Есть те, кого сделал верующими людьми знаменитый богоборец Зенон Косидовский, а есть те, чья первая встреча с верой оказалась скорее познавательной, нежели эмоциональной, — но, так или иначе, все истории, которыми читатели поделились с нами в ответ на просьбу рассказать об этой самой первой встрече, кажутся нам важными и бесценными. Огромное спасибо поэтессам Анне Русс и Юлии Тишковской, писательнице Нелли Шульман, сценаристу Наде Шаховой-Мхеидзе и всем-всем, кто поделился с нами историями.
Моя бабушка была очень гневлива, дедушка (большой человек, главный инженер регионального треста) был абсолютно у нее под каблуком, чему и радовался. Бабушка любила красиво скандалить, со всеми этими тарелками в стену, заламыванием рук, выставлением дедушкиного чемодана за дверь их прекрасной по местным меркам квартиры (вид на Волгу, одновременно и горячая вода, и газовая колонка), и в этот именно момент она говорила: вот тебе бог, вот тебе порог! Я (4-5 примерно лет) порог видела, а бога не видела, хоть ходила специально смотреть. Мне было жалко, что дедушка с богом должен уходить за порог, он был веселый, играл со мной в куклы, заплетал кургузые косицы. И как-то я выбежала за ним и чемоданом и сказала уверенно: «Дедушка, а бога никакого нет!» Дедушка рассмеялся, и бабушка тоже, и они перестали ссориться (бабушка перестала), и немедленно повели меня есть мороженое, покупать игрушки и кататься на кораблике по реке. Ну то есть я хочу сказать: о боге у меня самые приятные воспоминания. (Наталья Фомина)
Читаем книжку про девочку Зоар, четырех с половиной лет отроду, которая очень хотела, чтобы у нее были ямочки на щечках (Меир Шалев, на минуточку). Солидаризироваться Тоше с девочкой сложно, потому что чем-чем, а ямочками ее природа не обделила. Поэтому она углубляется в детали.
«…И тогда Зоар пошла в лавку к Коэну, чтобы купить молоко, творог, булку и халву…»
— Как? В четыре с половиной года сама пошла в магазин?
— Да, Тошенька, раньше дети в таком возрасте сами ходили в магазин.
«…В тот день Зоар очень хорошо себя вела: сама оделась, сама навела порядок в комнате, сама искупалась…»
— Как? В четыре с половиной года сама искупалась?
— Да, Тошенька, раньше дети в этом возрасте сами купались.
«…И тогда Зоар поняла, что единственный способ заполучить ямочки — это попросить об этом Бога…»
— Бога нет!
— Да, Тошенька, но раньше был. (Polina Mikashevsky)
Умер дедушка. Я его обожала, не могла оправиться от шока. Через несколько месяцев с классом поехали в детский лагерь. Там неподалеку была маленькая часовенка. Зашла, по детски начала молиться, плакать. Услышала что кто-то тронул за плечо. Открытая дверь была за спиной человека, видела только контур. Он мне сказал: «Не плачь, ему там хорошо». Я обернулась еще раз — а нет никого. Мне лет 8 было, наверное. (Катя Костюковская)
О, я рос в классической шикарно-атеистической семье. Папа — инженер, проектировал космические двигатели. Мама — учитель биологии и химии. О религии в нашей семье не говорили. Зато о ней говорила сумасшедшая — как мне, первокласснику, казалось — соседка. И именно в терминах «боженька все видит и все знает». Однажды мы с ее сыном что-то набедокурили, но боженька то ли в другую сторону смотрел, то ли добренький был и не рассказал, но соседка так ничегошеньки и не узнала. Потом бабкина сестра пришла в гости и начала меня крестить, бубня, видимо, какую-то молитву. А я — я ж пионер! — скрылся от нее под кроватью и пятками чувствовал, как она меня крестит. Потом узнал, что бабка меня тайно возила в церковь за 200 км из Воронежа, пока родители были на работе, так что я вполне себе крещеный, да пребудет с нами Сила! (Сергей Рущенко)
Во втором, кажется, классе мы гуляли с экскурсией по весеннему парку, а на следующий день должны были писать сочинение о том, что видели и кого из животных, птиц и насекомых распознали.
