Кто-то грел градусник на батарее, чтобы не ходить в школу, а кто-то прятал конфеты в льва Тихона. Кто-то тайно дружил с соседской девочкой, а кто-то снимал шапку, выйдя за порог квартиры. Кто-то полгода прогуливал музыкалку, а кто-то выливал нелюбимый борщ в щель в полу. Мы попросили наших читателей рассказать о том, как они в детстве обманывали родителей. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Девочка Марина была из «не той семьи», и теперь я понимаю, чем ее семья была «не та», — там папа пил сильно, и дошло до небывалого — его исключили из партии, а мой папа был довольно большой человек в нашем тухлом городе, и это не годилось. Но я с Мариной все равно дружил, но мы научились офигенно маскироваться, нас покрывала половина класса, кажется. Сначала мне было стыдно врать, а потом не стыдно. Мне 32 года, дружу до сих пор, вру до сих пор. Мама, прости. (Л.Д.)
Главное мое вранье, кажется, были фиолетовые рейтузы: я выходила и их снимала, запихивала в ранец и шла от подъезда без них. Шла домой — в подъезде надевала. Бабушка дома проверяла — я в рейтузах. (kamilotta)
Классе в шестом завела два дневника. Для хороших и для плохих оценок. Потому что пресcовали и били дома за оценки жестоко. (Елизавета Осипенко)
Ваня Соколов на год младше меня, его брат Славик — на три, они живут чуть выше Карамышевской набережной, в высоком старом доме, не похожем на хрущевки вокруг. Они живут одни. Родители-геологи почти всегда в командировках, у деда с бабушкой квартира в соседнем подъезде, они, конечно, навещают внуков, но Соколовы-младшие привыкли рассчитывать только на себя. Ванька — отличник и неплохой спортсмен, Славик застрял между тройками и четверками. Родители, когда приезжают, все грозятся принять меры, но какие — непонятно. Ване можно все, Ване можно всюду, Славке можно почти все — на усмотрение рассудительного старшего брата. Мои родители знают: у меня, кроме нескольких школьных друзей, есть отряд, как у Тимура Гараева. Вдовам красноармейцев мы, правда, не помогаем и не охраняем яблоки от хулиганов, но и сами вроде бы не хулиганим. Меня не отпускают за границы квартала и просят, когда гуляю, хотя бы раз в час-полтора звонить бабушке с телефона-автомата. Под таким контролем сложно командовать большим отрядом, но кому же быть командиром, если не мне? Я занимаюсь стратегией, а все тактические вопросы решает Ваня Соколов, мой заместитель. Ваня, которому можно все, что запрещено мне. Ваня, которого я выдумал, чтобы завидовать его свободе. И балбеса Славку выдумал, и отряд. (Модест Осипов)
Когда двоюродная сестра меня приволокла посреди ночи в полном невменозе, мы сказали, что пили домашнее вино с ровесником, вот, не рассчитали. На самом деле пили настойку с взрослыми парнями, а напилась я так сильно, потому что мне они не нравились. У мамы много лет была байка, как меня «подвело» домашнее вино, даже когда мы, уже взрослые, рассказали правду. (Ирина Шминке)
Не люблю врать, поэтому и не врала родителям. Просто в некоторых обстоятельствах у меня была своя правда. (Stanley Stanley)
Недавно спросила маму, мол, ты и вправду ни разу не замечала, какая бухущая я, бывало, возвращалась с дискотек в старших классах? А иногда даже не с дискотек, а среди бела дня и без повода?! Камоон…
«Не-а», — искренне пожала плечами мама.
Теперь даже не знаю, то ли это я так искусно маскировалась и врала, то ли это она сейчас зачем-то заливает. (Оля Ко)
Могла спокойно говорить: я пошла ночевать к Лене/Маше/Оле, а если не верите — позвоните ее маме. Мои деликатные родители ни за что не стали бы звонить и выяснять. И я этим пользовалась. Сволочь. (Irina Terry)
Моя мама настолько ханжеского склада ума, что в подростковом возрасте приходилось скрывать тотально ВСЕ. И врать про все — парней у меня не было, секса не было и в помине, алкоголь я никогда не пробовала, сигарет никогда не курила. На самом же деле все обстояло примерно как в том затасканном анекдоте: «— Сынок, говорят, ты связался с плохой компанией… — Что ты, мама, я ее основал». (Лия О’Ди)
В 10 продала велосипед, сказала, что украли. 35 рублей, первые деньги. (Вера Лихачева)
В семь лет я скрыла, что у меня уши болят, потому что мне вату к ушам привязывали. Не знаю, сколько с отитом проходила. (Евгения Риц)
Я скрыла, что затолкала в нос скатанный из фольги шарик. До сих пор судьба этого шарика неизвестна. (Anna Shaginyan)
Врала внаглую и с достаточно раннего возраста. Мама рассказывала, как в почти три года я разрисовала желтую скатерть зеленым фломастером. Мама зашла в комнату, спрашивает: «Ты разрисовала?» — «Не я». «А в комнату кто-то заходил?» — «Нет, никто не заходил». Мама обалдела, говорит стандартное: «А ну-ка, посмотри мне в глаза!» (смотрят два огромных честных глаза). «Мне твой правый глаз говорит, что это сделала ты!» — «А левый говорит, это не я!» (Анастасия Бондаренко)
Не хотела по утрам чистить зубы. Мама проверяла, мокрая ли щетка. Я стала мочить щетку. (Olga Fiks)
Практически всегда говорила родителям то, что они либо хотели услышать, либо могли спокойно пропустить мимо ушей. Ну, это если хотелось мирной жизни, без истерик, нотаций и санкций. Началось это очень рано, потому что соображала я хорошо и быстро поняла, что это оптимальный вариант поведения. И совесть меня совершенно не мучила, потому что они мне тоже врали, причем не особо заботясь о правдоподобии. «Школа жизни — это школа капитанов»(с). (Кира Фатеева)
Однажды хотела сообщить маме, что теперь знаю, откуда берутся дети. Долго решалась, краснела, потела, потом выкрикнула: «Мам!» — она такая: «Что?» А я ей: «Не, НИЧО». До сих пор не призналась. (Elizabeth Bannikova)
Врал неоднократно. Но вспомнилось вот это. Я собаку очень хотел, но мне не разрешали. Мне было лет десять. Я случайно, катаясь на велосипеде, увидел бездомную собаку со щенками на промышленной территории довольно далеко от дома. Ездил к ней месяц, наверное. Подкармливал тем, что удавалось украсть из дома и отчаянно врал, что гуляю в соседнем дворе. Мечтал, что мне все же разрешат щеночка, но никому не говорил. Ведь не разрешат же все равно! Ну и вот однажды родители пошли за мной в тот двор, где я якобы гулял. Выяснилось, что меня там никто не видел и не знает и что я вообще там никогда не был. И тогда на меня устроили облаву. Все ребята с того двора подкарауливали и преследовали меня, пока не выследили… Короче, я и от них люлей получил, и родители ремня дома добавили. (Ваня-Ваня Дубровский)
Включал пылесос, а сам лежал. (Акмаль Джумаев)
Нас было три подружки на даче, и вот мы говорили родителям, что идем в гости друг к дружке по кругу, а сами шли, например, купаться — 1 июня еще считалось «рано». А иногда кататься на «ракетах» — для этого нужно было перейти канал Москва-Волга по жд-мосту, а потом надеяться на доброту молодых контролеров. Осечек ни разу не было, но став мамой, вспоминаю с ужасом и то, и другое — для 10-11 лет мне кажется это запредельным риском, хоть мы и были счастливы. (Елена Жилинская)
Меня заставляли в детстве доедать нелюбимый борщ. Вот типа сиди за столом и ешь, пока не доешь. Есть я это не могла. Поэтому, когда меня оставляли одну, я выливала борщ в щель в полу (старый барский дом, растрескавшийся паркет). Капустку проталкивала пальцем, да. Родители недоумевали, почему у нас в доме не переводятся мыши, несмотря на котов. Кажется, до сих пор недоумевают. (Marina Rosenfeld)
Во время ссоры со старшей сестрой я разбил ногой толстое стекло межкомнатной двери. Чтобы не ругали родители, мы с сестрой придумали историю, что я как бы шел по коридору и беспечно крутил в руках молоток, он как будто выскочил и прям в стекло. (Alexander Bespamyatnov)
Однажды у меня осталась сдача — мелочь, ходил для бабушки в аптеку. Отдать — признаться уже не было вариантом. И я эту горсточку положил в подъезде — в уголок.
