было стыдно, потому что Луизу Николаевну я любила и на такой эффект категорически не рассчитывала. (Tanda Lugovskaya)