— Но про божью коровку не пишите. Пишите просто «коровка», а то ещё подумают, что вы в бога верите, — сказала нам классная.
Это был момент первого столкновения с абсурдностью взрослого сознания. (Оксана Шелест)
Мама мыла меня в ванне, я баловалась и ушиблась, мама сказала, что это меня бог наказал. Так как ушибла я бок, то была уверена, что и наказал меня бок — я его стукнула, и теперь он болит мне в наказание. (Саша Смоляк)
Я из семьи врачей, вместо библии был Жан Эффель. Но ходила я в частный православный детский сад — больше никуда не брали почему-то. Там было прекрасно: бесилки, уроки английского, чай с булочками, прогулка и домой. Из православного — свечка и «Отче наш» с утра, иногда захаживал священник, который повторял: «Ведите себя хорошо, а молитвы Богу не нужны, хотите с ним говорить — говорите». Там я впервые напилась. Был праздник какой-то, священник тоже пришел и сидел в коридоре с бутылкой «Пепси», откуда наливал только папам и сыновьям воспитательницы. Я, полная возмущения, притопала и заставила его налить и мне, уверив, что я такое пью ежедневно. Священник сопротивлялся, а потом поддался моему напору (да и интересно, я думаю, ему стало). Одним махом выпив кружку, поняла, что это не «Пепси» вовсе, а нефильтрованное пиво. Дальше помню смутно.(Anastasia Levikova)
Год примерно 1990-й. Я во втором классе. Подружка Инна рассказала мне, что нужно сделать, чтобы загаданное желание точно исполнилось. Нужно, во-первых, очень-очень этого хотеть. Во-вторых, закрыть глаза. В-третьих, прочитать молитву «Отче наш». Молитву она, кажется, написала мне на листочке, и я ее выучила. Во время физкультуры, пока наши одноклассники бегали по футбольному полю за школой, мы стояли неподалеку, закрыв глаза, бормотали «отченашижеесинанебеси» и страстно желали оказаться в теплых краях под пальмами. (Yana Bovbas)
Я в раннем детстве в «Мурзилке» увидела историю про керинейскую лань, мне было, наверное, года четыре. Читала я тогда свободно. В углу было изображение кого-то непонятного. Кто-то мне сказал, что это типа бог. Все эти годы бог у меня ассоциируется визуально с той картинкой, потому я и помню. Наверное, потом я спросила про бога у папы. Папа мне много рассказывал — и про Христа, и про Владык Кармы, и про Будду. Помню, он говорил: «Ты не думай, что бог на облачке сидит».
Но с момента, как я увидела эту иллюстрацию к истории, не имеющей, прямо скажем, никакого отношения к монотеизму, я четко знала: Бог есть, и он один. И он, вероятнее всего, на облачке сидит, он же всемогущ, была бы я всемогущей — обязательно сидела бы на облачке. (Neanna Neruss)
Бабушка-лютеранка ходила в православный храм в Самаре, куда эвакуировали в 1942 Большой театр. Видимо, она меня тайно крестила, а потом, уже в Москве, привела на первую исповедь и причастие. С исповедью все прошло как надо, я показывала руками величину грехов и взахлеб их описывала, но когда священник протянул руку для поцелуя, я, театральный ребенок, протянула ему свою, уверенная, что он просто перепутал, ведь мужчины руки всегда целовали прехорошенькой мне! Отче заулыбался, очередь тоже стала хохотать, я была уверена что я всех, как всегда, развеселила. И в храм бабушку тянула в следующий раз сама, что было проблемой: об этом никто не должен был знать, папу так просто бы выгнали из партии, а он был архитектор. Меня уговаривали заткнуться, но заткни пятилетку, попробуй. (Alena Shwarz)