Через несколько дней с родителями стали собираться в гости. И мама искала мелочь на транспорт. Тогда я выскочил в коридор и «нашел» деньги. Потом так и не признался — молчал, твердокаменно стоял на своем: нашел. Вранье ли это? Я ж распрощался с ними, а потом и правда — нашел. Просто знал, где искать… (Сергей Моисеев)
Дочь врача и внучка врача, я виртуозно имитировала любой симптом — от подъема температуры (батарея, спасибо) и до приступа аппендицита. Столько навыков — и все ради непохода в школу! (Natalya DoVgert)
Не ходил в школу месяц, врал в три стороны. Врачам, школе, родителям. Симулировал болезнь, кашель, боль в трахее, невысокую температуру и так далее. «Не выписали», — говорил я после похода в поликлинику. (Alexander Bespamyatnov)
Рисовала себе синяки под глазами маминым карандашом для глаз, чтобы не ходить в школу (вроде как я ОЧЕНЬ больна). (Marja Pimenova)
Раскрывала фортепьяно с нотами, укладывала БМЭ на стул, сколько-то там томов, и это позанималась музыкой. Маменька вскоре заподозрила и попросила сломанноногую соседку поприслушиваться. Соседка рассыпалась в комплиментах через неделю — играет, да как хорошо! Предваряла классика гаммами под худлит. Оканчивала занятие цыганочкой. Невеликие успехи списали на бесталанность. (Anna Baikeeva)
Я молчала. Просто не говорила правду. Мама удивлялась, почему на все вопросы я отвечаю одним словом — «нормально». (Алена Смирнова)
Я прогуливал бассейн (тогда казалось, что без причины, а сейчас понимаю, что тренер был почему-то именно ко мне лично негативно настроен и всячески гнобил), а чтобы родители не узнали, мочил плавки под колонкой. Upd: родители, когда узнали, были в восхищении — как это семилетний ребенок догадался мочить плавки. (Андрей Игнатов)
Я, к прискорбию, не врала. Не умела (мне кажется, я малость в аутическом спектре) — разве что скрывала что-то по мелочи. Мои родители не пытали меня током, но я как-то сама вытряхивалась, проявляя клиническую правдивость. Став постарше, я осознала этот пробел/перекос в своем образовании и стала учиться врать. Даже какую-то теорию смастерила для себя. И ничего так получалось. Тут главное — ввернуть кусок правды для крепости конструкции. Не сказать, чтоб полюбила такое занятие, но успех вдохновлял. Так что годам к двадцати я уже моглааа. Особенно по части своих сердечных похождений. (Tanya Steinberg)
Мне постоянно ставили в пример одноклассницу Дашу, потому что она легко получала пятерки по математике, а мне эти пятерки доставались с трудом. Ясное дело, что Дашу я возненавидела. Однажды пришла из школы и зачем-то сходу придумала, что у нас был открытый урок по математике и Даше поставили двойку. Мама ликовала и злорадствовала, но вечером приперлась Даша за каким-то учебником, и мама сходу такая, с улыбкой победительницы: «Даша, как же так получилось, ты же знаешь математику лучше всех?!» Одноклассница недоумевала, а я побледнела и чуть не упала в обморок. После того, как правда вскрылась, у нас был ужасный скандал. Мама кричала, что я лгунья и теперь вся моя жизнь пойдет под откос. Мне объявили трехдневный бойкот и только молча оставляли на столе еду. Самое удивительное, что я не чувствовала себя виноватой и даже немножко радовалась, что хотя бы на один вечер Даша была математически хуже, хоть и в воображаемой ситуации. И по сей день радуюсь, потому что мне после того случая, кажется, никого уже не ставили в пример. (Наталья Плужник)
Я в младшем школьном возрасте никак не хотела есть суп-борщ, придя из школы. Сказала, что ела — спалилась, тарелки нету в мойке грязной. Ну, пришлось наливать суп-борщ в миску и выливать в унитаз… Вот и супа меньше стало, и миска использованная имеется. (Симуля Шнейдерович)
Мама страшно ругалась за разбитые коленки, поэтому я довольно быстро поняла, что лучше ничего не рассказывать. В 9 лет решила на улице накормить кузнечиками ежа, которого кто-то принес из леса. Добровольно еж есть не хотел, поэтому начала заталкивать кузнечиков прямо ему в пасть. Он цапнул меня за мизинец. Я руку поднимаю, а он на пальце висит! Прокусил насквозь. Дома втихаря залила ранку зеленкой, залепила пластырем. Когда ела, поджимала мизинец к ладошке, мама не заметила. Потом ноготь почернел и слез, вырос новый. И обо всем этом мама так и не узнала. Вот сейчас пишу и думаю, слава богу, еж бешенством не болел. (Inna Oleinikova)
Врал постоянно и по любому поводу, уж больно мать доставала сверхконтролем и руганью. Когда ушел из дома, врать стало просто незачем. Так и отвык. Ну, иногда фантазирую, без цели и без выгоды. (Михаил Богомолов)
Когда мне было 6 лет, мы с папой и мамой отправились в единственный тогда в Зеленограде ресторан «Русский лес» отмечать уже не помню что. И папа мне говорит: «Сегодня, сынок, ты ведь первый раз в ресторане». А я ему: «Во второй». «А когда же первый был?» — «Да три месяца назад. Во время тихого часа в детском саду мы с Сашкой Петрикиным сбежали и пошли в ресторан». Это «в ресторан с Петрикиным» мои насмешливые родители превратили в мем (хотя тогда этого слова еще, конечно, не было). (Олег Лекманов)
Мне не разрешали дружить с соседской девочкой, потому что у нее «мама проститутка» — правда или нет, не знаю, с девочкой мы дружили секретно, про маму не говорили. Дружили мы на почве любви к лошадям и ездили заниматься конным спортом на ипподром. Ехать нужно было на троллейбусе, а потом на метро с пересадкой, так далеко ездить мне категорически запрещали родители, поэтому по легенде я занималась конным спортом в соседнем детском парке — там тоже была секция. Чтобы успеть по времени, туда мы добирались сами, а обратно нас привозил на машине подружкин дедушка (садиться в чужие машины тоже было нельзя под страхом расстрела) и высаживал у соседнего дома, чтобы никто не видел. И однажды у дедушки сломалась машина… мы опоздали на два часа, а за это время мама успела сходить за мной в соседний парк и узнать, что меня там никогда не было. Дальше неприятно даже вспоминать. (Виктория Холманова)
Три года мы с сестрой не рассказывали про буллинг в классе. Когда рассказали, родители настояли, чтобы провели очную ставку с одноклассниками. Но это чуть ли не единственный пример, когда нам не говорили «вы сами виноваты». Так что сейчас родители даже не знают, где я работаю и что я пишу прозу. Они не спрашивают, а я не рассказываю. Так с детства сложилось: не рассказывать родителям ничего, что они могут использовать против меня. (Яна Норина)
Не ходила полгода в музыкалку. Просто шаталась по городу и выходила к музыкалке, когда папа приходил за мной. Причина — моего учителя, сломавшего ногу, замещала усатая грубая Татьяна, которая сказала мне: «Работай, работай, дураков работа любит». Да, и у нас дома не было телефона. Когда в школе появилась, сказала учителю, что тоже ломала ногу. И специально дальше выходила быстрее на улицу (папа меня забирал всегда, жили далеко). Однажды не успела… Меня били авоськой. До сих пор мама считает, что я связалась с плохой компанией. Как будто я сама не могла быть плохой. (Sofia Evglevskich)
Врала всегда по любому поводу постоянно. Это был единственный способ выгрызть себе кусочек личного пространства. (Соня Карамелькина)
Я не врала. Из принципа. Хотя родителям подруг/друзей врала, покрывая всякие их проделки. (Anna Atayeva Luria)
Это было не то чтобы детство, но я целых полтора года скрывала, что не учусь в университете — я завалила сессию на втором курсе и поступила только через год. И все это время каждое утро собирала сумку и шла тусить в универскую библиотеку. Слава богу, это были 90-е, и дома не сильно интересовались, где я и что делаю — было много других проблем. (Наталья Фоминцева)
Врал про лекарства. Я был тяжелый астматик, а ингалятор мне не давали. Сначала я научился красть его из родительской спальни, потом — выклянчивать, чтобы мне купили ингалятор незнакомые сострадательные люди в аптеке. Потом ингаляторы стали рецептурными (две штуки в месяц, а дальше платный рецепт), врал, что они почему-то кончаются. Один раз прокусил кончившийся (!) баллончик и соврал, что он продырявился. Врал о своем состоянии, постоянно притворялся, что мне лучше, чем на самом деле. Научился покупать дешевые таблетки и жить на них. Пару раз доводил себя препаратами до галлюцинаций (потому что это были теофедрин и солутан). Еще воровал в магазинах еду (советские полуфабрикаты) и кормил ими пришедшего с работы отца. Никто почему-то не спрашивал, откуда еда. (Кирилл Кулаков)
Когда в дошкольном возрасте жила у дедушки-бабушки в Брянске, спала в комнате маминой сестры. У нее было низенькое трюмо с косметикой — десятками флакончиков и коробочек, которые, конечно, нельзя было трогать. Но кто бы из вас удержался? Вот и я. Все перепробовала, а под конец попыталась открыть флакон жидкого тональника и… все вокруг залила персикового цвета жижей: ковер, постель, мебель! Вытирать взялась кукольными одеялами, но это же тональник — до конца не уберешь. И хотя меня не зажопили тогда, сама я всегда внутренне краснела, глядя через годы на эти пятна на старом ковре. (Вера Павлова)
Я соврала один раз, и потом так жалела, что больше уже не врала. Родители меня отдали в летний детский сад с художественным уклоном. Условия там были ужасные, но мы непрерывно рисовали. И вот одна девочка нарисовала шедевр. Это была утка с утятами, идущие к озеру. Там была такая динамика, такое движение, что все художники, руководившие процессом, сбежались смотреть. Я утащила этот рисунок, и когда приехали мои родители, похвасталась, что это я нарисовала. Когда они стали меня хвалить, я зарыдала. Это был последний случай плагиата в моей жизни. (Анна Файн)
Последнее удавшееся вранье было в восьмом классе. В 1997 году денег не было почти ни на что, поэтому приходилось носить зимой детскую шубу, которая была и коротка, и мала в плечах, и плешива. А я была уже ростом 172. А мне уже нравился старшеклассник. Но без шубы зимой не походишь. Зато можно снять песцовую шапку, у которой на макушке мех был свалян так, что я была уверена, что он там с песцовой жопы. Ползимы я проходила без шапки, пока меня не сдала учительница. А потом у меня уже не получалось врать. И я жалела не раз, что аутнула лучшую подругу, за что она получила от моей мамы гомофобный бан лет на десять. Жалела, что показала татуировку (мне уже 35 тогда было). Поэтому теперь, чтобы не признаться нечаянно в чем-то, о чем лучше бы соврать, я общаюсь с родителями очень мало. (Наталия Честнова)
Помню два случая эпичного вранья. Один раз года в четыре я попробовала, как старшие ребята, прыгнуть с качелей, но прыгнула недалеко и этими качелями получила по лицу, была огромная ссадина. Чтоб мама не ругала в духе: «Ну и зачем ты туда полезла?» — сказала, что упала так неудачно. Во второй раз в 10 лет полетела с дерева вниз головой и сломала руку. Тоже как будто бежала и упала. Оба раза даже «место» показывала, где мне довелось так неловко оступиться. Недавно совесть замучила, и я открыла маме тайну, что не такая уж неловкая у нее дочь. Спустя 25 лет, да, но ведь призналась же в итоге! (Polina Sysoeva)
Мы однажды уехали с одноклассниками на дачу, типа на весь день, а вечером мне сказали вернуться домой. Разумеется, возвращаться не хотелось, придумали легенду, что микроавтобус наш заглох и ехать домой не на чем, автобусы не ходят. Мобильной связи тогда не было, но был у друга Сереги транк-телефон. Начал звонить с него домой. Не звонит, базовая станция далеко. Сели на тачку, подъехали поближе к городу, не ловит. Еще поближе, и еще. В итоге звонил я маме, стоя под своим же балконом. (Andy Litvinov)
Врала родителям только в случаях травм — так как знала, что затаскают по всем врачам, даже если только коленку сбила. Однажды, когда мне было лет десять, на меня упала мебельная стенка. Точнее, я упала с нее, а она на меня. Пока родители добежали на мои крики, я уже выбралась из-под нее. Сделав «покер-фейс», заявила, что я тут ни при чем, оно само, и вообще я успела отскочить, так что все ок. Мне поверили, да и к счастью, в тот раз никаких травм у меня не было. Рассказала правду о том случае только лет в 18 или типа того. До сих пор врать родителям не умею (до хорошего это, кстати, далеко не всегда доводит). (Inna Shibuta Sokolovsky)
По классике: надевала шапку, за порогом снимала, перед возвращением в квартиру снова надевала. Однажды пошли с подружками в кино на дневной сеанс, а возвращаться должны были уже когда родители будут дома, шапку захватила и засунула в сумку. Эта шапка спасла мой кошелек от карманника, который терся возле нас в троллейбусе, сумку порезал, а шапка помешала ему добраться до денег. (Natasha Pankova)
Врала много, но одна ложь получилась продолжительной и виртуозной. До сих пор восхищаюсь. Заметила, что когда программу «Спокойной ночи, малыши» ведет женщина, то и финальная песня исполняется женским голосом. А когда ведущий — мужчина, то и песня — мужским. Родителям сказала, что по первым нотам песни могу определить, кто ее будет петь. Целый год, наверное, устраивала перформанс: звучат первые ноты, я делаю вид, что прислушиваюсь, изрекаю: «Будет петь дядя», — поет дядя, родители в восторге. История закончилась, как и должна была: я все так же хорошо анализирую и наблюдаю и все так же ничего не смыслю в музыке. (Анна Сидельникова)
Я очень дружил с родителями и был крайне откровенен с ними, но свои первые амурные опыты держал в секрете и использовал какие-то невинные легенды для объяснения соответствующих встреч и прогулок. Вероятно, на 50% это был секрет Полишинеля, «и даже наоборот». Как я выяснил спустя много лет, они думали, что я потерял девственность на полгода раньше, чем это произошло. (Michael Y. Medvedev)
Мама меня одно время будила в школу, а сама снова ложилась, ей надо было позже на работу. Я вставала, включала свет, громко топталась для убедительности, потом опять заваливалась спать. (Marina Olkhovskaya)
Я в три года начала убегать из дома. Жили в районе мясокомбината, туда гоняли скот из Монголии и Горного Алтая, зрелище невероятное. Вот я на скотобазу и убегала. Я даже не буду рассказывать, как меня пороли, потому что это было не шутя опасно. Ну, и три года! Так вот, когда я сбегала, меня искали и не находили (потому что я видела поиски и резко пряталась, чтобы по кустам вернуться), а потом находили (уже дома), я врала, что все время поисков сидела в кустах и наблюдала, как меня ищут. А не выходила, потому что боялась, что накажут. В подростковом возрасте врала про курение. «Ты же знаешь, что у меня от табачного дыма голова болит!» И это было правдой, она болела. Но никак мне это не мешало по пачке в день высаживать… (Ольга Грудцына)
Когда отправляли собирать колорадских жуков, собирала просто листики картошки в банку, без жуков. Жалко жуков было. Когда спалилась, дали нагоняй и отлучили меня от этого занятия. А так больше не врала, а если врала, то сразу раскалывалась от собственных угрызений совести. И до сих пор не вру — как говорится, не умею и не берусь. Иногда чувствую, что неосознанно могу приукрасить что-то в своем рассказе, чтобы было веселее или эмоциональнее, но и этого стараюсь избегать. (Maria Prokhorova)
А я с друзьями сожгла вагон поезда. Он был ничейный и стоял на ничейном участке, но это все еще был вагон! Мне было лет девять, и мы с товарищами гуляли на даче зимой, забрались в этот вагон, было холодно, и мы решили разжечь костер. В вагоне. Оказалось, в нем есть деревянные перекрытия, и через минуту уже все было охвачено пламенем. Мы испугались и разбежались по домам. Через час пришла сторож нашего дачного поселка и вместе с моими родителями устроила мне допрос. Как же плохо я врала! Я знала, что я вру очень плохо, что они мне не верят, но все равно продолжала врать. Это было ужасно. В итоге я не раскололась, но они с самого начала знали, что я в этом участвовала. Меня выдала наша собака Найда, которая тогда гуляла с нами. Ее увидели соседи рядом с местом преступления, когда мы бежали оттуда со всех ног. С тех пор старалась врать поменьше. (Оля Курочкина)
Мне было нельзя шоколад из-за аллергии. Жуткие расчесы. Но шоколад я, конечно, любила. Как насладиться любимой конфеткой и не спалиться? В этом мне помог верный друг, плюшевый Лев по имени Тихон. У него были большие белые щеки. За каждую помещалось по две конфеты. Когда у нас бывали гости, я воровала со стола конфеты и сдавала Тихону на хранение. Перед сном мама заходила пожелать мне спокойной ночи. Когда закрывалась дверь, начинался мой пир. Фантики тоже берег Тихон. Утром мама ужасалась, откуда у ребенка опять расчесы на руках? Я призналась лет через десять. (Maria Batova)
Однажды не хотела идти в музыкалку и пошла к подруге в соседний подъезд. Нам надоело сидеть в квартире, и мы решили пойти играть в классики около дома. А у моего папы был выходной, и он бы в окно обязательно увидел, какая у него наглая дочь (вместо музыкалки скачет на одной ноге около дома). Тогда подруга дала мне парик своей мамы и свое пальто. И мы пошли скакать на одной ножке. А в это время пришла моя мама на обед, а папа курит у окна и говорит: «Смотри, Татьяна, девочка с Ирой П. в классики под домом играет. Вылитая наша Ирочка. Только пальто другое и прическа». Через несколько лет сама рассказала. (Irina Kirsanova)
Когда стало мейнстримом ездить в Польшу просто так, родители торжественно ввели меня в предрождественский магазин игрушек. Мол, выбирай, что хочешь. А мне уже ничего не хотелось, я находилась, поела пиццы, мне уже купили фломастеры и классную раскраску и в целом день удался. Но нужно было что-то выбрать. Я показала на маленькую куколку Челси. Родители попросили подумать еще. Медвежонок их тоже не устроил. В итоге мне почти впихнули куклу-пупса, которая плакала, смеялась и икала. В хер мне она, конечно, не впилась, стоила как самолет, но тогда мне пришлось изображать радость, а позже периодически играть с этой куклой. Из чувства, б***ь, долга. (Мария Малевич)