Я стал входить в сколько-нибудь сознательный возраст как раз когда распался Советский Союз. Жили мы в маленьком поселке на Чукотке, и новообретенная открытость страны отразилась на нас американской гуманитарной помощью и письмами из различных международных организаций. Не знаю уж, каким макаром это получилось, но только мне пришло письмо от какой-то христианской миссии с предложением поучаствовать в викторине про Иисуса. Поскольку про Иисуса, благодаря имевшейся у меня детской Библии с прекрасными картинками, я знал достаточно, а ребенком был активным, я, конечно, принял в викторине участие — и мне пришло следующее письмо, в широком желтом конверте, с сообщением о том, что я ответил правильно и получаю приз. В качестве приза прислали тоненькую религиозную брошюрку-комикс. Брошюрка меня разочаровала: в моей детской Библии все было рассказано гораздо подробнее. С тех пор с религиозными организациями у меня не ладится. Правда, желтый конверт с напечатанным на машинке письмом я до сих пор храню. (Марк Кантуров)
У меня была очень верующая бабушка. Она про бога ничего не говорила, много молилась, ездила иногда в церкви и меня брала. Много позже я понял, что она была святой человек, несущий свой крест тихо, незаметно. От таких людей и исходит истинная вера в Бога. (Вячеслав Черний)
Мне лет пять; к моей бабушке приехала погостить родственница, более древняя бабушка. Когда она стала коленями на пол и начала бубнить что-то и биться об пол лбом, я спросила у бабушки: «Что она делает?» Бабушка ответила: «Богу молится». Я не очень понимала, что это значит, было странно и страшно; с той родственницей я старалась не оставаться наедине и всячески ее избегала. (Yaroslava Zheyko)
Бабушки чуть ли не с младенчества пытались научить меня православным молитвам и всячески приобщить к религии, но родители-то были советские инженеры, так что я умудрялась это все игнорировать. А настоящий религиозный экстаз был испытан, когда я лет в 7-8 читала «Хроники Нарнии». Я твердо была уверена, что Аслан где-то есть — и это было огромное человеческое счастье, перемешанное с острым желанием, чтобы он пришел и исправил мою жалкую детскую жизнь одним добрым львиным взглядом. Сейчас-то понимаю, что подобного эффекта Льюис и добивался. (Вася Южная)
Родные мои были верующими, я же никогда особо не задумывалась о религии. Но однажды, будучи послушным и ответственным ребенком, решила тоже приобщиться к семейной духовной атмосфере. Поверить пыталась вполне честно и осознанно: штудировала детскую Библию в картинках со странной смесью сочувствия и недоумения, и все ждала магического такого щелчка — когда бац, и человек начинает верить, перед ним внезапно открываются светлые глубины мироздания, и он понимает все-все про свою жизнь, и Боженька начинает являться ему с добрыми советами и помощью, когда ни попросишь. Хватило этой «веры» дня на три, пока книжка не закончилась; потом искусственный храмик развалился в моем сознании, и я пошла дальше заниматься своими детскими делами, напрочь забыв о духовности. Было мне лет семь. (Kateryna Nikolenko)
Я все детство была запойной читательницей и поглощала все, от газеты «Правда» до инструкций к потерявшимся приборам. Конечно, ранжировала и фигню не перечитывала, а не фигню зачитывала до дыр. При этом книг в нашей рабоче-крестьянской семье было, мягко говоря, мало. Выбор был невелик, и самыми моими любимыми книгами оказались интереснейшие «Атеистические чтения» и прочие «противосуеверные» брошюры. Так что о богах я узнала рано. Они были разные, но одинаково кровожадные, такие, что сразу было ясно: верить в них — удел людей как минимум темных. Понятно, потом отдельно пришлось усваивать, что наука и вера вполне помещаются в одной голове. Правда, мне до сих пор это кажется странным. (Russell D. Jones)
Как любимого внука сдавали постоянно на лето в Кишинев бабушке. Бабушка была какой-то весьма активной церковной общественницей, так что половину времени я проводил то в свечных мастерских или сараях, где прело вино для будущих причастий, то шатаясь по храму, валяясь на широких подоконниках, ступенях перед алтарем или на лавочках. Ни у кого не хватало духу гонять милого златокудрого малыша, так что мне доставались сладости, яблоки, мед, орехи, ну и где-то между этим всем образа и песнопения. К устрашающим всяким картинам был совершенно равнодушен, они казались мне неубедительными и скорее виделись как чудачество. Никакой, в общем, травмы. Но сейчас, когда захожу в наши храмы с их жестким регламентом, — всегда ощущение, что это самозванцы. (Егор Чащин)