Ооооооо….. у меня падало зрение и надо было каждый день заниматься (второй класс). Папа соорудил ракетку, в которую вставил метровую линейку. Смотришь на ракетку, отодвигаешь, фиксируешь изображение. Я не занималась, а лишь перекладывала очки на новое место, и так месяц. И вдруг в один день забыла переложить очки, а родителям сказала — занималась. Папа произнес патетическую речь, что ВСЕГДА знает, обманываю я его или говорю правду. Ну и… я демонически расхохоталась ему в лицо и сказала, что я НИ РАЗУ не занималась. Папа погрустнел, и на этом мои истязания дурацкой ракеткой были завершены. (Марина Ничипоренко)
Мои родные были очень прижимистыми и экономными людьми. Начальные классы, живу у бабушки, от нее же хожу в школу. А это было такое время, когда во всех ларьках появились всякие сникерсы, марсы, киндер-сюрприз, сундучки Милки Вэй+ Лего. Никогда мне такого не покупали, считалось баловством и пустой тратой денег. Но как же этого хотелось всего! Тогда был придуман план. Родителям стала говорить, что нужно деньги сдавать в школу на обеды. Как сейчас помню, 10000. Выдавались деньги на неделю в понедельник. И каждый понедельник я была счастлива! Все вкусняшки были перепробованы! Обман не раскрылся. (Надежда Москвина)
Всю жизнь в чем-то врал родителям. Но не со зла, а чтоб беречь, мне кажется, так все делают. Отец до конца не догадывался, что у него рак, например, — все равно сделать уже ничего нельзя было. Да и вообще родители никогда не знали, как я живу, поэтому легко просили помощи для брата, который всегда про все проблемы сообщал. (Тимур Деветьяров)
Есть один удачный пример. В детстве много экспериментировала с градусниками, нагревала температуру, чтобы не ходить в школу. Обычно родители реагировали спокойно, разрешали пару дней посидеть дома. Но однажды, возможно, потому что я была не очень убедительна, они решили меня проверить. Посадили мерить температуру в одну комнату с мамой. Мама, на мое счастье, смотрела телевизор, шел какой-то хороший фильм, и я нагрела градусник о батарею. Но не рассчитала, и получилось больше 38-ми, а стряхнуть, не привлекая к себе внимание, я не могла, пришлось предъявлять, как есть. Родители забеспокоились и вызвали врача. Я его ожидала, естественно, со скрытым беспокойством. Однако врач перепроверять ничего не стал, посмотрел на меня, поставил диагноз ОРВИ и выдал больничный на десять дней. Я улеглась в кровать с любимой книжкой про «Битлз», поздравив себя с удачно проведенной операцией. Предстояло десять дней ничем не нарушаемого покоя. (Ирина Шейкина)
Я очень убедительно говорила, что курение — это ужасно и курить я вообще никогда не буду. Но самая гениальная ложь — я полгода ездила раз в месяц учиться в другой город в Школу Публичной Политики тайно от родителей. Это был, наверное, первый в истории случай, когда приходилось врать, что я на дискотеке и за городом у друзей, а сама тихонько садилась ночью на поезд и через пять часов выходила в Орле — там досиживала до утра на вокзале, училась весь день, вечером таким же способом ехала обратно. Потом плюнула и перестала скрывать, но изобретательностью горжусь до сих пор. Все это пришлось делать, потому что родители иначе запрещали. (Анна Добровольская)
Лет в 13 врала маме, что иду на свидание, а на самом деле шла к Таньке из соседнего дома, учиться курить. (Yulia Vaiman)
Я врала очень много, потому что родители у меня были крайне токсичные и избивали меня по поводу и без. Говорить правду было опасно для жизни. Но помню один эпизод: я нашла 5 рублей и за 3 р. 51 к. купила себе пенал своей мечты — цельнопластиковый, с картинкой, уже заполненный всем необходимым, и невероятно вожделенный для 10-летки. Его нашли у меня в портфеле, и я, перепуганная возможными побоями, соврала, что это подарок одноклассницы. У одноклассницы не было телефона и проверять не стали. (Наташа Татаринова)
Я очень хотела очки! И на очередной диспансеризации «не видела» букв, которые офтальмолог показывала мне. Заказали капли, посмотрели глазное дно, но я стою на своем — не вижу, и все тут! Получила вожделенный рецепт и очки — проходила, правда, недолго, но кличку «очкарик» слышала и была горда победой. (Даша Денисова)
Папа ушел из семьи вместе с бабушкой. Унес с собой весь мир — репетиции и спектакли из оркестровой ямы, цеха с волнующими запахами стружки, краски, клея, костюмерные с балетными пачками и запахом пота и химчистки, беспрерывно курящими балеринами и бабушкиными друзьями, которые внимательно слушали мои стихи и поощряли артистические порывы. Мама и брат были из другого совершенно теста, поэтому я врала вообще все. Научилась скрывать всю свою вселенную, которую пришлось строить заново. Так я прожила десять лет, и очень мне их жалко, этих лет, до сих пор. (Алена Шварц Аношина)
Говорила маме, что на обед мне нужен рубль, обедала на 45 копеек, а на остальное покупала марки! Почтовые, коллекционные, если что, других мы тогда не знали. (Мария Стрельцова)
Кроме сокрытия легких ОРВИ и вспомнить нечего. (Ольга Зондберг)
Я помню всего раза три: деду про соевый батончик, ставший предметом спора с сестрой, — будто я его первой заметила в ящике среди прочих мелких и нелюбимых, увы, ирисок и леденцов, года в четыре; маме, когда меня расцарапал котенок, которого я лет в семь попросила брата посадить мне на живот, пока я делаю мостик, — я изображала цирк; и один раз, лет в 12, мы с подругой решили научиться кататься на коньках, и я сказала родителям, что мы будем на катке, но там оказались какие-то расчищательные работы, и мы свалили к ней, потом отец шел мимо и нас не увидел — был скандал. Кататься на коньках я так и не научилась, один раз мне показали родственники, как это, когда мне было уже сильно за 30. На мое счастье, не то чтоб родители сильно мною интересовались, а то, может, я больше б наковыряла в памяти. (Надежда Петрова)
В дачном садоводстве водоемы были только пожарные, и купаться больше было негде. Подружкин дедушка рассуждал так: «Заболеешь — все равно с тобой сидеть не буду», так что подружке можно было все. А мне — нельзя: то холодно, то грязно, то глубоко… Конечно, плавали вместе. По легенде, я просто на берегу сидела, а потом обливалась из лейки, жара же. Но однажды моя бабушка пошла на пруд сама. Посмотреть, как я там сижу на берегу. Встретила нас по дороге домой. С меня, конечно, течет — даже полотенце ведь было не взять из дома. На этот случай легенда тоже была заготовлена: меня мальчишки столкнули в воду! Воинственная бабушка потребовала этих мальчишек предъявить. Разумеется, они к тому времени уже «удрали». Бабушка пыталась снарядить на разборки дедушку, но он прошланговал, хотя выказывал возмущение мальчишеской наглостью еще несколько дней. (Марина Крылова)
Я выливала суп в туалет, а маме говорила, что съела. Стыдно до сих пор, хотя и делала это, чтобы маму не расстраивать. (Вишня Добрая)
Средняя школа. Пора ложиться спать. Холод лютый. Решила перед сном согреть постель, пока принимаю душ. Чем? Настольной лампой. Как? Укрыв ее одеялом.
Вернувшись из ванной, услышала запах гари — лампа прожгла пододеяльник и одеяло. Всю ночь проветривала их остатки в окне. Не замерзла и не заболела. Тайна грела… Лучшее вранье — не сказанное… (Marina Chernovol)
Врать — не всегда врала, но с подросткового возраста, лет с 12-ти, ничего не рассказывала. Просто понимала, какая будет реакция — длинные лекции на тему «почему так нельзя, потому, что — О! Ужас! — нельзя никогда». Тайком покупала косметику и красилась, ездила с подружками и мальчиками гулять в центр города. В старших классах вообще жила своей жизнью, соблюдая все внешние правила родительского дома. Говорила, что иду в поход с классом, а сама рюкзак оставляла у подружки и ехала автобусом в Прибалтику с нашей компанией, например. Мама по сей день не представляет, как на самом деле проходила юность ее ребенка, а это плохо. Я сделала на будущее вывод: со своими детьми буду понимающей и откровенной. Так и случилось: с сыном мы очень откровенны, обсуждали все — даже если нам что-то не нравилось, он не боялся рассказывать и советоваться. (Екатерина Прокофьева)
Не особо я врала родителям, хотя было очень много такого, чего им знать не надо было… В основном не врала потому, что просто не спрашивали. А когда спрашивали и разоблачали мою ложь, делала выводы. К примеру:
«Чем ты завтракала?» — «Яичницей». «А почему яиц не убавилось?»
На следующий день яйца летели за окно и диалог повторялся. «А где же скорлупки?»
Ну хорошо, с тех пор яйца разбивала в раковину, вот вам скорлупки, а есть все равно ничего не буду. (Мири Цук)
Папа очень хотел воспитать во мне пунктуальность, поэтому всегда спрашивал, во сколько я приду домой. Можно было назвать любое время, но если опоздаешь хоть на пять минут — ругали. Я, конечно, опаздывала, и переводила наручные часы: мол, отстали, я не заметила. До сих пор ненавижу приходить куда-то в определенное время. (Анна Моргунова)
Мы с папой с моего детства ходили лазать по скалам и стройке, где он работал сторожем. Мама только недавно узнала, что на стройке, где я пару раз оставалась с папой, я не просто с ним сидела, а мы очень прикольно ходили по недострою вверх. А на скалах, там, где надо было прыгнуть, а моего 4-5-6-8-летнего роста не хватало допрыгнуть, папа меня бросал вперед через условную пропасть. Было очень весело, до сих пор люблю скалолазание и не боюсь всего вот этого «ой, высоко». (Lena Pashkova)
Втихаря выпила у родителей бутылку смородинового ликера. Самая вкусная штука на свете, с тех пор ничего подобного не пробовала. Делала отверстие в коробке конфет и через него по одной выуживала конфеты. Было голодно, хотелось сладкого. В целом особо не о чем было врать в детстве. Врать я начала, когда выросла. Точнее, скрывать правду. Потому что в детстве было не стыдно, что родители меня чехвостят за побег в гости с ночевой, за поездку куда-то там или за дружбу с неправильными людьми, а после двадцати и до сих пор (а мне уже сорокет) как-то стало зашкварно. А они все чехвостят, типа куда, зачем, там вирус, там плохой парень, там все наркоманы, человек должен сидеть дома, где родился, там и пригодился, а как же твой ребенок ночует один в 12 лет, мы позвоним в органы опеки и вообще, от себя не убежишь. А я все равно бегу, в ужасе и молча, договорившись с ребенком о том, что она меня прикроет, если что. (Neanna Neruss)
Когда мы со знакомой поехали автостопом в Крым (мне 20, ей 40), наврали своим мамам одинаковое — что едем поездом с друзьями. Друзья и правда ехали поездом. Мы были не с ними просто потому, что хотелось дороги, а не комфорта. (Nadya Il)
Несколько раз, когда прям очень сильно не хотелось идти в школу, я имитировала температуру, держа градусник над закипевшим чайником. Однажды градусник лопнул, я тщательно все подмела, протерла, собрала тряпочкой и выкинула в мусорку. Дождалась родителей и только тогда узнала кое-что про ртуть. (Olga Khaletskaya)
Научилась говорить правду, и потом уже никто не был этому рад, включая маму, которая за это боролась. Оказалось, что не о том была речь. (Людмила Альперн)
Прямо в детстве так и не врала вроде. Подростком пыталась врать про курение, но для некурящей мамы мое вранье про «мальчики курили, а я рядом стояла», конечно, звучало смешно. Уже позже, к моим 25, когда начал курить племянник, мама призналась, что щеки и волосы — самый выдающий курение признак. (Maria Balytska)
Грел градусник на лампочке, чтобы школу пропустить. (Евгений Лазаренко)
Когда я училась в первом классе, мама очень переживала, чтобы я не переутомлялась, и внесла в мой школьный режим дневной сон. Спать я категорически не собиралась, взрослый статус школьницы не позволял. Но и маму огорчать было боязно. Я прыгала на кровати и слегка мяла ее, изображая случившийся сон, чтобы вернувшаяся с работы мама ничего не заподозрила. Только став взрослой, я призналась мамочке в обмане. Она расстраивается уже лет тридцать. И временами патетически восклицает: «Вы меня всю жизнь обманывали!» (моя сестра-ангел таким образом оказывается причастна, хотя и не родилась еще в те доисторические времена). (Екатерина Котова)
Врала с детства с удовольствием. Убегала без спроса на речку, просто бродить. В шесть-семь лет собралась с другом бежать в Индию — Индия ближе, чем Африка, и Шер Хан менее страшен, чем Бармалей. В подготовке крали деньги (я) и папиросы (Генка) на дорогу, сушили хлеб. Заодно (без большого успеха) учились курить. Естественно, такие амбициозные планы приходилось скрывать, т.е врать. Школу прогуливала с 5-го класса и по нарастающей. Маме врала всегда из гуманных соображений (у мамы было больное сердце). Теперь практически не вру, незачем. (Marina Buvailo)
Игрался с топором в дошкольном возрасте, попал себе по пальцу (его зашили, но шрам остался) — сказал, будто что-то серьезное старался делать («ветки рубил», кажется). (Aleksandr Kuzmin)
Довольно редко говорила родителям правду. Так будет точнее. Говорила безопасные вещи. Умела. Не стыдно. (Maksakowa Olena)
В перечнице у нас был очень едкий черный перец, с какими-то добавками. Если им подышать, начинался ужасный кашель, чихание и сопли! Правда, часто и подолгу я этим не пользовалась, так, пару дней дома посидеть… (Лиана Рыбакова)
У мамы был пунктик на тему вранья — она была дотошная и всегда настаивала, что кому еще все рассказывать, как не маме. А я не понимала, о чем она — сама всегда была прямая, как палка, — когда и надо схитрить, не умела. С возрастом поняла, что мать сама врун и манипулятор, вот и тревожилась. И еще у нее был пунктик, чтоб все было правильно, достойно. Поэтому допытывалась: «Ну почему ты так сделала?» — если я что-то делала не так. Вот тут приходилось выкручиваться и придумывать. Самый прикол вышел уже с моим сыном. Он жил у нее месяц летом. Звонит мама: «Твой сын меня обманывает». «Рассказывай, — говорю, — как дело было?» — «Я ему сказала не ходить за речку. Он сказал, что не пойдет. А его там видели. А он говорит, что не ходил». «Так, мам, выбирай — или правда, или послушание». «Как это?! И то, и другое». «Так не бывает. Хочешь, чтоб тебе доверяли — будь готова принять любую информацию, а не только приятную». (Светлана Смирнова)
Я говорила только правду, но от этого были одни беды!
Мама задавала мне такие вопросы, например:
«Я ведь самая красивая мама, правда?»
А я отвечала: «Ты вообще не красивая. Извини». «Я красивей с косметикой или без?» — «Конечно, с косметикой, особенно когда ее много». «А кто красивей, я или тетя?» — «Тетя. Извини».
Есть еще такая история про правду и ложь: когда в садике делали манту, моя сестра от души соврала, что ей якобы нельзя и мама запретила, а я сказала, что мне уже сделали в больнице у мамы (это была правда), но поверили только сестре, и ей не сделали манту, а мне поставили вторую! (Полина Шех)
Про одежду, конечно! Жили в Сибири, зимой лютые холода, и я зачем-то согласилась на огромную уродскую дубленку в пол и сапоги на овчине, с хромовыми пряжками. Зачем согласилась — все как в тумане… а жизнь уже настала модная, 11-й класс, 1997-98 года, поэтому приходила к подруге, скидывала в кучу этот ужас, напяливала свои модные демисезонные вещи (юная кровь согревала, одежда — нет), и ехали тусить. Однажды наши мамы созвонились и все вскрылось. Был ужасный скандал и обвинения в неблагодарности. А еще я ходила тайком в клубы на вечеринки в том же году и писала в местную газету репортажи про это, а когда их публиковали — говорила родителям, что сама я там не была, пишу со слов знакомых, кто там был. (Екатерина Позднухова)
Моя проблема была в том, что я всегда говорила правду, но мне не верили! Оправдываться страшно утомительно, не люблю. Мама считала (и до сих пор считает), что я тырила ее духи французские, а я и близко к ним не подходила! Но уровень духов в бутылочке убывал. Это до сих пор тайна для меня — куда они девались? Испарялись или отпивал кто. Кстати, у меня в ЖЖ был ник vrushka много лет. (Vera Vrubel)
В школе были совсем невинные лжи — ну, прогуляла, ну, двойку скрыла. По-серьезному началось (как у многих, наверное) с первого аборта. В 19, что ли, лет. Ну и ночевки, само собой… А потому что не надо стоять на пути человеческой сексуальности! (Алла Боссарт)
Я была до ужаса правдивой. Так меня воспитали. Но с возрастом научилась просто не говорить родителям всего — зачем им знать все подробности? Врать я не умела и не научилась, а недоговаривать что-то — сколько угодно. (Alla Zemlyansky)
Я что-то так соврала про велосипед папе, что до сих пор не помню сама, где же правда. То ли сама упала и сильно его повредила, то ли мальчишки разбили, потому что я дала им показаться, а это было нельзя. А так как с папой общались мало, то это было единственное вранье ему, и помню, что я сильно настраивалась чтобы правдиво соврать. А маме там-сям по всяким подростковым вещам, и это было скорее даже сокрытие или полуправда. Нужно сказать то, что от тебя ждут, часть правды, искренне, но прикинуться для себя самой, что так и было. (Анна Филиппова)
Врала много. Причин было две: «убьют» и «незачем родителей беспокоить». (Марина Тихонова)
Да как только не врала. Насчет снимать теплое и идти в +5 в легкой куртке нараспашку — ну это даже не вранье, скорее, неспособность доказать, что у меня другая терморегуляция. Покупала тайком в подземном переходе прекрасные пончики с кремом — в сладком дома никогда не ограничивали, но хотелось именно этих, прекрасных, но, с точки зрения моей мамы, продающихся в совершенно антисанитарных условиях. Чуть позже — тайком покупали с подругой отвертку и прочие баночные коктейли и пили где-то во дворах. Прогуливали время от времени в 11 классе репетитора и как-то на вырученные таким образом деньги провели восхитительный день в Парке Горького. В институте начала ездить автостопом, тоже, конечно, врала про поезда. Но вообще постаралась как можно раньше начать жить самостоятельно, чтобы можно было не врать, а говорить правду, и если кому-то что-то не нравится — это его уже проблема. (Ольга Абашкина)