Где-то в мои 5-6 мама стала упоминать Бога: «Все, что Бог ни делает, все к лучшему». В первом классе я стала с ней спорить: мол, нам в школе говорят, что бога нет. Мама всегда отвечала: «А кто тогда создал мир?» Я говорила, что бога нет, есть теория Дарвина; обезьянки потом усовершенствовались, построили фабрики и заводы и стали на них все выпускать. Но все равно мамины слова смутно внушали какие-то сомнения в деятельности обезьянок. Но потом я прочла книгу о пионерах-героях и все поняла. Рыдала целую неделю и маме сказала, что если б бог, который создал землю и всех людей, был на самом деле, он бы никогда не разрешил всем пионерам-героям так страдать и умереть. (Юлия Тишковская)
Мне родители ничего не говорили, а купили детскую Библию с картинками, вкусно пахнущую и с вложенной тонкой книжкой молитв. Я прониклась. А так как порядок обожала уже тогда, то долгое время утром и вечером их совершенно искренне читала. Мама в принципе верующая, но никаких вопросов к ней по поводу Бога у меня никогда не было. Папа атеист, и к нему у меня тоже не было вопросов, а он никогда своего мнения не навязывал. Когда спорят о том, как может ребенок сам выбрать, во что верить (или не верить), я вспоминаю все это и думаю: вот же, может, какие проблемы? А вырастет — может, и передумает. Ну и что. (Софья Прозорова)
После просмотра «Человека с бульвара Капуцинов» в пионерлагере мы с группой друзей пытаемся понять, что такое Библия. Нам лет по девять, кажется. Мы умные, знаем про словообразование и опираемся на слово «библиотека». В итоге, кажется, решили, что священник в фильме выпендривался и назвал книгу, которую он читал, на латыни. (Ольга Батова)
Детство советское. Старших родственников рядом не было. Папа служил в Монголии. Мы со школой ходили на экскурсии во все возможные и невозможные музеи. Резиденция Богдо-гэгэна, например. Кто-то из наших первоклашек сказал, что именно здесь жил монгольский бог. Понятно же, что он — вроде волшебника! Вон тут у него что: голова лошади из зеленого бархата, вышитая многорукая тетя и еще много разных чудес! Примерно тогда же я зачитала вдоль и поперек книгу «Легенды и мифы народов мира». Никогда не задумывалась, но, получается, в этих детских впечатлениях причина того, что теперь я не могу пройти мимо ни одного музея, ни одного храма — любой конфессии, лишь бы пустили. (Римма Геливанова)
Когда мне было лет шесть, бабушка — директор библиотеки — принесла мне книгу «Библейские легенды» (или «Библия для детей», что-то такое). Книга была очень красивая, а легенды меня просто заворожили. Я начала молиться втихаря (выпрашивать чудеса и игрушки, конечно), вообще немного «поехала» на этой теме и попросила меня окрестить. Мое желание исполнили, только не объяснили, что легенды, которые меня так потрясли, были ветхозаветными, а христианство — это несколько про другое. Когда я в следующем году прочла Евангелие для детей, меня оно очень разочаровало и вообще отбило начисто все религиозные чувства. Если бы еврейская половина моей семьи не состояла из закоренелых атеистов, может, мне бы объяснили, что нужно было не крещение, а что-то совсем другое. (Дарья Карпухина)
Это было летом. Мне было пять, моему брату и двоюродной сестре по четыре. Помню, дома собралось много женщин, они суетились и шептались. А мужчин не было, и все особенно радовались, что не было моего папы (он был на сборах каких-то), и говорили, что нужно все делать быстрее. Потом мы с ребятами очутились в деревянном предбаннике, мимо нас ходили мужчины в черных одеждах, с бородами и высокими шапками. Мы сидели на лавочке и обсуждали, что происходит и стоит ли паниковать. Я говорила, что все плохо, а сестра Наташка говорила, что ничего не плохо, потому что это деды морозы, а деды морозы плохо не сделают. Я возражала, что лето, а эти деды какие-то черные, а настоящий Дед Мороз в белой шубе и с подарками. Наташка возражала, что лето, поэтому деды не в шубах, а подарки наверняка скоро принесут. И мы успокоились и начали ждать подарков. Потом помню следующую сцену — железный таз в большой деревянной комнате, на меня льют воду и я дерусь с этими летними дедами-морозами не на жизнь, а на смерть. Главный — самый старый — дед устало говорит моей маме, чтобы она успокоила своего ребенка. И мне Наташка шепчет про подарки — мол, потерпи, подарки скоро будут. Потом начинает шептать вся родня. И я вроде даже сдаюсь. И больше ничего не помню. А подарков, по-моему, так и не было. (Miriam Ardin)
Мне в десять лет подарили очень красивую книгу «Библейские сказания» Зенона Косидовского, обстоятельно и очень красиво убеждающего детей в том, что Бога нет. Там подробно описывалась ситуация, одежда, и якобы нестыковки, связанные с деталями происходящего в Библии. Клянусь, ровно с того момента я стала верующим человеком, без всякой помощи семьи и школы, являясь юной советской пионеркой. В моей голове это так органично и легко уложилось, доказательная база была хороша. (Julia Raskidnaya)
В самом конце шестидесятых я была отправлена социализироваться перед школой в детский сад первого меда, где работали мои родители. Мне в саду был категорически непонятен весь уклад — но настоящим ужасом было принуждение есть их еду, о чем не могло быть и речи. И вот однажды я пробираюсь на кухню с тарелкой солянки, которую разгребла вилкой, типа что-то съела, а мне даже нести ее невыносимо, не то что есть, — а на кухне две судомойки. Одна говорит: «А ну-ка иди доедай!» — и я чувствую обморочную дурноту, а другая вдруг спрашивает: «Скажи, а твой отец — батюшка?» Я вообще не поняла, о чем речь, но чувствую, что отец и батюшка — это что-то близкое. И помню чувство: сейчас будет чудо! Говорю: «Да», — и все! Чудо происходит — с этого момента можно было не есть ничего! А просто мой папа, которого она утром увидела, первый и единственный в этом врачебном институте отпустил бороду. (Nana Pusenkoff)
Я была яростной пионеркой и вожатой тимуровского звена. В пятом классе двоечник, циник и хулиган П., над которым я шефствовала в смысле учебы и морального воспитания, сказал: «Лещенко, в тубзо написали неприличное из трех букв, пойдем, покажу». Идти в мальчиковый тубзо было стремно, но пионер во мне победил. Поэтому я взяла тряпку и пошла с П., внутренне готовясь к неприличному из трех букв, которое и так все знали. На стене было написано — «Бог». «П., — сказала я, — я думала про другое». «Другое нормальное, — сказал П., — а вот это пионерам совсем неприлично». (юка лещенко)
В пять-шесть лет у меня настольной книгой был том детской энциклопедии (рыжей) о средневековой истории. Я строила средневековый замок, средневековый город и собор, понятное дело. Самую красивую куклу свою я определила сначала женой сеньора, а потом сеньор решил от нее избавиться и донес в собор, что она ведьма. Аутодафе мы с подружками устроили во дворе, как положено. Я до последнего момента надеялась, что небеса разверзнутся и огонь потухнет, но кукла сгорела, и я горько плакала. Я тогда решила, что Бог не вмешался, потому что я сама послала куклу на смерть.Теперь у меня хоть есть собственноручно написанные книги, где Бог вмешивается, спасибо большое. (Нелли Шульман)
«Библия для неверующих» была самой нерекомендованной книгой к прочтению. И стояла выше всех на дальней полке. А между строк читать учили с детства. (Kaminka Olga)