Моя лучшая подружка Лиля была мастером пищевых захоронений. Она была страшная малоежка, а ее мама была неутомимым кулинаром и работала на каком-то колбасном производстве. В той части меню, которая касалась мяса, тетю Лену вело в сторону потрохов: она готовила сердца и желудки, почки верченые, сосиски из потрохов, колбасу кровяную, петушиные гребешки (!), мозги всех сортов и прочую лабуду, от которой воротят нос 90% людей. Видимо, она тащила с работы ингредиенты для колбас. Бедная моя Лиля каждый раз давилась, но на мамину концепцию это не влияло, доедать нужно было до пустой тарелки! Однажды я простояла у Лильки в прихожей полчаса на коньках и в шубе, пока та пыталась проглотить хоть кусочек коровьего вымени. Кончилось дело плохо: Лилю вырвало, а я побрела на своих железных копытах домой. По этим причинам под нашими окнами вечно паслись кошки и собаки — в надежде на очередной шедевр от тети Лены. Лиля никогда не обманывала их ожидания. Процесс был отработан до мелочей: пока мама отошла в комнату к телевизору, закрыть дверь на кухню (а то сквозняк выдаст), наколоть немного на вилку для имитации последнего куска, остальное быстрым и точным движением вывалить за окно. Главное — не испачкать карниз! И убедиться, что внизу никто не идет. В теплое время удобно было уйти «есть» в свою комнату и там без спешки расправиться с адской закусью по-свойски. Зимой было тяжелее: все окна заклеены, кроме кухонного, а там предки толпятся — жареными мозгами не пошвыряешься. На этот случай в Лилиной комнате имелась венгерская стенка, куда мама заглядывала лишь для генеральной уборки. Вот там-то, в уголке за свертками с трусами на вырост и на переплетах Мориса Дрюона, и зимовали котлеты из печени и тушеные свиные пупки. От долгой безнаказанности Лиля расслабилась и стала лениться выкидывать спрятанное, а то и вовсе забывала, куда захоронила очередной ливерный артефакт. Надо ли говорить, что в один прекрасный весенний день тетя Лена произвела уборку и извлекла на свет массу мумифицированных внутренностей… Уверена, что Лиле влетело по полной программе: мама не стеснялась ее шлепать, причем иногда жестко. (Вера Павлова)
Моим родителям врать было не нужно: я считала всегда, что они куда круче нас. По поводу личных дел я просто никогда с родителями не разговаривала: в семье этого не водилось, да и несмотря на экстравертность, я довольно скрытный человек. Но родители были геологами, поэтому отсутствовали по четыре месяца в году (экспедиции). Вот бабушке врать иногда приходилось: она не одобрила бы моих приключений и вообще таким пониманием, как мама, не отличалась, зато всем в семье рулила и пыталась рулить мной, даже когда я уже была студенткой. В детстве, помню, наши бабушки на даче покупали специально дорогое и почему-то полезное для здоровья и невероятно противное козье молоко — понемножку, только для растущих организмов нас с подругой. Мы его без особых угрызений совести сливали в щель в полу. И надо сказать, здоровели летом на глазах! (Julia Trubikhina)
О, Боже! Про мое вранье можно написать книгу! Врала я в детстве, юности и отрочестве самозабвенно и изощренно! И по-крупному. Выбрасывание дневника в мусорку и подделка отметок, занятия на фоно с открытой книжкой на пюпитре, когда мама дома, это так… Мелочи! Опишу лишь одно из… Итак, дано: Музыкальная школа. 4-й класс. Педагог по фортепиано Лира Евгеньевна — садистка и сволочь. Била по рукам, орала, как ненормальная. Я ее ненавидела и музыку заодно. По дороге в музыкальную школу имеется Детский парк, а там мини-зоопарк, где живут в том числе огромные собаки волкодавы. У нас с собаками неземная любовь и понимание, не то что с педагогом. И вот в течении двух месяцев я, 12-тилетняя засранка, ухожу из дома с папкой для нот, якобы на урок фортепиано, а сама в Детский парк к собакам. Дома красиво вру в подробностях, что было на уроке, что сказала Лира Евгеньевна, что мне задали и прочее, прочее… Вся это история продолжалась до тех пор, пока учитель не позвонил родителям и не поинтересовался, что, собственно, случилось с Ирой, что она два месяца не ходит на уроки?! Тут все и открылось! Ой, что было! Папа меня отлупил ремнем, потом сидел с сердечными каплями, я ревела белугой и меня на месяц лишили чтения книг — это было самое страшное наказание. Кстати, потом я все-таки стала музыкантом, родители настояли, за что я им безмерно благодарна. Про остальные случаи писать не буду, чтобы не занимать ваше время, но поверьте — все они были грандиозны и имели последствия о-го-го! (Ирина Велькова)
Не ела в школьной столовой — копила деньги на подарки к ДР и другим праздникам.
А вообще, спасибо родителям и светлая им память: именно им врать особо не надо было. (Марина Горбунова)
Когда в 15 лет влюбился до беспамятства, старался выкроить для свиданий все возможное время (только т-с-с!.. мать с отцом были свято уверены, что я еще мультики смотрю, а не кино, вино, домино и вопросы пола осваиваю). От семейных нужд и поездок отбрыкивался душещипательными историями про одноклассника, который все время попадал в беду. Мистер Бенбери по сравнению с ним курил в коридоре. Рассказывал я так затейливо, что в какой-то момент родители встали на крыло и помчались было выручать бедолагу, так что с животрепещущими подробностями пришлось тормозить, стесывая сандалики об асфальт. Мать работала в моей же школе, ну где был мозг, а… (Ярослав Соколов)
Я сочинила историю про потерю ключей, которые не теряла на самом деле. Но меня в этом обвинили. И наврала, чтобы отстали наконец. Их потом нашли дома. Извинились. У меня ситуация была наоборот. Из-за особенностей отношения бабушки по матери ко мне. Она придумывала истории. Мне приходилось постоянно оправдываться в том, чего я не совершала. (Марина Жданович)
Даже врать не пришлось. Мы с сестрой (она старше меня на три года) договорились с карусельщиком из чешского Луна-парка (конец 70-х, они колесили по всей европейской части СССР) обменять папин орден Красной Звезды (за Кубу, Карибский кризис) на коробку жевачек бубль гум Педро. Выгодная сделка. В 70-х за жевачки можно было иметь рабов. Мы разумно посчитали, что парад 7 ноября прошел, а парад 9 мая еще не скоро, целая вечность. (Андрей Лев)
Считать ли враньем, что я лет с одиннадцати на все вопросы и просьбы, не слушая, отвечала «да»? (Olga Fiks)
Меня так жестко контролировали, что вырваться на волю можно было только с помощью вранья. Отчитаться я должна была за каждую минуту: где была, что делала, с кем и о чем говорила. Поэтому врать приходилось изощренно и продумывая все варианты, в чем я так поднаторела, что могла бы работать разведчицей или в полиции под прикрытием. (Ольга Эйгенсон)
Я градусник нагрела на батарее, чтобы в школу не идти. А потом все выяснилось. (Catherine Dubrowska)
Тетушка позвонила и позвала в гости, я обещала. И пошла на свидание в этот вечер, а дома сказала, что к тетушке. Дома потом рассказала с воодушевлением, чем угощала тетушка, о чем говорили и т.д. А назавтра она позвонила маме и спросила, почему же я не пришла. Был скандал и запрет на вечерние гуляния. Возраст врушки — лет 14. Врать приходилось часто. Не, ну а чо, они ничо не понимают? (Юлия Верзилина)
У меня были две старшие сестры, они врали так, что я на это по малолетству из-за родительского плеча смотрела и понимала, что вранье чревато. Не врала. Но умалчивала. Всякие мелкие грехи. Например, когда мы со старшей сестрой, не сговариваясь, таскали у родителей спирт и разбавляли остатки водой. А потом родители ставили банки средней сестре, а спирт не горит. Старшая сестра призналась, что да, брала, разбавляла, но ей было 18 — пофиг уже было. А мне было 13 — у меня не спросили. (Eva Leonardovna Punsh)
Не врала принципиально вообще лет до 20, из-за чего всегда была плохой дочерью, а сестра, которая врать умела, — хорошей. С точки зрения одноклассников я была тупой святошей, с которой нельзя прогулять урок или пойти бухать, потому что если спросят, я отвечу правду. Ну а учителя считали, что я какой-то протестующий неформал, потому что я не писала в сочинениях то, что они хотели, а если не делала домашку потому, что задали херню какую-то, то так и говорила. Потом плюнула и стала врать. Жить стало легче, но противнее. (Ананастя Ананасова)
Брала деньги на репетитора по английскому и прогуливала его. Помню, что купила ботинки. Английский учу по сей день. (Алина Топорнина)
Брала деньги на обеды и покупала сигареты, прогуливала школу и много по мелочи, мне уже 40 лет, мама до сих пор мне не верит. (Женя Мусина)