«Все от бога и все к лучшему», — говорила бабушка. Именно поэтому в нашей семье было не принято бояться за себя и других, за здоровье, бояться заблудиться в лесу, да всего вообще. Это было против идеи, что все от бога и все к лучшему. Даже и не знаю, как мы выжили, но бог миловал. А сейчас — малейшее отсутствие связи с детьми, и все, меня можно хоронить. (Анна Туревская)
Дочь с пяти до семи лет играла в богов и богинь. Причем игра появилась до того, как мы с ней прочли англоязычный пересказ мифов Древней Греции для детей. Но боги у нее сами вышли вполне себе древнегреческими: коварными интриганами, прекрасными девушками, страстными натурами… Дочь обычно выбирала себе роль Богини солнца и радуги или Богини природы. Бабушка была обречена быть остальным пантеоном. (Olga Iskiyaeva)
В начальной школе я читала индийскую детскую книжку, и там было немного про индуистский пантеон. У меня была пустая мамина пудреница, в нее можно было заглянуть через дырочку, и тогда в зеркале отражался зрачок. Я считала, что это Кришна смотрит на меня. В хорошую погоду я выкладывала открытую пудреницу на подоконник, чтобы он мог летать, где хочет. Господи, поди погуляй… (Анастасия Лаврентьева)
Меня лет с пяти подвергали истории искусств и собственно искусствам, и там, конечно, были боги. Ра, Афина, Индра и так далее. Это были красочные персонажи, очень увлекательные, все мифы были перечитаны и переиграны, ничего сверхъестественного за ними не ощущалось. Одновременно мой ученый папа читал мне вслух все подряд, включая Библию на папиросной бумаге. Никаких ремарок о смысле текста он не делал, но складывалось впечатление, что это как-то серьезнее мифов. На прямые вопросы, правда это или что (особенно сотворение, он же физик), честно отвечал, что не знает. Тем временем история искусств дошла до Ренессанса, и все сикстинские косматые пророки выглядели точно как папа. (Marina Feygelman)
У нас в туалете были обои такие, под дерево, модные в 90-е. И я однажды, рассматривая эти псевдосучки, обнаружила на одном из них лик Христа. Надо было, конечно, приглядеться (и, наверное, обладать хорошей фантазией), но я и сейчас могу его вспомнить — глаза, волосы, даже четче, чем лик на Туринской плащанице. Как раз в то время я стала в садик ходить, узнала, что с Богом можно запанибрата болтать. Просить я редко что просила, Иисус скорее выступал благодарным слушателем. И мне, конечно, льстило, что я обнаружила Бога в туалете, а взрослые даже и не замечают. А потом родители затеяли ремонт, спустя пару лет после моего открытия. Я сначала расстроилась, что беседы с Богом прекратятся (и вдруг это вообще кощунство, переклеивать такие обои). Но потом вспомнила, что он всемогущий и всевидящий — раз ремонт, значит так и должно быть. (Anastasia Levikova)
Мы с мамой каждое лето пару недель жили на Лахте у одной пожилой женщины, про которую мама моя говорила, что она баптистка. Эта женщина была совершенно чудесная, и несмотря на то, что жилье мы у нее снимали, она с нами общалась как с родными. У нее была Библия, а это был конец 70-х примерно, и это было как бы запрещено. Моя мама из интеллигентских побуждений эту Библию штудировала. Наша хозяйка как-то сказала, что в их общину изредка контрабандой привозят еще библии из-за границы, и на них в общине большая очередь, но что она попросит пастора, может быть, он продаст одну моей маме. Мы приехали куда-то на окраину Питера встречаться с этим пастором, чтоб (возможно) взять у него эту запрещенную книгу. Помню, что разговор состоялся на улице. Мы с братом стояли рядом с мамой и смотрели на взрослых людей снизу вверх.
Пастор спросил мою маму: «Вы верующая?»
И мама ответила: «Нет».
Я испугалась, что теперь он не продаст маме книгу, на которую мама собрала все оставшиеся деньги. Подумала — ну зачем мама так сказала? Лучше бы наврала.
А потом — и я на всю жизнь этот жест запомнила — он над нашими головами отдал ей маленькую книжечку, напечатанную на тонкой бумаге. Обойдя большую очередь своих прихожан, совершенно незнакомому, неверующему человеку, не взяв, конечно, никаких денег. И в тот момент я почувствовала, что так передаётся именно Слово Божие. (Мария Стрельцова)
Когда моему сыну было три года, бабушка купила ему большую книжку, довольно красивую, где как-то упрощенно рассказывалось про бога. Семья у нас вообще нерелигиозная, никак, нигде — правда, мы все крестились (уже взрослыми), но это не сделало нас особенно верующими. Книжка начиналась словами: «Дети, знаете ли вы, кто такой Бог?». Я читала вслух. В этот момент мой сын радостно сказал: «Да, знаю! Вот он!» И показал рукой свой собственный бок. Я стала смеяться, и на этом религиозное воспитание ребенка окончилось. Интереса он не проявил, а книжку я потом подарила в детсад. Прошло семь лет, и мы радостно вспоминаем это как семейный анекдот. (Софья Лебедева)
Мне, видимо, вливать религию начала лет в пять-шесть одна из бабушек, а я что-то рассказала маме. Мама работала инструктором по научному атеизму и глубоко задумалась над тем, что будет, если я это всем подряд начну объяснять. Ну и рассказала мне, как добрые родители-христиане в Средние века своих детей не кормили, чтобы те умерли и побыстрее в рай попали. То есть не то что еды не было — это я опять же из блокадных историй как-то могла понять, — еда БЫЛА. А именно вот чтобы. И детки плакали, просили, потом, конечно, затихали… а они все равно не давали. Христианство терпеть не могу до сих пор. (Fox Polar)
Я как-то то спросила дедушку, умеет ли он молиться. И дедушка мне выдал вот это:
«О Господи Иисус,
Возьми меня за ус,
А я тебя за бороду,
Пойдём гулять по городу».
Мне тогда восемь лет было, я посмеялась, но, как видите, до сих пор это помню. Несколько лет назад рассказала это своему ребенку, ему тоже было восемь. Мы живем не в России, и он ходил учить русский язык по выходным в школу при русской православной церкви. Иногда на каникулы им устраивали лагерь, чтоб было чем заняться, но там уже добавляют православия к русскому языку. В общем, мой ребенок в первый день пришел из этого лагеря и сказал, что его попросили так больше не молиться. Когда я спросила, как именно, поскольку у нас вообще семейство неверующее, и молитв мы не знаем, он выдал мне этот стих. Запомнил же! Ни одного стихотворения выучить не мог. (Maria Volkova)
Моя бабушка родилась в 1899 году в обеспеченной благополучной семье. Я уже в детсадовском возрасте понимала, что бабушка у меня допотопная, дореволюционная, ни у кого из моих подружек такой не было. И пришла к ней с вопросом, верила ли она в бога до революции, когда все верили. Бабушка сказала, что нет. Что она перестала верить, когда ее готовили к первому причастию в 11 лет. Там предполагалась серия вопросов от святого отца о тщеславии, гордыне и прочих грехах и ее ответов в духе «Грешна, грешна». И бабушка почувствовала невероятную фальшь происходящего, потому что грехов подобных за собой не знала, и ей было противно во всем этом участвовать. Если б бог был, то ей не приходилось бы действительно грешить враньем ради отпускания каких-то мифических грехов. Мне очень понравился этот эпизод уже тогда, сейчас я понимаю, что он вообще очень крут. Сложно думать независимо, за себя. Бабушка была атеистом всю жизнь, сын у неё был атеист, и мы атеисты. (Elena Leto Tomashevskaya)
В детском саду (начало 80-х) девочка Надя (забыла ее фамилию) стала рассказывать о боге. Кто-то поведал ей, что бог добрый и может все. Нас это, помню, захватило необычайно — исполнятся все мечты! В основном хотелось игрушек, что продавались в магазине, но нам их никто не покупал. И бальных платьев. И стать принцессами. И чтобы дворец и бал. И так для всех детей на свете. Мы сидели на маленьких стульчиках в комнатке для умываний и так мечтали. Я примерно представляла, как красиво и празднично на нас рушится потолок и с неба в здание въезжают огромные кони, везущие к нам бога.