У нас в шкафу стояло семейное сокровище, отложенное на особый случай, бутылка 45-летнего армянского коньяка. Особый случай все не приходил, а зато пришла очень противная зима, когда простудились все одновременно и очень мерзко. Родители решили, что пора, открыли эту бутылку и начали добавлять в молоко и чай с медом. Пошло на больное горло так славно, что я его незаметно забрал в свою комнату и продолжил пить уже так (лет 10-11 мне было). Координация движений к середине ночи была уже не такая, как в начале ее, так что родителей в абсолютной тишине разбудил звук, у которого могло быть только одно объяснение. Чистейший хрустальный дзыннннь бутылки о чашку. Они мобилизировались за десять секунд, и это все время, которое у меня было, чтобы придумать отмазку. Она, наверное, была очень хорошей отмазкой, какая жалость, что ее никто не дослушал до конца. Потому что первая фраза была «Я тебе клянусь…» (на пороге комнаты, очень неразборчивым голосом, одновременно пьяным и хриплым.) (Oleg Roderick)
Я врала вдохновенно, так вдохновенно, что в итоге сама верила в свое вранье, и теперь мне сложно отделить в своих детских воспоминаниях правду от собственноручно придуманной мифологии. Это было вранье без всякой выгоды для себя, какие-то полуфантастические истории про бешеных собак, про живодеров, которые собираются в поле сжигать животных и тому подобный хорор и саспенс. Начинала рассказ, осознавая, что выдумываю, но к середине уже напрочь забывала об этом и искренними слезами оплакивала бедных зверюшек, призывала папу выйти в ночь их спасать. Ну и, наверное, классическое «как у всех» — свалить вину за какой-то проступок на несуществующую «одну девочку» или вовсе отморозиться, что я тут не при чем. Просто мне достались классные родители, как-то не было необходимости их обманывать. (Александра Верещетина)
Не врала. А если иногда пыталась соврать, по поводу не того фильма, который посмотрела, или времени, когда пошла спать… Было так противно и мерзко, как не свой язык. До сих пор считаю, что врать близким — просто дико. Наверное, мне с близкими повезло… (Nurit Bahir)
Мы с подругой в десятом классе изображали роковых женщин и начали курить. А для этой цели таскали у ее папы сигареты из спрятанной пачки «Мальборо». Взамен недостающих заталкивали в пачку «Пегас». В то время «Мальборо» можно было купить только в «Березке», на чеки. Но папаша был из министерских и где-то доставал дефицит, чтобы шикануть перед гостями. И вот как-то в большой престольный праздник он вытащил заначенную пачку иностранного курева, а там… (Евгения Лещинская)
Мы с братом полюбили у папеньки-врача (с полным, разумеется, баром) сливать коньяк. Коньяк изымался из емкости шприцом (тем еще, стеклянным, многоразовым), на его место доливался чай. Пробка мацалась руками для сокрытия дырки-улики. Выбрали мы самую задристанную, на наш взгляд, бутылку. И вот однажды, в большой престольный праздник, папенька собрался угостить друзей редким армянским коньяком, переданным ему благодарным пациентом прямо с родины. А там… Ох же нас и ***ли… (Елена Манкевич)
С подругой по телефону разговаривали на «эзоповом языке», кроме нас, никто не догадывался, о чем речь… (Tatyana Gerschberg)
Моим родителям в детстве, кажется, не было особо интересно, как я себя веду, но я была малолетней ханжой и руководствовалась принципом «не делать того, что, как я считаю, маме не понравится, а если делаю — мучаться угрызениями совести». А дети мы были относительно безобидные в целом. Раз на вечеринке в классе, например, восьмом мы на десятерых разделили где-то добытую бутылку пива. Пиво было из тех вещей, которые маме понравиться не должны были, поэтому дома я хвастливо заявила, что «все пробовали пиво, а я одна отказалась». На что мама хладнокровно ответила: «Зря. Надо было попробовать, знала бы, от чего отказываешься». (Olga Lempert)
Я много болела. Меня не отдали в садик. Мне было очень скучно. И я придумала историю, что в соседнем дворе есть подвал, где живут черти, и что все дети из нашего двора периодически по ночам убегают туда из дома играть с чертями. Все это было описано так реалистично и подробно, что мои родные вставали несколько раз за ночь проверять, в кровати ли я, и заперта ли дверь, и где ключи, а неравнодушные родители ровесников по десять раз облазили все закоулки соседнего двора в поисках чертового притона. В школе я отточила полученный навык создавать параллельные реальности до такого уровня, что это уже стало бессмысленным, и к старшим классам интереснее стало говорить правду и смотреть, как люди реагируют. (Anna Korkya)
Первый раз в жизни меня пороли ремнем за вранье. Пока все не съешь, из-за стола не выйдешь. А там суп и в нем цветная капуста. Рвака подступала к горлу, и я выбросил капусту в мусорное ведро там же, на кухне, и сказал, что съел. Хуже всех пришлось папе. Мама заставила его меня выпороть, чего он никогда не делал, ни до, ни после. До сих пор мне его жалко. Сейчас капусту ем, но без удовольствия. (Кирилл Павлов)
Как только я поняла, что гораздо безопаснее родителям, особенно маме, врать, так сразу и начала. Врала по любому поводу, чтобы хоть немножко ослабить подпруги. Без ложной скромности скажу, что достигла в этом небывалых высот, могла выкрутиться из любой ситуации и соврать кому угодно о чем угодно. С тех пор почти ничего не изменилось, только теперь противно — мне сорок один, я третий раз замужем, но все равно должна врать маме по каждому поводу и выбирать безопасные темы для разговора (их примерно две с половиной), иначе начинается черти что. Хорошо хоть, что уехала. Можно ограничиться созвонами. (Алена Алексина)
Я ходил в музыкальную школу. Учился на скрипку, но обязательно нужно было ходить еще на хор и сольфеджио. Все бы ничего, но там были одни девочки. Вот представьте, сидят на уроке хора 30 девочек, а меня просят встать и спеть свою партию. Я стеснялся безумно. Не знаю, почему не было больше мальчиков, то ли они умно отлынивали, то ли еще почему. Так вот, однажды мне это все надоело и я перестал ходить в музшколу. Родителям-то, конечно, не говорил об этом, рассказывал, как там дела и выставлял себе в дневнике оценки. Длилось это, не поверите, почти полгода. Вскрылось все это летом у бабушки на юге, куда нас отправляли каждое лето с Урала. Приехала мама нас навестить. Не помню, как она поняла, но страшно было жуть. (Валерий Полевой)
Как мы только не врали. Когда мне было восемь лет, у меня была низкая температура тела в норме, где-то 35.5. У меня после пробежки ощущался вкус крови во рту. Я под это дело придумала, что падаю в обморок. Недели четыре в школу не ходила, чудесно проводила время. Школу я все время прогуливала по черному. Но под благовидным предлогом. (Inessa Verbitsky)
Соврала, наверное, один раз в жизни — когда завалила сессию на первом курсе, а потом сама же и проговорилась. (Ksusha Petryk)
Снимала в лифте рейтузы, шла без них, потом надевала их обратно. С тех пор ложь ненавижу и не вру. Это было слишком унизительно. (Masha Trotzky)
Мой отец звонил моим друзьям, искал меня, требовал, чтобы я домой скорее вернулся. Ну, я принялся кодировать записную книжку. Придумал код такой, чтобы можно было быстро набирать… например, 279-61-17 превращался в 254-29-25, то есть первая цифра верная, а каждая следующая верная — это сумма предыдущей и текущей по модулю 10. Папа сначала удивлялся, что все время не туда попадает, но потом, сравнив несколько верных номеров, с кодом разобрался… тоже не дурак был. (Leon Pesha)
Я патологически не умею врать, с детства. Думаю, это пошло от воспитания бабушки и деда, которые сами были патологически честными людьми. Дедушка, уже очень пожилой, экономил на проезде на электричке, но как? Ехал на метро до второй зоны! Не мог зайцем! Все мои подруги прогуливали школу в старших классах, а я не могла. Смех и грех: пыталась объяснить бабушке, что прогуливать иногда можно! Бабушку убедить не удалось, и я сдалась — так ни одного дня и не прогуляла. Поэтому мне было непонятно и больно, когда дочь врала мне напропалую, творчески и мастерски. Она унаследовала вкус к вранью от своего отца, тоже мастера этого дела. Однажды прогуляла школу, а для меня сочинила целую историю: в школу приехала иностранная делегация, а потом, по дороге домой, поезд метро встал в тоннеле, и всех эвакуировали на специальных вагонетках по запасным путям… (Ирина Луговая)
Я вдохновенно выдумывала все свое детство, но врать с пользой для себя особо не умела. Во-первых, мама меня всегда раскалывала, во-вторых, очень быстро я стала упертым подростком, который все время отстаивал свои права. Мама была убеждена, что я веду развеселый образ жизни, пью, курю, увлекаюсь мальчиками. Мальчиком я увлекалась только одним, а развеселый образ жизни в основном заключался в прогулах школы, чтобы пойти в Публичку читать Борхеса. Наконец, уже почти в 18 лет, в какой-то компании меня напоили теплым пивом от простуды (примерно 0,2 л). От простуды не помогло и, доехав домой, я залезла в ванну. А когда вылезла, поняла, что буквально не стою на ногах. Поэтому я по длинному коридору поползла в сторону кухни. Выходит мама, спрашивает, что это со мной, окончательно свихнулась или как?
И в этот момент я понимаю, что ни за что не дам маме шанса таки поймать меня нетрезвой и на ходу выдумываю, что я тренируюсь ползать по-пластунски, для зачета по ГО. Мама поверила. (Дина Беркгаут)
Да, конечно, тут и рейтузы, шапка, домашние задания, оценки, прыгание по гаражам, заваленные экзамены, початые бутылки, куда потом доливали сок, курение. Кстати, о курении… Я начала курить, когда мне было 15 и, соответственно, скрывала это от мамы. Когда у меня из портфеля или сумки вываливались сигареты или от меня несло табаком, я «честно» говорила, что это не мое, а моих старших друзей, я для них ношу, чтобы их родители не ругали. Уверена, что мама мне не верила, но сильно тему не педалировала. А лет в 17 я узнала случайно, что мама тоже курит, причем со студенчества, и ловко прикрывается папиным курением, и успешно это скрывается от бабушки. Позже мы уже курили вместе, но я с тех пор бросила, а мама «спалилась» перед бабушкой, когда ей было уже за 60. Надо отдать должное бабушке, она только пожала плечами. (Елена Львова)
Никогда не врала, но мне часто не верили. (Екатерина Старшова)
Один раз мы с подругой должны были идти в музей Ленина на экскурсию. Но разрешили зайти домой пообедать. Мы зашли, а на обратном пути сели в лифт, я жила на третьем этаже, и, конечно, пешком было быстрее, но подруга жила без лифта, и ей очень нравилось в лифте кататься. Сели мы в лифт и… застряли. Сердобольные соседи звонили моей маме на работу, она звонила в домоуправление. Мы чуть не умерли от хохота, через час пришел слесарь и что-то повернул, и лифт поехал. В музей мы не попали. Но нам никто не поверил про лифт, потому что почти никто не пришел и с разными отмазками. А мы говорили правду. (Julia Lotman)
Один раз вместо 12-ти пришла в три часа ночи с новогоднего вечера (класс девятый). В коридор вышел сонный папа и, глядя на меня в заснеженном пуховике, спросил, откуда я в такое время. Я не нашла ничего лучше, как ответить — спускалась почту проверить (тут можно понять уровень моего мастерства во вранье). (Екатерина Зорина)
Я врала, потому что меня заносило. Начну что-то рассказывать, все правда, а в конце вдруг какую-нибудь хрень приплету. Зачем, для чего — непонятно. Эти враки иногда «подпитывала» последующими, иногда забывала. Да и сейчас могу приукрасить. Я думаю, что это проявление творческой натуры. (Julia Simon Grinberg)
Года в четыре ела на завтрак ненавистный бутерброд, а тут мамин брат из армии вернулся. Радость, суета, я под шумок кинула недоеденный бутер в унитаз и соврала, что доела. Мама рассердилась на вранье и намазала мне новый целый. Когда мне в качестве наказания не разрешали гулять на улице, мама звонила с работы каждый час, чтобы удостовериться, что я дома. Я снимала трубку с рычагов телефона, чтобы она, позвонив, слышала частые гудки и думала, что я с кем-то болтаю, а сама уматывала гулять. (Ирина Лащивер)
Моему мужу и его другу не разрешали летом гулять далеко от дома. И денег у них не было. Лет им было 12, наверно. Они поэтому доезжали на велосипеде 50 км до Зеленогорска и зайцем возвращались на электричке, чтобы успеть к родителям, приходившим с работы. Родители ничего не знали, но потом как-то открылось случайно. (Julia Lotman)
Лет в 12, накурившись сигарет с пришедшими в гости мальчиками, решила отбить запах бутербродом с чесноком. Отец сразу раскусил — нафига в компании молодых людей есть чеснок, если ты не курила. И ведь был прав. (Liza Miller)
Однажды мы с Ирой П. прогуливали школу. Седьмой класс. Я выходила из дома, шла в соседний подъезд, ждала, пока родители Иры П. уйдут на работу. За мусоропроводом. А потом мы сидели дома у Иры и играли в пупсиков. К концу недели стало стыдно, и в субботу (жутко стесняясь) я пошла в школу. А классная спрашивает: «Где твоя Ира П? Иди за ней!» А я не могу. Мне стыдно. А Ира П. изобразила сердечный приступ, и всем стало хорошо. (Irina Kirsanova)
Я почти никогда не говорила или врала насчет того, где, как и с кем я проводила свободное время. Особенно помню, как останавливала лифт между этажами, чтобы переодеться в одежду, которая нравилась, вместо той, в которую заставляли одеться. (Anastasia Lodhi)
В 25 лет психанула на работе, гордая написала заявление под Новый год и ушла. Чтобы маму не расстраивать (а я единственный кормилец в семье), месяц выходила утром «на работу», сидела по кафешкам с одним чайником чая на целый день, фрилансила копирайтингом и искала новую работу, а вечером приходила домой. Мама так и не знает, что у меня был такой ужас. (Майка Леонова)
Я, теперь думаю, что напрасно, никогда не врала никому. Так учили, а я слушалась. Однажды малой школьницей читала в Доме искусств какое-то стихотворение и вдруг забыла слова. После небольшой паузы сказала: «Извините, товарищи, я забыла». Слова сразу вспомнила, но было уже поздно. Правда, долго хлопали. (Svetlana Kulishova)
В 10 классе связалась с компанией, которая не нравилась маме, и мне запретили говорить по телефону и ездить в другой район встречаться с друзьями. Я стала выходить на прогулки в своем районе одна. Поначалу ходила до ближайшего автомата и часами болтала с другом, а потом познакомилась с панками нашего района. Мама одобрила, поскольку они были из хороших семей и неважно, что хулиганы. (Katka Hruschev)
В шестом (кажется) классе тетка отдала для меня шубу — хорошую, волчью (вроде реально волчью). Ее укоротили, перешили и надели на меня. Я ни разу не показалась в ней в школе. Травля и так уже была, нищий 1998 год, шестой, что ли, класс. Мохеровый капор и овчинная шуба. Еще волчьей недоставало. Короче, я выходила как в школу, пряталась за угол дома и ждала, когда мама уйдет на работу. И возвращалась домой. Иногда переодевалась во что-то осеннее и шла в школу, но чаще нет. Не помню, куда делась шуба в итоге. Вообще такое было прости господи детство, что теперь отдельно приходится учиться не врать. (Lis Miller)
Классе в седьмом решила, что я толстая и мне надо худеть. И перестала есть. Мама готовила обед, а я заворачивала его в газетку и прятала под кровать в своей комнате, чтобы потом незаметно избавиться: кошке уличной отдать по дороге в школу или просто выкинуть. А один раз забыла про оставленную там рыбу в кляре. Она пролежала под кроватью несколько дней, в комнате появился жуткий запах, из-за него мое вранье и раскрылось. С тех пор выражение «Катина рыба» стало в семье метафорой любого вранья или скрытого смысла. Но родители тоже виноваты: нечего было «Тайное становится явным» в детстве мне читать по сто раз. Это практическая инструкция для всех плохо едящих детей, я считаю. Своей дочери читаю с осторожностью. (Ekaterina Fadeeva)
Началось это класса с 8 и продолжалось до окончания школы. Говорила родителям, что в школу надо идти очень рано — дежурство по этажу или столовой. А сама на первой электричке в метро ехала в центр и вставала в очередь за билетами в театр. Так я пересмотрела весь репертуар Ленкома, Таганки, Театра сатиры, Современника. Уж не знаю, что думали родители про эти мои ежемесячные «дежурства». В театр я ходила с подругой и им говорила, что билеты достают какие-то ее родственники. (Maria Matskovskaya)
Я в детстве не врала вообще, только в почтенном возрасте начала. Например, в прошлом году почти три месяца успешно скрывала от мамы, живущей далеко, серьезную травму и очень убедительно врала о том, как живу нормальной жизнью. Но потом ей какая-то редкая сволочь все-таки рассказала. (Vera Hillen)
Тайком от родителей в возрасте 6 лет читала самиздатовскую «Камасутру» и «Новую книгу о супружестве» Нойберта, которые они от меня, как им казалось, надежно прятали. В этом возрасте родители со мной о сексе говорить еще не решались. Только купили мне детскую «Девочки, книга для вас», где в мультяшном стиле рассказывалось о тяготах менструаций и пубертата в целом, а вот про все остальное — ни слова. А старшие мальчики и девочки во дворе нарассказали всяких ужасов, гадостей и небылиц про то, как дети получаются. Отказалась им верить и решила все узнать наверняка. Вооружилась «Словарем иностранных слов», «Медицинской энциклопедией» и в отсутствие родителей тырила из их нычки эти две книги про секс и просвещалась. Однажды мама вернулась домой раньше, чем обещала. Я быстро и лихорадочно все запихала обратно и на мамин вопрос, почему долго не открывала, соврала, что была на балконе. Но через пару часов мама заметила беспорядок в нычке. Пришлось колоться. Мама и папа все приняли героически мудро. Вечером состоялся обстоятельный и содержательный разговор «про ЭТО». Надо отдать должное моим потрясающим родителям: они, как я понимаю, офигели от того, что их девочка-припевочка в 6 лет заморочилась вопросами секса (на дворе конец 1970-х), но взяли себя в руки, поговорили со мной максимально деликатно и предложили с любыми вопросами на эту тему к ним обращаться. С тех пор никогда родителям не врала, обсуждала с ними самые деликатные вопросы личной жизни, но только иногда просто не рассказывала о смертельно опасных ситуациях, в которые несколько раз по дурости попадала. А если и рассказывала, то только спустя энное количество лет после происшествия. Ну и еще долго скрывала, что курила по той же причине. Зачем было их волновать? (Нина Шулякова)
В детском саду нам нельзя было вставать из-за стола, пока что-то оставалось на тарелке. Я ела плохо и мало, и очень часто сидела часть, если не весь тихий час над тарелкой с ненавистной едой. Больше всего я ненавидела гречку и рассольник. И вот один раз бабушка приводит меня в сад, а я чую запах ненавистной гречки. И как подумала, что мне придется над ней сидеть… В общем, пошла я к воспитательнице и сказала, что у меня такая болезнь, что мне гречку есть нельзя. Она спросила, какая такая болезнь. Я ответила, что слово длинное и я его забыла. Воспитательница спросила, почему бабушка им ничего не сказала. Я ответила, что бабушка старая, забыла, наверное. Воспитательница понимала, что я вру, но заставлять есть гречку в тот день меня не стали. Вообще история о насилии над детьми, я была ребенком честным, но вот приходилось иногда себя спасать. (Tanya Logvinenko)
«Мам, можно к Тане ночевать пойти?» — и в сталинский бункер с незнакомым мальчиком-диггером. «Ма, мы с друзьями на пейнтбол!» — и прыгать с парашютом. Ну и по мелочи всякое. (Катя Шольц)