Придя домой, я спросила:
— Мама, где живет бог?
Мама просто ответила: «На небеси» (она из крестьянской семьи).
— Что такое «небеси»? — спросила я.
— Ну, небеса, значит, — пояснила мама.
На следующий день в детском саду мы с восторгом и воодушевлением продолжили вслух мечтать о бессмертном детском счастье, а на прогулке меня подозвала к себе воспитательница и сказала:
— Откуда ты узнала про бога?
— Мама сказала, что он живет на небесах.
— Никакого бога нет! Я поговорю с твоей мамой.
За мной пришла бабушка, и маме потом досталось от старших в семье. Так бога не стало. (Та Ши)
Помню, как-то непостижимо начала бояться смерти. Вот это ощущение «бездна смотрит на тебя и потом не будет ничего…» Это «ничего и никогда» пугало страшно. Потом попалась брошюра от Свидетелей Иеговы, и там все было предельно четко: будь хорошим — попадешь в рай, а в раю добрый бог, и родные, и друзья, и коровки с котятами, и даже, как сейчас помню, негры и китайцы. И всем всегда хорошо. И никакого «никогда» и бездны. «Счастье-то какое», — подумала я в свои восемь лет. Позже попалась информация про ад из каких-то других источников, и я крепко задумалась лет на десять. А дальше отношения с богом сложились очень по своему, панибратски, можно сказать. И с бездной, оказывается, можно договориться. (Татьяна Манкевич)
В моей семье религия высмеивалась, верующие априори считались людьми недалекими и ущербными. Дед, физик и инженер, убежденный атеист, вообще про религию не особо распространялся, но иногда говорил фразы вроде «Дураков не сеют, не жнут и не собирают в житницы, но господь наш небесный питает и греет их». Мне было лет семь, наверное, когда я впервые услышала от него эту фразу и стала расспрашивать (его или маму, не помню), что это значит. Мама пояснила мне, что это: 1) шутка, 2) это шутка про то, что на свете много недалеких людей, 3) а еще это — искаженная цитата из «Закона божьего», который дедушка немного изучал в гимназии, так называлась школа до революции, и вот в той книге эта фраза — не про дураков, а про птиц. «Птицы небесные не сеют, не жнут…». Так я выучила цитату из книги, которой дома не было и про которую я почти ничего не знала. (Nadia Shakhova-Mkheidze)
Когда мне было лет пять или семь, я истово верила в бога. Единственные иконы в квартире были мои, в особом алтарчике в секретере, и кроме меня в доме эту идею никто особо не поддерживал. Вот однажды моя мама в очередной раз заставляла моего непутевого старшего брата делать уроки, он вырвался у нее из рук, упал на стекло и сильно порезал кисть руки. Крик, слезы, паника, в крови весь пол, кровь хлещет у него из руки, пятилетняя я в ужасе и рыданиях бегу — но не к маме, а к моему алтарчику и начинаю повторять «Отче наш» раз за разом, по кругу, до исступления… Я не знаю, чего я тогда хотела: чтобы рука зажила прямо сейчас, или чтобы все отмоталось во времени назад и не случилось, или просто закончилось…
Брата в итоге отвезли в больницу, зашили, и он очень гордился своим огромным шрамом на руке, а все ему завидовали. Я же с того времени в бога верить как-то перестала, и алтарчик мой вскоре куда-то исчез. (Anna Lozovskaya)
Маленький израильтянин Йонатан к своим пяти годам прослушал краткий курс истории мировых религий, потому что его мать очень любит поговорить и очень не любит религиозную пропаганду в детских исправительных учреждениях. Поэтому у ребенка в голове все перемешалось и он постоянно выдавал фразы типа: «Стратосфера — это место, где заканчивается воздух и начинается иудаизм». (Yulia Vaiman)
Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями. Присоединяйтесь к нам на фейсбуке и в телеграме — мы собираем и рассказываем истории именно там. Хотите рассказать свою историю на эту тему? Пожалуйста, пришлите её на story@postpost.media, а мы иногда будем пополнять наши подборки.